В твоей тёмной парадной грязно и пахнет мокрым хлебом. Я возвращаюсь сюда раз от раза и год от года. И ты здесь не живёшь уже второй десяток лет. А твои кошки помнят меня. Твои кошки и безумная соседка. Меня здесь узнают по звуку шагов - мало что меняется. Вчера меня спасли из лифта. Я не хотел, чтобы меня оттуда спасали. А они спасли. Они человечные. Меня любят в твоей парадной. Совсем недавно твоя соседка снизу предложила мне потрахаться. Она плакала и очень меня жалела. Но я не стал. Ведь я же знаю, что у тебя просто никогда не могло быть соседки снизу. И я сидел на лестнице у подъезда, с твоими кошками. И с этой безумной женщиной семидесяти лет, что живёт на два этажа выше. Она любит меня, она дарила мне цветы. Я не люблю эдельвейсов, они невкусные. Знаешь, в твоём подвале живёт прекрасный дворник. Говорят, он испанец. Он говорит. Он обещал мне, что, когда вернётся в Испанию, обязательно выдаст мне визу. А я не хочу в Испанию. Я хочу к тебе. Мне кажется, что ты ещё помнишь меня. Мне кажется, что ты летала отдыхать на Мальту, и там вспоминала обо мне. Мне кажется, что вчера, когда я смотрел с твоей лестничной клетки на мутный закат, меня позвал твой голос. Я обернулся, но увидел только глупую мёртвую крысу. Она смотрела сквозь меня. Наверное, на рай.
Сегодня три часа. Три часа и восемь минут. Мне сказали, что время идёт и что минуты меняются, но я не поверил. Ведь это глупо - чтобы сейчас я тоже изменился, как те минуты. Мне сказали, что прошло уже двадцать лет - и поэтому я пишу тебе, что прошло уже двадцать лет. Ведь никто не может знать: может быть, ты тоже веришь, что время меняется. Может быть, твоё время меняется? Может быть.
Читать далее

Для меня не важны расстояния
Километры ли, мили, кабельтовы
Я отправлюсь однажды в изгнание
Ночью темной, безлунною, летнею.

Пересчитывать шпалы за поездом
Перелистывать книги страницы
Переписывать правила совести
Закрывая глаз зелень ресницами

Вы меня не ищите - все тщетное
Обрету себя сам - или сгинуть мне
Берегу радость я предрассветную
Чтобы вспомнить потом да в кромешной тьме

А я помню и другой август. Август 2006. Какую-то лавочку во дворе, водку из пластиковых стаканов.
Я и Славка - Мазурин Ярослав, участник второй чеченской, - и разговоры с 11 вечера до 5 утра, и его воспоминания о том, как в 1999-м брали Грозный, и мои, про Петьку, про вертолет...
Были стихи и слезы, жаль только, гитары не было. Впервые тогда увидела, как плачут мужчины. Были бычки наших сигарет под ногами, как маленькие угасшие жизни, никому не нужные, - ничего, кроме водки и сигарет, не было. Больше всего запомнились Славкины слова: "Прогремели два взрыва, один за другим. Я поднял глаза и увидел, что небо стало красным, как на картинках про ад, которые мне в детстве показывала бабушка".
Я не могла представить себе такого ужаса так близко. Поймала себя на том, что непроизвольно молюсь. О том, чтобы небо всегда было голубым, о тишине, об упокоении душ. Тяжело осознавать, но теперь в эту молитву отдельным пунктом навсегда вошел Цхинвал...

Подари мне пару крыльев, неужели это трудно?
Неужели это сложно – научить меня летать?
Злые женщины в окопах своих деток кормят грудью.
Злые – оттого, что грязно и что скоро умирать.
Подари мне пару крыльев, пусть для них я буду – ангел,
Пусть для них я буду – вера в искупление грехов.
А как кончится сраженье, мы с тобой станцуем танго
На увядших отголосках ненаписанных стихов.
Подари мне пару крыльев, я начну носить их письма,
Буду, как почтовый голубь затянувшейся войны.
Эти женщины устали от фальшивых древних истин,
От вождей и лживых гимнов, и преданий старины.
Им так хочется вернуться и обнять своих любимых.
Кто сказал, что это честно: отправлять их воевать?
Защищать знамена павших и владык империй мнимых…
Подари им всем по крыльям. Пусть научатся летать.

Лето бросает то в жар, то в холод, то в дрожь и бред.
Я все брожу ночами по крышам - свою ищу.
Схема беседы: вопрос-вопрос, а ответов нет.
Лето, ну, как ты? Я доложу твоему врачу.

