Одиноко звезда, как слезинка, блестит в небосводе,
Ей никто никогда колыбельную песнь не поёт,
Вдалеке от неё, по ночам, месяц по небу бродит.
И туманности вечный свершают по кругу полёт.

Как всегда, миллионами лет, подчиняясь природе,
Одинокая звёздочка слёзы обиды утрёт.
Нет ей места на Млечном пути средь подруг в хороводе.
Не дождаться ей счастья, и суженый к ней не придёт...

Ожерелье планет никогда не надеть ей по моде,
И в холодном безмолвии быть одинокой всегда.
Вот уж солнце рассветное, всем улыбаясь, восходит.
А на небе, по-прежнему, светит и светит звезда…
[700x525]

Сыграю я любовь, которой нет милее,
На флейте нежных чувств, подаренных тобой.
Мы будем танцевать на парковой аллее,
Подхватят этот вальс валторна и гобой.

И будет в унисон подыгрывать им ветер,
Серёжками шурша мечтательных берёз.
Танцуя, вспомним мы о сумасшедшем лете,
О том волшебном дне, что счастье нам принёс.

Мы будем танцевать до головокруженья,
Мелодия мечты заполнит всё вокруг.
Аллея. Летний парк. И вальс-воображенье.
И метрономом в нём - сердец влюблённых стук...

Влачит изнурённое тельце
В душе, сиротливо, печаль,
С глазами шального пришельца.
Её даже чуточку жаль.

Недавно она словно пава,
Вовсю флиртовала со мной.
Была она буйного нрава,
И вот, оказалась больной.

Согрею ей чаю с малиной -
Поспит, хворь уйдёт без следа.
Пусть выйдет бедняжка из сплина.
Печаль ведь - совсем не беда.

Мы с ней вечера коротали,
Заслушивались тишиной.
Печаль представлялось – из стали,
Была в моей жизни хмельной.

Мне слабость её непривычна.
И радостей не с чем сравнить,
Все стало каким-то обычным,
Романтики порвана нить.

Так вот, почему нет покоя –
Нарушен душевный баланс.
Боролся с тоскою на кой я,
На счастья надеялся шанс.

А счастье-то, было под боком,
А счастье-то, было во мне.
Его не заметил истока,
Хотя бредил им, как во сне.

Живут в паритете пусть чувства:
Задумчивость, радость и грусть.
Бесценны они, как искусство.
Без них мир души сер и пуст…

Ветер стих, спев слова заклинаний,
Плакать дождику стало вдруг нечем.
Королевою воспоминаний
Ты была в этот пасмурный вечер.

Память вновь представляла картинки,
Из минувшего их доставала.
Но безжалостно на половинки,
Присмотреться не дав, разрывала.

Зарисовки счастливых мгновений,
Что вдвоём испытали когда-то,
Строки писем и стихотворений,
Улетали во тьму без возврата.

И, глотая солёные слезы,
Еле сдерживаясь от рыданий,
Ты пыталась ловить эти грёзы,
Королева воспоминаний...
[700x525]

Слезился глаз от дыма папиросы,
На фортепиано - рюмка и икра.
Тапёр играл Шопена по запросу
Хмельного камердинера двора.

Блондинки кабаре хмельны и босы
Плясать канкан готовы до утра.
А на Дворцовой - пьяные матросы,
И против них - мальчишки-юнкера...

Утюг домашний был застенчив жутко,
Хотя с вещами близость не впервые
Испытывал. Был флирт с песцовой шубкой,
Но слов любви не мог cказать, увы, ей.

Хозяйка плиссерованную юбку
Купила в близлежащем магазине.
Примерила у зеркала покупку,
Звонила мужу, хвасталась кузине…

На службу собираясь утром ранним,
Утюг включила, позабыв об этом.
Подкрасилась, со страхом опозданья,
Во двор слетела, улыбаясь лету.

Утюг лежал, спиралями нагретый,
Обиженно, но по-мужски смиренно.
На вилку в электрической розетке
Смотрел, о жизни рамышляя бренной.

И вдруг увидел под собою юбку,
Ту самую, которую приметил,
Ещё вчера – хозяйкину покупку -
Красавицу-плиссе в бордовом цвете.

Он чувствовал своим зеркальным телом
Её невинность, нежность каждой складки.
И, то краснел, то становился белым,
Как будто в лихорадочном припадке.

