...
[466x465]

Ватари
Приветствую тебя в моём дневе))
[699x466]

[показать]

Посмотреть ролик очень кавайный ролик)))Миса и Кира,Соби и Рицка)))

[525x700]

Териан
Вахь здрасть))
[456x618]

[показать]

Посмотреть ролик

[699x524]

Jana_Bathory
Добр пжалывать)))
[640x392]

Солнце пробираясь через ветви деревьев слепит глаза. Вот футбольный мячик только что проскакал мимо, дети кричат, смеются, играют. По всюду стоит шум. Топот маленьких ножек по дорожке и газону. Тут, почти все дети повернулись в одну сторону, там, куда смотрели их невинные глаза, стоял и плакал мальчик. Он плакал так горько, что у всех кто его слышал, наворачивались слёзы на глаза. Может, он недавно потерял, маму с папой? Ну конечно. Тут ни у кого нет родителей. Если б даже они и были, то эти дети ни на секунду здесь больше бы не задержались. Они непременно бы уехали домой. Их там накормили и напоили досыта, да положили бы спать. Нет тут всё иначе, со временем дети вырастают и уходят от сюда и создаётся такое ощущение, что их забрали домой родители. Но родителей нет, да и детей тоже уже нет. А время? Время штука необъятная, даже необъяснимая. Единственное что помогает нам смотреть на него это часы. Как секретные агенты следят за подозреваемыми, так и мы следим за временем через маленькое, стеклянное окошко часов. А что внутри этих часов? Что заставляет маленькие стрелки двигаться вечно? Ибо время вечно… Механизм - совершенное, металлическое строение. Колёсики, пружинки, болтики и рычажки – вот что! О да! А потом гордый колокол на часовне бьёт ровно двенадцать раз, дабы вынести свой суровый приговор.
Вот, мол, прошло опять время, а Вы всё ещё тут. Копошитесь там, ругаетесь, строите непонятно что – непонятно для чего. Видимо хотите спрятаться от судьбы, хотите доказать сами Себе, успокоить Себя. Что всё хорошо, что люди будут жить вечно, как и их дома.… Как само время. Нет! Не бывать этому, никогда не бывать! А я смотрю на вас сверху вниз и удивляюсь: я стою уже тут так долго, и постоянно меняюсь. То где-то камушек отломится, то покрасят меня. А вы люди, сколько бы лет не прошло, не меняетесь вовсе. Ваши города продолжают расти, ваша жадность неутолима, ваши души алчны, ваши руки грязны от крови и лжи.
Стою я, а рядом со мной как всегда Ватари. Старик смотрит на меня,повернув в мою сторону голову. Я знаю что он сочувствует мне, знаю что жалеет. Я маленький а всё понимаю... Он держит меня за руку. Холодно. Я сжимаю его руку со всей силы. Ему, наверное, больно, но он этого не показывает. Идёт снег, он падает мне на разгорячённое от слёз лицо. Последний удар колокола и всё замолкает, как затишье перед бурей.
Плёнка обрывается,как в старых фильмах и.... Передо мной как всегда монитор компьютера, он приятно жужжит, я хлопаю глазами, пытаясь прийти в себя после такого странного сна. Недоеденный пончик и чашечка чая, всё как обычно. Но сердце как-то странно колотится, предательски скрипит, готовое в любую секунду выпрыгнуть из тела, что бы душа перестала чувствовать боль. Я врываюсь в кабинет. Там много мониторов, они слепят глаза, мешают нормально видеть. Он сидит в кресле. Кресло с колёсиками по этому ему не нужно вставать что бы увидеть кто вошёл. Отьехав от стола и повернувшись ко мне, он спрашивает. –Что случилось Риузаки? Какой родной голос, такой любимый, такой добрый. Я стою не в силах что либо сказать. Меня переполняет чувство благодарности. За то что выростил меня, за то что не бросил на произвол судьбы. Он добродушно кивает мне и прям как отец спрашивает. –Что такое? Отец...Это слово мне не знакомо, но я считаю Ватари моим отцом. Хоть это и не правда. Думаю такой титул присваивают не родным людям,а тем кто относиться к тебе так как должны относиться родные. Как сестра или как брат, как мать... Я стою и понимаю что выгляжу глупо. Мне никогда не было стыдно выглядеть нелепо. Особенно перед Ватари. Хочется кинуться ему на шею и заплакать. Не знаю почему, такое чувство что это наша последняя встреча. Мои чувства редко меня подводили...
В руках я держу тетрадь смерти. Это моё самое великое открытие, хотя я делаю вид что для меня она значит не больше чем вещица для расследования. Я держу её вверх ногами, думаю это выглядит странно, но это даёт мне полностью рассмотреть что у этой тетради убийств у одной из страниц оторван уголок. Я сижу на корточках что стало для меня обычным делом с того момента когда мне стукнуло 12 лет. Я разговариваю с Богом смерти Ремом. Я пытаюсь узнать у него побольше о тетради, но видимо шинигами не хочет делиться со мной информацией. Может ли Бог смерти быть под чьей то властью? Ягами всё это время стоял за моей спиной. Он слушал наш разговор с шинигами. –Ягами кун,
Окликаю я его.Равнодушные глаза,мои и твои.Я не смотрю на тебя, но чувствую твой взгляд на моей спине.
-Ты наконец-то получил свободу, однако всё равно продолжаешь находиться здесь практически постоянно.
Недавно мы избавились от наручников. Теперь намного удобнее жить, нам стало легче от этого обоим. Хотя я стал ощущать нехватку. Чего? Его... Отвечаю я на собственный вопрос. Я даже и не думал что эта слежка будет такой приятной для меня. Мы спали в одной кровати, завтракали за одним столом, а затем садились работать- вместе. Знать что он рядом было просто замечательно. Я ненавижу себя за такие мысли. Я отломил Читать далее...

