И в свои еще молодые годы чувствую мебя старой и дряхлой, порой мне кажется, что вся пыль веков налетела на меня.
Друг ветер покинул меня, уже неделю изнываем от зноя, а по ночам мерзнем от холода. Верблюжья шукра спасает но не на долго, все равно, очень легко замерзнуть.
Я устала...
Наверно не раз все спрашивали "кто же я"? Настало время сказать:
Я - та, которая идет за ветром,
Я - избранница Пта, вечноживущая Маат,
Я - горе для своей судьбы,
И счастье для своей жизни.
Я - Матали Шамси - принцесса заря.
Четверть жизни уже прожита, часть моего пути уже пройдена. Я, девочка с глазами цвета янтаря, приносящими счастье, стала Матали Шамси, странствующей с ветром.
Я - вгрызаюсь в истерзаную землю пустынь цвета охры, я ищу тайны забытые временем и людьми, я - египтолог. [397x311]
Приход наш и уход - загадочны их цели.
Все мудрецы земли осыслить это несумели.
Где круга этого начало, где конец,
Откуда мы пришли, куда уйдем отселе?
Я отслась одна, я помню то утро, когда проснулась без родителей, совершенно одна. Я встала едва муэдзин начал призывать к намазу, сама оделась и поднялась на крышу. Я села на край крыши и свесила ноги. Я смотрела в даль, в темноту, где-то позади меня начинался вохсод, а я смотрела в темноту и больше всего на свете хотела очутиться там: где огонь и бездна без света. Но увы, мне было предначертано другое.
Я сидела и смотрела в даль, я не плакала и не думала о том, что я осталась одна на всем белом свете. Это не так. У меня есть Ханаа, Джеляль, Марко, Шафран, Себек и Ланаа.
Я думала лишь о том, что теперь будет: буд ли я ходить в медресе, а потом вырасту и буду как мама - умной и красивой. Или меня отошлют обратно в Москву, к тетке, или, или, или....
"Солнце взойдет и в твоей дуще, только не отворачивайся от него" - это был город Моллы. Steelaygot Maowenbach - его странное имя было тяжелым для меня, но он был добр ко мне и был единсвтенным кто не давил на меня жалостью, а наоборот, предлагал путь к жизни. И это был он, кто отвел меня в Правосланвую церковь на гору Синай.
И проведя неделю там, я сделала свой выбор. Я поднялась на вершину горы, закрыла глаза и позволила ветру вести меня. Это был другой ветер: сильный, холодный, стремительный. Он не ласкал меня и не играл с моими волосами и не думал прятаться в складках моей одежды, он требовал что бы я шла, что бы я была так же стремтельна, так же сильна... и я, тогда еще маленький ребенок, пошла за ветром, начала свой путь.
в первый раз, жало скорпионо застало меня когда мне было 14 лет. Мои родители уснули, и не проснулись с утра. Их нашли мертвыми, их, а так же еще 2 человека. Для этой страны, для той страны, куда они передавали свою работу, 4 человека - это было мелочи, умерло четыре человека, пришлют еще пятерых. В этом мире все просто, и в глубине души, каждый из нас занет, что незаменимых людей не бывает. Все очень просто в этом мире.
Тогда с утра, когда меня не пустили к моим родителям, что бы поприветствовать их и пожелать им счастливого дня и мягкого солнца. Я почувствовало в сердце укол, жжение, боль, она наростала и поглощала меня. Я задыхалась и хватал воздух ртом, но в то же время, мне его не хватало. Я чувствовала эту боль всем своим сердцем, душой и разумом и не могла обузать себя.
Первая боль среди детства - это самое тяжкое испытание.
Тысячи песчинок уже пролетели над моей головой, а я все та же. Практически не изменилась, все те же большие грустные глаза, и печаль в душе.
Как странно, порой когда я выбираюсь в город и сижу где-нибудь в кафе, я слышу голоса иностранок, таких же иноземок как я. И они говорят "это рай, это мечта. Я хотела бы жить у моря вечно, фрукты круглый год, солнца, нет снега, рай". Поправляя край холоку, я всегда прячу улыбку...я всегда мечтала быть на их месте: ходить по бутикам, носить каблуки каждый день, меха, шубки и валяться в снегу.
Как жаль, что я не такая, как жаль, что я живу здесь и моя судьба - это песок и ветер, даже имя мое значит "Странствующая с ветром".
Я – сон, я – дитя своенравной мечты,
Я – греза, что создал фантазией ты.
Измучится тот и всю жизнь прострадает,
Кто ищет меня и напрасно желает.
