Почти остыл камин.
Двор снегом заметало.
Роняя парафин,
Свеча гореть устала.

И лезли напролом,
Скуля от нетерпенья,
Раздумья о былом,
О будущем знаменья.

Удушливой волной -
Нахлынувшие слезы.
Полны тобой одной
Назойливые грёзы…

В длиннополом пальто, из когда-то приличного драпа,
Седовласый старик шерудит палкой в мусорном баке.
Под ногами дворняжка юлит, припадая на лапу,
На хозяина смотрит с надеждой на ужин собака.

Звон стеклянных бутылок в затасканной кожаной сумке,
Со щенячьих времён веселит и вселяет надежду.
Долгий день завершается скоро, и белую булку
Кинет на пол старик, оставляя в прихожей одежду.

Он опять будет пить, сильно морщась, какую-то воду,
Нюхать корочку хлеба, и долго смотреть на собаку.
И, не тронув еду, побредёт к небольшому комоду,
И достанет альбом, над которым начнёт тихо плакать.

Снова будет лить дождь, неуёмно стуча по асфальту.
Двое крепко уснут, по привычке, на старом диване.
Будет ветер стонать в щелях окон простуженным альтом.
Ночь дождливую сменит рассвет, новый день нежеланный...

Неслышно падала листва,
Асфальт багрянцем укрывая.
Под перестук колес трамвая,
Освободясь от сновидений,
Рабочий день своё рожденье
Решил отметить листопадом.
С небес струилась синева.
Неслышно падала листва...
И мёл её по эспланадам,
Усердно, как заправский дворник,
Проснувшийся с похмелья ветер,
Его кружилась голова.
Неслышно падала листва...
Был понедельник, или вторник,
Возможно, даже, двадцать третье.
И в память об ушедшем лете
День обещал быть тих и светел.
Рассвет алел едва-едва.
Неслышно падала листва...

За окном – стальное небо
С сине-розовым оттенком.
Снова невидаль и небыль
Застит очи млечной пенкой.
Вечер угасает, тлея.
Ночь дразня, и ухмыляясь,
Засыпает, соловея,
Постепенно удаляясь.

Кроны, в страхе перед ночью,
От безветрия застыли.
Ночь расставит многоточья
Звёзд, присыпав звёздной пылью
Горизонт посеребрённый.
Небыль снова станет былью.
Вечер тьмою покорённый,
Засыпая, сложит крылья…

День зимний светел.
Сугробы - чудо.
Колючий ветер
Грозит простудой,
Играет соло
На соснах-арфах.
Прикрою горло
Пушистым шарфом...

Тусклая лампа горит в абажуре,
Света пятно над овальным столом...
Детство по памяти нынче дежурит,
Снова порядок наводит в былом.

Вот силуэт деревянной лошадки,
Плюшевый мишка в коробке и мяч.
Мальчик умильно сопящий в кроватке,
Очень похож на меня он, хоть плачь.

Старый диван дермантином обитый,
Полочка сверху и слоников ряд.
Кончился день интересных событий,
Праздник Победы, военный парад.

Вечер затих, отгремевший салютом,
Ночь опустилась на майский бульвар,
Сенью листвы изумрудной укутав
Пары влюблённых и звуки гитар.

С ясной луной соревнуясь, как будто,
Светит фонарь во дворе над скамьёй.
Скоро рассвет и воскресное утро,
Завтрак, поход в зоопарк всей семьёй.

Руки сложив под румяные щёки,
Смотрит малыш разноцветные сны.
Вот бы остаться в том детстве далёком,
В самом разгаре московской весны...

Ночь. Разыгралась метель за окошком.
Взял с полки том, наугад - не спалось.
На фотографии книжной обложки -
Лысый мужчина, взгляд - сверлит насквозь.

Смотрит глашатай сумбурного времени,
Что ему станется, вот он - в томах!
Маршем своим, очень левым, под теменем,
Бьёт по извилинам в наших умах.

Взором буравит поэт осуждающе,
Будто бы штопором в череп мне врос:
"Пропили, напрочь, Россию, товарищи,
В полной надежде на русский авось!"

