Сегодня мама на просмотре матча сказала фразу - если бы все можно было просчитать - зачем играть?
И удивительно попала в мысль, которая занимала меня сегодня весь день.
Все боятся ошибок. Все их совершают. Кто-то меньше, кто-то больше. И многие хотели бы не совершать ошибок вовсе.
Но тогда - зачем жить? Если бы можно было просчитать идеальную жизнь - а ее просчитали писатели, режиссеры, философы - зачем тогда жить? Зачем играют в футбол? Ради процесса. Результат ведь в жизни более предсказуемый чем в футболе - все умрем. А чья жизнь запоминается больше - клерка или актера? Чем больше событий произошло в вашей жизни - а следовательно, ошибок в традиционном понимании жизни, к примеру, в церкви, тем насыщеннее была жизнь. Тем больше шансов, что ее запомнят.

Ошибка - нерациональное явление нашего мира, единственное, что отличает жизнь от существования, машину от человека, систему от организма.
Любовь - одна большая ошибка, одно большое нерациональное явление.

Всю жизнь я сводил свои ошибки к минимуму, тщательно просчитывая все последствия своих поступков. И если в последовательности могла возникнуть ошибка - а она естественно возникала , к примеру, в любовном отношении, - я прекращал свою текущую деятельность в этом направлении. И вот - не сказать, чтобы я стар, но понимаю, что многое уже никогда не повторится. Я смотрю романтические комедии как фантастику - со мной такого не случалось, могло случится, но я сам препятствовал. Все чаще приходит осознание, что что-то надо менять. Но что? Мозгов вроде хватает, а веселее не становится.

Видно что-то пора менять
Только что - не могу понять.
Обещали мне впереди
Как знать
(с) Воскресение

- Не поймаешь, не поймаешь!
Камешки с приятным шуршащим звуком полетели из-под ноги в обрыв. Ее задорный, будто детский смех отражался от мятых железных стенок и несся куда-то вверх, к застывшим, словно в ожидании чего-то великого, портовым кранам. Панек ухватился за свисающую арматуру, показавшуюся ему наиболее безопасной, и перепрыгнул через провал, уходящий к влажному песку. По сухой рыжеватой от ржавчины балке он, расставив руки для равновесия, перебрался на третий этаж огромного причала, от которого остался лишь остов. В самом конце причала, в десяти метрах над водой застыла фигурка Натэ в светло-красном платье. Солнце светило нещадно, Панек прикрыл лицо рукой, чтобы полюбоваться этой картиной. В этом особенном послеполуденном свете все казалось выбеленным, как галька на диком пляже. И платье маячило вдалеке как платок, оставленный на песке. Панека пошатывало, жара утомляла, да еще пробежка по ржавой дорожке, как ее звала вся окрестная детвора, оказалась сегодня не из легких.
Она обернулась, помахала ему и снова засмеялась. Панек вышел чуть вперед, так, чтобы бок зарывшегося в берег корабля не заслонял его от ветра и еле устоял на месте, ветер словно ждал этого момента. Прищурившись, Панек заметил, что Натэ облокотилась на перила старой лестницы, ведущей к воде. Она смотрела на него и смеялась, потом вскинула голову, и ветер стал играть ее волосами. Это было безумно красиво, как во сне.
Когда он подошел к Натэ, она словно дремала. Панек и сам знал прекрасно это сладкое чувство жаркой дремы, после которой обычно чуть пошатывает, а мир вокруг выглядит каким-то вычурно белым. Когда не хочется ни о чем думать, а только слушаешь море, млеешь на солнце.
Он смотрел на ее лицо, на бархатную загорелую кожу, на чуть островатый нос. И молчал, боясь разрушить это мгновение. Так будто вечность тянулась мимо. Потом вдруг она приоткрыла правый глаз и, склонив голову на плечо, глянула на Панека.
- Что, нравлюсь? - спросила, улыбаясь.
Он кивнул. Натэ раскинула руки в стороны и отвернулась от него. Ветер налетел под бурный шум волны.
- Обними меня - крикнула Натэ.
Панек уткнулся лицом в ее волосы и почувствовал запах морской соли. Закрыл глаза и глубоко вздохнул.

Они спустились вниз, укрылись за гигантским сооружением от ветра и солнечных лучей, и сидели на краю пирса, любуясь морем. На километры вокруг не было ни души. Слева и справа до горизонта шли дикие скалы вперемешку с низинами, переходящими в песочный берег. Кое-где возвышались уткнувшиеся в камни ржавые корабли, осенью они навевали тоску и тревогу, а сейчас, в лучах заходящего уже солнца выглядели брошенными игрушками.
Натэ лежала у него на коленях и дремала. Панек перебирал ее волосы и задумчиво разглядывал сидящего неподалеку краба. Тот грелся на солнце, вскарабкавшись на большой камень. В красноватой гамме вечернего заката краб казался фантастическим существом, живущим вне времени, вечным жителем этого мира. Панек вспомнил, как в какой-то книге изобретатель перенесся на тысячелетия вперед и встретил там огромных крабов и жаркое солнце.
Натэ засопела. Панек улыбнулся, она так всегда привлекает к себе внимание. Покрутив головой в стороны, Натэ распахнула глаза и, направив взгляд в небо, вздохнула.
- Тут хорошо.
Панек хотел согласиться, но от долгого молчания у него сел голос, и вырвалось только некий хрип. Натэ перевела чуть озадаченный взгляд на него, помолчала и спросила:
- Завтра мы придем сюда?
Панек покачал головой. Лицо Натэ вдруг постарело лет на десять, и он догадался, о чем она сейчас думает. В городе не хватает рук, и подобные вылазки становятся с каждым днем все большей роскошью.
- Спи. - наконец произнес Панек и погладил ее по голове. - Через час будет закат.
Натэ повернулась на бок и затихла. Панек поднял голову, вспомнив о крабе, но того уже нигде не было видно. Солнце уже почти не грело, и тепло исходило только от металла, со всех сторон обступившего двоих на пирсе. От тени потянуло сыростью.
Панек и Натэ никогда не целовались. Им хватало того, что они рядом. Это было вершиной удовольствия, вот так, сбежав из города, спустившись по ржавой дорожке с верхних скал сюда, на этот чудом уцелевший причал, и сидеть, дожидаясь заката, слушая шелест волны, ловить дыхание друг друга и дышать в такт. Это было волшебно.
Солнце зависло над горизонтом, словно оглядывая свои владения перед уходом. Натэ молчала, но Панек знал, что она следит вместе с ним за этим уходящим гигантом.
- Это сказка, Панек. - Вдруг прошептала Натэ. - Мы с тобой живем в сказке.
Голос ее был какой-то чужой, надтреснутый. Панек встревожился, она повернула голову к нему, и в ее глазах читалось холодное спокойствие.
- Пусть страшная, пусть сложная, но сказка. Потому что так не бывает, Панек. - голос ее стал низким, утробным, Панек почувствовал мурашки на теле. Он вскинул голову вверх и увидел, как из-за скал вылетают огромные самолеты, и голос Натэ стал страшно напоминать сирену.