Меня ли ты ищешь, душой полюбя?
- Кто же я, и зачем продолжаю свой путь и куда мне идти? Зачем? Джелял, почему они снова бросили меня? Почему?
- Иноземка - они с тобой, я с тобой, мы все с тобой.
- Их нет, Джеляль, ты понимаешь это?
- Иноземка, смерть - это начало пути, вся наша жизнь - это подготовка к смерти.
- Нет, я так больше не могу.
- Поплачь, поплачь иноземка, тебе будет лучше, поверь мне.
вы были когда-нибудь божеством? Богиней? Богом? Вам когда-нибудь заглядывали в глаза и боготоворили вас?
Иноземная...это одно из тех имен, которое мне здесь дали. На этом языке оно звучит иначе, но так же чарующе и прекрасно.
Меня отпустили к Ханаае, эта добрая женщина взяла на себя заботы обо мне и научила меня многому. Пока мои родители шли посвоему пути я была Иноземкой.
Белый легкий платок, спрятанные волосы, длинное красивое платье и мягкие тапочки, вот она я, стою перед входом в дом. Жарко и душно..Захожу в дом и вижу на себя много взглядов, странно, здесь только девочки, так же одетые как и я: платки, убранные волосы, мягкие тапочки. Все смотрят на меня, я светлокожая, я голубоглазая, у меня выбивается золотая челка, у меня тонкая талия и длинне пальчики, я статна и гибка, как и все девочки моего возраста.... но все смотрят.
Иноземка... плохо произносят мое имя, смеются, что-то говорят, а я плохо понимаю их речь. Моя школа, туда меня отправила Ханаа...
"Главное не смотреть в глаза преподавателю, не смотреть на его лицо" - это закон для всякой девушки.
"Хорошо. Я буду слушаться". Ханаа - это мой Бог.
Я сажусь на свое место, вдали, совсем в углу и готова делать все, что скажет Господин Учитель. Входит он, приветствует, все отвечают ему вежливо и учтиво. Главное не смотреть, главное не смотреть, главное не смотреть на учителя. смотри вниз, вниз, на бумагу, и на руки... Он смотрит на меня, я чувствую, я поднимаю голову, смотрю на платок девочки передомной, смотрю на ее макушку, смотрю на то, что у нее над головой, смотрю в глаза преподавателю.
"Иноземка, разве ты не знаешь, что ельзя смотреть на учителя?"
В те далекие времена, когда пустни мира были не так стары, а горячие ветры не поднимали песок в воздух, среди бескрайних просторов красной пустыни Нубии был город - Халаав-Медин.
Путник, закрой глаза, закрой и почувствуй, как теплый ветер ласкает твое лицо и трепет одежды, как развиваются твои волосы и как движется под тобой верблюд, плавно, словно корабль по волнам: раз-два-раз-два-раз... ты покачиваешься и плавно плывешь по пескам: раз-два-раз-два-раз. Пески барханов сияют золотом, бронзой, чернью, а ты плывешь мимо этих чудных волн: раз-два-раз-два-раз.
Вдруг золотые горы заканчиваются и перед глазами открывается новое, еще более прекрасное и изысканное зрелище - Халаав-Медин.
Путник, сойди со своего верблюда, ступи на главную площадь города, испей воды из фонтана и насладись прохладой деревьев. Отведай фиников и чудесного вина, что есть в лавке торговца снедью... Ныне все не так, бронза потускнела, фотаны иссякли, больше никто не торгует в Халаав-Медине, тысячи лет и тысячи барханов покрывают некогда славный город, одну из 15 жемчужин Нубии.
Путник, не спеши удаляться, я поведу свой рассказ в том времени, когда бронза сияла, фонтаны играли с солнцем и город ЖИЛ!
В то славное время в Хаалав-Медине было много прекрасных дев, столь сказочных своей красотой, что сами Боги древнего мира порой брали их в жены. Но краше всех дев была юная Наая, дочь торговца снедью с большой площади Хаалав-Медина...Она была прекрасна: формой лица она позодила на тыквенное семечко, большие черные глаза были подобны миндалю, длинные черные волосы - тонкий лен, а тело статное, гибкое, молодое было словно червонное золото. Наая была сокровищем совего отца и проклятьем для Хаалав-Медины. Наая была столь же жестока, сколь и прекрасна. Не ведала она ни жалости, ни сострадания, ни сочуствия, ни любви. Наая - сокровище своего отца стала проклятием для Хаалав-Медины.
Это еще не конец истории, а только ее начала, ие-ие-сониконе-сониконе...но стоит ли продолжать рассказ о жестокой красавице?