Лето бросает то в жар, то в холод; оно больно
Неизлечимо, уже без капельниц и лекарств.
Лето хандрит дождями и пьет сухое вино,
Врач разрешил, он добрый. Он с Летом играет в дартс.

Лето когда-то било без промаха, точно в цель,
Нынче - едва-едва выбивает пару очков.
Если так будет дальше, в августе грянет метель.
В зеркале Лето видит лишь пропасть своих зрачков.

Я приношу ему апельсины, все как всегда.
Лето молчит и смотрит, пытаясь понять: "Зачем?"
Лето ждет Лета, река, текущая в никуда,
С каждой минутой оно все дальше от наших тем.

Лето глядит сквозь окна больницы в ночную даль.
Лету осталось жить месяц. Мне его очень жаль.

Я падаю в пропасть, в бездонность твоих "послезавтра",
В осколки виниловых песен и в море тюльпанов.
Поспешно глотаю остывший обыденный завтрак
И прочь убегаю, плясать в теплых струях фонтанов.
Я падаю в пропасть, в распахнутость створок оконных,
Дыханьем своим наполняю белеющий парус,
Бегу босиком, обгоняя и пеших, и конных
И в улицы старого города снова влюбляюсь.
Я падаю в пропасть, в дожди, в эпилоги, в напитки.
Какой уж там Фрейд? я не я, это сразу понятно.
Ну, сколько осталось в обойме? Патроны-попытки
Уже не считаю. Довольно о прошлом и пятнах.
Я падаю в пропасть, в колючую память эпохи,
Размашисто вписываю свое льдистое имя.
Тюльпаны, напитки и конные... Вроде неплохо.
Я падаю в пропасть. Лови меня.

Имей я всё петли б себе искал,
А не имея знал - не получу,
И также ту искомую петлю
Себе б по ниточкам вязал.
Когда быть телу в ящике дубовом,
Не надлежит имеешь ты подстать
Котам домашним,псам дворовым,
Кость и лукошко-мягкую кровать,
Стремленье чтоб не выкинуло мозгом,
И было б что с закатом проводить,
Дабы имели силу пряники и розги,
И не иссякло то желанье - жить.

Кто ты, девочка? Что с тобой?
И зачем ты к Нему пришла?
Что киваешь ты головой?
Как дорогу сюда нашла?

Говоришь, что не знаешь, как.
Мол, самой бы хотелось знать.
Что ж, рассказывай, раз уж так.
Только хватит уже рыдать.

Говоришь, у тебя беда.
Говоришь, больше нету сил.
А ты думаешь, ты одна,
Кто об этом Его просил?

Да, возможен любой исход.
Нет, гарантий, конечно, нет.
Ну и что, что всего лишь год.
Ну и что, что в расцвете лет.

Ты, наверное, хочешь знать
Почему Он всё так решил?
Что на это тебе сказать?
Меньше надо пред Ним грешить.

Ах, не знаешь своих грехов?!
Или всё же один, но есть?
Да уж, нрав у Него таков,
Не скупится порой не месть.


А прощает ли? Как сказать.
Нам-то, ангелам, всё равно.
Мы чисты и не можем знать,
Что неправильно и грешно.

Ну а вам Он когда-то сам
Право выбора даровал.
И теперь вы идёте к нам,
Создавая нам тут аврал.

Все несчастные, все больны.
Все с надеждой на то, что Он
Вас избавит от чумы, войны.
Имя вам – легион.

Ну, чего ты опять ревёшь?
Стало жалко себя невмочь?
Может, позже ты к нам придёшь?
Может, сможем тебе помочь.

Эй, куда ты? Туда нельзя!
И вообще неприёмный день!
А хотя…Там полы скользят,
Так что тапочки вот, надень.

Постучишься тихонькой, стой,
Жди, когда отворится дверь.
И не бойся, ведь я с тобой.
И, конечно, надейся, верь…

……………………………….
………………………………..
……………………………….
А она всё стоит и ждёт.