Панек очнулся в своей каморке на пятом уровне. За окном стояло бледно-голубое Читать далее...

Слушать этот музыкальный файл

Старая старая мелодия

Граф Гришом сидел на лавке в холле своего огромного темного замка и откровенно скучал. Он тосковал, грустил, скучал, печалился - в общем, предавался депрессии. Именно так ново назвал его состояние какой-то заморский врачеватель, прибывший по приглашению брата графа, озаботившегося вдруг здоровьем своего и так не слишком общительного родственника. Граф Гришом не любил шумные компании и проводил долгие вечера, сидя у своего великолепного камина, попивая из кубка отличное красное вино и разглядывая красивейшие гобелены, висевшие по всему замку с завидной частотой. Граф все реже и реже выходил из своего убежища, а после того, как услышал страшный приговор из уст немного напуганного обстановкой в замке лекаря, (которого, кстати, граф с удовольствием скормил собакам на следующий же день), и вовсе перестал появляться на светских мероприятиях, устраиваемых все тем же родным братцем.
В замке, не считая самого Графа и голодных, а потому до ужаса злобных дворовых псов у ворот, не было никого. Прислуга вся разбежалась от мрачного хозяина много лет назад, а едой граф любил заниматься сам. Погреба замка были рассчитаны на длительные осады, еды там было столько, что хватило бы и гарнизону здоровых мужланов, чего и говорить о нетребовательном графе, съедавшем в день лишь кусочек окорока под кубок старого вина, коего так же хватало в дальних подвалах дома Гришомов.
Сам Гришом не особо переживал из-за своего одиночества, просто от того, что никогда не задумывался об этом. Его любимым развлечением было "разведение фантазий", как он часто называл в разговорах с самим собой свое маленькое увлечение. В пустом холле замка обычный человек не увидел бы никого кроме самого графа да одного-двух пауков, раздумывающих о смысле жизни где-то под потолком. Но для графа дела обстояли совершенно противоположным образом. Холл был заполнен разнообразными существами, поражающими воображение и, в то же время, пугающими до седины в волосах. Здесь были и обычные тролли, бармаглоты и бронтозябры, великозубры и морхи, пару раз пробегал скелет и пролетала пара призраков. Но граф не любил всем привычных вещей, он тяготел к оригинальности, и именно поэтому сверху свисали вислокуры и потолканы, по перилам скатывались катишоты, на ступенях широкой лестницы играли в салочки быстрогрызы, а над головой графа то и дело пролетала вранорока. От всего этого можно было бы сойти с ума, да только некому было разделить радость "разведения фантазий" с графом Гришомом. Случайный посетитель графа, если б такой и отыскался, не заметил бы ничего особенного, ведь замок сдерживал воображение графа в своих стенах, с холодным равнодушием взирая на своих многочисленных обитателей.
Любимцами графа были великолепная и величественная Фарахна - огромных размеров змея, способная заглотнуть двух человек разом, да в придачу какого-нибудь небольшого порося. Именно так определил ее возможности сам Гришом, когда в своем воображении рождал этого длинного монстра. Сейчас Фарахна возлежала возле ног своео создателя и размеренно дышала, временами приоткрывая левый глаз и окидывая пространство вокруг красным ядовитым зрачком. Где-то этажом выше громыхало второе любимое создание графа - Парапарм. Парапарм получился случайно, граф сидел как обычно возле камина и пил вино, раздумывая над тем, как избавить себя от ненужных обязательств перед братом, кубок вдруг покачнулся и вино плеснуло на белую шкуру медведя, лежавшую недалеко от камина. Получилось нечто, отдаленно напоминавшее гневную морду животного. Граф простучал по подлокотнику мотив старой, но никому незнакомой песни и напел "Пара-парам". Шкура поднялась, и перед Гришомом предстало существо с двумя головами - первая была звериная, родная медведя, вторая же располагалось на спине и была столь безобразно ужасной, что сам граф иногда подумывал о том, не убрать ли Парапарма из своего зверинца. Но Парапарм об этих мыслях хозяина не догадывался, а жил себе припеваючи где-то между первым и третьим этажом, умудряясь при этом не появляться на втором.
И вот все это многообразие чудовищ всех возможных расцветок и размеров сейчас мельтешила перед глазами графа, нисколько не интересуясь, отчего же это создатель их столько времени сидит недвижный в темноте и даже глазом не ведет в их сторону. Гришом же размышлял о тех вещах, что услышал он от заезжего лекаря. Уплетая сочный ростбиф, который специально для него приготовил вдруг истосковавшийся по живому общению граф, лекарь, имя коего, кстати, звучало как Маркус, рассказал о скорой свадьбе брата Гришома на милой и хрупкой Аэлите, о предстоящем празднестве и возможно самой счастливой паре не только в графстве, но, возможно, и во всем королевстве. Гришом слушал восхищенные возгласы Маркуса, смотрел, как тот давится от жадности мясом и мрачнел с каждой минутой. Ночью он не сомкнул глаз, а утром швырнул ничего не понимающего Маркуса прямо голодные пасти дворовых псов. Гришом понял, что ему одиноко, и, поначалу, его это вывело из себя. Граф решил, что избавившись от лекаря, он решит свою проблему, Читать далее...