Это цитата сообщения twinsPaperchild Оригинальное сообщение

Урок Японского языка)

Начинаем урок....ээээ.... Японского языка

Оясуми-спокойной ночи ,
Оясуми насай - более вежливое.
Гомен - прости
Гоменасай- простите меня.
Онегай - пожалуйста.
Чото мате - подожди секундочку или постой.
Охаё - доброе утро.
Коничива - привет.
Итадакимасу - обычно говориться перед тем как начать есть это слово ни как не переводиться но если ОЧЕНЬ сильно натянуть его значение то оно может означать "Приятного аппетита"
Ксо - чёрт или блин.
Йо - приветик или что то подобное обычно используется между друзьями.
Хай- да
Най - нет
Ками- бог
Аники - страший брат
Нии-сан - брат в вежливой форме.
Нии-тян - братик, обычно используется по отношению к младшему брату.
Нэ- сан - сестра в вежливой форме
Нэ-тян - сестричка опять же используется к младшей сестре или к подруге которая младше тебя.
Юри - это женское имя Лилия но так же означает отношения между девушками.....гы....гыы.......
ЯОЙ- означает отнашения между мальчика.....моё любимое.. =З
Хентай - извращёный или извращенец и так далее и тому подобное....
Оданго - японские сладости на палочке.


всё...больше вспомнить не смогла =(
У меня раньше было записано ОЧЕНЬ МНОГО слов по японски и перевод к ним но комп....зараза, всё стёр Воть кому интересно мне подружка дала) Встреча и прощание
В этом разделе описаны популярные выражения, которые японцы используют, когда встречаются или прощаются.

Группа со значением "Привет"
Охаё годзаймасу (Ohayou gozaimasu) - "Доброе утро". Вежливое приветствие. В молодежном общении может использоваться и вечером. Напоминаю, что в большинстве случаев "у" после глухих согласных не произносится, то есть, данное выражение обычно произносится как "Охаё годзаймас".

Охаё (Ohayou) - Неформальный вариант.

Оссу (Ossu) - Очень неформальный мужской вариант. Часто произносится как "Осс".

Коннитива (Konnichiwa) - "Добрый день". Обычное приветствие.

Комбанва (Konbanwa) - "Добрый вечер". Обычное приветствие.

Хисасибури дэсу (Hisashiburi desu) - "Давно не виделись". Стандартный вежливый вариант.

Хисасибури нэ? (Hisashiburi ne?) - Женский вариант.

Хисасибури да наа... (Hisashiburi da naa) - Мужской вариант.

Яххо! (Yahhoo) - "Привет". Неформальный вариант.

Оой! (Ooi) - "Привет". Весьма неформальный мужской вариант. Обычное приветствие при перекличке на большом расстоянии.

Ё! (Yo!) - "Привет". Исключительно неформальный мужской вариант.

Гокигэнъё (Gokigenyou) - "Здравствуйте". Редкое, очень вежливое женское приветствие.

Моси-моси (Moshi-moshi) - "Алло". Ответ по телефону.

Группа со значением "Пока"
Саёнара (Sayonara) - "Прощай". Обычный вариант. Говорится, если шансы скорой новой встречи невелики.

Сараба (Saraba) - "Пока". Неформальный вариант.

Мата асита (Mata ashita) - "До завтра". Обычный вариант.

Мата нэ (Mata ne) - Женский вариант.

Мата наа (Mata naa) - Мужской вариант.

Дзя, мата (Jaa, mata) - "Еще увидимся". Неформальный вариант.

Дзя (Jaa) - Совсем неформальный вариант.

Дэ ва (De wa) - Чуть более формальный вариант.

Оясуми насай (Oyasumi nasai) - "Спокойной ночи". Несколько формальный вариант.

Оясуми (Oyasumi) - Неформальный вариант.

"Да" и "Нет"
В этом разделе описаны популярные выражения, часто встречающиеся в речи японцев и персонажей аниме и манги и выражающие различные варианты согласия и несогласия.

Группа со значением "Да"
Хай (Hai) - "Да". Универсальное стандартное выражение. Также может значить "Понимаю" и "Продолжайте". То есть, оно совсем не обязательно означает согласие.

Хаа (Haa) - "Да, господин". Очень формальное выражение.

Ээ (Ee) - "Да". Не очень формальная форма.

Рёкай (Ryoukai) - "Так точно". Военный или полувоенный вариант.

Группа со значением "Нет"
Иэ (Ie) - "Нет". Стандартное вежливое выражение. Также вежливая форма отклонения благодарности или комплимента.

Най (Nai) - "Нет". Указание на отсутствие или несуществование чего-либо.

Бэцу ни (Betsu ni) - "Ничего".

Группа со значением "Конечно":
Наруходо (Naruhodo) - "Конечно", "Конечно же".

Мотирон (Mochiron) - "Естественно!" Указание на уверенность в утверждении.

Яхари (Yahari) - "Так я и думал".

Яппари (Yappari) - Менее формальная форма того же самого.

Группа со значением "Может быть"
Маа... (Maa) - "Может быть..."

Саа... (Saa) - "Ну..." В смысле - "Возможно, но сомнения еще остаются".

Группа со значением "Неужели?"
Хонто дэсу ка? (Hontou desu ka?) - "Неужели?" Вежливая форма.

Хонто? (Hontou?) - Менее формальная форма.

Со ка? (Sou ka?) - "Надо же..." Иногда произносится как "Су ка!"

Со дэсу ка? (Sou desu ka?) - Формальная форма того же самого.

Со дэсу нээ... (Sou desu nee) - "Вот оно как..." Формальный вариант.

Со да на... (Sou da naa) - Мужской неформальный вариант.

Со нээ... Читать далее...

Это цитата сообщения Yuki_Elric Оригинальное сообщение

Мой монтажик по Алхимику х)))

Оть...сделало монтажик,хы))...многим нравится)))старалась))))

Смотреть это видео

СКАЖИ МИРУ КУСЬ КУСЬ)))*счас я тебя закаваю КУСЬ КУСЬ*

Смотреть это видео

Hey Kira?
Yeah?
Goot tha!
Oh no!!!

Настроение сейчас - Поганое

*в истерике*Я не похож на СОБИ я не похож на СРБИ(((Мне вчера это Рицка сказал!!!!!!Он ска....Он сказа....ска....ссс....ка....заааааал,....Он сказааааал!!!!!!!!!*истерика под сталом...стулом...и всеми большими предметами в доме а точнее под котом*Тттты знал?!*берёт кота в руки,тот висит в воздухе и полоумными глазками смотрит на хозяина*Ттты знал что...я...*всхлип*Я....*всхлип*Я не похооооооооооооооож!УААААААААААААААААААААААААААААААА(((((((((
После этой картинки я понял что жизнь законцена....Мне никогда ни быть таким.....