- нам надо это сделать.
- она еще мала.
- она поймет.
- нет.
- мы не сможем брать ее с собой.
- я понимаю....
- ты думаешь Ханаа будет ей семьей?
- тише...разбудишь ее...мы будем ее семьей, а Ханна лишь временно.
- ты мать ты и решай
- а ты отец
Отец...отец...отец...впервые я слышала это слово. Оно значит то же что и "папа", но режет слух и вызывает дрожь по коже. Я не понимала о чем говорит мама, но знала, что обо мне.
Я спала, я не пыталась слышать то, что не должна была слышать, то что не должна была знать, я покарилась судьбе, так, как это принято здесь, я покорилась и ждала. Мама и папа - это Боги, им надо повиноваться, пусть даже они жестоки с вами, Боги никогда не сделают того, что вы не сможете вынести.
они решили за меня, они высказали свою волю, а я лишь поивновалась. Через 2 недели я должна была увидеть кто или что такое Ханаа.
И в ожидании этого времени я жила тем минутным счастьем, тем, что рядом со мной мои Боги.
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
Но,как враги,избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.
Они расстались в безмолвном и гордом страданье
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла:наступило за гробом свиданье...
Но в мире новом друг друга они не узнали.
Сон - это как акварель. Красиво, ярко, но размыто.
Я видела Валю, Машу, и моего плюшевого мишку-Тошу, который до сих пор ездит со мной.
Было приятно и мило спать на постельке, при свете ночника и видеть такие акварельные сны. Ведь наверняка и ты, мой дорогой слушатель, видел яркие сновидения представляющие собой волшебные сказки о том, что тебя уж окружает. Порой ты видешь свой дорогой дом, и милых сердцу друзей и вот, ты уже паришь, летишь в ввысь, вверх, все выше и выше и выше и выше, и так хорошо и приятно на душе и акварель твоих снов хоть и размывается, но все так же ярка.
Как хочется видеть такие сны...жить в этих снах.
Но увы, мой дорогой читатель, пройдя несколько миль своего пути ты понимаешь, что за сладким сном следует трудное утро, и очень часто огорчения и сложности. Но что ж, как говорят "сны-это то, к чему стремится наша душа в реальности".
Как милы детские воспоминания: такие наивные, светлы, чистые и беззлобные. Не помнишь ни горя, ни ругани, ни бед, лишь восхитительные чувства, лишь прелесть того детского мирка, его наивность и прелесть. Как это прекрасно, как это мило, как это было давно.
В тот вечер, я оказалась в гостинице в небольшом, но уютном номере с мамой и папой. Ближе к вечеру начался Новый Год. Помните, это чувство, это прекрасное чувство, которое наполняет душу, когда родители наряжают ёлку, а за окном белый снег - крупа. И ты стоишь на табуреточке, ждешь, когда из шкафа достанут твое платье: пышное, с бантами и лентами и ты будешь как принцесса, как фея.
И тут среди лета и среди жары начался новый год, мама и папа оделись в свои лучшие костюмы, и прихорошились.
Я только очнулась от дневного сна, как мама велела мне умыться и начать причесываться. В дверь постучали и внесли мое платье. Я до сих пор помню его, каждую его складочку, каждую ниточку в его узоре. До тех пор я не видела ничего подобного. У меня были платья из "Детского мира", красивые, пышные, но это было ИНЫМ. Таким странным, что я даже вначале не желала его надевать, но выбора не было, мне пришлось облачиться в эту одежду.
Платье цвета золотого песка, тонкое и нежное, почти прозрачное, расшитое золотой ниткой и камушками. Длинное платье, до самого пола, прямое, совсем не пышное, я даже огорчилась. А на ноги мягкие, золотистые тапочки. Мне зачесали волосы в хвост и повязали ленту, папа взял меня на руки и мы пошли вниз. Туда, где были все, туда, где Новый Год и подарки.
Мы вошли в залу, полную света, людей и еды. Мам и папа тут же начали разговаривать на неведомом мне языке, и тут среди гостей я увидела своего спутника, того самого, который был в аэропорту. Он подошел ко мне, поклонился слегка головой и что-то сказал моей маме. Она наклонилась ко мне и прошептала: "девочка моя, побудь с ним немного, его зовут Джеляль и его не стоит бояться".
В этот момент в залу, через окно ворвался ветер, мягкий, теплый, мой ветер, он затеял игру с моими волосами и платьем. Я подняла голову и встретила мягкий взгляд каре-зеленых глаз. В тот момент, я приобрела двух спутников жизни: ветер и Джеляль.
