хочу

 

 я уже не рисую ночь

на оттаявшем полотне.
мир убегает прочь
по скользким дорогам-к тебе.

ты сможешь взгляд удержать,
слезу не сморгнув в песок...
а губы мнут воздух - ждать...
и зеркало смотрит в висок...

я уже ничего не пишу,
я уже выхожу в тираж,
и улыбкой встречаю зарю - 
ждущий милостей маленький паж...

как весенний чужой черновик
я листаю недели и дни...
в моей комнате больше нет книг - 
в огонь улетели они...

а где-то за окнами - ты,
и март, лихорадкой больной...
в моих мыслях - пустошь весны,
и в ранке пульсирует боль...

на губах застывает сон,
и сопротивляться нет сил...
мы должны... мы будем вдвоём
даже там, где закончится мир.

и когда мы не сможем слепить
его лик на сыром полотне
вспомни, что ждать и любить
останется мне и тебе...

Мне и смерть неинтересна в данном контексте. Потому что слишком уж душно, но интересно, что может оказаться с другой стороны. Когда первый раз сюда приходишь - предельно интересно. Второго, впрочем, и не бывает, как правило.
И соседи - с ними тут никогда не везёт. Все ждут одного и того же, но с разными намерениями и мечтаниями. Один сидишь и ждёшь, пока пропустят.
Грандиозный КПП, я такого никогда не видел. Сотни проходят сразу, потом ждут единицы. Потом снова - сотни.
И у тебя складывается такое ощущение, что перед тобой - великомасштабная очередь. Что можно бы выйти и покурить, чтоб совсем не опизденеть. Ты выходишь и куришь. Потом возвращаешься и говоришь вон той женщине в красном: "Я за Вами был," а она поворачивается и ты понимаешь, что это уже совсем другая женщина. И эта другая женщина говорит тебе: "Я Вас не помню. Вас за мной не было". Вся очередь поднимается волной гнева - все смотрят на тебя, подняв крайние пальцы. Всем жалко мест и все ненавидят. Ты уходишь в самый конец и прикидываешь, сколько месяцев тебе ещё ждать. Потом проходит две недели и ты уже близок - но жутко хочется курить. А кассы не видно, не видно и проходной. Значит, за пять минут ничего не изменится.
Ты резко выбегаешь, предупредив всю очередь, что будешь очень скоро. На крыльце ты достаёшь сигареты, шаришь по карманам - но газ кончился, а спичек не было никогда. Просишь у прохожих, но они не то, что не слышат - они не видят тебя, у них свой спальный рай. Бросаешь сигарету на асфальт, бежишь обратно. А там, внутри, - все уже новые. И тебя никто, разумеется, не помнит. Ты орёшь, ты материшься, ты вне себя. Но ты стоишь ещё два месяца. Потом устаёшь - и бежишь на крыльцо, на полминутки, перетянуться. И снова всё то же.
Читать далее

Откровений уже не надо...
Не бывает морей безбрежных,
Не бывает без птицы стаи,
Лепестки не противятся стали.

Не чужие, но все же не рядом...
Не бывает зеркал всемогущих,
Не бывает усталости нежной.
Если живы, то живы надеждой.

Под ладонями веет прохлада...
Не бывает ветров в сердце бури,
Не бывает на камнях пожаров,
Травы не навсегда увядают.

Обернись - нам и пропасти мало.
Не бывает ночей вековечных,
Не бывает без солнца закатов,
Друг без друга нас не бывает

Мне больше незачем писать тебе стихи
И каждый день надоедать своими письмами.
Мы остаёмся навсегда в своей стране глухих,
Где наше счастье и любовь, увы, немыслимы.

Февральский дождь срывает с прошлого печать,
Февральский снег его опять пакует в белое.
И больше не о чем мечтать,
Ведь нам сначала не начать.
От боли хочется кричать –
Что мы наделали!

