Я тут начал было излагать свою позицию по поводу "ленточного патриотизма", о котором говорил в прошлой теме, а получаться стало что-то совсем иное. Это будет довольно большой опус, начало которого я и предлагаю Вашему вниманию. И с Днем Победы всех.


Хорошо помню Дни Победы конца 60-х. Как я сейчас понимаю, анализируя эти отрывочные воспоминания, на государственном уровне праздник тогда отмечался гораздо скромнее, но никаких фанфар и не требовалось, потому что тогда было, кому его отмечать. Сейчас даже трудно себе представить это море людей, многие из них далеко не старые, которые выходили на улицы при всех своих регалиях. Я бы сказал, что от золотого блеска рябило в глазах, но «рябило» - плохое слово. Рябить может что-то нехорошее, а тут были радость и счастье, отражавшиеся в этих орденах и медалях, и которых нам сейчас даже не понять. Для всех этих людей война была рядом. Я закончил институт 23 года назад, и мне кажется, что это было вчера, а для них вчера была война.
Первый День Победы, который пышно отмечали на государственном уровне – 1970 года, двадцатипятилетие. Но тогда этот официоз не раздражал. Общее настроение, как мне кажется, было «наконец-то вспомнили». Как многие дети, я запоминал какие-то фразы, которые осмысливал потом, через много лет, и вот такое впечатление у меня сложилось. Еще помню эту приподнятую атмосферу конца апреля – начала мая. Только что с большой помпой отметили 100-летие Ленина. Между 22 апреля и 9 мая времени мало, и весь этот промежуточный период превратился в один юбилей. Через несколько лет, когда до меня дошла «юбилейная» серия анекдотов про Ленина, про духи «Запахи Ильича», трехспальную кровать «Ленин с нами» и все прочее, то был очень удивлен. Мне казалось, что столетию дедушки Ленина все радовались точно так же, как и я. Оказывается, нет.
Но все-таки и тогда я чувствовал разницу между ленинским юбилеем и Днем Победы. Последний был для очень многих личным праздником, и это чувствовалось. Хотя, может быть, я это домысливаю сейчас, а тогда для меня важным было только то, что на День Победы надели награды все, а на столетие Ленина – очень немногие.
Следующая большая перемена в Днях Победы произошла в 1975 году. Тридцатилетие отмечали уже со всем официозным размахом, и что-то этот праздник безвозвратно потерял. Наверно, людей. Мне кажется, что между 1970 и 1975 годом умерло очень много ветеранов. Да, я еще забыл другую важную деталь. Примерно в то же время из метро почти исчезли люди на костылях. До этого их было очень много, а потом как-то все сразу пропали.
Об этом как-то неудобно говорить, но официоз портил ветеранов, по крайней мере, тех из них, кто был допущен до эфира. О войне стали говорить очень много, но как-то выспренне, и народ это не очень принял. Любопытно, что я всегда стремился пообщаться с людьми, прошедшими войну, и мне довелось выслушать немало совершенно невообразимых историй, но ни одну из них я не услышал именно в те годы. Искренность была не в почете, и еще не в почете были первые два года войны. Для официоза война началась в 1943 году, как и главный фильм о войне того времени «Освобождение».
Однако именно в то время я столкнулся с самым антиофициозным проявлением празднования Победы. Произошло это где-то вокруг 9 мая 1975 года. Был выходной, и я с друзьями пошел в парк. Тогда появилась песня «День победы», и ее повсюду пели. Песня хорошая, и даже исполнение ее государственными певцами, которые все пели с надутыми щеками, не могло ее испортить. А вот люди на улицах пели ее по-настоящему и часто с теми самыми слезами на глазах, о которых в ней поется. Однако самое поразительное ее исполнение, которое мне довелось услышать, было бесслезным.
Итак, мы с друзьями гуляли в парке, играли во что-то, во что можно играть в двенадцать лет, и тут мы услышали, как поют «День победы». В этом парке был такой уголок, спрятанный за кустарниками, где стояло несколько скамеек и где могла собраться небольшая компания, и именно оттуда доносилась песня.
Пел один человек с голосом состарившегося Высоцкого, то есть, такого, каким он никогда не стал. Пел под гитару. Припев подхватывало несколько человек похожими голосами. Слух у всех был отменный. А тихую и грозную партию ударных исполняли их побрякивающие в такт ордена и медали. Ничего более величественного я так в жизни больше и не услышал. Мы встали как вкопанные. Какие там двенадцатилетние игры, когда тут, рядом, такое!
Пели грозно. Пели люди, которые могли идти под танки с той же невозмутимостью и обыденностью, с какой мы ходили в школу, и готовые пойти под них снова. Пели люди, верящие во что-то и ничего не боящиеся. Пели так, что их голоса стоят в памяти у меня больше тридцати лет.
Мы дослушали до конца. Потом пошли какие-то разговоры, как нетрудно догадаться, о войне. Мы очень хотели глянуть на них хоть одним глазком, но мы НЕ ПОСМЕЛИ. Мне трудно облечь это в слова даже сейчас, а тогда я и подавно не смог бы этого сделать. Наверно, мы почувствовали, что мы не вправе не то что быть рядом с ними, когда они отмечают свой праздник, а даже просто смотреть на то, как они его отмечают. Мы ничего для этого не сделали. Мы не заслужили такого общества.