[699x466]

Лучиэнь ищущая Тень
Santa112
-Aoyagi_Ritsuka-
Люди подсел на страшное аниме "Кровь триединства" Спасите кто нибуть!!!(((
Пч посвящаю три картинки из тиринти блод))))из-за моей помешаности на Авеле(ибо блондин с очками как и Соуби)будут страдать ВСЕ!)))))))
[700x525]
[700x525]

Когда я возвращаюсь в Гамбург, меня ждет весьма неплохая весть.
Я бы даже сказал, отличная.
Лайнтверг согласен – еще бы ему не согласиться! – что бы он ни говорил мне, научный интерес перебивает мораль и совесть…

Он отвозит меня в небольшую больницу под Ульмом, где, судя по его словам, мне придется провести не меньше месяца.
Слишком долго… и не думаю, что я действительно останусь после имплантации в Германии больше, чем на полторы недели – и никто не помешает мне уехать.

…В день операции Лайнтверг нервничает. Нервничают и его подопечные лаборанты.
Мне не нравится, что операция будет проходить не под моим контролем. Но…иначе, думаю, невозможно.
В одиночку можно вставить стеклянный глаз. Но проводить настолько сложную операцию на самом себе… нереально даже в теории.
Зима 1992 года, Япония.

Рейс Мюнхен – Токио.
Я возвращаюсь… домой?
После жаркой Африки, ее желтой, высушенной солнцем травы и диких стад, после безумства Гаити, после Германии…

…В Токио снега нет, только прохладный, влажный ветер.
Я беру в аренду черный «Плимут».
У меня нет водительских прав. На Гаити их никто не выдает – а, как бы не странно это звучало, водить я научился именно там, на местных дорогах с движением, напоминающим гонки на выживание.
Помню, иногда на бампер машин наваривались толстые решетки, чтобы защитить фары и радиатор от повреждений – на дорогах, где под колеса с равным постоянством попадаются камни и домашний скот, аварии – довольно частое явление.
Поэтому ездить там – значит пробивать дорогу зарешеченным капотом, к чему права?

…Но в Японии они нужны.
Правда, я думаю, что служащему, выдающему все необходимые бумаги, можно об этом временно забыть… не без моего содействия, разумеется.

…Мне долго ехать.
Долго, моя прекрасная кукла… - но теперь я знаю, чем ты сможешь помочь мне…

* * *

И первое, что я замечаю еще за несколько зданий до «Белой Звезды» - это огромная фура, занявшая всю левую полосу дороги. С фуры сгружают доски.
Я подъезжаю ближе.
На асфальте перед фасадом «Звезды» рассыпана деревянная стружка, распиливают толстые балки, подгоняя их по нужной длине; крыльцо полностью разобрано, и двое рабочих снимают со стены вывеску.
Правая часть фасада затянута пленкой, внутрь «Звезды» вносят реи, предназначенные для строительства стен.
В зеркале заднего вида я вижу, как подъезжает еще один грузовик.

Что за черт?

Я не привык делать поспешных выводов, но… мало ли что могло случиться за два года моего отсутствия?

Я выхожу из машины и захожу в «Звезду» - или как теперь ее назвать? – не обращая внимания на окрики рабочих.
Внутри пусто. Ни следа основного зала, снесены стены и перегородки, весь пол в строительном мусоре. В дальнем левом углу с установкой балок копошатся рабочие, и режет слух звук включенных электропилы и дрели.

Все же, часть одной из несущих стен оставлена – если остальные полностью разобраны или оголены до балок в зависимости от степени нагрузки на них, то эта не тронута вообще.

- Я думаю, эту стену не стоит разбирать, она одна из основных опор.

Сквозь шум я слышу голос мужчины, стоящего в проеме стены – но это явно не Ория.

- Здесь думаю я, а не вы.

А вот это уже он. Значит, все в порядке – по крайней мере, с владельцем того, что осталось от «Звезды».

Ория стоит посреди отгороженной стеной части зала.
И я… можно сказать, удивляюсь тому, как он выглядит. На нем надето кимоно – темное, с красно-серым рисунком, когда это раньше он ходил в традиционной японской одежде?

- Мураки?

Он вскидывает на меня взгляд – и тут же отводит в сторону. Не так, как было в прошлый раз.
Странно…

- Я только что из аэропорта, - я встряхиваю головой, челка все еще мешает мне, закрывая периодически и здоровый глаз.

…Но отказываться от нее было бы бессмысленно – отчасти Лайнтверг – Царство небесное его Нобелевской премии и воспоминаниям, связанным со мной! - был прав, говоря мне о красоте. Однако я по-прежнему не изменил своего тогдашнего мнения.

- Вы меня поняли? – Мибу обращается к проектировщику. – Этой стены здесь быть не должно.

- Но Мибу-сан, это невозможно.

Не люблю людей, которые говорят «невозможно». И которые отнимают мое время – тоже.
Ория подходит к проектировщику, по его виду заметно, как он недоволен, и берет из кармана на спецовке японца карандаш.

- Если это настолько трудно, - говорит он, дорисовывая что-то на плане в руках проектировщика. – Постройте две стены взамен здесь и здесь. Я надеюсь, это-то вы сможете сделать?

- Да, разумеется, Мибу-сан, - проектировщик кивает, оглядывая зал. – Что насчет фасада?

- С этим разберемся потом, - Ория вкладывает карандаш в его пальцы. – До свиданья, Тару-сан.

- Всего доброго, Мибу-сан.

Проводив его неодобрительным взглядом, Ория подходит ко мне.

- Ну, здравствуй, Мураки-сан, - негромко говорит он.

- Что здесь происходит? – спрашиваю я.

- Объясню за чаем, - отзывается он.

Вдвойне странно. Я ждал… более несдержанных Читать далее...

* * *

На следующее утро я просыпаюсь в доме гаитянки, имени которой я так и не узнал.
За окном – квадратным провалом в серой стене, - идет ливень.
Я одеваюсь и подхожу к окну.

И не вижу ничего, кроме ливня. Только серое марево, рассеченное полосами дождя, размытые очертания пальм и небо, небо, слившееся… с землей? Туманом?
Не знаю.

- Мой брат сегодня ночью отвезет тебя. Мы тоже едем на ритуал.

Я оборачиваюсь.
Она стоит в дверном проеме – полуголая, и расчесывает гребнем волосы.
Учитывая то, что здесь моются и мочатся на улицах… думаю, это нормально.

У нее хорошая фигура.
Но мне… хочется другого. Не ее.
Может быть, подойдет ее брат – хотя я все равно не люблю мулатов. Мне не нравится темная кожа и жесткие волосы. Абсолютно…

Вечером, когда приходит брат гаитянки – невысокий, лет семнадцати, - я вспоминаю Орию Мибу.
Возможно… я скучаю именно по его телу.