Недолог был моих иллюзий сладкий плен,
Растаял он, как вешний снег на тёплом солнышке.
Любовь к тебе была как мёд, точнее как абсент,
Её осталось лишь чуть-чуть, совсем на донышке.

Я не люблю прощальных сцен и потому
Давай расстанемся сейчас на полном вдохе.
Звонки и письма ни к чему.

Но одного лишь не пойму,
Ну почему мне, почему
Сейчас так плохо?

Ну почему мне без тебя так плохо?

Ночь ли странной назвать, невпопад растущей?
Когда та не розалией, кровью пенится.
Как заглянешь в сад погадать на кофейной гуще
Да в последний лунный исход месяца...

«Ты ли, девочка, звёзд семерицей призвана?
Брось-ка чашечку, возымей прозрение,
Раскали чечевицей картину присную
И росточек маленький людского семени» -

Бафомета* заветы рунным кружевом.
Не смотреть, гадать, но а в чаше - трещинки.
«На костре сгорел кто, будь разбуженной...
Безголовые ведьмы, вешенки!

Соломона пентаклем*, сестрички, милые,
На рога возьму я всё небо бычьи...» -
Бушевали в неясные грозы силы.
Ночь ли странной назвать?
Да нет...
Обычной...

Бафомет* - наиболее популярный облик демона — это символ жажды и «порождения мудрости".
Пентакль* - звезда Соломона, пентаграмма, представленная в виде пятиконечной звезды; является в своём роде символом принадлежности к оккультным наукам; используется в качестве амулета и оберега, а также необходим в ряду некоторых ритуалах вызова и запечатывания.

Царица ночь, дай мне покой,
И всем тем обречённым душам,
Что одиночество влачат, твоей порой,
И им, никто уже не нужен.
Хозяйка ночь, меня укрой,
Пологом темноты своей суровой,
И пусть, проснувшись ото сна,
Я стану, совершенно новой.
Той, равнодушной до забот,
Которой всё на свете безразлично,
И пусть тогда же ангел скорби,
Передо мною, кланяется лично.

