Я громче всех смеюсь на шумных вечеринках
И зажигаю на танцполах до утра.
И многим кажется, что жизнь моя – гламурная картинка,
Что для меня любовь – лишь детская игра.
Текилой-бум я разбавляю секс на пляже,
Все поцелуи у меня горьки на вкус.
Мне наплевать на то, кто рядом со мной ляжет
И уж тем более плевать, с кем я проснусь.
Я ненавижу тишину, она меня пугает.
Там что-то есть такое страшное внутри.
Кто по ночам не спит всю жизнь, тот это знает,
У тишины есть свой особый жуткий крик.
Спасает только музыка и всполохи неона,
Но ведь об этом не расскажешь никому.
Ты позвонишь мне в пять утра – меня нет дома.
Я вновь танцую где-то с кем-то. И – живу.
Ночь придёт с востока. Смежит веки сон.
И в прозрачном лунном свете вдруг возникнет он.
Дерзкий и беспечный, вечно юный бог,
Он шагнёт с окна и скажет "Мир твой слишком плох.
А я могу забрать тебя
В мир волшебных грёз
Где никто
Не знает даже привкуса
Горьких взрослых слёз
А я могу забрать тебя
Дай же руку мне
Улетим
И навсегда останемся
В самом сладком сне"
И я не зная страха, с ним стану на карниз
А он шепнёт с улыбкой детской "Забудь где верх, где низ".
Станут звёзды ближе в небе на двоих
Но к утру мы всё равно растаем ветром среди них
"А я могу забрать тебя
В мир волшебных грёз
где никто
не знает даже привкуса
горьких взрослых слёз
А я могу забрать тебя
Дай же руку мне
Улетим
И навсегда останемся
В самом сладком сне"
Вся боль и вся печаль
Ушли, любовь осталась.
Она теперь живет
В той сказочной стране,
Где мне совсем не жаль,
Что я не оказалась
Той самой для тебя
Единственной в судьбе
И ровно шестьдесят
В минуту пульс. Спокойна.
И сплю. И вижу сны
О детстве и о том,
Что годы все летят,
А мне совсем не больно.
И я вернусь туда,
Где мой забытый дом.
И соль морская мне
Разъест былые раны
И снова хлынет боль,
Забывшая тебя.
И, может быть, на дне
Седого океана
Я схороню любовь,
А, может быть, себя.
в полутемном кафе никого в этот вечер
одиночество вновь обнимает за плечи
ты сидишь у окна, и молчишь, и вздыхаешь
ты о чем-то грустишь, может просто скучаешь
а за стойкой бармен протирает бокалы
он глядит на тебя раздраженно-устало...
ты бы, девочка, шла уже к дому поближе
он смертельно устал, неужели не видишь?
у него дома кот и подружка-блондинка
пожалей ты его. Тихо звякнула льдинка
о гранёный хрусталь. Ты вздохнула чуть слышно
у тебя никого дома нет. Так уж вышло
в одинокую ночь смысла нет торопиться
лучше тут посидеть да к рассвету напиться
сигареты, вино. В жизни нужно так мало
И твой единственный друг протирает бокалы...
И вся-то она свет, и вся-то она сон.
В семнадцать своих лет она задаёт тон,
в чём лучше встречать дождь, а в чём провожать сны.
Она мировой вождь не вышедших из весны.
Летит над толпой вздох, скользит по толпе взгляд.
Она не совсем Бог, но явно в один ряд.
И если тебя вдруг коснётся её тень,
тебе повезло, друг, она сделает твой день.
Она говорит «yes» и время идёт вспять,
сейсмограф даёт всплеск и следом ещё пять.
И хотя у неё ключ от каждой двери в Рай
из груди её бьёт луч и пишет среди туч
Stay here and don't die.
- Вот, матушка, и приехали, - возница соскочил с саней и махнул рукой в рукавице на крепкую, свежесрубленную избу. Странно, но Наталья Дмитриевна, впервые за долгие месяцы пути улыбнулась. Хотя знаменитый нерченский мороз и давал о себе знать, но небо очистилось от туч, и белое солнце отражалась в мириадах снежинок. Да и от дома веяло теплом, спокойствием и, главное, жизнью. Из трубы поднимается прозрачный голубой дымок, двор изъезжен полозьями саней, бельё сушится на верёвке, на куче лошадиного навоза весело орут воробьи, а у распахнутых дверей бани мужичок бойко колет дрова. Наталья Дмитриевна пригляделась. Что-то неуловимо знакомое мелькало в неказистой фигуре, чертах лица крестьянина. Пригляделась и обмерла. Короткие кривые ножки, рост, глаза навыкате, нос. Княгиня пошатнулась и слабо вскрикнула. Мужичок обернулся. Нет, глаза не подвели её – в заячьем тулупчике, валенках и каком-то диком треухе на круглой голове перед Натальей Дмитриевной стоял любимый французский бульдог Михаила Александровича Кики. В памяти мелькнула освещённая факелами ночь, солдатские шинели и муж, в арестантской робе, прижимающий к груди перепуганного Кики, завёрнутого в рогожку…
- Ох, язви меня, - воскликнул бульдог, роняя топор. – Не успел я с банькой то, ох, не успел.