* * *

Я слышу бой барабанов, когда по грязной, мокрой, разбитой дороге проржавевший пикап гаитян под покровом прохладной после ливня ночи подъезжает к небольшому дому.
Мы выходим из машины.

Внутри дома тесно от людей.

- Немного опоздали, - говорит мне гаитянка.

Она берет меня за руку, протаскивая через массу человеческих тел к центру дома.
Одурманивающий, тяжелый ритм, создаваемый тремя барабанами, уводит от реальности.
В центре, вокруг увешанного флагами и масками столба, танцует морщинистая старуха, гремящая в такт барабанам какой-то трещоткой.
Гаитянка отпускает мою руку.
Выходит вперед, в центр круга, где уже танцуют другие девушки.

Я смотрю – и слушаю их песни.
От них веет неуемной энергией, какие-то отголоски касаются меня…
Мне кажется, еще немного, и я пойду туда же, к гаитянам, отдаваясь колдовскому ритму барабанов.
Сквозь дрожащий, дурманный воздух, наполненный гарью свечей, я вижу, как священник Вуду посыпает пол вокруг себя мукой.
Размахивает живым петухом.
Я знаю, потом ему сломают крылья и лапы. Снесут голову одним ударом и бросят на крест, выложенный мукой…

Кровь.
Чувствую запах.

Те, кто вышли танцевать первыми, впадают в транс. Закатываются глаза, кто-то падает на пол, извиваясь, словно в эпилептическом приступе, людской круговорот вокруг меня сводит с ума.

Я хочу уйти отсюда.
Хочу – и не могу, потому что мне нужно быть здесь!

Чьи-то руки хватают меня, я вижу безумные лица, рты, открытые в нечеловеческих криках, но я не различаю больше звуков.
Пытаюсь вырваться.

Натыкаюсь на людей, охваченных сумасшествием, кто-то выталкивает меня в центр дома, я хватаюсь рукой за столб… напротив меня оказывается маска, рассеченная переплетениями узоров, с пустыми, черными провалами глазниц…
Слышу хрипы и стоны.
Мне не выбраться отсюда.

Капля за каплей мой рассудок покидает меня. Что-то чужое выталкивает его.
Легба, Дамбаллах, Геде?
Какая-то гаитянка хватает меня, поворачивая лицом к себе.
Цепляюсь за нее – иначе упаду. Ноги больше не держат меня.
Ее загорелое тело матово блестит в зареве свечей.
Мне кажется, барабаны бьют изнутри меня, разгоняя кровь по венам своим пульсирующим ритмом.

Темно… я вижу костры. Людей. Маски.
Открываю глаза.
Отталкиваю от себя гаитянку, делаю шаг вперед – и падаю на колени.
Не могу подняться, я как в дурном сне, тело не слушается меня.
Все, что я могу сделать – это поднять голову.
Снова маска… перья и узоры по темному дереву.
Но за ней – человеческое лицо. Я вижу глаза.

Человек наклоняется ко мне.
Наверное, первый раз в жизни мне становится действительно страшно.

Он смотрит на меня. Снимает маску.
Его лицо разрисовано краской.

Я чувствую привкус крови у себя во рту. Чувствую, как теплая струйка стекает по подбородку.

Есть Вуду-сказка. А есть настоящее Вуду.

Слова знакомой гаитянки эхом отдаются в моей голове, меня тошнит, но я не могу не смотреть на человека передо мной.
Он протягивает ко мне руку, перемазанную чем-то влажным и темным. Кровь?
Я отшатываюсь назад, мной завладевает животный, неподконтрольный разуму страх, пальцы натыкаются на перья, я сжимаю жертвенного петуха, еще теплая кровь заливает мою ладонь, и я чувствую скользкие, влажные внутренности…
Потом… потом чувствую под правой ладонью что-то холодное. Нож.

Его рука касается моей щеки.
Я понимаю, что не сдвинулся ни на сантиметр.

Передо мной вспыхивает какая-то навязчивая картинка, марионетка из Старого Города, но вместо ее красивого фарфорового лица – чудовищная языческая маска.
Кружится голова.
Мне кажется, я захлебываюсь собственной кровью, кажется, меня затягивает в свое теплое лоно песчаный пол дома.
Я не могу дышать.
Не могу – и вокруг меня темно. Нет больше ни масок, ни одержимых духами, ни человека передо мной.
Только тьма – и тишина.

* * *
* * *

Я прихожу в себя от тупой, ноющей боли в голове.

Моего лица касается прохладная, влажная ткань. Скользит по лбу, щекам…
Хочу пить. Во рту пересохло.
Я заставлю себя открыть глаза.
Что-то не так.

Надо мной Читать далее...

* * *

Пираньи могут обглодать теленка до костей меньше, чем за три минуты.
От антилопы, пойманной гиенами ночью, на утро не остается и костей.
Думаю, и те, и другие, расправились бы с Иисусом быстрее, чем с теленком и антилопой.

К пяти утра призванные мной сыто облизываются и бессмысленно, уже безо всякого интереса, смотрят на обрывки одежды и обломки костей, которые, по-видимому, уже никак не могут быть съедены ввиду перенасыщения человечиной.

Я могу подойти к ним и погладить, как глажу уснувшую Широй.
Может быть, они лениво огрызнутся.
Они понимают, что я не претендовал ни на их ужин – или завтрак? – ни на их территорию.

Их лапы перемазаны кровью.
Мои руки – тоже. И шерсть Широй.

Тот, что чуть побольше, зевает, открывая желтые, в палец длиной, клыки, и начинает неспешно вылизывать лапу.
Я ловлю его взгляд и подношу пальцы к губам. Слизываю высохшую кровь с кожи, так же, как он слизывает ее со своей шерсти.

Что это за мир – тот, за завесой воздуха? Мир, рождающий таких чудовищ?
Наверное, такой же, как этот – ведь и этот мир тоже способен создать чудовище.

Я жду еще полчаса и отправляю их назад.
Замываю кровь и убираю оставшиеся кости в пакет, думаю, сегодня пара бездомных собак в Маруяме будет сыта.
Это занятие мне не слишком нравится, но пока нет того, кто мог бы замести за мной следы.
Пока.

…остается только отмыть Широй.

Прости, мама… но, кажется, я так и не выучил то, что нельзя отнимать чужую жизнь.

* * *

О Тамаяки спохватываются лишь через три дня – когда я сам сообщаю в полицию о том, что он пропал.
Его ищут.
Но его не найдут.