"До смерти два шага и тридцать километров, загадочно вдали мерцают фонари, в ушах звенит от яростного непоседы-ветра, до смерти - два шага, три года - до зари..."
- Блядь.
Он скомкал листок и выкинул в окно.
- Блядь, что за говно-то!
Следом за листком полетел левый ботинок.
- Какая-то хуйня в голову лезет, ничего приличного, блядь... От недоёба, наверное, вдохновения нет. Сука, что ж за жизнь-то такая: сунул в человека хуй - и вот тебе душевная гармония вместе с покоем и вдохновением. А не сунул - и вот тебе страдания вместе с новоприобретёнными экзистенциальными парадоксами и комплексами. Любовь - вот как они говорят. Да какая, блядь, нахуй, любовь?!
И правый ботинок прорезал лакированным носом вздувшиеся обои.
- Любовь, блядь. Поёбка - вот как это называется. И выходит дело, что всё их сраное творчество - это сперма души. Или, скорее, разума: у души поллюций не бывает. Да и похую, если бы хоть так. Смегма какая-то засохшая вокруг. И вся бумага в доме, блядь, перемазана этим подзалупным творожком сознания. Ну что за хуйня-то, в самом деле...
Он рухнул на шаткий диван, закурил и уставился в потолок.
- Вот, например, пауки. Они же охуительные создания. Всю жизнь плетут эту ебучую липкую гадость - и ведь не просто так плетут, а чтобы питаться. А питаются они, чтобы жить. И всё понятно. И ничего придумывать не надо. А что самое главное - у них у всех эта липкая хуйня абсолютно одинаковая. Никто не плетёт паутину из говна или, там, к примеру, из иридия - нихуя! Все её плетут из одной и той же неведомой поебни, блядь! И никакого тщеславия и погони за статусом. Просто, блядь: сплёл - сожрал. Всё! Нихуя больше не надо! И это заебись, когда так происходит. Только не заебись, что они по потолку у меня бегают, вот это совсем не заебись.
После десяти секунд тщательной артиллерийской наводки окурок вернулся обратно, заставив поэта забавно махать руками и грязно материться.
- И снова хуйня. Нет в жизни счастья, блядь.
В дверь постучали.
- Идите на хуй, - злобно прошептал поэт.
В дверь настойчиво постучали.
- На хуй, я настаиваю, - поэт выглядел раздражённым, но шептал всё так же тихо.
- В дверь постучали ногой.
- Ёб твою мать! - раздалось из-за ДСПшной развалины, что коротала свой век без глазка, но с замком.
- Ты кто такой? - поэт немного подумал и добавил: - Чего тебе надо? - затем ещё чуть-чуть поразмышлял и подытожил: - На хуй иди.
- Участковый я. Пиздить тебя буду сейчас. А не откроешь - вынесу на хуй твою разъёбу деревянную!
- Это не дерево, это ДСП. Мудак ты, а не участковый, если дерево от стружки отличить не можешь.
- Да мне решительно до пизды, из чего эта залупятина состругана. Открывай давай, если порчи имущества не хочешь.
- Хуй тебе.
- Открывай, говорят тебе, а то хуже будет!
- Это отчего же мне хуже-то должно быть? Вы мне угрожаете, так, что ли, получается?
- И вовсе я не угрожаю, помилуйте! Просто предупреждаю, а то у меня нервная система расшатана, я ж не по злому умыслу, а по случайности могу такое учудить - конфуз случится, и Вам, и мне - неприятность.
- Это Вы верно. Это Вы правильно всё. Ну заходите.
- Так я бы зашёл. Вы бы открыли.
- Я бы открыл, коли бы уже открыто не было. На себя дёргайте.
- О, и вправду! - дверь податливо распахнулась, обнажив верхнюю петлю.
- Ну здравствуйте. С чем пожаловали.
- Говорю же, участковый я. Пиздить буду.
- И за что, позвольте полюбопытствовать?
- За оскорбление. При исполнении.
- А изначально Вы зачем пришли?
- Пиздить.
- За что?
- За оскорбление. Должностного лица. В погонах, - и участковый указал на погоны обеими руками.
- Ага. А если бы я Вас не оскорбил?
- Ушёл бы. Подобру-поздорову. Но ты же оскорбил.
- Да. Это маху я дал.
- Махуя, махуя. На, - ударом мастера поэт был повержен навзничь, - а ты чем занимаешься-то по жизни?
Читать далее

Услышав этот звук, остановись -
прислушайся. Возможно, где-то я,
осенний жёлтый лист,
сорвалась с ветки вниз
и умираю
в начале самом сентября.

Увидев этот знак, не торопись
Бежать меня спасать. Всё позади.
Ведь я всего лишь лист,
осенний жёлтый лист...
Но стану сердцем
в твоей груди.

Слышишь, ветер грустит о тебе
Листья тёмные перебирая.
Слышишь, в липах поёт соловей
О покинутом нами рае?

Слышишь, того не вернуть
Что сгорело в листве осенней,
И не пройти снова путь
От смерти до воскресенья.

Слышишь, моя тишина?
Она тебя не обидит.
Я чувствовала издалека –
Не обнять мне тебя, не увидеть...

Слышишь, звонят бубенцы
На твоей пышной тризне?
Слышишь, твои следы
Мне стали дороже жизни?

Слышишь, я тихо скорблю,
Только сердце рыдает?..
Тонкие свечи в чаду
Перед ликом святым угасают.

Слышишь, месяц вспомнил о нас,
Белым бликом прошёлся по коже?
Слышишь ангельский глас?
Я его слышу тоже...

Ты не слышишь – мне стало больней.
Ты уснул под раскидистой липкой.
Потому и умолк соловей
За открытой калиткой...