- Ты разговариваешь, Кики? - как сквозь сон, прошептала Наталья Дмитриевна.
- Да тут в Сибири, язви меня, и рыба запоёт, - радостно отозвался бульдог, поддерживая под руку госпожу. – Говорил я Михайлу Александровичу, что к утру вас надобно ждать! А он всё вечером, да вечером.
- А где он? Здоров ли?
- Да здоров, здоров. Спит, сердечный. Вчерась с ним полночи пельмени лепили. Ох, и пельмешки вышли, - Кики озорно блеснул круглыми глазками. – Двадцать штук сам съел, как одну копеечку! Господи, да идёмте в избу, княгинюшка. Сейчас Михайла Александровича разбудим, чайку, пельмешек. А тут уж и я с банькой поспею.
- Постой же, Кики, - Наталья Дмитриевна замедлила шаг, - но как же так? Ты же пёс, не человек. Как же у тебя получается?..
- Да шут его знает, - рассмеялся бульдог и шмыгнул носом. – Природа такая, наверное. Сибирь-матушка. Ого-го-го, - заорал он во всю глотку и, довольно улыбаясь, повёл княгиню в дом.
Я всегда уходил, когда видел, что больше нет
Никакой красоты в этих призрачно-серых глазах
Когда в них сумасшедшим огнём полыхал рассвет,
Я смотрел на закат и не смел ничего сказать.
Я не знал, как мне правильней выбрать свою судьбу
Я - огонь. и Я - лёд. И могу самым твёрдым свинцом
Представлять собой пулю, открыв по сердцам стрельбу.
Но бессильно оружие перед твоим лицом.
И бессильны любые слова, когда ты молчишь
Когда смотришь мне в душу, как будто она пуста
Словно я лишь ещё одно имя с твоих афиш
Упомянутый в маленькой роли в углу листа.
Только я уже так давно не играю в ложь,
Что попытки твои превратить всё вокруг в театр
Застывают усмешкой во мне, превращаясь в дождь
Сожалений и горечи от неизбежной утраты.
Мы когда-нибудь встретимся снова, моя беда.
А сейчас уже всё сказал, что хотел сказать
Теперь только вперёд, да и ты приходи туда
Когда сможешь хотя бы на миг прекратить играть
Как понять тебя, ангел, принять твою правду,
Как с тобой согласиться сквозь жгучую боль?
Как, взглянув на тебя, мне промолвить: "Оправдан"?
Я ослепну, оглохну под звук колоколь-
ных раскатов, взывая к безумному богу,
Чтобы он пощадил - не меня, но других.
Ангел, чертов мой ангел в сияющей тоге,
Ты, спасая меня, не подумал о них.
Славься, ангел, исполнивший долг перед небом:
Защитил, сохранил... Только что мне с того?
Ты доволен собою... Но мне бы, но мне бы
Воротить все назад и погибнуть самой.
Ты не знаешь, ты просто не можешь представить,
Что же ты натворил. Не помогут слова
Объяснить, что ты спас только тело... и память,
А душа моя с теми, кого ты оставил,
И она - вместе с ними - мертва
Спи, мой любимый, усни, мой хороший.
А я колыбельной тебя околдую.
Во сне ты скорее забудешь о прошлом,
Забудешь невесту свою молодую.
Как долго тебя я манила из чащи.
Как долго ждала на заветной тропинке.
Ведь это же я приносила удачу.
И я помогала тебе в поединках.
И это ведь я над тобою кружила
Орлицею белой, а ты не заметил.
И это ведь я по ночам ворожила,
И я отводила все беды и смерти.
Ночами являлась к тебе незнакомкой,
И сладкие сны, не скупясь, я дарила
Тебя накрывала любви своей шёлком
И вместе с тобой в небесах я парила.
Но лишь одного не смогла я предвидеть,
Что вскоре прибудут к тебе иноземцы,
И ты, их царевну лишь мельком увидев,
Ей сразу без боя отдашь своё сердце.
Но я ведь колдунья! Я фея Моргана!
И сердце в груди живое ношу я.
Я мучиться долго и плакать не стану,
А в помощь себе призову ворожбу я.
Все тропы лесные сплела воедино,
Что б только ко мне привели все дороги.
Опутала лес колдовства паутиной,
И вот, наконец, ты возник на пороге.