По колледжу идут смешки о том, что Иисус еще может воскреснуть.
Но…

…Я учу немецкий.
Вернее сказать, совершенствую знания, потому что я учил его в школе – вместе с английским, и пишу диссертацию.
Из-за этого я часто задерживаюсь по вечерам в лаборатории профессора Сатоми, но сейчас не я помогаю ему – а он мне.
Хотя, по сути, в написании диссертации мне не нужна помощь, но Сатоми так явно не считает.
Он ждет от меня поддержки в будущем?
Что ж, когда-нибудь я обеспечу это ему, тем более что мне нужен будет свой человек в колледже и после окончания учебы.

…Сацуки, продержавшаяся в роли девушки Ории Мибу рекордно долгий срок, едва ли не мнит себя его невестой.
Ория относится к этому спокойно, потому что Юсадзи не только ничего не светит – так еще и не светит вдвойне.

- Отец никогда в жизни не допустит, чтобы я женился на дочери банковского служащего, - усмехается он.

Но Сацуки об этом пока не задумывается – и крутится рядом с Орией, вызывая лютую ненависть со стороны соперниц.
Глупая, глупая кукла.

Такие продаются в сувенирных магазинах, заводные пустышки, танцующие механический танец на сцене музыкальных шкатулок.
Такие продаются в квартале Гион, с той только разницей, что они живые.

В этом году сакура расцветает позже, чем обычно.
Может быть, виной тому зимние холода, может еще что-то – кто объяснит все причуды природы? Это необъяснимо, а, впрочем, и не нужно пытаться… есть вещи, которые нельзя разложить на детали, на явления и составляющие, вещи, существующие лишь в целом виде. И как бы это ни противоречило всем наукам, они должны оставаться такими – не изведанными до конца, потому что только тогда остается манящая тайна, загадка, только тогда интересен тот или иной объект.
Но, будь он разгадан – он неинтересен.

Когда-нибудь, возможно, очень скоро, и Ория Мибу станет мне неинтересен.

…Я защищаю диссертацию, когда на руках у меня уже билет до Мюнхена.

Ория с друзьями уезжает на побережье.
Он просил меня поехать вместе с ними. Предлагал поехать без них, только вдвоем.
Но к чему мне это?

Он возвращается в день моего отлета, приезжает в аэропорт раньше меня, и ждет у входа в терминал.
Насколько я знаю, он собирался отдыхать на побережье все лето.
Значит, он оставил там друзей и приехал только для того, чтобы проводить меня.
Что ж, это вполне в его духе…

- Когда ты вернешься? – спрашивает он.

Не задавать вопросов о времени. Это тебе тоже нужно знать, Ори.

- Я еще не улетел, а ты спрашиваешь, когда я вернусь, - усмехаюсь я. – Я не знаю, Ория.

Он хмурится.
На нем черная майка и белая рубашка поверх, джинсы с широким проклепанным ремнем, - дань американской рок-группе, взорвавшей Токио своим концертом в рамках мирового турне этим летом?
Не то что бы мне нравилась американская музыка и все, с ней связанное.

- Может, пока посидим в кафе? – он снимает солнечные очки и кивает в сторону летнего кафе при терминале.

До посадки у меня еще полтора часа – и я соглашаюсь.
В кафе он пьет пиво, смотрит на меня, думает, что я не вижу…
Но я позволяю ему смотреть сколько угодно, отвернувшись в сторону, провожая взглядом взлетающие и садящиеся самолеты за окном, проезжающие по взлетным полосам машины с оранжевыми маячками…

- Если хочешь… я могу приехать к тебе зимой. К тому времени мы как раз разберемся с Отару-Сендай.

Он Читать далее...

* * *

Еще через неделю он смиряется с неизбежным.
Думаю, он понял, что я не буду просить прощения – и что спокойно обхожусь без него.

Я встречаю его в холле общежития, около десяти вечера – когда собираюсь идти в подвал.
Он сидит на одной из скамей, провожая безразличным взглядом проходящих мимо него – а они оглядываются, очевидно, не совсем понимая, что Ории Мибу понадобилось в общежитии.

- Мураки-сан, - он поднимается на ноги, когда я подхожу к нему. – Глупо будет не разговаривать друг с другом четвертую неделю подряд.

- Возможно, Мибу-сан, - я улыбаюсь и перевожу взгляд за окно.

- Хочешь сказать, что тебе все равно?

Его пальцы сжимают вязку моего свитера у горловины, Ория заставляет меня посмотреть на него - и в его глазах пляшет янтарная злость.

- Я пока еще ничего не говорю, Ория, - я перехватываю его руки за запястья и опускаю их вниз.

- Тогда скажи, Мураки.

Я смотрю на него – рассерженного, нахмуренного, со сверкающим взглядом из-под растрепавшейся челки, - и думаю о том, что сейчас творится в головах тех, кто видит нас.
Ория, Ория… как же твой статус-кво?

- Я слышал, - улыбаюсь я. – Сейчас в Киото на гастролях китайские гимнастки.

- Что? – переспрашивает Мибу, сбитый с толку таким поворотом. – Какие еще гимнастки, Мураки?

- Не хочешь посмотреть?

- Мураки, с тобой все нормально? – он окидывает меня внимательным взглядом. – Я последний раз ходил в цирк, когда мне было семь.

- Разве я говорил о цирке? – я приподнимаю бровь. – Ория, если ты не чувствуешь разницы…

- Не имеет значения, - он перебивает меня. – Когда?

- Когда захочешь, - пожимаю плечами.

- Хорошо, - Мибу кивает и засовывает руки в карманы брюк. – Значит, завтра.




…На следующий вечер мы стоим у входа в цирковой зал, где должно проходить выступление гимнасток.
Да, это цирк, но сейчас детей среди ожидающих практически нет – еще бы, разве кто-то обещал показывать клоунов и дрессированных пуделей?
В зале темно, мы заходим в числе первых, поэтому минут пятнадцать еще ждем начала.

- Зачем ты меня сюда привел? – интересуется Ория, безучастно оглядывая пустую арену и зал.

- А зачем сюда приходят другие люди?

Сомневаюсь, что могу дать тебе точный ответ, Ори. Вот если бы это был кукольный театр…


…Во время выступления Ория молчит и задумчиво облизывает мороженое.
Я смотрю на гимнастку в зеленом, вращающую на ноге белоснежный бумажный зонт. Она легко перекидывает его с кончика ручки на тонкую, полупрозрачную кромку, и создается такое ощущение, что зонт просто подвешен, что он парит над ней, а она лишь подталкивает его.