Почему в мире нет потерявшихся птиц?..
По ивовым ветвям пальцы медленно падают в снег...
По шершавым губам ползёт холод обеих столиц...
Моя память с тобой. Моё сердце стучит о тебе...

Голоса поездов, что друг у друга нас крали зимой...
Всё, что дорого нам не увидеть и не понять...
Я в утренних снах я бываю печальным тобой,
Я бью зеркала – я пытаюсь тебя обнять...

Почему мы не верим в чёрно-белые сны?
По смёрзшимся фразам угадываю серый лёд...
По тихим шагам тоскуют пустые мосты,
А наши улыбки годятся теперь на брелок...

Заключим тишину в тепло сомкнувшихся губ...
Потоки ветров приподнимут над мёрзлой землёй...
Потоки чужих не пройдут сквозь сплетение рук...
Жизнь – одна на двоих. Я рядом. Я вечно с тобой...

Приникая и проникаясь
К легкой дали и застенкам лиц
Я хотела бы стать безымянной
И босой на хрустальный карниз.

Где-то бьются судеб истоки
В застекленный буднями мир,
А внизу только ветви и вдохи,
И мечта крыльев, рвущихся в вихрь.

Не спугнув квартальные метки
На заваленном днями столе
В те ветра, где юные стерхи
Точат солнечный луч на крыле

Взлетая и забываясь
От прохлады и легких ресниц
Я б хотела свободы и рая
По глотку для испуганных лиц.

Уже почти не знакомы.
Задай вопрос себе: кто мы?
Друзья? Любовники? Просто
Люди разного роста?

Читаем письма друг к другу,
Гоняем чувства по кругу.
Вчера, сегодня и завтра.
Всё это не правда.

Шумит ночной мегаполис,
И мы вошли в его плей-лист.
Но мы звучим в разных чартах,
Но это до марта.

Потом все сменят пластинки,
И мы опять невидимки.
Мы станем просто не модны,
Мы будем свободны…

Я стану ветром! И помчусь по свету.
Я стану ветром! Ты иди по следу.
Ещё не поздно с неба свергнуть звёзды!
Но слишком поздно верить в наши слёзы.

В королевстве февральских мечт разрешалось на снег смотреть.
От безумства я грела меч, от безумства я шла на смерть.
Меж сезонных карминных чрев, антрацит-черепашек в ряд
Не скупилась игра на блеф, не скупилась она на яд.

Горсть жемчужин – услад завет, усыпальница свет-костров.
Чередою холодных бед сны мурлыкали вновь и вновь.
Иллюстраций весны абсурд, леденеющих речек треск.
Не живущие души – тут, горизонт застеклённый весь.

Звездопад из каменьев – фарс, собирать из историй ночь,
Из вибраций морозных - спазм, выбивать для себя ли грош...
Не замёрзнуть в пучине месс, не поплыть в состраданье вод.
Тот, кто лишний - уже не здесь, а не лишний - уже не горд.

Паутиной дорожных змей, цвет шиповника, белым ветвь.
Для загадок древнейших фей существует ли где ответ?
Существует ли где и грусть, если что, в серебре шарфов?
Возжелавший меня вернуть...
Он, конечно же, не нашёл...

Каменные плиты мостовой,
Ты идешь, не видя свет из окон…
Ты всегда хотела быть другой…
И душа от слёз твоих промокла…

Ты искала свет в конце пути,
Ты бесстрашно шла, куда укажут!..
Но сейчас не знаешь ты куда идти?..
И другие больше не подскажут…

Ты устала от бессмыслицы и ссор,
И не ищешь больше ты полёта…
Все слова твои в итоге – только сор…
И не вышло тонкого просчета…

И луна лениво улыбнется,
Но покажет вновь куда свернуть,
И душа твоя на миг проснется,
Сердце битое не сможешь обмануть!..

И хрустальные глаза твои заплачут,
И так неумело дернется губа,
Улыбнешься – ты нашла удачу!..
Потому что ты любовь найти смогла!..