Унылая Хрень сидела на ветке и уныло охреневала. С какого-то фига лес дружно нарек ее быть Унылой Хренью, хотя бабуля, да упокой Филин ее душу, часто говорила, что двуногие пятипалы называли их совами. Совами. Совы. А мама звала ее Уушукой. Уушука... Так давно она не слышала этого имени.
Своими большущими круглыми глазами она меланхолично пялилась в далекое и неизвестное. В близком и известном мороз тянулся к ней, забираясь под перья, щекоча ушки и схватывая лапки. Было тоскливо и одиноко.
В далеком и неизвестном вдруг показался силуэт. У силуэта были большие уши, маленькое тело, и, как выяснилось чуть позже, хамоватые манеры.
- Слышь, Унылая Хрень! - донеслось из под ветки. Унылая уныло опустила один глаз вниз, другим продолжая вглядываться в далекое, и черт возьми,непредсказуемое.
- О, глядишь! - обрадовался обладатель больших ушей. - Че глядишь? Ты б лучше на завод шла работать!
Унылая опустила вниз и второй глаз. Так, не то чтобы заинтересовано, но с намеком.
- Ты бы была прекрасным... Осветительным прибором! С такими то прожекторами!!! - И большеух дробно захихикал.
- Уху, - печально ответила Унылая.
Большеух пожал плечами (как это ни странно, но он с этим справился на отлично) и, набирая скорость, поскакал туда, где по идее находилось не далекое и не близкое, а так, соседняя поляна.
Унылая Хрень сидела на ветке и охреневала теперь не уныло. Активно, с некоторой даже злостью. Холодно, уныло, и еще издеваются всякие... большеухи... Обиднее прозвища она придумать не смогла, сколько не напрягала свой замерзший мозг, а потому сникла, расстроилась окончательно и заплакала. Слезинки скатывались по клюву, замерзали, а когда она вздрагивала от всхлипов, со звоном и треньканьем падали вниз. Унылая закрыла большущие глаза руками и рыдала, никого не стесняясь. Да и не было вокруг никого. Вы когда-нибудь слышали, как плачут совы? Они плачут тихо, чуть ухая, но горя от этого в их слезах ничуть не меньше.
- Эи! Ты! Чиго!
Гнусавый, высокий, но, в то же время, какой-то добрый и чуть детский голос прервал рыдания Унылой. Она глянула вниз своими покрасневшими и набухшими глазами. На черно-белое овальное тело, с маленьким клювом и черными глазками уставились два блюдца с красной каемкой.
- Ты хто? - ухнула Унылая.
- Я? - черно-белый неуверенно огляделся, ткнул себя большим крылом в грудь с чуть желтоватым оперением и чуть склонил голову.
- Уху, - кивнула Унылая. Она удивлялась тому, что потревоживший ее стоял на двух лапах словно двуногие пятипалы, но при этом был похож на ее сородичей.
- Я... Я чуча, - скрипуче произнес черно-белый. Помялся чуть, и спросил, опять чуть склонив голову, - а тебя?
- О... зовут... Унылая..., - подумала и тихо добавила - Хрень.
- Не может быть! - Чуча завозился на месте, широко раскидывая крылья, - так не кличут!
Унылая поморгала глазами (Чуча немного поежился). Вытерла клюв. Посмотрела вперед, в далекое и холодное. И сказала:
- Мамо звала меня Уушука...
- И! Это же красивее! - Чуча запрыгал вокруг дерева, чем несказанно удивил Уушуку. Она и не думала что при такой комплекции он сможет так активно передвигаться.
- Уушука! У тебя такие красивые глаза! - вдруг остановился Чуча. Уушуке вдруг показалось, что он улыбнулся. И так ей стало приятно, тепло, хорошо, забыла она и про мороз и про далекое. Слетела вниз, уселась возле Чучи. Он оказался большим, выше ее раза в три, с дерева он ей виделся не таким большим. Но в глазах его было много тепла, и Уушука не стала задумываться о возможных последствиях нового знакомства.
- Какой твой любимый цвет!? - спросил Чуча.
- Зеленый,- чуть помолчав ухнула Уушука.
- Неожиданно! - и Чуча провел крылом по голове. Вблизи Уушука увидела, что не крыло это, а, скорее, плавник.
- Мой - тоже зеленый!
Уушука посмотрела на Чучу снизу вверх недоверчиво, но затем попыталась тоже улыбнуться.
- Какая у тебя милая улыбка, Уушука... - Чуча засмеялся, чуть поскрипывая, и вновь бросился бегать вокруг дерева. Забежав за него, он высунулся, крякнул, и спрятался обратно.
Уушуке стало смешно. Она поскребла в затылке и неуверенно провела по голове. Под перьями пробежали мурашки.
Уушука подошла к дереву, стала его обходить, и с другой стороны с радостным воплем выскочил и побежал в сторону Чуча, забавно размахивая своими крыльями-плавниками. Уушука чуть опешила, но потом рванулась за ним. Догнала, дотронулась. Она вспомнила, мама учила ее, это называлось салочками.

***

- Петрович, блин, какого хрена мы сюда поперлись?
- Вась, ну а чо делать? Надо его ловить. Он же тут сдохнет с голодухи.
- А почему вы думаете, что он в лесу?
- А где? В поселке его бы точно заметили. Не каждый день там отправляют самолеты в столичный зоопарк, небось слыхали уже о грузе-то?
- А то ж, слыхали. Морж и два пингвина. Один убег, ну и что с того?
- Так за них знаешь какие деньги оплачены? Один то в зоопарк, а вот этот лично к олигарховой дочке в зверинец. Это тебе не хухры-мухры... Стой! Тссс... Вон он. Заходи с краю...

Актив! Yes, да! Волчком он вертелся, справляясь с новыми задачами, прожирая свою жизнь и прогрызая себе путь к давно намеченным целям. Он мчал и мчался, нес и несся, он взламывал те двери, которые не могли открыть другие, и которые закрывали задолго до его рождения.
Человек Бог, человек-превосходство, человек-гений! Не человек даже, а машина, существо, чья сама жизненная материя требовала превосходства. Женщины млели от одного его взгляда, все эти дурашливые куколки, втирающие всем вокруг, что, мол, принцы для дурочек, нам бы кошелек да машины, а по ночам мечтавшие об этом самом принце, но принце извращенном, принце-мужлане, потном кретине на огроменном коне, о жарких объятьях его дубинных рук. Эти плоские нимфоманки изнемогали по ночам от своих же собственных мечтаний, изводили себя руками и движениями своих непослушных рук. И вот эти самые отвратительные клубки не реализовавшихся желаний и помыслов смотрели на Него с обожанием обжоры, глядящего на окорок в мясной лавке после недели поста и воздержания. Секс был не проблемой для нашего героя, он получал все то, чего хотел в ближайшую минуту. Так был скроен его мозг, его само существо, его душа. В нем переплелись упорство, целеустремленность и недюжинное везение. Да, ему невероятно везло, чемодан с миллионом бакинских на середине улицы даже не привлек бы его внимания - слишком простое везение. Он оказывался в самых нужных местах в самые нужные минуты. В его знакомых ходили сын президента, внук магната и пять дочерей олигархов. Его знали, его любили, его обожали. Он был всем для всех. Он был иконой своего времени. Он был счастлив. Совершенно счастлив. Он был совершенством, а совершенству не к лицу страдать расстройствами личности и депрессией.