Не верил, что возможно быть такое –
Под ним сейчас лежало совершенство.
Желанье возрастало, беспокоя,
Сулило несказанное блаженство.

Она была безмолвна, но внимала
Его теплу, его прикосновеньям.
Он нежно гладил юбку, вполнакала,
И был готов погибнуть в то мгновенье

От жара, исходящего из сердца -
Вольфрамовой спирали раскалённой.
Сама собой открылась чувства дверца.
Он паром обдавал её, влюблённый.

И вот, под ним плиссе раскрыла юбка,
Отдав себя волне горячей страсти.
Он называл её своей голубкой,
Но дым уже отверстия все застил.

Любовная росла температура.
Он отдавал себя уже всецело.
Дымилась юбка, и её фактура,
Вдруг вспыхнула! Теперь она горела.

Они погибли в чувственном пожаре,
И пламя охватило всю квартиру.
Утюг и юбка… Вам, наверно, жаль их?
Ах! Не жалейте, пусть поют им лиры…

Неотвратимо готовишь себя к неизбежности
Встречи с талантливой осенью - рьяной художницей.
Перебирая осенние вещи с небрежностью,
Строишь, у зеркала стоя, прикольные рожицы.

Скоро настанет пора перемен жёлтолистая,
Запах прохлады ворвётся в ночное дыхание,
Росы рассветные лягут в лугах аметистами.
…Рябь по реке. Ветерок. Камышей колыхание...

Осень узнает тебя - беспокоиться нечего.
Не суетись и усни до утра сном младенческим.
И написать постарайся ко дню первой встречи с ней
Пару приветных стихов с озорными словечками...
[700x525]

Звенит безмолвие в ушах.
Снежинки падают, шурша,
И на ладонях тают.
Погода нынче хороша,
И потому моя душа
Крылатой стать мечтает.

И, как строка с карандаша,
На небо звёздное, спеша,
Вдогонку мыслей стаи,
Вдруг сорвалась моя душа.
В созвездьи малого ковша
Она теперь летает...
[700x525]

Я сегодня влюблён в этот вечер -
Необъятное жажду обнять.
Ровно в девять назначена встреча -
Город ждёт на свиданье меня.

У журчащих романсы фонтанов
Мы на мраморной сядем скамье.
Город полон немыслимых планов
И отеческой ласки ко мне.

Симпатичен он перед закатом
Розоватым смущением стен
Старых зданий, познавших когда-то,
И печаль, и азарт перемен.

Мудрый город, по-прежнему, молод -
С ним гулять вечерами легко.
Он на флейте сыграет мне соло
Попурри из мелодий веков.

Он похвастает зеленью парков,
И проспектов своих прямотой.
Пусть стихи мои станут подарком,
Хоть и слог в них довольно простой.

Так и будем бродить до рассвета,
Заболтавшись о планах и снах.
Соловьи с облюбованных веток
Пропоют нам сонату «Весна»…
[700x525]

Непривычная осень. Необычный сентябрь,
Без дождей, без ветров и ночных холодов.
Наступает пора для развесистых яблонь,
Избавляться от спелых, душистых плодов.

Но не видно, как будто, увяданья в природе,
Соловьиные трели воспевают рассветы.
Одеваются люди не совсем по погоде,
Извращённо толкуя вековые приметы.

По пути растеряла свои навыки где-то
Осень, с летом-красавцем выпив на брудершафт.
После крепких напитков загулявшее лето,
Не спешит покидать свой привычный ландшафт.

Скоро лето проспится после бурной гулянки.
Осень купит в кредит у зимы холода.
А природа осудит собутыльников пьянки.
Восстановит порядок. Будет всё, как всегда...

сентябрь 2005
Киев
[500x332]

[512x385]
Адажио Альбинони
Доносится из окна.
От музыки сердце стонет.
И ты, как всегда, одна.

Все рыцари скачут мимо.
Их цель – отыскать грааль.
Огонь свечи – пантомима.
И копоть его – печаль.

Закрыты глазные дверцы.
И слёзы, как горький мёд.
Но всё ещё бьётся сердце.
И значит, оно живёт.

У ног спит клубочком киска,
На плечи накинут плед.
Свеча на столе и миска,
И в ней – вчерашний омлет.

Восток розовеет нежно.
И скоро придёт рассвет.
Родится опять надежда -
Судьба подмигнёт: «Привет!»

