…Или вот, сидела вечерами в ванне. Наверно, плакала, проклинала все на свете, всхлипывала, задыхалась, просила Бога, чтобы послал хотя бы маленький, хотя бы крошечный кусочек счастья, размазывала тушь по щекам, писала что-то до боли жалостливое, до слез грустное в своем дневнике... Затекали ноги, сводило руку, а ты все писала, в душе осознавая, что вот Боженька сейчас сидит на небесах и улыбается, потому что на завтра он приготовил тебе сто грамм счастья...
Или, наверное, гладила кошку, по безумно-мягкой, шелковистой шерсти, она в благодарность лизала твои руки и мурлыкала. Потом залезала на коленки, сворачивалась калачиком и даже, наверно, успевала засыпать. Потом вдруг открывала глаза, и вы смотрели друг на друга и понимали все без слов. А сердце в эту минуту переполняла нежность, и воздух в легкие не заталкивался... А за окном, быть может, шел дождь с грозой, или ярко светило солнце, или звенела капель и машины проезжали по лужам, или даже шел снег, и снежинки были большие-большие и безумно пушистые, они медленно кружились в воздухе, ложились на крыши домов, на деревья и на мокрый асфальт, а, может, была вьюга и безумный мороз, гололед на дорогах – было все равно, что там – за окном, потому что в душе было тепло, а кошка почти неслышно мурлыкала и закрывала сонные глаза.
А иногда, гуляла с друзьями. Общалась, смеялась так, что болели губы, вспоминала, что «дружбу надо беречь» и действительно берегла, защищала ее от холода и ветра, от дождей и снега, от плохого настроения, от обид и злости... Укрывала дружбу пледом, когда ей было холодно, читала ей анекдоты, когда ей было грустно и печальные, плаксивые стихи, когда ей было слишком весело. Разговаривала с ней, утешала, когда та плакала. Дорожила этими минутами, когда искренне верила в нее, когда знала точно – дружба существует. И плакала ей в жилетку, когда было совсем хреново, а дружба гладила ее по волосам и так тихонько, в волосы говорила, что все будет хорошо, а ты верила, улыбалась сквозь слезы и долго-долго смотрела в глаза этой дружбе. Потом, как маленькая девочка, обнимала ее крепко-крепко, и долго не отпускала, думала, что это продлит ощущение счастья. И ведь, правда – продлевало.
Бывало, сидела на каком-нибудь нудном уроке, на географии, например, учительница говорила что-то про НТР, сама путалась – призывала всех понимать, потому что зазубрить не получится, а сама путалась; или на ОБЖ сидела, писала про зажигательные смеси, а в голове в это время, рождались образы, картины, фотографии, стихи, наконец. И даже на литературе иногда погружалась в себя, постоянно теряла свою мысль и, несмотря на все это, любила эту гребаную школу, все эти нудные, глупые уроки, все эти шутки, уже приевшиеся, уже до тошноты знакомые, ты все это любила.
Или как, например, просыпалась ранним весенним утром от яркого солнца и чириканья птиц за окном, чувствовала себя чуть ли не самой счастливой на свете, подходила к окну, распахивала его настежь, и ты вдруг с головой накрывалась этим, еще по-зимнему холодным и все же ранневесенним, ветром, и задыхалась от переполнявшего душу счастья, умиротворения и какой-то странной спокойной радости. И вдыхала этот холодный весенний воздух, и замирала, пытаясь как можно дольше продлить это мгновение, а ветерок уже играл с волосами, целовал кожу, а по ней пробегали мурашки. И, еще слишком холодное, но уже безумно яркое ранневесеннее солнышко дарило первые веснушки и яркий блеск в глазах, и казалось одним таким большим смайлом, заставлявшим улыбаться всю природу вместе с ним.
Или, там, ругалась с мамой. Не хотела убираться, а она не понимала, как можно жить в таком сумашедше-творческом беспорядке, или, там, кошек не покормила, или уроки не сделала, или просто слишком долго у компьютера сидела... И говорила, а точней кричала, то, о чем потом жалела, пыталась, чтобы мама, наконец, услышала, рыдала, всхлипывала, злилась и была готова убежать из дома, лишь бы такое не повторялось. А потом убегала в комнату, со всей силы хлопала дверью, включала музыку на всю громкость, залезала на широкий подоконник, занавешивалась занавесками так, чтобы никто не видел и не приставал. И смотрела в окно, мечтала мечты, а там, на улице, улыбалась луна в полнолунии, и светили мириады звезд, а небо было таким темно-темно-синим, почти черным, моросил дождик, и ты понимала, что вот завтра проснешься, откроешь дверь, и все будет так, как раньше, и дождь прекратится.
А иногда просто выходила на улицу, погулять по городу, «подышать свежим воздухом», перепрыгивать через лужи... Прятала свои горящие глаза под огромными очками, законсервировала свое такое вот скептическое выражение лица с полуулыбкой на губах, заходила в магазины, делала вид, что разглядываешь витрины... А в душе улыбалась во весь рот, прищуривала глаза от ярких лучей солнца и любовалась небом, таким бесконечно-голубым, безмятежно-спокойным и ласково-счастливым, таким, каким оно умеет быть только весной, до неприличия приторно-сладким и таким близким, что кажется – еще чуть-чуть и
Читать далее...