Вечером третьего числа он проснулся в поту. Что-то изменилось. Ночь была прохладна, он лежал на своем любимом диване, в своей собственной квартире. Окно было приоткрыто, ветер теребил занавески. Тикали новые подаренные родителями огромные часы, которые он не выкинул только потому, что какая-та потаскушка сравнила их размер с размерами его собственными. Но все это было чужим. Во сне... Там в глубинах своего собственного подсознания он встретил странное видение. Девушку. Она не была красивее, чем сотни прошедших через его постель. Она не была умнее, чем те, что высасывали соки из его глуповатых богатеньких дружков. Она была простой. Просто... была.
Его била дрожь. По спине стекали капли пота. Будто увидел какой-то кошмар. Но ее хотелось вернуть. Хотелось увидеть. Хотелось поцеловать. Очень и очень давно ему так не хотелось поцеловать девушку. Не заняться сексом, не трахнуть, а именно поцеловать. Обнять. Держать в своих руках.
Он вышел на кухню, подошел к холодильнику. Вынул пиво. Затем второе. Через час он уже валялся в беспамятстве.

***

Люди. Отвратительная, скользкая масса мяса, скользящая по поверхности маленькой планетки. Пожирающая сама себя. Рождающая сама себя. Всего лишь бактерии, плесень, которая занимает большее пространство, чем нужно для жизни. Заражающее вокруг себя.
Эта масса живет с одной целью. Жить. Нет сверхзадач, нет идей, нет цели. Если бы вы были Богом или чем-то наподобие, вынули бы из этой массы одно отдельное существо, то, может быть, вы и наткнулись на что-нибудь мыслящее, хотя, скорее всего, вы бы наткнулись на проститутку или алкаша, и вам бы еще повезло.
Рожденный случайно, этот мир несется в черном Ничто в Никуда. Его никто не хранит, за ним никто не следит. И если завтра он исчезнет во вспышке или же проломится случайно пролетевшим астероидом, люди исчезнут, но это будет вздохом дерева в тропическом лесу. Никто не услышит. А вот плесень выживет. И скорее всего будет здравствовать.
Исчезнет величайшая раса на Земле. И мельчайшая крупица жизни во Вселенной.
Исчезнут обложки журналов, телевизоры, продажные политики, дорогие бутики, исчезнут сумасшедшие, гении, богачи и бедняки, исчезнут мечты и желания, исчезнут слова и мысли, исчезнут глаза, руки, ноги, исчезнут поцелуи и стоны, исчезнут названия и языки, их произносившие. Все станет ничем. Даже не бывшим, бывшее бывает при чем-то сегодняшнем, а когда сейчас нет ничего, значит ничего не было и перед этим, и ничего не будет после. В черноте родится лишь беззвучный вой, пронесется через всю вселенную и массой навалится на какого-нибудь белого карлика...

***

Он вновь проснулся. Голова болела нещадно. Рядом валялась груда пивных банок. В животе жгло, в горле першило. В голове было пусто. Темнота, непереносимая, будто прилипшая к мозгу, к каждой его клеточке. Он не мог ее сорвать, не мог дотянуться до самой своей ненавистной части тела, мешал череп.
Встал. Подскользнулся. Удержался за стол.
Она проскользнула в памяти. Пролетела. Почему-то в белом платье в красный горошек. Будто в рекламе этих треклятых женских затычек. Он сходил с ума. Снес все, что стояло на столе. Посмотрел в зеркало, облокотившись о полку. За спиной пролетела девушка в белом платье. В красный горошек.
Он выдавил из непослушного горла вопрос, который Читать далее...

"Комикс с серьезным лицом" - раньше в России это словосочетание встречали взглядами, в которых читалась явная жалость к гику, радостно мастурбирующему на обложку Приключений Женщины-Молнии. Сегодня, после прорыва Темного Рыцаря и странной вспышки Хранителей, мнение о гиках должно измениться. Теперь их должны просто бояться. Потому что люди, читающие, а тем более рисующие и сочиняющие ТАКОЕ слишком близко подошли к черте, за которой начинаются желтые стены и решетки на окнах.
Для меня "Хранители" - это НЕ культовый комикс, это вообще странная пародия на знакомых героев типа Бэтмена или Чувака в Синем Трико. Первые минут 10 въехать в происходящее я не мог при всем своем старании, и, надеюсь, это стало следствием именно моей неосведомленности.
Затем следовали два часа совершенного графического безумства, когда Снайдер жонглировал жанрами, стилями и смыслами с такой уверенностью, будто сам Кубрик ему на ночь читал мемуары "Как снять ВСЕ". Количество бредовых сцен и глупейших ситуаций зашкаливает по всем параметрам. Закомплексованный интеллигент со склонностью к импотенции голышом шляется по подвалу собственного дома, любуюсь на дела давно ушедшей молодости и свой супергеройский костюм. Вечно молодая Зена-королева воинов рыдает на марсе под присмотром здоровенной мечты всех нимфонанок, причем, вот ведь ирония судьбы (или же замысел режиссера/автора?) мечта практически во всех смыслах голубая. Мужик в костюме Совы в Арктике посреди Египетских пирамид рыдает над кровавым пятном...
Почему Снайдер молодец? Фильм не смотрится дешевой поделкой на тему. В него вложена, вшита, и аккуратно прикрыта психология. Конечно Снйдеру не хватает умеренности в художественных средствах, поэтому там, где у Нолана смысл раскрывается парой фраз, у Снайдера пятиминутная психоделика со взрывным подтекстом. С другой стороны, Кристофер снял серьезное актуальное кино, а Зак всего лишь перенес на экран комикс. Но перенес мастерски.
За каждой сценой, фразой, за каждым движением лежит смысл. Чистый, дистиллированный, комиксный. Снайдер не переосмысляет комикс, он его дополняет. Здесь и карикатурная музыка 80-х на похоронах и сцене раскрепощения интеллигента в очкастом самолете, здесь и серьезный пафосные мотивы Тайлера и гениальнейшая цитата-отсылка из Коянискацци (за нее одну Снайдеру можно руку пожать).
Чтобы подвести итог, я скажу одно. Как фильм - "Хранители" совершенно бредовый набор картинок, выносящих мозг любому мало-мальски адекватному человеку. Здесь с трудом прослеживается сюжет, здесь глупейшие ситуации, в которых оказываются герои, придурошнее которых ведет себя только Гомер Симпсон. Это вообще, по хорошему не фильм. Это комикс.
Как комикс - серьезный, с циничным чувством юмора, с психологическими портретами всех своих обитателей и подробным разбором судьбы каждого из них, с фатально-равнодушным отношением к миру и его законам - "Хранители" - первый и лучший ("Темный рыцарь" не в счет - то все-таки кино) кинокомикс когда-либо созданный в Голливуде. Музыка, картинка, и сама история, которая оказывается не актуальной, но оригинальной - все это заставляет забыть о почти трех часах сидения в зале. Или же вспоминать о них с теплотой.

