О биатлоне я, о чём же ещё? Пока в Остерсунде разворачивались все эти дивные события с палками, креплениями и изотониками, прекрасно вписывающиеся в формулу «Не понос, так золотуха», я думала о том, что самое сложное в работе спортивного журналиста — не постоянные разъезды, занятые выходные и необходимость подстраиваться под чужие настроения. Самое сложное, когда на протяжении многих лет, а то и десятилетий, ты являешься частью некоего очень узкого мира, который с одной стороны никогда не признает тебя —своим», а с другой — всё равно «свой», где ты фиксируешь не только рекорды и достижения, а знаешь, у кого какие отношения в семьях, чем болеют близкие и дети, о смертях, рождениях, личных драмах, предательствах, связях, словом, обо всём том, о чем нельзя и не нужно писать, но ты знаешь и всегда так или иначе делаешь на эту скидку. Где-то не обижаешься, где-то лишний раз не критикуешь, потому что понимаешь, что это — как пнуть человека по сломанным ребрам, проходя мимо.
Ну а со временем всё это трансформируется в какую-то странную реальнось, когда человек, неважно, нравится он тебе, как спортсмен или тренер, или нет, и вообще нравился ли хоть когда-то, или вызывал исключительно раздражение, как бы становится частью твоей жизни, независимо от того, хочешь ты этого, или нет. Иногда родной и близкой частью, иногда как воспалившийся аппендицит или большой зуб: гадость редкая, но твое. Да и вообще давно в правило вошло — не пинать тех, кто слаб, или кому плохо.
Это не значит, что я живу их жизнью. Как раз абсолютно нет. Более того, вчера только одному известному тренеру на вопрос «Как быть?» ответила, что его сложности — чисто внутренняя проблема, которую люди в своём маленьком мирке создали себе сами, а она вышла из-под контроля. И что решать эту проблему они тоже должны сами, а не рассчитывать, что в неё впишется кто-то со стороны.
Но вот, возвращаясь к биатлону и читая, как более юные коллеги отрываются на заголовках, формулировках и прочем стёбе, поняла, что так не могу. Не потому, что кого-то оправдываю, скорее, очень даже удовлетворена решением о ссылке проштрафившихся на более низкий уровень. Просто самих героев отчаянно жалею. Ведь ни один из них не пахал всё лето в отрыве от семей ради того, чтобы на глазах близких так опозориться.
В Сочи мы говорили об этом (точнее — и об этом тоже) с Аней Леванди, и я её спросила как раз об этом: сочувствует ли она тем, кто падает? Аня на это ответила:
«Скорее, очень хорошо понимаю, что в таких случаях происходит у человека в душе. Никто ведь не приезжает на соревнования для того, чтобы падать перед зрителями. Все очень много тренируются, стараются показать максимум. Падение — это всегда жутко неприятно, и дело тут совершенно не в физической боли. Её, как правило, на льду не ощущаешь. Но вот это чувство публичной униженности, собственной никчёмности и вины всегда очень сильно убивает спортсмена...»
Ну а пока мы все живём в ожидании отмены ФГП, Хохфильцена, Таллина и прочих китаев, всем безпроблемной недели, здоровья и хорошего настроения. Чтобы на него не влияла биатлонная подтанцовка Димы Губерниева, коей воспринимается ведь наш биатлон, продолжающий стремительно засасывать даже самых талантливых.
А я сегодня в Новогорск. К двум Сашам, Коле и Ване.