Улыбнувшись моему спутнику я крепче сжала его руку и он сказа мне что-то повел меня в сторону, мы сели на диван в углу, на мгновение он оставил меня и принес немного еды: какая-то красноватая редиска, жареная курица, и странного вида каша. Я была на столько голодна что решила попробовать все и по чуть-чуть. Так как вилки не нашлось я ела пальчиками и мой спутник видя это только смеялся и делал так же. Из всего что я могла произнести на его языке - было его имя. Вскоре мы подружились и кончилось тем, что родители нашли меня спящей у него на руках.
Когда рпишел пап и стал будить меня, я лишь на мгновение открыла глаза, тогда он взял меня на руки и понес комнату, по пути на верх я слышала звук, приятная нежная мелодия. Мелодия подхватывала мою душу и уносила в даль, туда, где мечты обретают реальность.
Музыка звучала из залы, я запомнила этот звук - так звуит пустынная флейта, волшебная флейта души.
мы в машине, мы едем по большому черному полю, куда-то в сторону, мы объехали много самолетов, много машин, много людей и строений. Наш водитель продолжал беседовать с папой и мамой, а я поджала ноги на седение и продолжила глазеть в окно. Поле закончилось, мы выехалии за забор и поехали по дороге, моим глазам открылся мой новый мир, мир, в котором мне предстоит жить.
Мама что-то сказала и водитель открыл окно, в лицо мне пахул горячий ветер, ветер принес с собой шум дороги и города, запахи города и обжигающее ощущенее. Ветер больно хлестал меня по щекам жаром но не мог помешать мне смотреть на МОЙ мир.
Дорога была серо-коричневой, как будто грязной по обеим соторонам были поля, поля с песком, крышей моему миру служило небо, бесконечо синее и бесконечно прекрасное. Мы въехали в город и я почувствовала себя маленькой Элли, попавшей в Изумрудный Город. Ничего подобного я не видела. Высокие дома нависали над нашей машиной, здания из стекла, камня, железа, бетона, большие как Спасская башня и прекрасные как именинный торт.
Я смотрела во все глаза по соторонам и порой от радости хлопала в ладошки. Мама пыталась поправить мне волосы, которые трепал горячий ветер.
Люди были необычными и разными, тут были и люди как шоколад, и как папино кофе, и как я - светлые, словно молодая луна. Одеты они были во все самое разное: длинные рубашки до пяток, платки, штаны, кофты, а некоторые, особенно светлые люди, были одеты в джинсы и даже футболки. И женщины тоже.
Машина подъехала к дому, столь прекрасному и большому, что я позабыла обо всем, даже о людях с улицы. Мы вышли и пошли по ступенькам: раз...два...третья ступенька...четвертая..пятая..шестая...седьмая ступеь, мы у входа нас втречают. Ветер еще раз похлестнул меня по щекам, а потом спрятался у меня в волосах, едва мои родители распрощались с нашим проводником, как ветер, играючи выскочил из моей прически и унесся вдаль, прошептав на прощание "Ана ахебек"...
Как давно это было, если бы не память, которая у меня остра, как мой кинжал, то наверно я бы давно жила настоящим. Но, как говорится здесь: "человек, который не чтит своего прошлого, лишен настоящего".
И вот, я уснула, уснула на руках у мамы, я знаю, я мешала ей вести разговоры с папой и теми людьми которые сопровождали нас, но я так хотела спать, а ушки болели от перепада давления. Меня разбудила все та же боль в ушах, она наростала и давила еще сильнее, не выдержав, я расплакалась и тут же проснулась. Я все так же была у мамы на руках, а пап сидел и спокойно читал газету на неведомом мне языке. Я плакала а мама мея утешала, объясняла мне, что самолет идет на посадку и скоро все пройдет. Боль ушла, ушли слезы, утекли, как вода в песок, едва я вышла из самолета, как лучи жаркого солнца высушили мне лицо, и от слез не осталось и следа, так же как не осталось следа в небе от самолета, который принес меня в мою новую жизнь.