Без трех дней год назад познакомился с замечательным человеком, несмотря на то, что психолог. Случайные знакомства - самые прекрасные знакомства.

***

Когда Балабанов снял свой Груз 200 у него спросили - неужели у вас такое детство... мрачное было? На что он ответил: Нет, что вы, детство у меня было замечательное, солнечное, радостное.
Я думаю на контрасте с детством взрослая жизнь и породила у него такое своеобразное видение мира.
Детство - отправная точка судьбы. Я мало помню из детства, а мне всего-ничего, поэтому надо воспоминания беречь. О чем я буду ностальгировать лет через сорок? А позже? Надо записать...

***

В Лефортово, районе молодости моей мамы и, соответственно, моего солнечного детства был парк. Дом наш стоял около входа, и вопросов о том, куда пойти гулять, чаще всего не возникало. Был там длинный спуск до пруда или до входа, не помню, зимой он покрывался полностью льдом, чем пользовались окрестные ребятишки. Помню, мама взяла санки, меня, и направилась к этому популярному месту с твердым намерением спуститься оттуда вниз на санках. Предысторию и чем все закончилось я не помню, уж простите, но помню момент этого недополета... В голове сидело что-то напоминающее мысль (я был молод, с мыслями были проблемы). И это вот самое сформулировалось в дальнейшем в четкую неприязнь ко всем видам эктсремальных спусков. Мама, по-моему была в восторге, а вот своего свинячьего визга не припомню. Больше, слава Богу, подобных спусков на моей памяти не было.
Я ни разу в жизни не катался на американских горках. И вроде хочется, и можется, а не получается. Видимо стоит какой-то блок на спуски на высоких скорастях.

***

Самые хорошие воспоминания у меня связаны с игрушками. Каждый раз, когда из детства всплывают картинки, там все время где-нибудь, да окажуться мои друзья - человечки, солдатики, роботы, конструкторы. Родители у меня позаботились о том, что бы мне было не скучно в минуты отдыха от их присутствия...
Папа как-то собрал огромного, в половину меня тогдашнего, робота. В голове у него была комнатка, в которую я мог посадить водителя. С этим роботом я и играть-то боялся, так он меня поразил помню своим размером. Я ставил его посередине комнаты и играл вокруг него, временами передвигая его руки. Очень долго он у меня так вот... царствовал. Но все кончается, восхищение сменилось привычкой, потом скукой, а потом он исчез, дав свободу моему воображению и жизнь множеству других построек и творений моего безумного гения.
Очень долго я делал довольно-таки хрупкие модели автомобилей, домов, космических кораблей, а когда в дело включался папа, на свет рождались громоздкие, но прочнейшие творения. Мама на все это говорила только, что Смотри какой у нас сын... как-то она так выражалась... не помню. Мол, воздушные какие вещи делает! Потом прошло много времени, и как-то я вдруг собрал из Лего автомобиль, с трудом влезавший в руку взрослого человека, а видом напоминал он что-то схожее с Бэтмобилем из перезапущенного Бэтмена. До сих пор стоит в шкафу, разобрать духу не хватает. Папа пришел, увидел во что я играю, и сказал: "ну вот. а мама говорит "воздушные, воздушные..." С тех пор воздушные вещи у меня не получаются...

***

Конструктор Лего вообще играл особую роль в детстве. Первый свой конструктор я помню с восторгом. Сидел на полу в комнате, мама стирала в ванной, на кухне сидела бабушка, папа еще не приехал. Что за праздник был, не помню. Может день рождения. Я сидел, читал эту блестящую инструкцию, складывал все эти детальки, и рождался корабль, космический, красивый, с зелеными стеклами, а в нем отважные летчики. Потом были наборы и больше и красивее и сложнее. Но вот тот помню особенно.
Уже когда переехали, мы с папой как-то собрали огромный, пятиэтажный замок со "спутниковой тарелкой" на вершине. Стояло это чудо у стенки и производило впечатление на каждого, кто входил. Прожило оно меньше, чем робот гигант, после того как я, будучи не в настроении, уничтожил три этажа в процессе игры, существование замка прекратилось. Но теперь часто становится жаль, что никакой физической памяти о том шедевре папиной архтитекутрной мысли не осталось, а восстановить или построить подобное у меня так и не получилось.

***

Мне исполнялось в пределах 6 лет, точно не помню. По росту выходило, что стол был выше меня) Помню в дверном проеме виден был стол, а столе красная скатерть, а на ней то чудо, которое я полюбил на 8 лет. То была коробочка, в которой стояли странные человечки. Чья безумная фантазия придумала сочетание гуманоидных тел с животными головами не знаю. Но почему-то в душу они мне запали. Шли годы, я собирал новых и новых, на последний пересчет их оказалось сто сорок с лишним бойцов. Но тех, первых я просто обожал. Был среди них непонятно как затесавшийся скелет. Странный, сгорбленный. Синий) Ни на кого не был похож. Стал моим любимцем. Я его императором черной галактики назначил)
Как-то лет в 15 уже, когда не играл особо, снимал мультик и чего-то их достал. Лежали смирно в углу. Мама Читать далее...

Когда год назад Федор Бондарчук заявил, что следующим его великим творением будет экранизация «Обитаемого острова» братьев Стругацких, я удивился. Когда вышел первый рекламный ролик, я напрягся. Во всех своих многочисленных интервью Бондарчук почему-то вместо заветного «Мы перенесли на экран дух и букву Стругацких» твердил, что «У нас тут все эксклюзивное – до последней пуговицы!». Надо отдать ему должное – не врал. Но, вы уж простите меня, я в этот темный зал пришел не на пуговицы глазеть, а, прям неудобно даже как-то, смотреть КИНО!

Это не фильм. Это рекламный ролик возможностей Бондарчука и его команды. Это именно «Обитаемый остров Федора Бондарчука». Я не хочу голословно заявлять, что фильм отвратителен. Я и отзыв-то писать не собирался, пока не узнал, что кому-то сие творение Федора нравится. И схватился я за клавиатуру и мышь.