Испив моё зелье, вкусив мои яства,
Не смог побороть ты приятной истомы.
Теперь ты мой пленник. Не стоит бояться.
Ведь эти напевы тебе так знакомы.
Коль скоро полюбишь ты фею Моргану,
То станешь бессмертным, как вечные боги.
И пусть твоё сердце возьму я обманом,
Поверь, в этом мире везло так немногим.
О, как ты прекрасен, мой рыцарь любимый!
И так сладко спишь у меня на коленях…
Но с губ твоих вдруг сорвалось её имя.
Зовёшь ты её – не меня! – в сновиденьях.
Просветление, очищение, свобода. Ханжам о ханжах-Lorelea-15-01-2010 17:01
На сером кресте суесловья
Распятые гибнут слова. (с)
Ох уж эти три слова "просветление, очищение, свобода"... Каким только целям они не служили, хорошим ли, плохим ли под прикрытием хороших, как только не манипулировали с помощью них сознанием людей. Это существовало всегда, как и, собственно, ханжество. Но в последние годы появилась особая прослойка ханжей, находящих немало последователей, подражателей и так далее. Вот о них и пойдет речь. Точнее, об их догматах-заповедях с комментариями вашей покорной слуги (да не сочтите это за "вброс дерьма в вентилятор", также прошу заметить, что периодически обращаюсь в посте к последователям заповедей). Ново-Ханжи считают, что, соблюдя все эти заповеди, они станут просветленными, чистыми и свободными, и перейдут на новый уровень сознания, а затем и в новое измерение. А все, кто не соблюли оные заповеди, будут оставлены погибать на земле без нефти, мяса, презервативов, бухла и курева. Кто его знает, с чем это связано, может, с тем, что грядет ла ка чикчан (21.12.2012 по календарю майя), и самый главный житель планеты Нибиру скажет непросветленным, мол, Нивазьму вас в другое измерение (извиняюсь за дешевый каламбур).
Первая Заповедь Ново-Ханжей: Не съешь мясо того, кто на земле, в небесах и в воде, ибо это убийство. Мой комментарий: Да. Разумеется, это убийство. И, разумеется, все канонические религии неприемлют убийство. Но какою мерою вы мерите? Глядя на всех "прочих" свысока. В вашем сознании убить рыбу, чтобы зажарить, равносильно убийству человека. Не сомневайтесь, при таком раскладе там с вас за ненароком съеденное пирожное спросят, как за убийство человека. Ибо для очистки сахара используется порошок костей животных, а для вас что корова, что человек - все едина тварь Божия, имеющая душу бессмертную. И тут еще вспомнились древние пирамиды майя/ацтеков/инков, созданные для человеческих жертвоприношений. Подумайте на досуге над этим. Ведь майя были просветленными, несмотря на убийство.
Вторая Заповедь Ново-Ханжей: Не имей больше одного полового партнера, ибо будет он в течение многих лет после соития греховного блудного питаться энергией твоей жизненной, необходимой для целей духовных, высоких (просветления, очищения, освобождения от всяких привязанностей греховных, скверных).
Мой комментарий: Да, предаваться разврату не стоит, безусловно. Потому что это и заболевания, и нежелательная беременность для женщин, и дурная слава, если кто узнает. Но часто выбрать своего единственного удается, лишь во всех смыслах примерившись к нескольким партнерам. Опыт многих моих знакомых показывает, что это от пяти человек и более. Будь оно по-вашему, их бы всех завампирили насмерть, - ан нет, живут, развиваются, детей рожают, карьеру строят.
Третья Заповедь Ново-Ханжей: Прости убийц детей и близких своих, насильников своих, обидчиков своих, и возлюби их, как самого себя. Мой комментарий: Прощение - это хорошо, но само по себе прощение не означает переход на более высокую ступень развития. Простила в свое время парочку очень, ну очень больших гадов, надругавшихся над телом моим белым. Простила убийц Петьки, погибшего в Чечне. Просветленности мне это не прибавило. Только вот простите ли вы подобное, бабушка надвое сказала.
Четвертая Заповедь Ново-Ханжей: Не поклоняйся ни змию зеленому, ни змию серому, ибо привязанность рождает слабость страшную, а слабый не перейдет на новый уровень сознания во веки вечные. Мой комментарий: Согласна, курить - здоровью вредить (закроем глаза на то, что ваши любимые майя и Карлос Кастанеда частенько шмоляли травку), пить - аналогично. Сама бросаю, но ради здоровья, а не ради места на космическом корабле нибируанцев. Только вот у вас похлеще есть привязанности - к нравоучениям и высокомерию. А на Нибиру не любят высокомерных, это мне Кастанеда по секрету сказал во сне. И отрекитесь от родственников - это тоже привязанность, да и места на летающей тарелке с Нибиру для вас, просветленных, может не хватить, ежели родственника какого непросветленного нибируанцы решат забрать с собой, дабы показывать в клетке своим детям как на редкость опустившийся, падший, грешный и т. д. персонаж.