На берегу Мон-Собера остановился наш взвод. Здесь очень холодно и пахнет разложением. Кто живее - воскресший или рождённый? Я здесь не один. Мы ждём паромщика. Говорят, он больше никогда сюда не приплывёт. Он боится. И мы идём вперёд. Знамя полыхает - мы верим, что вода не сунется к пламени, мы верим, что спасёмся на том берегу. Я успел увидеть скалы. Мертвецы увидят больше. Я возвращаюсь к вам.
***
Здесь опять всё так же, здесь - по-старому. И улочки, и люди, и дома. Москва, я снова здесь. Тону в твоих лужах, сторонюсь твоих машин, прыгаю в твои трамваи - ты ждала меня? Стал ли я свят? Любишь ли ты меня теперь? Ведь теперь мне не уйти. Ведь теперь я вернулся.
***
Он вскинул руку - а я его уже не помню. Он сказал: "Здравствуй, как дела?", а я его совсем забыл. Он предложил мне прогуляться, а я воткнул в его глотку нож. И почему я не должен был этого делать?
***
Здесь меня и похоронили. Здесь лежит моё тело. Ровно такое же, как и то, в котором я. Никто не ошибся. Просто когда ты засыпаешь здесь - ты просыпаешься там. А если засыпаешь там - просыпаешься здесь. Но где-то ты спишь всегда. Иногда - даже там, где проснулся. И наоборот.
***
Мой труп лежит перед тобой. Бери - и ешь. Делай с ним, что хочешь. У меня таких - легион. Бери - и ешь. Делай, что хочешь.
***
Главное - минимум мыслей. Когда уничтожено кладбище - туда привозят мертвецов? Главное - максимум веры. Когда тебя закопают - тебе позволят поспать и не видеть слёз? Когда некому плакать - ты можешь поспать. До Мон-Собера - тысячи миль. Я хочу вернуться. Здесь мне делать нечего.
***
Эти руки тянутся из стен, а с потолка свисают мясные ошмётки. Кто ещё не услышал будильник? Мне было приказано вас разбудить. Я хочу к Мон-Соберу, там ждут меня. Там ждут меня, на другом берегу. Я просто не нашёл брода. Я просто не успел вдохнуть. Эй, твой сосед опять уснул - труби "подъём"! И мы пойдём вместе. Кони показали мне, где переходить. Четыре добрые лошадки, четыре смешные лошадки - они показали мне путь. Я пойду с ними, иди за мной. Пусть он идёт за тобой, а она - за ним. Мон-Собер пощадит - он знает, что никого не осталось. Он знает, что остался только он - иди за мной, я поведу. Будешь рекой? Я буду рекой. Иди за мной. Я поведу.
оригинал

наши мягкие черепа
легко ложаться под колёса трейлеров
набитых брендами, везущих их в преисподню

из горизонта в горизонт
по автостраде под музыку стадионов

© Юрий Stereo

* * *
Люби её, а не меня.
Храни её, а не меня.
И днём и ночью думай лишь о ней.
Она достойна любви твоей..

Дари цветы ей, а не мне.
Пой песни о любви - не мне.
Все радости и слёзы ей дари.
Она достойна твоей любви..

Холодною зимой её согрей.
Одну Её ты на руках носи.
Горячий кофе по утрам в постель..
Забудь меня..Её люби.

Одиночество... Как неприятно и многогранно это чувство... В нем соединились грусть... боль... печаль... переживание... тоска...размышления ...ностальгия... слезы... пустота... несчастье... бессилие...

В мире очень много одиноких людей...и тех, кто испытывает одиночество... У них много родственников...друзей...коллег...и просто знакомых... А они всё равно одиноки... Они слышат, как тикают часы...и каждая минута для них длится вечность... Они видят мир только в черно-белых тонах...хаос мыслей не дает нормально жить...пустота заполняет душу... и сжигает всё дотла...а в сердце невыносимая боль...которая острым лезвием беспощадно пронзает и так холодное сердце...
... И самое страшное...это в одиночестве...в несчастье...вспоминать о счастливом времени... Когда каждый счастливый миг раскалывает сердце на миллион кусочков несчастья... И лежат миллионы ледяных кусочков сердца...покрытых пеплом...сгоревшей души...
... Нет больше сердца... Нет души... И только пустота... Всепоглощающая...жестокая...бесстрашная... Эта пустота обезоруживает... Кто-то курит... Кто-то пьет... Кто-то плачет...а кто-то просто тихо уходит с ума... А одиночество...Как яд...проникает в кровь...

...как много в мире одиноких людей...