Я не буду пинать Мак-Сима. Ну понравился Бондарчуку мальчик, милый, улыбается здорово. Сойдет за прогрессивного потомка. Да и сам Бондарчук в роли Прокурора тоже не так плохо смотрится. По большому счету, если не читать книги, не знать никого из героев, а случайно зайти в кинотеатр 1-го января, то можно даже порадоваться за российский кинематограф: «Вон, вон, смотри какие зверюшки бегають, клыкастые! У! Здорово!» Прелесть…

Проблемы фильма в его «эксклюзивности» (хотя мы все это видели: город – «Бегущий по лезвию бритвы» и «Эквилибриум», транспорт – «Бегущий человек», техника и обстановка – «Джонни-Мнемоник» и «Бразилиа», даже рука Вепря стала не обычным протезом, а пародией на руку Хищника из одноименного фильма)
Бондарчук сказал, сделает мир наизнанку, он и вывернул мир наизнанку. Только с мерой у него проблемы, как выясняется.

Розовые танки, гламурные прокуроры, вибрирующие мобильники, ультра-кислотные стены, шпана в цилиндрах и котелках образца начала ХХ века, аляповатые нашивки и флаги гвардейцев, рабочие, кирками выбивающие из мусора мусор. Весь фильм – это бесконечная игра в «наизнанку». Хотя, по сути, что он вывернул? Какая в этом панк-гламуре потребность была? Тоталитарный серый режим в руках у Федора превратился в разухабистый панк с кричащими цветами мусорных декораций. На ум приходит только недавний русский детский фильм «Повелитель луж», откуда сюда перекочевала добрая часть декораций, да «Бэтмен и Робин», где ну уж просто до безобразия доведена была палитра. Но то – Бэтмен. Комикс. Где видеоряд всегда был важнее сути. А здесь, увы и ах, качественная литература, которая интересна безо всякого выпендрежа сама по себе, так зачем на нее навешивать все эти «эксклюзивные пуговицы»?

Продолжим экскурсы в развлекательное кино.

Вспомним «Звездные войны» и «Кин-дза-дза». Во-первых, если в кадре пролетала хоть какая-нибудь мелкая штуковина, создатели точно знали, что это за штуковина, куда она летит и с какой целью. У нее было свое место, где она отдыхала, место, где лежала, заряжалась и т.д. Торчит в пустыне столб – так он воду добывает. А если у вещи нет смысла, то зачем ее пускать в кадр? Пусть мельтешит? Пусть зритель думает не о сюжете, а зачем это у Прокурора на столе столько всяких блестящих штучек стоит?

«Кин-дза-дза». Присмотритесь к нарядам героев – они же все обычные. Мусор. Наш, земной мусор. Гаечка, винтик, резина, проволока. Колесо обозрения. Никакой «эксклюзивности», а каков эффект! Эффект абсолютно другого мира.
Но в том то и дело, что мир Саракша – это не мир наизнанку. Это НАШ мир. Мир, который отстал от нас на 200 лет. Не убедил? Ну ладно, не моя задача. Обратимся к самому Автору.

Если бы у Стругацких и правда было отведено много времени на описание окружающего пространства Максима, я бы сейчас не вякал. Значит, надо. Но вчитайтесь, разве книга оставляет ощущение невообразимого буйства красок? Максим не впечатлен нарядами. Он о них не упоминает. А почему? Потому что Саракш похож на мир Максима, он не видит здесь чего-то невообразимого кроме самих людей. Ему плевать на наряды, ему люди важнее.
А Бондарчуку плевать на людей. Ему важно, что у прокурора ванна золотая, что у Неизвестных отцов стены красные, а злодеи в переулках на поношенных Джокеров походят. И потому Орди у него получается плаксой, Вепрь – трусливым интеллигентом с рукой терминатора, Зеф (обожаемый мною Гармаш здесь ничего не смог сделать, грим и дурость постановки сделали комичными его замечательную игру в эпизоде с минным полем) стал обгорелым блондином, Фанк больше похож на невротика, чем на бледного служащего Странника. На одном из форумов прочитал «А почему Странник не лысый?!». В ту же корзину. Зато Массаракш, означающий и правда «мир наизнанку» повторяется столько раз, что самому хочется ругаться.

Скажете, что режиссерская трактовка такая? Хорошо. Но фильм и технически плох.

После выхода из зала болят уши и глаза. Звук отвратителен, половина сцен озвучена по принципу «Больше звуков хороших и разных!», оказываешься будто в оркестровой яме во время подготовки оркестра. Постоянная дискотека перестрелок выводит из себя, раздражает. Монтаж ужасен. Когда Читать далее...

- Катенька, закройте окно. Прохладно стало как-то...
Елена Андреевна поежилась, укуталась в свой огромный красный шерстяной платок, поправила очки и вновь погрузилась в чтение.
Катя тихо отодвинула стул, подошла к окну и вдохнула свежий осенний воздух. Солнце закатывалось за лес, почти уже умерший и растерявший все свои золотые облачения. Бледные солнечные лучи падали в комнату, солнце цеплялось за оконную раму будто прощаясь. С улыбкой растерянного пассажира, которого уносил огромный железный поезд.
- Катенька, ну что же?...
Опомнилась, закрыла окно. Потерла руками плечи, замерзла. Отошла от окна, села за стол.
Елена Андреевна перевернула страницу, в этой холодной тишине шелест книги вламывался в реальность и заставлял ежиться... Вся эта комната, все вокруг стало каким-то нездешним. Будто картину смотришь, отстраннено, задумчиво. Кате вдруг захотелось ловить мгновения, каждую секундочку. Ведь это же сейчас так просто, в этом сказочном свете уходящего солнца, в этой холодной комнате, где время словно застывало и текло мимо Кати медленным потоком. Вот кажется, опустишь руку, и вплывет в нее частичка жизни. И через сто лет возьмешь ее, посмотришь на свет и будут там и Елена Андреевна, и солнце, и Катя, мечтающая об этой частичке...
- Катя, вы закончили?
Катя растерянно глянула в тетрадь, потом улыбнулась, дописала слово, и кивнула.

Посмотрел сегодня сжечь после прочтения.