Однажды в Японии, когда от прихваченной с собой водки остались смутные воспоминания, решили подняться в гостиничный ресторан, отведать суши и саке.
Заказали на шестерых восемнадцать порций суши и столько же тёплой вонючей гадости. Когда стало понятно, что водку саке не обманешь, подозвали официанта и приказали принести оковитой и мяса. Про водку он понял, а телятину пришлось показывать рогами на голове, потом вести его к рекламным плафонам, тыкая пальцами во что-то похожее на мясо. Сказали, чтобы принёс много мяса и много водки.
Водку он принёс сразу - шесть рюмашек-мензурок граммов по пятнадцать в каждой. Мы выпили, как положено, залпом, в том числе и за его здоровье, запив кока-колой - больше на столе ничего не было. Надо было видеть японского халдея... Он смотрел на нас с ужасом, так, будто мы пили синильную кислоту. Он весь скукожился, и поглядывал на нас прищуренными глазками, утонув в смокинге. Мы тщетно пытались объяснить, что нам нужно много водки, руками имитируя бутылки. Он, ничего не понимая, только хлопал глазами, потом набрал по мобиле какой-то номер и, хотя время было к полуночи, к нашему столу, через пару минут, подошёл более солидный мужчина, по-видимому - метрдотель. На средней руки английском, кое как объяснили, что к чему. Вскоре он вернулся с двумя семисотграммовыми бутылками "Смирновки", с улыбкой, свойственной только японцам, сказал, что это всё что имелось в наличии в их ресторане. Подходящей посуды, конечно, не оказалось... Мы разлили бутылку по стаканам для сока. Как раз к этому моменту подоспела телятина с овощами. Теперь уже двое японцев с ужасом смотрели на то, как русские будут пить водяру. Похоже, что для них это было шоком.
Город Акита - на севере Хонсю, в восьмистах километрах от Токио. Там и европейцы-то в диковину, а тут - эти многопьющие русские.
Закусили... Как известно, после первой до второй - промежуток небольшой. Пока разливали вторую, у стола собрался, наверное, весь персонал кабака. Для них это было настоящим шоу. Мы доедали мясо со спаржей, морковью и ещё какой-то зеленью. Толпа (не меньше дюжины япошек) ждала, когда же мы упадём. Это было понятно по их разговорам. Мы бодро встали, один их нашей компании вставил гостиничную карточку в аппарат. Поблагодарив за ужин, мы, ни в одном глазу двинулись к выходу.
Нас, как дорогих гостей, японцы провожали до лифта, улыбаясь белыми зубами и похлопывая нас по плечам и спинам...
В день отъезда нам пришлось выложить по 170 баксов за тот вечер.
Но это стоило того!

Две норушки, две подружки,
Очень маленькие мышки,
Пели детские частушки,
Сидя на кастрюльной крышке.

Кошки, хлопая в ладошки,
Подпевали, как могли.
Мяу-мяу, - пели кошки, -
Трали-вали-ай-лю-ли.

Мяу-мяу-лю-ли-лю-ли, -
Распевали кошки-мышки,
Барабаня по кастрюлям
Два часа без передышки.

Шли по улице три хрюшки –
Кушали картошку фри.
Хрюшки слушали частушки
У распахнутой двери.

Симпатичные три хрюшки:
Борька, Фрося и Гаврюшка
Эту песню подпевали,
Вместе хором хрюкать стали.

Я частушки эти слышал, -
Погулять под вечер вышел.
И теперь их всем дарю:
Лю-ли-лю-ли-трали-вали-
Мяу-мяу-хрю-хрю-хрю.

[700x527]

Совсем не русское, ей-богу,
Себе занятие нашёл.
Меняй обратно хатху-йогу
На наш родной мини-футбол.

Прости, что так вот - правду матку.
Что, мол, учу, как пацана.
Я в этой драной йоге-хатке
Не понимаю ни хрена.

Но вижу, ты себя замучил.
В бараний рог, гляди скрутил.
А если ненароком вспучит?
Конфуз ведь…, Господи прости...

Бросай дурить, живи красиво.
Душе покой дай в уикенд.
Футбол, хоккей, вино и пиво,
Поверь мне, вылечат в момент

Жил кукольник. Творил
Своих прекрасных кукол.
Он с ними говорил,
Гулял в саду за руку...
И было невдомёк
Скучающим прохожим,
Что был он одинок -
Талантливый художник.