- Знаешь, Мураки-сан, - Ория склоняется ко мне, и я перевожу на него взгляд. – Я могу показать тебе куда более интересные вещи.

В темноте зала он не видит моего лица – но я вижу, как он улыбается, слизывая с губ мороженое.
Его рука ложится на мою ногу, чуть сжимая, он проводит ладонью вверх и останавливается на этом.
Я беру его руку – и опускаю ее между его ног, накрыв сверху своей ладонью.
Он напрягается.

- Сколько выдержишь? – шепчу я ему на ухо.

Полагаю, вокруг достаточно темно, чтобы нас не заметили.
Я сжимаю его пальцы.

На арене та девушка, что была с зонтом, балансирует на одной руке на тонком шесте, упертом концом в спину другой гимнастки.
Медленно, осторожно они достраивают живую пирамиду, гибкое переплетение своих змеиных тел…

- Прекрати, - шипит Ория, когда я начинаю гладить его его собственной рукой.

- Ты сам начал, - усмехаюсь я.

Пусть это будет для тебя наказанием.

…Он терпит, пока я не убираю его руку – и не кладу на ее место свою.

- Мураки… я прошу тебя… перестань…

Я глажу его сквозь ткань брюк, у него стоит, и он сжимает пальцами подлокотник своего кресла, прикрыв глаза дрожащими ресницами…

…Я не понимаю, как те девушки на арене умудряются сохранить такое хрупкое равновесие. Их тела кажутся тонкими, слабыми, изящными, но они держат на себе друг друга, изогнувшись в нечеловеческих позах… разворачиваются, как диковинный цветок, где лепестки - их руки и ноги…

- Мураки… хватит…

У Ории срывающийся, едва слышный шепот. Думаю, если он захочет говорить громче – то сорвется на стоны.
Я убираю руку.
Только ему это уже не поможет.

До конца представления он сидит, пытаясь расслабиться, и ему к черту не нужны гимнастки на арене… на них он даже не смотрит – и я не знаю, что он видит за прикрытыми веками своих глаз, но… могу догадаться.

…Потом он ведет машину, постукивая пальцами по рулю, и останавливает ее в каком-то безлюдном квартале, в темноте переулка, в который едва втиснулся автомобиль.

- Ну, давай, - шепчет он, погасив фары и перебравшись на мои колени. – Давай…

Я раздеваю его, а он трется об меня, возбужденный до предела, с лихорадочным блеском в глазах…

- Ты говорил, что можешь показать мне более интересные вещи, - говорю ему я.

- Потом. Потом, Мураки.

Он мотает головой, расстегивая ремень на моих брюках, и его поцелуи Читать далее...

- Мураки-сан… о чем ты думаешь?

Я прикасаюсь рукой к щеке Ории, он облизывает губы, и я провожу пальцами по коже вниз, очерчивая скулы, подбородок… задумчиво глажу шею и выпирающие ключицы…
Моя кукла.
Я хочу, чтобы он подчинялся мне, плясал на нитях, как в кукольном театре…
Я хочу, чтобы он был моей красивой, самой лучшей куклой. Живой, сотканной из плоти и крови, послушной, преданной…
Но за право обладания нужно бороться.
Просто так я не получу то, чего хочу – но у меня есть время, чтобы познать каждую частичку души и тела Ории Мибу…


- Ни о чем, Ория, - я целую его в шею и отхожу от стола, поправляя свою одежду. – Одевайся.

Разумеется, вряд ли он примет это без внутреннего сопротивления.
Но смириться с тем, что я трахнул его во второй раз, и ему снова это понравилось, придется. Я научу его проигрывать мне и находить в этом пусть даже призрачное счастье.

…Он застегивает брюки, я подхожу к нему сзади и вытаскиваю из-за его воротника попавшие под рубашку пряди волос.
Мибу встряхивает головой, и его волосы спадают блестящей волной к лопаткам. У них, как всегда, ровно остриженные концы, но сейчас они длиннее, чем в прошлом году.

- Отращиваешь? – я подношу мягкую прядь к губам и целую.

- Нравится, Мураки-сан? – он отвечает вопросом на вопрос и чуть улыбается. – Тогда отращиваю.

Ори, Ори…Стоишь у пропасти и не видишь обрыва.
Все еще играешь… но это правильно. Ты азартен – а когда поймешь, что сам пойман, будет поздно… да и не нужно тебе.

Вдвоем мы расставляем убранные со стола колбы и пробирки по местам, я закрываю лабораторию, потом аудиторию.

- До встречи, Мураки-сан, - говорит он мне уже на улице, у поворота на студенческое общежитие.

Его волосы треплет ветер, завтра, наверное, будет гроза.
Я киваю ему вместо ответа и иду по асфальтированной дорожке к общежитию, и, обернувшись уже у ступеней корпуса, вижу, как он садится в машину – подарок от его отца на восемнадцатилетие.

Я открываю парадную дверь, но потом, передумав, иду обратно – в главный корпус.
У меня еще есть дела в подвале…

* * *

* * *

Мне снятся сны.
Разные, но потом я не могу их вспомнить.
Я читал в книге, что нужно, едва очнувшись ото сна, брать фонарь и записывать увиденное, но это чушь.
Письмо сбивает. Едва начинаешь писать первое предложение, пусть обрывок, пусть пометку, из головы исчезает все остальное.
Не вспомнишь. Не поймаешь.
Мимолетно.

Интересно, что снится Ории Мибу?
Возможно, когда-нибудь я узнаю и это.

…Он все так же часто появляется в колледже в окружении девушек, но теперь это маскировка – или попытка доказать, уверить себя в том, что противоположный пол его все еще интересует.
Если так, то я согласен с Орией.
Интересует.
Но… он задавался вопросом, интересует ли его свой пол в той же мере?
Или только я?
Думаю, второй вариант куда вернее.

Мне нравится наблюдать за поведением Мибу. Пусть незримо, оно меняется, это чувствуется, как послевкусие…

- Мураки, - говорит он мне после экзамена по анатомии, когда большая часть нашей группы еще в аудитории. – Не хочешь покурить?

Кроме нас в коридоре нет никого. Да и в самом колледже не так уж много студентов – это последний июньский экзамен, и дальше – только каникулы…

…Тамаяки, штурмовавший кафедру с билетами первым, ушел сразу, Ории попался либо, скажем так, очень знакомый билет, либо его просто натянули на «отлично».
Со своей же темой я расправился быстро, и вышел почти сразу после Мибу.