Вот в рамках этих четырех заповедей (мясо не жрать, не трахаться, всех любить и не быть вместе с тем ни к кому привязанными), как в четырех стенах, живут бедные-разнесчастные, загнавшие сами себя в тупик, Ново-Ханжи. Прошу заметить, заповедей по их собственной классификации на самом деле больше, но основные новоханжеские принципы я здесь отразила.
Назревает один только вопрос. Почему вы, не знающие привязанностей всепрощающие не убийцы и не прелюбодеи, до сих пор не освободились от оков земной материи?
Снежный покров укутал Москву.
Снежный покров убил суету.
Убил суету московских деньков,
Убил суеты различных жильцов.
Пульсирует кровь по венам твоим,
Пульсирует жажда до боли в виски.
Ты думаешь счастье...
Увидеть Москву!
" - Увидеть такой, какой я хочу!
Увидеть такой, о которой мечтал!
Увидеть такой по которой не спал! "
Приходит время увидеть Москву.
Ты таешь как айсберг бьёшься в осколки,
Но есть ли с того толку?
Москва гениально, Москва велика и что бы стать принцем -
ты будь идеален и просто велик,
and then Moscow city will melt your heart.
Любовь шутовская – привычное дело.
Не лучшая шутка, но всё же забава.
И шут, полюбивший свою королеву,
Имеет на это законное право.
Он может дарить ей букеты и песни.
Всему оправданье – колпак с бубенцами.
Шуты королевам нужны, если честно,
Чтоб чувствовать власть над чужими сердцами.
Но если же вдруг королевское сердце
Не выдержит натиска бури эмоций,
Куда королеве от чувств своих деться?
На крышу ли башни, на дно ли колодца?
И тут не до шуток, и тут не до смеха,
Когда на кону и жизнь, и корона.
Любовь к королеве – простая потеха.
Любовь королевы, увы, вне закона.
Так кто же счастливее в мире подлунном?
Шуты? Королевы? Ни те, ни другие.
Лишь те, кто сумел сохранить сердце юным,
Они и счастливее всех в этом мире.
Не оставляй меня, Господь!
В минуты скорби и сомнений
Когда встаю я на колени
И про гордыню позабыв
не зная никаких молитв
Крестясь дрожащею рукою
Взываю сердцем и душою
Не оставляй меня, Господь!
Пока ещё мой срок не вышел
Не оставляй меня, Всевышний!
Не оставляй меня, Господь!
Не осуждай меня, мой Бог
За то, что я тебя не знал
И для своей души пропащей
Дорогу к Храму не искал
За то, что был я гордецом
И сам себя считал Творцом
Но оказался я глупцом
Не осуждай меня, мой Бог.
Моих грехов не перечесть,
Простишь ли хоть один, мой Боже?
Не по себе несу я крест
И мне никто здесь не поможет
И что там ждёт в конце пути?
Спасенья свет? Тьма Преисподней?
Я так молю тебя сегодня
Не оставляй меня, Господь!
Ориентация стерва
Тебе нужно быть первой
Даже если по трупам
Ты не можешь иначе
У тебя сверхзадача
Не проигрывать крупно
Иногда ты рискуешь
И красиво блефуешь
Обуздав свои нервы
И тебя не подводит
Верный козырь в колоде
Интуиция стервы
И в семье, и в работе
Ты всегда на охоте
Держишь всё на прицеле
И за счёт окруженья
Ты без лишних движений
Продвигаешься к цели
И неважно, что многих
Уберешь ты с дороги
Вероломным обманом
И ты выстрелишь в спину
И друзьям, и любимым
А врагам и подавно
Ты не ведаешь боли
И от запаха крови
Ты становишься злее
В этом мире всем тесно
В этом мире есть место
Только тем, кто сильнее
А поэтому резче
На курок и пусть хлещет
Кровь из порванной вены
Не меняй своё русло
Не сворачивай с курса
Ориентация стерва
Сердца бьет тишина -
Пустота в алой чашке пиона
С ароматом зимы...
Иглы инея нежно хрустят...
С равнодушием сна
Ты томна непризывно - в полстона,
С жарким вздохом плоть тьмы
Ноготки не когтят
И ресницы едва шелестят...
Нет ни долгих осад,
Ни атак на манер скорпиона,
Кухня тела пресна -
Ни духов, ни медов сладкий гон.
И глаза не блестят -
Сон и грусть пустотьмою оконной,
"Одиночество нас" -
Нерушимый закон,
Не любовь и ни страсть - гиблый сон.