(с) Lora Fenix

 

Колыбельных связку, серебра мелодий,
Словно ворох тканей из парчи и шёлка -
Мне ли плакать вместе с солнцем? –
Отошлю на гриве волка,
Что за дальней далью ходит.

С веткой вишни, с пузырьком для масла
Для леченья шрамов, для ранений –
На рогах оленьих, красных,
На волнах с душистой пеной
Я ли мужу, я ли брату, я ли счастью...

Лишь луна утешит сердце - ломтик сыра
Завернёт во скатерть из сказаний.
Там где горы выше стынут,
Самоцветом манят,
Не придётся быть голодным сыну.

Не придётся быть голодной дочке -
С виноградных лоз спустился ветер.
Я скажу: «спокойной ночи,
Сон вам будет добр, светел
Звёзды в россыпь - больше"

И тогда быть может, глядя в небо,
Запою голубкой еле -
Хохолок как будто верба,
На душе уж ни елея,
Ни прохлады мёртво-мерной...

А сама, конечно, знаю, все стада уйдут на север,
Волк вернётся и завоет:
Сколько нужно птичьих перьев,
Сколько жить мне ещё с горем,
Сколько ждать мне ещё с верой...

[560x700]

"Я сидел дома и производил переоценку ценностей. Мне никто не мешал.
Слева плотной стопкой лежали ценности, которые срочно следовало переоценить. Справа лежало несколько ценностей, которые я не собирался переоценивать. С ними было все ясно.
Я брал этикетку, зачеркивал крестом старую цену, а сверху ставил новую. Таким образом у меня получилась стопка старых ценностей с новой ценой. Однако принципиально ничего не изменилось. Мне это не понравилось, и я сорвал этикетки. Теперь выходило, что ценности вообще не имели цены.
Тогда я выбросил эти ценности в окно. Они летели, как бумажные голуби, в самых разнообразных направлениях. Прохожие их ловили и прятали за пазуху.
Мне так понравилось выбрасывать ценности, что я выкинул и все остальные тоже.
- Теперь я свободен от предрассудков! - сказал я удовлетворенно. - Свобода - величайшая ценность.
И я тут же выбросил свободу в окошко. Она упала на асфальт и больно ушиблась. Прохожие обходили ее молча, делая вид, что ничего особенного не произошло. "

Александр Житинский.ЦЕННОСТИ.

 

 

Говорят, нет краше мест, где ты родился,
Говорят, нет лучше тех краёв, где рос.
Если ты однажды с родиной простился,
Жизнь уже не будет гладкой,
Мир не будет прост.

Даже если где-то нам на месте новом
Стало всё привычным и почти родным,
Всё равно ночами взгляд души прикован
К тем местам, откуда родом
Все цветные сны.

Там цветёт медовый золотистый клевер,
Там в озёрах тонет синева небес.
Как же я скучаю по тебе, мой Север,
Как же здесь мне одиноко
И тоскливо здесь.

Мы с тобой в разлуке вечность и полгода,
И никто не знает, свидимся ли вновь.
Как хочу вернуться! Там моя свобода!
Там моё осталось счастье
И моя любовь.

Ну и ладно; ну и несите весь этот бред, и сюсюкайте пошло в прямом эфире,
И хоть у меня ослаблен иммунитет и меня тошнит от сердец в зефире,
И от всех этих ваших с придыханием “I love you” да ещё с кошмарным рязанским акцентом,
Всё это вызывает лишь головную боль и сплошное дежавю, я вам гарантирую на все сто процентов,
Что уже завтра, нет, сегодня часам к десяти вы из котиков и заек превратитесь в быдло,
И уже никакой святой Валентин не сможет, увы, спасти всё, что в вас хорошего всё же было.
Потому что любовь, мои дорогие друзья, не продают в коробках конфет, перевязанных лентой.
Да и вообще её найти нельзя раз в году в глупый праздник, придуманный для студентов.