Это было странное место, жаркое, солнечое, страннопахнущее. Там пахло киросином, солью, жаром, раскаленным металлом итысячей тысяч запахов до селе мне неизведанных. Боль стала забываться, мы стояли рядом с самолетом и я во все глаза смотрела по сторонам, вдыхала запахи и приглядвалась к людям. Они были поистине необычными, не такими как дома, не такими как на картинках в моих книгах. Это были высокие, поджарые люди, шумные и сильные. Они Были не такими белыми как я, но и нетакими черными как кофе которое по утрам пил мой папа, ои были скорее как шоколад, как какао, но не кофе. Один из них с улыбкой подбежал к нам, слегка поколонился моим родителям и что-то крикнул другим. Они говорили с родителями на непонятном мне языке, мама и папа порой смеялись. Они пошли, вперед не обращая никакого внимания на меня, словно забыв про то, что я с ними. Я крикнула, но они не услышали, турбина самолета заглушала отсальные звуки. Ко мне подошел такой же человек взял меня за руку и что-то сказал, я пошла за ним, с ним, следом за родителями, я верила ему.
Люди из самолета, которые вышли после нас сели в два автобуса и их повезли куда-то в сторону большого дома-аэропорта, а мы шли по летному полю в другую сторону. Люди в автобусах напоминали ручеек: белые автобусы среди черного асфальтного поля, подобны реке среди песков. Они тоже утекли, как вода, как вода в песок.
Нас ждал автомобиль, мы подошли к нему, мои родители продолжали говорить с этими людьми, а мой спутник посадил меня на заднее сидение и сказал: "Ана ахебек", он улыбнулся мне и присел рядом, спиной ко мне. Я не понимала этих слов но запомнила их. На всегда. Порой случается так, что вода, попавшая в песок, не высыхает, а просачивается и продолжает путь там, где-то в глубине, где нет света и посторонние не могут помешать ее течению.
И вот, мы уже далеко за Москвой, машина подвозит нас к зданию, большому, чистому, светлому, распахнув глаза, я смотрю сквозь стекло на людей, на задние, на то огромное поле, со стальными птицами, которое раскинулось позади здания. Папа берет меня за руку с одной стороны, мама с другой и мы идем вместе, я подпрыгиваю от радости, ведь мы вместе. Наконец-то они не уедут, не оставят меня, и я буду с ними, стану такой же высокой, загорелой и умной. Я буду с ними всегда и опять слова «прощай!» пронеслись в голове.
Нас встречают какие-то люди, много людей, все жмут руку папе и маме, ведут нас куда-то дальше, кто-то трепет меня по волосам и спрашивает, не боюсь ли я летать. Бояться летать? Почему? Ведь это так здорово, зачем бояться, когда мама и пап рядом.
И вот мы уже внутри самолета, он рычит, трогается с места, набирает скорость и рывком отрывается от земли, что-то где-то дребезжит. У меня болят ушки…но путь продолжается. Мы идем. Мы летим. Я лечу на встречу своей жизни, своей судьбы, а в ушах боль и слова «прощай!». Я улетела из старой жизни в новую. Улетела, что бы не вернуться.
Я школяр в этом лучшем из лучших миров.
Труд мой тяжек: учитель уж больно суров!
До седин я у жизни хожу в подмастерьях,
Все еще не зачислен в разряд мастеров...
Я лишь ученик своей жизни, пока из тысячи миль пройдено лишь несколько шагов. Мое знакомство с этим миром началось еще в раннем детстве. Это было давно. Но я помню.
Я сплю, сладкая дрема обнимает меня, мне тепло, мне очень мягко и уютно, я чувствую себя в безопасности. Вдруг две сильные руки выхватывают меня из кровати и поднимают вверх, я слышу голоса, вижу лица людей, но пока еще в дреме. Меня крепко держат на руках, потом прижимают к груди, целуют в лоб и щечку и в эти мгновения дрема окончательно слетает с меня, и я вижу папу и маму. Они приехали. Они меня обнимают. Улыбаются. Я уже не хочу спать. Я хочу побыть с папой и мамой, скоро они снова уедут.
Меня опускают на пол, я смотрю на родителей снизу вверх, они высокие, загорелые, улыбающиеся, Боже, как это было давно. Как же это было давно…
Взрослые уходят из комнаты и идут на кухню пить чай, и я чувствую этот удивительный запах красного чая с черным сахаром. Этот запах щекочет ноздри, манит, возбуждает аппетит, я знаю, запах можно не только обонять, но его можно попробовать, потрогать, увидеть, услышать я это точно знаю... Народная мудрость гласит, что путь в тысячу миль начинается с одного шага и этот шаг, даже нет, шажок, был сделан мною так давно…
Дом, еще дом, машины, синенький троллейбус «Б», скверик, снова дом, мелькают тысячи лиц, мы едем в машине. Я улыбаюсь. Я еду с родителями, мы вместе, мы уезжаем вместе. И глядя в окно такси на все, что мы проезжаем, я улыбаюсь и как бы говорю «до свидания, Москва!», но оказалось, что надо было говорить «прощай!».