Ну такого восторга, как у многих знакомых эстетов, я не нахожу, либо я слишком туп, либо просто прав.
Да, фильм о том, как все бредово. Как государству начхать на маленьких людях, которые, в свою очередь, сходят с ума, сидя за мониторами компьютеров с промытыми масс-медиа мозгами. Как идея фикс может привести двоих в могилу. Как некрасивая глупая женщина может получить ВСЕ, чего желает, лишь только погнавшись за средством для получения этого всего. Раньше цель оправдывала средства. Сегодня средства оправдывают любую цель.
Это фильм обо всем и ни о чем. Это фильм умный, тонкий, замечательный, но в сотый раз перемалывающий тему маленького человека. Ничего не меняется, ничего не менялось, ничего не иизменится.
И все же, это стоит видеть. Голливуд наконец-то прорвало, и он вновь заработал без скрежета, выдавая качество с голливудской изюминкой, узнаваемое качество.
Аплодисменты Коэнам, Клуни, Питту. Вы молодцы. Просто смеяться уже надоело, хочется чтобы хоть что-то поменялось...

Чукча едет неспеша

тихо листьями шурша

у него болит душа

но дорога хороша.



И продолжит он свой ход

Он все знает наперед

Кто дорогу перейдет

И где новый поворот.



Чукчу звали мудрецом

Чукчу звали подлецом

Чукчу звали к себе в дом

И гоняли всем двором.



Чукча - чукча, ты постой

Ходят дети за тобой

И вопрос у них простой

Почему же ты такой?



Но ответом только смех

И подарки для утех

Чукча кутает их в мех

И укладывает всех.



Чукча чукча, взмах рукой

Чукча чукча, волчий вой

Чукча чукча, за собой

Только след ведет прямой



Но по следу не иди

Чукчи путь всегда один

По лесу на гору и

Вдаль по небу до зари.



Чукча - чукча, дай ответ

Бог ты, Чукча, или нет?

Но молчанье столько лет

И улыбки милой свет.

С трудом выбравшись из забитого людьми вагона, молодой человек вышел на платформу, на которой, к его большому удивлению, было пусто. Поезд захлопунл пасти дверей и с шумом понесся в тьму тоннеля. Ветер сдул с платформы газету и понес ее мимо надписи на стене "Полянка".

Эскалаторы не работали, он стал подниматься пешком. Было странно слышать тишину в широком раструбе эскалторов. Где-то слышалось мерное гудение. Вверху загрохотали чьи-то туфли, и вниз пробежал пухлый человек с выпученными глазами. На нем была распахнутая белая льняная рубашка. По пути он выронил сумку, на секунду остановился, махнул рукой и с каким-то сумасшедшим визгом побежал дальше.

В переходе как и обычно влавствовал ветер. Он старался загнать всех обратно под землю, вниз по лестнице. Мимо прошел неспеша в усмерть пьяный человек со стеклянными глазами. На лестнице он споткнулся, упал, секунды две смотрел в потолок, грязный, серый, каменный. Затем простонал: "Нет, только не здесь, нет...", с трудом поднялся и, толкнув стеклянную дверь, исчез в глубинах метро.

Парень вышел на улицу. Здесь уже тоже не было людей. Брошены палатки, брошены магазины, двери "Молодой гвардии" были раскрыты настежь. Он подошел к "Связному", за дверьми никого не было. Разбив витрину, он вытащил красивый новый фотоаппарат, проверил аккумулятор, нашел где-то карту памяти. Вышел и пошел по улице к Кремлю.

На перекрестке он увидел людей. Толпа стояла и смотрела на огромный экран возле Дома на Набережной. На экране плакал корреспондент первого канала. На минуту он взял себя в руки и сказал в камеру: "Аня, Рита... Я люблю вас... Простите, что я так далеко сейчас. Вань, иди сюда". В кадр вышел полноватый усатый мужчина со сзлезами на глазах и, обняв корреспондента, молча помахал рукой в кадр. Затем они обнялись и посмотрели назад. Огромный город на заднем плане вдруг как-то смялся и стал проваливаться от горизонта, двигаясь в сторону камеры. Прошло несколько секунд и на экране пошла рябь. Бегущая строка гласила: "Запуск Большого Андронного Коллайдера провалился. 8 августа 2008 года".

-Так вот оно как все будет- прошептал стоявший рядом мужчина. Какая-то девочка взяла его за руку и сказала: "Мне страшно. Где моя мама?"

Слышались разговоры:

-Что это был за город?

-Это Киев... Осталось минут пять максимум...

Парень прошел мимо плачущих людей, перебрался через брошеные иномарки и вышел на мост. Закатное солнце освещало стены Кремля, и он залюбовался этой древней крепостью. Столько лет простояло, а разрушится пшиком...

Перейдя на другую сторону моста, он всмотрелся вдаль. Мост к храму Христа был забит людьми. Черные маленькие фигурки кричали, он приблизил фотоаппартом картинку. Кто-то крестился, кто-то обращал руки к небу, кто-то валялся затоптанный под ногами молящихся. Один подошел к перилам, перебросил ногу через них и полетел головой вниз в опору моста.

Парень выключил фотоаппарат, посмотел влево. Мужчина с девочкой вскарабкался на парапет, взял ее на руки и, плача, сделал шаг вперед. Какая-то женщина с визгом бросилась к парапету, закричала так, что у парня уши заложило, затем замолчала и сползла на каменные плиты моста.

На набережной стояли сотни людей и смотрели на запад. Вдруг наступила мертвая тишина. Птицы, сотни птиц, взлетели с крыши Храма Христа Спасителя и полетели на восток. Парень судорожно дернул фотокамеру, включил ее и направил на запад.

В полной тишине горизонт загнулся вниз, затем воронка дошла до моста и Храма Христа Спасителя. Молящиеся кричали, но крика их было не слышно. Они изогнулись и исчезли в воронке. Солнце пустило луч в объектив камеры. Парень нажал спуск. Это был самый лучший кадр за всю историю человечества.

