Во сне он снова был дома, в Алвасете. Наверное, давно пора все бросить и уехать… Но долг, но страна, но кровь Раканов… Как это, в сущности, грустно. Забавное дело – он снова научился грустить о таких вещах, а ведь уже лет десять назад совершенно забыл, каково это. Дома было хорошо. По-настоящему хорошо. Цвели заплетшие стены розы, их аромат перебивал даже запах сухих листьев – начиналась жара, и листва частью сохла, спасая деревья от жажды. Зато с запахом моря и соленого ветра запах роз уживался прекрасно. И так пах весь дом. Как в детстве. Как с детства. Как должен пахнуть – Дом.
Редкое время побыть собой. Быть соберано – это в крови. Быть регентом, маршалом, спасителем огромной страны – тяжелое бремя. Выбор между сердцем и долгом – большая гадость. Но его сделать пришлось. И не сейчас, давно…
По прошествии множества лет можно принять все, что случилось и понять, что отец был прав. И сказать мысленно – спасибо, но не простить, потому что понимать можно головой, а прощать надо сердцем. А сердцу больно. Было. Давно. А потом долго было – никак, безразлично… Что теперь? Снова снится этот сон – снова больно?
Всему есть своя цена. Нельзя уметь чувствовать тепло – но не чувствовать холод. Познать радость – но не знать, что такое горе. Доверять кому-то душу – и не помнить, как по ней умеют бить…
Терраса, выходящая на море. Белые занавески треплет ветер. На столе – печенье, золотой виноград и шадди. Рокэ помнил, что спит, поэтому усилием воли оглянулся – и увидел ее. Она стояла у резных перил и смотрела на юг. Там, за туманным горизонтом, совсем недалеко, лежала Марикьяра. Темные волосы убраны наверх, на плечах тонкая шаль с жемчужинками на кистях. Говорил ли он ей когда-нибудь, что любит ее? Да, определенно, да. Пока она была жива, все было проще. И говорить это слово – тоже. Но не надо ее окликать теперь… Пусть отдыхает.
В окнах отцовского кабинета горел свет. Уже вечер? Ну да, конечно. Он бывал здесь, в основном, вечером. Потому и снится теперь – так. Рокэ прильнул к стеклу, ничуть не смущаясь тем, что стоит на узком карнизе третьего этажа. Сон. Во сне можно многое. В комнате за столом сидели двое. Профиль отца был суров и недвижен, напоминая оттиск на древней монете. Рокэ отвел глаза. Не сейчас. Еще не сейчас. В кресле напротив устроился Карлос. Улыбнулся чему-то задумчиво. Обернулся медленно – и встретился с Рокэ взглядом. Подмигнул. Мир тебе, братишка…
Нет, здесь нечего делать. Пока еще нечего – или уже нечего, кто знает. Разве что Создатель, если он где-то там есть… Можно провести остаток ночи на крыше южной башенки. Посидеть, прислонившись спиной к зубцу. Не думать, не ждать, не звать – просто дышать, вспоминая – и запоминая – этот запах. Розы и море, так пахнет Дом…
- Тебя давно не было, Росио.
Пришлось открыть глаза. Хорошо, что во сне они все еще видят.
- Были дела.
- Или не было любви?
- Вы опять?..
Соберано Рамиро потянулся всем телом и уселся между двумя зубцами стены, как в кресло.
- Да, я опять, - призрак пожал плечами и усмехнулся. – А что?
- Ничего. Не надоело?
- Нет, - рассмеялся, покачал головой. – Я уже говорил тебе, Росио. Ты слишком живой для того, чтобы убить свое сердце. Оно тебя не отпустит. Я был прав. Оно вернулось из ниоткуда – и ты вернулся.
Рокэ ненавидел эти разговоры об абстракциях и вселенских чувствах. Но Рамиро гнул свое, и это бесило вдвое больше, потому что именно этим качеством они были слишком похожи. Фамильное упрямство герцогов Алва – это ужасно. Нашла коса на камень.
- Мое сердце всегда при мне, и я сам с ним разберусь, - буркнул Рокэ и по-детски нахохлился.
Рамиро оперся локтями о колени и опустил голову на сплетенные пальцы.
- Оно никогда не было при тебе и никогда не будет. Знаешь почему?.. Ты умеешь любить. Просто забыл об этом. И не любить ты не можешь – так уж мы, Алва, устроены. Перестанешь любить – перестанешь быть самим собой, понимаешь, nino?
Рокэ понимал. Не лететь, не гореть, не петь, не знать ярости и страсти – не жить, но…
- Это… больно, - прошептал он и посмотрел Рамиро в глаза. Беспомощно и с надеждой, как ребенок смотрит на старшего, который кажется всемогущим и добрым.
- Больно, - кивнул Рамиро и оказался вдруг совсем рядом, погладил по голове бесплотной рукой. – Ты сам сказал – всему своя цена. Разве оно того не стоило?.. Мать и отец, братья, друзья? Море, скалы, ветра и огни? Целая огромная страна, деревушки и города, люди – счастливые и несчастные, добрые и злые – всякие! Та девушка со светлыми локонами и камеей на шее? Этот мальчик с зимними глазами?..
Стоило или нет… И спросить-то не у кого. И себя жалко и тех, кто окажется рядом, когда…
- Это их выбор, Росио. Другим тоже нельзя запрещать любить – и выбирать.
- Что вы ему наговорили?
- Я? Когда?
- Месяца два назад. Эстерамоника и все прочее… Зачем?
Рамиро склонил голову к плечу и улыбнулся:
- Хороший мальчик, правда?
- Зачем, соберано Рамиро?
- Поживем – увидим, - улыбка не сходила с призрачного лица, но это странным образом не раздражало, как и
Читать далее...