Тоже ведь баловал душу "Московской"
Этот угрюмый на вид господин,
Ритм задававший строкой маяковской,
Слогом, дожившим до наших седин.

Накоротке бы мне с ним побеседовать,
Взяв по пол-литре ядрёной на грудь.
Спьяну, на жизнь шебутную посетовать,
И, до утра, распалясь, не уснуть.

Ну, а с похмелья, на водку обидевшись,
С мокрою тряпкою на голове,
С пристальным взглядом с обложки увидевшись,
Вспомнить, что пил с Маяковским В.В...

Назвалась любовь - нелюбовью,
Неподсудны её капризы.
А когда-то, казалась новью,
И нежданным небесным призом.

То азартной была, и рьяной,
То - царевною-несмеяной,
Хохотуньей, и тихой, нежной.
Океаном была безбрежным.

Кабы знать, что она такая,
Что штормов бытовых боится,
Что тончайшая, как пергамент,
Горделивая, как жар-птица,

Я берёг бы её, лелеял,
Как садовник бутоны розы.
Только, порванное не склеить,
И не сделать стихами прозу...

Трясу в свинье-копилке медяки.
Их собирал на велик двухколесный.
Потрачу деньги все на пустяки.
Велосипед купить поклялся крёстный.

Иметь давно мечтаю я фонарь,
Китайский, как у Игоря – соседа,
Перекидной настольный календарь,
Приёмник, мячик теннисный и кеды.
Вдобавок детский фотоаппарат, -
В фуляре кожаном, с названьем «Смена».
Тогда Сергей - двоюродный мой брат,
Завидуя мне, лопнул бы мгновенно.

В копилке гулко звякает монета.
Полтинник. Наконец-то повезло.
Упал на пол, и под диваном где-то,
Он спрятался, как будто мне назло.
Пора пересчитать своё богатство,
Считал один раз, принялся опять.
Придётся мне с мечтами распрощаться -
В руке всего - два восемьдесят пять…

Небо звучит колоколами.
Утро сулит мир и покой.
Юной зари алое пламя
Пало на луг с тихой рекой.

До немоты заворожённый
Цветом небес, утра красой,
Ниву туман взял себе в жёны,
Нежно умыв чистой росой…

[500x375]

Благочинных церквей купола
Колокольные слушают звоны.
Отражают озёр зеркала
Облаков озарённых иконы.

Приозёрная шепчет трава
Заклинанья деревьев-шаманов
Испугалась небес синева
Привидений рассветных туманов.

Ликованье осенних лесов,
Увлечённых багряной потехой.
Утихающий хор голосов.
Отголоски прощального эха.

Челобитные письма в пути.
Перелётные птицы в полёте.
Оборвался бравурный мотив
На высокой серебряной ноте…
[375x500]

Осенних дней прощальное письмо
Листом увядшим падает на землю.
Уже запахло в воздухе зимой,
Природа в ожиданье стужи дремлет.

И чувства, в предвкушенье перемен,
Притихли, затаившись в глубине.
Не оставляя ничего взамен,
Минуты скачут на лихом коне.

Довлеет груз невыполненных дел,
Иллюзий, опрометчивых идей.
Предзимний парк заметно опустел,
И на воде не видно лебедей.

И кажется, что жизнь вся позади,
На игры с нею вычерпаны силы.
Всё крепче сердце мукою в груди
Сжимает у родительской могилы.

И гложет ощущение вины
За невпопад растраченное время.
Кошмарные приходят чаще сны,
И мысль о смерти будоражит темя.

Как хочется смыть в раз и навсегда
К душе присохший грунт самокопанья.
В пруду теперь холодная вода.
Не время, к сожаленью, для купанья.

Былую бесшабашность не вернуть.
И молодость ушла, как ни крути.
А впереди - довольно долгий путь,
И нужно честно до конца дойти.

Пройдёт зима. Не быть же вечной ей.
Весна настанет, расцветут сады.
И пара гордых белых лебедей
Вернётся на знакомые пруды…
[375x500]

Сжатым воздухом душного вечера
В небо выстрелит метко земля.
И луна разольёт безупречное
Серебро на луга и поля.

Увидав во мне страстного зрителя,
Ночь прикажет: «Замри и смотри!»
Подарив мне восторг упоительный,
Не позволит уснуть до зари.