©

твой череп будет гореть
даже под водой
ты будешь бегать на перегонки
с самим собой
(под водой)

и вот уже
ты удивляешься при виде рыб
ты целуешь мрамор
(сверкаешь золотом)
и на твоих ресницах
танцуют феи
(в этой голубой реке)
(ты - в этой голубой реке)

настанет день
и ты тоже будешь
ходить по воде

человек с горящим черепом

© Юрий Stereo

ДОБЕЙТЕ МЕНЯ! ЗАДАВИТЕ! ЗАСТАВЬТЕ СТРАДАТЬ! УНИЧТОЖЬТЕ!
ВЕДЬ МАЛО ОСТАЛОСЬ, НЕ МЕДЛИТЕ! НУ ЖЕ! ДАВАЙТЕ!
ОСКОЛКАМИ СЕРДЦА ОГАРКИ ДУШИ ПРИПОРОШЬТЕ.
ЛЕЖАЧИХ ВЕДЬ БЬЮТ. КТО ПРИКОНЧИТ - ГЕРОЙ. НУ! ДЕРЗАЙТЕ!

ХОЧЕШЬ - КАМЕНЬ БРОСЬ, ХОЧЕШЬ - ДАВИ НА БОЛЬНОЕ, ГУБИ, ИЗДЕВАЙСЯ.
МОЖЕШЬ ПРОСТО ИЗБИТЬ. НЕ ОБИЖУСЬ, ПРИМУ ЗА НАГРАДУ.
И МОИМИ СТРАДАНЬЯМИ, БОЛЬЮ МОЕЙ УПИВАЙСЯ,
СОЗДАВАЯ ИЛЛЮЗИЮ, БУДТО БЫ СНОСИШЬ ГНИЛУЮ ПРЕГРАДУ...

Тот, кто думает, что может обойтись без других, сильно ошибается; но тот, кто думает, что другие не могут обойтись без него, ошибается еще сильнее.

© Ф. Ларошфуко

[698x699]

Решила тоже внести свою лепту)

Слова

Почему мы так зависимы от слов?

Мы готовы верить трепетанью

Губ, штампующих слова из снов,

И не верим мы молчанью.

Мы не ценим зазвеневшей тишины,

Заполняем ее до отказа -

Только б разрушить... Истоптать ее вольны...

А не лучше ли молчание - так, сразу?

Чтобы чувствовать холодные прокуренные пальцы,

Чтоб в глазах сгореть от пламени семи костров.

И все жертвенные агнцы

Даже и не стоят непроизнесенных слов.

 

Он боялся банальных начал. Боялся начинать со слов «Он» или «Она», или «Я» - совсем плохо, когда «Я» в начале, можно даже и не продолжать, боялся начинать с описания пейзажа, вида за окном, описания места, где находится тот или та, о ком он будет писать. Опасался начинать с внутреннего монолога даже второстепенного героя, с портрета – тоже не любил. Не любил начинать с конца, знаете, так бывает, чтобы подогреть интерес читателя, сначала описывают, чем все закончилось, и только потом – как случилось то, что случилось. Этого-то он и не любил, потому что то, что было до может и не быть причиной того, что после, а он-то, он кто такой, что бы навязывать последовательности событий определенный смысл? Не нравилось ему начинать с поговорок, прописных истин, морализаторского вступления, благодарностей тем, кто спровоцировал его на очередной бессмысленный текст, признания чужих талантов и собственных скромных подражательских способностей, эпиграфов, вырванных из канвы чужого хода мыслей, отсылок к своим предыдущим произведениям, ассоциаций с музыкой и кино, воспоминаний, связанных или нет с тем, что будет описано потом. «Я некогда услышал и пережил одну музыкальную фразу, с тех пор она катается в моей голове от уха до уха, звеня и переливаясь, и этот мотив воскрешает в моей памяти одну сцену из далекого детства. Было жаркое, душное лето, мои родители сняли дачу и жили там только на выходных, будние же дни мы коротали вдвоем с бабушкой.» И так далее, и тому подобное, такого он написать не мог, у него моментально начинали болеть зубы от претенциозной безвкусицы, от затасканности подобных сюжетов.
Неудивительно, что он боялся белых листов, чистых страниц. Они казались ему беззащитными, их надо было быстрее исполосовать строчками маленьких неаккуратных букв с едва заметным наклоном влево. Еще он боялся, что буквы будут некрасивыми, а именно такими они и были, когда он писал в спешке, гонясь за мыслями, образами, и тогда, конечно, белоснежная красота бумаги была безнадежно испорчена, и редко когда у него выходило собраться с силами начать все заново.
Его одолевали некоторые слова и образы. Навязчивым было слово «просто», хотя ничего простого для него не существовало, хотя жизнь виделась цепочкой сложных событий, между которыми была только болезненная и много причинная пустота, он пытался найти и описать то «самое дело», следствием которого являлось все вокруг и внутри. Разумеется, у него не получалось.
Ему казалось, что все имеет вторую сторону, некую изнанку, и в его власти выворачивать как раз на обратную сторону, показывать окружающим, как все изменяется, как нет связи между бросившим камень и разбитым стеклом. И не то чтобы его не понимали, но у него не получалось объяснить все как следует, соединить воедино все части мозаики, на которую он добровольно разбился.
Он боялся сюжетов, боялся монологов, боялся коротких предложений, не согласованных предложений, точек с запятой и тире. И, конечно же, точек самих по себе, потому что точка ставится в финале, а его жизнь была непрерывной, бесконечной, в ней не должно существовать места для точки, тем не менее, оно всегда находилось.
Он боялся оказаться бездарным, поэтому нашел тысячу способов, как притворится не собой. Он писал о себе в противоположном поле и делал вид, что понимает тяготы женской жизни, только для того, чтобы никто не понял, кто он есть. Он страшно, безумно хотел, чтобы в его искусственной девушке кто-то угадал его самого, ведь столько монологов написано, столько прочитано, он страстно хотел быть узнанным и, одновременно, этого же и боялся.