- Не откажусь, - я подхожу к нему ближе и провожу рукой по его талии, соскальзываю чуть ниже и вытаскиваю из кармана его пиджака пачку сигарет.

В туалете он забывает про «покурить», и сигарета так и остается незажженной, зажатой в уголке его рта.
Он притягивает меня к себе и откидывается на стену, прижавшись к ней лопатками, и медленно расстегивает на себе рубашку.
От осознания того, что он готов дать мне прямо здесь, едва не темнеет в глазах.

- Куда ушел Иисус? – спрашивает он, вытаскивая рубашку из брюк.

Ория, за каким чертом ты это спрашиваешь? Или тебе в голову пришла мысль о том, что это… не слишком подходящее место для секса?
Моя прекрасная кукла…

- Думаю, он уже взял свои вещи и отправился на вокзал, - я вытаскиваю из его рта сигарету и облизываю фильтр. – Твои друзья еще долго будут сдавать?

- Час-полтора у нас есть, пока там до них дойдет, - глаза Мибу блестят.

- Идем, - я выбрасываю сигарету в мусорный бачок. – Ория.



…В комнате у нас еще с вечера занавешены шторы – Тамаяки нервирует луна, светящая ночью прямо в окно, - и они плотные, поэтому вокруг царит приятный полумрак.
Думаю, да, полумрак – потому что теперь для меня это скорее приглушенный свет. Не мрак.

Ория окидывает взглядом помещение, не изучая, и садится на мою кровать, потянув меня за собой, расстегивает ремень на моих брюках.
Я снимаю с него рубашку, через несколько минут мы уже оба в постели, он покрывает поцелуями мою грудь.
Я подталкиваю его ниже.

- Читать далее...

* * *

В понедельник Мибу приходит в колледж с наглухо застегнутым воротником рубашки и туго затянутым галстуком, но это единственное, что отличает его от обычного состояния. Не знай я, почему Ория надел галстук – на моей памяти этот предмет гардероба был на Мибу лишь два раза, в начале и конце прошлого учебного года, - я бы и не заострял на нем своего внимания.

Интересно было бы знать, что он сказал своим друзьям? Или они, что вряд ли, молчали?

…По анатомии - после сдачи курсовой, - у нас начинается практика.
Естественно, в морге.

Я вскрываю труп, слушая пояснения преподавателя, по другую сторону стола остальные студенты наблюдают за моими действиями. Иисус Христос стоит ближе всех, едва ли не нависнув над трупом – он меня немного раздражает, но не настолько, чтобы это отвлекало меня от работы.
Он, полагаю, тоже был бы не против собственноручно вскрыть тело.

Я думаю о том, что эта мертвая органика, расступающаяся под давлением скальпеля в моей руке – все, к чему приходит любой человек. Кем бы он ни был при жизни, смерть уравнивает всех, и общий итог одинаков.

- Причина смерти?

Жизнь.
Из плавного течения мыслей меня выводит голос преподавателя.
Я аккуратно вырезаю печень, распухшую, бугристую, плотную, чудовищных размеров.

- Цирроз печени, - говорю я, опуская ее в железное судно.

- Верно, абсолютно верно… Так, дорогие мои, выглядит печень нашего алкоголика со стажем. Однако это не так занимательно, как, скажем, легкие курильщика… но это после. А сейчас все свободны.

Я мою руки и слышу, как шутит Хейдзи.

- Будешь много пить, Ория, будет у тебя такая печень.

-…И вскроет меня Мураки, - со смехом отзывается Мибу.

Вскрою?
Это было бы интересно. Но слишком… недолго.
Я намерен изучать тебя куда дольше, Ори.

…Ночь с субботы на воскресенье я посвящаю определению границ своего восприятия в темноте – и понимаю, что, скажем, текст из учебника в почти полной темноте я прочитать не смогу.
Но, все же… в темноте у меня уже не совсем круглые зрачки. Они мало заметно сужаются и вытягиваются, но все равно это дает определенные преимущества.

К пяти утра я заставлю себя уйти из подвала в спальню и не замечаю, как за мной в комнату проскальзывает та самая белая кошка.
Тамаяки ворочается в кровати со сбившимся в сторону одеялом и очередным учебником, подмятым им под себя во сне.
Я раздеваюсь и ложусь в постель, и только тогда замечаю два зеленых огонька под кроватью Иисуса.
Кошка крадется ко мне, вспрыгивает на постель и, побродив у моих ног, сворачивается клубком в складках одеяла.
Я чувствую себя настолько усталым, что не сгоняю ее, а когда просыпаюсь утром – ее уже нет.

И я думаю о том, куда она пропала, если дверь закрыта до сих пор – Тамаяки еще спит, - и была ли вообще?

* * *

…Мибу продолжает сидеть со мной за одной партой на этике, но, думаю, теперь это для него вопрос принципа.
Он почти не разговаривает со мной, только переспрашивает что-то по лекциям, и – это хорошо чувствуется - старается держаться подальше от меня, хотя в большинстве случаев он такой же самоуверенный и язвительный.
Хотя я замечаю – это только в окружении друзей. На парах он предпочитает молчать.

Нет, Ори, так дело не пойдет.

…У меня есть два пути: либо терпеливо ждать, вынуждая его самому придти ко мне, либо… немного ускорить процесс.
Разумеется, это будет немного сложнее, в конце концов, я не знаю, как именно он поведет себя.
Но… попробовать стоит. При удобном случае.

Такой случай выдается через пару дней.
Мы сталкиваемся с ним в туалете, он отмывает пальцы от чернил потекшей ручки – и рядом с ним, что удивительно, нет ни Тамуры, ни Хейдзи.
Удачные совпадения – чушь.
Но как это иначе назвать?

- Мибу-сан, - я подхожу к соседней раковине. – Никак не отмоешься?

- Вовсе нет, Мураки-сан, - он выключает воду и отряхивает руки. – Думаю, ты опоздал.

Я, Ори?
Никогда.

Я прижимаю его к раковине, быстро, так, что он не успевает увернуться.

- Разве? – улыбаюсь я.

- Мураки, - он сощуривает глаза, и его голос звучит почти зло. – Учти, я не буду просить отпустить меня…

- Заманчивое предложение, - я отвожу его волосы назад, открывая шею, и он едва заметно вздыхает. – А если я заставлю тебя?