Утро в лес отведёт с трясогузками,
И предложит присесть на пенёк.
Сосны стройные скажут по-русски мне:
«С возвращением к нам, паренёк!»

День накормит меня земляниками,
Искупает в прохладной реке.
Только к вечеру, с радостным гиканьем,
Я вернусь, позабыв о тоске….
[700x525]

Они сидели на скамейке
Под сенью лип в весеннем парке.
Он целовал ей нежно веки,
Читал сонеты из Петрарки.

Пиджак из чёрного велюра,
Слегка накинутый на плечи.
Она была его Лаурой,
Он был Франческо в этот вечер.

Под покрывалом майской ночи
Восторженно горели взгляды.
Близки их души были очень,
Они легко парили рядом.

И, обо всём забыв на свете,
Забот и дум отбросив бремя,
Они смеялись, словно дети,
Для них остановилось время.

Соприкасаясь головами,
Друг друга слушали дыханье…
Любовь не выразить словами,
Она - вне сферы пониманья…

[699x448]

Это цитата сообщения mirddin Оригинальное сообщение

Учимся...

Учиться лучше у гениев... Хотя, писать также не получится никогда.

Стихи потрясающей izubr.

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят. Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый. Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге - и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. "Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время. Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу. Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом. Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.

Читать далее...

Мелькает вечность временами года -
На быстроту бессмысленно пенять.
В разгаре лето. Чудные погоды.
Взрослеет мир с послушностью ягнят.

Моргнуть успеешь – прочь июль и август -
Жди осени скучающей привет.
Ей слезы лить положено по рангу,
Улыбки - только в пору бабьих лет.

Как баба-ягодка, нескромною помадой,
Бальзаковское выкрасит лицо.
Но смоет грим лосьоном листопада,
Кокетничать устав, в конце концов.

Завалится, юля и балагуря,
Зима, чей вектор – с севера на юг.
Сугробы в городских дворах снегуря,
Затянет баритоном соло вьюг.

И вновь весна обманет обновленьем:
Капелями, ручьями, баловством,
Дурманом трав и соловьиным пеньем,
И прочим приворотным колдовством.

Влюбив в себя, вдруг превратится в жрицу
Златого храма Спаса на любви,
Очередные исписав страницы
В священных книгах: "vita" и "la vie".
[700x525]

Лёгкими оттенками лазури
Дышат заливные небеса.
Буро-фиолетовые бури
Унеслись за синие леса.

Голограмма неба безупречна,
Солнца льются ласково лучи.
Вечно голубому в вечно вечном,
Окрылённым голосом кричи

Главные слова своих желаний,
Разгоняя стаи облаков
За пределы чистоты мечтаний
Строфами лирических стихов...

[700x525]

Дождь полуночный. И снова мне грустно.
Письменно грустно, грустно и устно.
Под потолком светит грустная люстра.
Замерли строки без смысла, без чувства.

Ночь не желает делиться, как прежде,
Книгу чудес хмуро спрятав в шкатулку,
Рифмы оставив без всякой надежды.
Сердце стучит равномерно и гулко.

Капли дождя попадают на листья,
Рядом растущей развесистой липы.
Грусть льётся тембром грудного регистра,
Музыкой очень похожей на всхлипы.

Намочены дождём соцветия мимозы,
И хлюпает тоской заснеженный перрон.
Сбегают по щекам непрошеные слёзы,
И провожает взгляд двенадцатый вагон.

Последний поцелуй, согревший было губы,
На них оставил вкус, похожий на вину.
Под перестук колёс стучат чечётку зубы.
Над городом туман сгущает пелену…

Разлилась дождевая лужа,
Словно море среди двора.
Ветер с лужею крепко дружит
И окрестная детвора.

По утрам дворник лужу ругает,
И грозит ей метлою страшной.
Лужу это конечно пугает -
Родилась она не отважной.

Видит лужа людские лица,
Много лиц весёлых и скучных.
Пролетают над лужей птицы,
Проплывают над нею тучи.

Но живётся не сладко луже,
Знать судьба у неё такая.
В лёд её превращает стужа,
А в жару она высыхает...