Кстати, насчет Большого Андронного Коллайдера...
Вот похожая ситуация наверное была бы, если бы сегодня из Ада вылез Дьявол и заявил что всем кирдык. На это же в нете появились бы различные фотожабы и ролики, на ютубе сделали бы конкурс: я в аду (лучший ролик на тему), на Баше бы писали: йа чарденог! Вадмненоги!, а в новостях вели бы прямые репортажи с кирдыка всякие картавые восхищенные корреспонденты.
"ЛЮДИ, да вы те еще заебки!!! - так прокомментировал Дьявол слухи о возможном конце света. Смотрите полное интервью в последнем выпуске новостей на первом и последнем канале!!!
Мир настолько сошел с ума, что Большой Андронный Коллайдер вызывает чаще улыбку, чем паническую дрожь. Одна статья на Вики чего стоит:

"при рисках глобальной катастрофы в 1 к 50 миллионам, которая является официальной оценкой CERN, математическое ожидание числа жертв составляет 120 человек, что является неприемлемо высоким по современным нормам безопасности.", "Однако, даже если черные дыры будут возникать при столкновении частиц на LHC, предполагается, что они будут чрезвычайно неустойчивыми вследствие излучения Хокинга и будут практически мгновенно испаряться в виде обычных частиц.", "21 марта 2008 года в федеральный окружной суд Гавайев был подан иск[7] Уолтера Вагнера (Walter L. Wagner) и Луиса Санчо (Luis Sancho), в котором они, обвиняя CERN в попытке устроить конец света, требуют запретить запуск коллайдера до тех пор, пока не будет гарантирована его безопасность."
А на картинке к статье внизу стоит G-Man из небезызвестного Half-Life.

Да пребудет с нами Господь.)

Люди мало чем отличаются от животных. А наблюдение за животными показало, что большинство предпочитает сбиваться в стаи, группы, общины. И в каждой такой группе всегда устанавливаются свои законы, свои правила и свои отношения между членами группы.
Чаще всего все это напоминает застоявшееся болото, где тоска и скука давно уже захватили власть над любовью и дружбой. Но это система имеющая баланс, гармонию, это микрокосм. Но стоит лишь вторгнуться в этот микрокосм человеку не принадлежавшему к нему ранее - восторг и ужас захлестывают эту систему. Неминуемая катастрофа, влекущая за собой разрушение системы, обновление, и рождение чего-то нового. Шестеренки распадаются, ломаются все опоры, ломаются оси и лишь надежда продолжает нести систему вперед, выталкивать тех, кто был готов к переменам навех. Но подобная революция становится натсоящим кошмаром для тех, кого система устраивала. Их жаль и в то же время... Их любовь система, а не жизнь. Их микрокосм будет их микрокосмом. И ничего тут не сделаешь. Как же славно быть вне микрокосма и жить вне системы!
За это, друзья, стоит выпить!

Настроение сейчас - К черту

Если где-то кто-то как-то
объявил себя царем
Знаем мы что вероятно
Все закончится огнем.

Распрягайте хлопцы коней
Мне сказали: Пан-пропал
Если нищий где-то стонет
Значит в Вене будет бал.

Бросьте, дети, не играйте
Вы со взрослыми людьми
Постучали - отворяйте
Даже если стук беды.

Я заброшу в море сети
И оставлю навсегда
Открывайте ваши клети
Мы готовы, господа.


Что сказать. Я пишу к тебе, о мой человек будущего, Жекус завтрашнего дня.
Все также хочется жаловаться. Все также хочется не проснуться. Может быть завтра ты прочтешь эти строки и улыбнешься. Тебе станет жалко меня, человека Вчерашнего, и ты вспомнишь свое состояние, умилишься своей вчерашней глупости.
Как здорово, что ты есть, человек Надежда, человек Завтра! Ведь ты там счастлив! Ведь тебе здорово... Надеюсь, что тебе там здорово. Иначе нет смысла закрывать глаза и открывать дверь в завтрашний день. А если нет смысла... то зачем?...

Многоточия, троеточия... Какие все маленькие... Друзья навечно... Как же это смешно....
Каждый день держаться за руки и говорить - друзья навсегда!!! Бред.
10 лет не видеть человека, а затем увидеть его, обнять и понять что ближе него никого нет. Вот это дружба.

Они смеются. Смейтесь, смейтесь. Все смейтесь. Я посмотрю, куда заведет вас всех ваша уверенность в завтрашнем дне.
Господи, нет ни злости, ни гнева, ни обиды...
Лишь тоска и холод. Тоска и холод. Тоска и холод...
Быть трупом среди живых - это невыносимо. Невыносимо.

Ни на что не надеюсь. Ничего не боюсь. Я свободен.

[700x469]

Это цитата сообщения alexjdanov Оригинальное сообщение

ПРОПУСТИЛ ПРОГРАММУ? ПОСМОТРИ В ИНТЕРНЕТЕ!

Кончилось кино.

Хороший месяц май. Именно май 2008 года. Видимо наверху кому-то понравилась как сверху выглядит наша огромная зеленая страна, и он решил подбросить ей пару золотых. Баскетболл, хоккей, евровидение, футбол...
И в жизни все так вдруг неожиданно... не то что хорошо, оффигенно, зашибись... нет. просто тепло что ли...
Хорошо когда можно бежать по коридору с лучшим и близким человеком, гнать перед собой игрушечный автобус и кричать какую то глупость. А потом смеяться с учителями в своей бывшей школе, просто смеяться.
Хорошо сдать зачет и радоваться вместе со своими одногруппниками, которые в большинстве своем замечательные люди. Хорошо знать что ты кому-то нужен...
Идти по улице с охапкой цветов и раздавать их девушкам. Видеть их радость. Их удивление. Быть ненормальным.
Хорошо сидеть на качелях и слушать друга. Хорошо вместе с ним мечтать. Идти и разговаривать с человеком, который, наверное, единственный тебя понимает. Хорошо позвонить девушке и услышать голос ее отца, хорошо знакомого, веселого человека. Хорошо услышать ее голос.
Встретить человека которого не видел вот уже четыре года как. И обрадоваться ему. Хорошо знать, что впереди жизнь. Хорошо жить. Любить жизнь. Ж-и-т-ь. Я первый раз полюбил жизнь... Правда полюбил... Так бешено жить мне не хотелось никогда.
И ждать. Ждать, ну когда, когда меня ударят, разбудят, вытащат из этого мира. Когда вернется реальность. Когда я смогу снова сказать, что я никому не нужен, что все фигня, что мир - это кусок камня с проблесками зелени и больше ничего. Когда меня перестанут обманывать. Хорошо когда тебя обманывают в кино - ты знаешь, что это неправда, ты выйдешь на улицу и все опять будет плохо. Но когда жизнь начинает притворятся замечательной - это невыносимо. Ты начинаешь ее любить, начинаешь ей верить, начинаешь ждать...
Не хочется просыпаться. Вчера не хотелось просыпаться. Сегодня не хочется. Ведь завтра будет хуже. Не может быть завтра лучше. Не может... Не верю...

Сашка, спасибо, что ты есть.

[700x435]

Дай нам Боже, что не гоже
А в ответ одно и тоже
Вряд ли это вам поможет
Слишком мал тот путь что прожит.