______
как часто..
Мы вибираем не тех,кто выбирает нас
Как больно..
Нам делают те, кому мы не нужны
Как сильно..
Нас могли бы любить те, кто всегда нас ждёт
Как много..
Мы не замечаем в этой жизни и поэтому столько теряем ..


____________
* * *
я НЕ РЕВНУЮ.
Я НЕ УМЕЮ РЕВНОВАТЬ
Я ПРОСТО ПО ТЕБЕ ТОСКУЮ
КОГДА УХОДИШЬ К НЕЙ ОПЯТЬ..
Я НЕ РЕВНУЮ.
И ЗНАТЬ МНЕ ЭТО ЧУВСТВО НЕ ДАНО
Я ПРОСТО ЗЛЮСЬ ЧТО ПО ИНОМУ
НАВЕРНО БЫТЬ НЕ СУЖДЕНО...
Я НЕ РЕВНУЮ
Я ПРОСТО МУЧАЮСЬ ЧТО ТЫ С ДРУГОЙ
Я НЕ РЕВНУЮ
ВЕДЬ МЫ С ТОБОЙ ДРУЗЬЯ.И ТЫ НЕ МОЙ...


___________
* * *

Что-то утрачено
Что-то потеряно
Ветром развеяны
Все тревоги
Лишь в подсознании
Ищется,верится
Что где-то есть истина
Что это - дорога
Хочется,любится
Так разрешается
Люди влюбляются
Женятся,маятся
Но так получается
Что расстаются
В жизни нам кажется
Все получается
Но снова мир рушится
И вновь собирается
Где лежит истина
Где же весь смысл?
Что остается нам?
Ведь это намыслимо!

На руках заживают следы от крапивной плети, и Элиза опять - как изящный лесной бутон.
А толпа, что недавно, беснуясь, вопила: "Ведьма!", превозносит ее, называя своей святой.
И король обнимает ее виновато-нежно...
...А толпа углядела чужого, и шум растет.
Не хватило на всех лебедей колдовской одежды.
Значит, надо исправить. И все же зажгут костер.
Человеку ходить с оперением не пристало. Что за нелюдь, раз вместо руки - лишь кусок крыла?
Значит, сам он - из той колдовской и порочной стаи, если чистая жертва проклятия не сняла.
И вообще, вдруг заразен такой результат проклятий? Нет уж, нечего думать - сожжем его от греха.
А Элиза - не вздумай кричать, мол, любимый, братик! и тебе же на пользу - молчи и не выдыхай.
И не помни, что он твои сны охранял все время, позабудь его грустно-ласковые глаза,
Ты его спасала, шептала ночами: "Верь мне"...
Только вышло - вот так, и исправить уже нельзя.

Расцветает огонь торжествующе-злой воронкой, ликованье багровой радостью проросло.
Отвернувшись, Элиза расслышит: "Не плачь, сестренка.
Знаешь, я все равно бы не выжил с одним крылом."

Эй, медсестра! Три спирта за наш столик!
Вот стол, Элен - на нём вам и работать.
Сними коньки - ты мне порвёшь рубашку!
Вот этот пиксель как-то мне не очень... (на выставке современного искусства)
Ах, ты и голубцов моих не хочешь?!
Нет, я не Байрон - я гораздо лучше!
У вас кефир в графине кипячёный?
Да будь я хам - то вам ответил тем же б!
"Спаси и сохрани!" - иконка в Word"e.

Дальше больше...

  © Андрей \Удав\ Трифонов