Он идеал искал
В своих произведеньях.
Почти впадал в астрал,
И виделись виденья
Блистательных богинь
Несметные плеяды,
Очей бездонных синь...
Там были и наяды,
С журчаньем голосов
Нежнее звуков флейты...
Своих прекрасных снов
Не помнил, хоть убей тут.

Осунувшись с лица,
Бессонными ночами,
Работал без конца,
Замкнулся, одичал он.
Он шил, и шил сердца,
Своим безмолвным куклам.
На горе для творца,
По-прежнему, ни звука
Они не издавали.
Сердец горячих стуки,
Услышит он едва ли...
[700x525]

Это цитата сообщения грустными_глазами Оригинальное сообщение

Ты мне нужна

И ты мне нужен

Ложится спать речной трамвай
Тарелку неба сьев на ужин
-Давай забудем всё?
-Давай
-Ты мне нужна
-И ты мне нужен
На лунном небе ювелир
Рассыпал пригоршню жемчужен
-Коньяк?
-Чуть-чуть
-За нас
-За мир
-Ты мне нужна
-И ты мне нужен
Огонь пылающий внутри
Необозрим порой снаружи
-Пошли встречать рассвет
-Веди
-Ты мне нужна
-И ты мне нужен

По началу, сладко верилось – друг.
На поверку оказалось - не враг.
Мимолётный, словно насморк, недуг,
В равнодушие беспомощный шаг.

Ночь плела из снов магический круг.
Множил сплетни Близнецов зодиак.
Улыбался, как-то странно, не друг.
Не подумалось тогда, что - не враг.

Спали ходики суфлёром: "тик-так",
Бормотали в унисон соло вьюг:
"В том проявится в последствие враг,
Кто однажды доказал, что не друг".

Смыло солнышком уныния звук,
Превращая сожаленья в пустяк.
Растворился, как в тумане - не друг.
Странно в дымке улыбнулся - не враг…


в соавторстве с Валерией Т.
[205x154]

Ворожила этой ночью
Мне белёсая луна.
И стихов безумных строчки
Диктовала, из темна.

Растворяясь в лунной дымке,
Превращались строфы в стон.
Негативным фотоснимком,
Окунались в странный сон.

Миллионами бенгальских
Вспыхнула ночная тьма.
В сумасшедшем вихре вальса
Закружились вдруг дома.

Город, ввергнутый в торнадо,
Завертелся, как юла.
Городская эспланада
Раскалилась до бела.

Пыль веков, легенды, мифы,
Всё смешалось в чёрный ком,
В голове роились рифмы,
Стаей белых мотыльков…

Наконец, рассвет забрезжил,
Затмевая лунный свет.
Город спал с улыбкой нежной,
В зелень летнюю одет.
[700x525]

Ходят упорные слухи – в поход собираешься.
Лыжи востришь - переехать из наших краёв.
Мне бы с тобою рвануть за мечтой, улыбаючись.
Там, куда едешь, наверно, полно соловьёв…

Стоит спешить, пассажир! Приготовь всё заранее:
Бритву, расчёску, две пасты зубных и носки.
Прут электрички желания без расписания.
Старт ровно в семь от платформы Оковы Тоски.

В кассе внимательным, бдительным будь, обязательно,
Глянь, на билете написано слово "Туда"?
Должен успеть, я уверен, ты - парень старательный,
Сможешь в страну Вдохновений свалить навсегда.

Ехать недолго, практически, - ровно мгновение.
В поезде можно поспать и в картишки сыграть.
Коль проиграешь, в любви жди большого везения,
Ляг и усни, не надейся на "кузькину мать".

Пообещай, что как только приедешь на станцию,
Мне позвонишь, и расскажешь о городе Грёз.
Если забудешь, считать буду полным засранцем я,
И не прощу никогда за пролитие слёз.

Ладно, шучу, знаю - не подведёшь, вспоминай меня.
После звонка твоего, я отправлюсь во след.
Эта тоска, пусть и с орденом Красного Знамени,
Мне надоела, как вечный на завтрак омлет...
[500x375]

Осень - рыжая бестия
Снова прислала известие.
Пишет - тоскует и плачет,
Будто о ней все судачат,
Сыплют словечки нелестные:
"Гляньте! Гулящая бестия!"
Ей я отвечу, мечтая:
"Рыжая! Нет, Золотая!
Плакать не нужно, молю!
Осень! Тебя я люблю!»


рисунок Юлии Богдановой