- Ты – меня? – усмехается он.

- Тебя, - я касаюсь пальцами его шеи. – В самом деле, не убегать же тебе отсюда как девчонке…

- Попробуй, - с вызовом бросает он.

Ори, Ори… одна фраза, и ты уже на взводе.

Я целую его шею, меня заводит его вкус, его запах… начинаю гладить его под пиджаком ладонями…
Ори, зря ты согласился – ты еще недолго сможешь терпеть.
Мои пальцы касаются сквозь ткань рубашки его сосков, он выдыхает сквозь зубы, и я целую его.
Он не отвечает.
Я кусаю его нижнюю губу, почти до крови, пробивая себе дорогу, ну, давай, Ори, ты же хочешь…
Он прикусывает мой язык, едва я углубляю поцелуй.
Ори, а за это ты заплатишь.

…Через пару минут он перестает сопротивляться – и прижимается ко мне, кусая Читать далее...

* * *

С Мибу вполне сносно сидеть за одной партой.
Он не отвлекает меня, как и Тамаяки - однако к Мибу, в отличие от Иисуса, я не испытываю неприязни.

С Хейдзи и Тамурой Мибу часто опаздывает на занятия, и когда он, слегка встрепанный, но не потерявший при этом ни доли своей царственности, садится за парту, от него пахнет табачным дымом.

- Покурить есть? – спрашивает он у меня как-то после очередной пары.

- Есть, Мибу, - с усмешкой отзываюсь я. - Я всегда ношу с собой блоки сигарет, ты разве не знал?

Его друзья стоят чуть поодаль от нас и периодически бросают заинтересованные взгляды в нашу сторону. Хм. Почему-то мне кажется, что у Мибу не самые чистые побуждения – впрочем, чего еще можно ждать от сына якудзы?

- Нет, значит? – он достает из кармана пиджака пачку сигарет и протягивает мне. – Мураки-сан, это не дело.

Ненавижу, ненавижу, ненавижу, когда я не в курсе того, что происходит!
Но я все же беру сигарету – стоит посмотреть, что дальше выкинет Мибу.
Он зажигает мою сигарету.
Интересно, чем я обязан такой благосклонности Ории Мибу? И он, вообще, в своем уме? Кажется, это ему все должны протягивать зажигалки.
Что будет следующим его ходом? Если, скажем, нам придется есть за одним столом, он закончит еду первым?

Однако я немного ошибаюсь.
Он убирает зажигалку и зажимает в зубах сигарету, а потом склоняется ко мне и прикуривает от моей сигареты, чуть прикрыв глаза – так, чтобы дым не попал в них.

- Неплохо смотришься с сигаретой, - Мибу отмахивается от дыма, прогоняя его в распахнутое окно.

- Мибу-сан, знаешь, - я улыбаюсь и стряхиваю пепел за окно. – А ведь в здании колледжа запрещено курить.

- Напишешь на меня докладную? – он смеется, и в его глазах пляшут янтарные отблески солнца, что светит как раз в окна коридора. – Мураки-сан, это бессмысленно.

Он уходит к своим друзьям, а я еще пару минут стою у окна, и смотрю, как Хейдзи говорит ему что-то, оглядываясь на меня.
Ория самодовольно улыбается – ох, как не нравится мне все это, - и они идут к лестнице, по пути Мибу бросает сигарету на пол и наступает на нее.

Если ты спорил на меня с друзьями, Ори, ты еще заплатишь мне. Только чуть позже – мне интересно, выдумаешь ли ты еще что-нибудь.

- Почему ты не доложишь на него? – спрашивает у меня Тамаяки, возникший рядом, как черт из табакерки.

Я смотрю на него, кажется, с каждым днем желание избавиться от этого человека становится все сильнее, - и с улыбкой повторяю ему слова Ории:

- Потому что это бессмысленно, Тамаяки.

* * *

Мне интересно знать, ослепну ли я.
Каждая неудача выводит меня из себя – но я не теряю надежды, снова и снова принимаюсь за дело с еще большим рвением и большим желанием разрушить себя и перестроить так, как хочется мне, а не чертовой природе.

К началу зимы из сумасшедшего водоворота, который в книгах, наверное, назвали бы входом в параллельный мир, и который на деле не сияет огнем, не блестит, как вертикальное озеро ртути, мне удается выманить полупрозрачное, слабое, дрожащее существо.
Оно рассыпается в прах, едва коснувшись бетонного пола подвала.

Я готов запустить в дрожащий воздух перед собой любой химический состав, который взорвется по ту сторону и хоть как-то навредит моему персональному проклятию.

Но нет.
Прежде чем бросать бомбу, надо подумать, не отправит ли в ответ противник на твою территорию ядерную ракету.

Иногда я засыпаю в подвале – с очередным переписанным из библиотеки манускриптом, с заклинанием на клочке бумаги, словом, с чем угодно – и когда просыпаюсь, надо мной, где-нибудь в темноте высокого потолка, маячит то серебристая, то молочно-белая, то зеленоватая тень.

Дела у колдуна в седьмом поколении идут, мягко сказать, паршиво.

И, все же, пентаграммы на полу иногда срабатывают. Во всяком случае, светящиеся нити огня, который не сожжет и бумаги, плотно прижимают к камню попавшую в центр крысу.

В такие моменты мне хочется смеяться и плакать.
И я смеюсь – меня ведь все равно никто не услышит. Да, я смеюсь, как сумасшедший, смеюсь, а по щекам моим текут слезы.

Эй, вы! Кто-нибудь там, наверху, из вас, корпящих за лекциями, гуляющих по Ойке-дори, в парке Маруяма, способен делать то, что делаю я?
Нет?

Я безумен – сотню раз безумен, потому что мышеловки придумали сотни лет назад, а моя пентаграмма и есть – мышеловка.
Но капля камень точит.
И когда-нибудь…


…Пока моя главная цель витает в неопределенности – чертежами изрисованы альбомы и тетради, кипы бумаг и страницы в блокнотах, но я понимаю, что еще рано, что у меня еще нет таких возможностей.
Я сознаю, что, скорее всего, это осуществится, лишь когда я окончу колледж, в лучшем случае к курсу пятому я в теории изложу и обосную для себя каждый пункт того, что собираюсь делать.

…В лаборатории профессора Сатоми погибают десятки мышиных органов, подключенных к системам жизнеобеспечения тонкими проводками и трубками.
Он говорит иногда, что для лучших результатов ему нужны человеческие Читать далее...