По Мотивам стихотворения Елены Ширман. "Последние стихи".
Он сидел, почти ничего не соображая, измученный пытками. Было холодно. Не понятно о чём думать в ночь перед смертью. О холоде ли? Некоторые думают о Боге, некоторые плачут, кто-то уже умер, а Андрей думал о ней. Но не так, как обычно. Сейчас она была не просто человеком, а самым чистым и нежным существом на этой земле. Как-то раньше это было ему не понятно. Да и раньше мысли не были такими острыми.
В общем, не стоит вообще здесь описывать, на сколько ему было стыдно сейчас за своё прошлое. Не стоит описывать и прошлое. Хотя, что тогда писать?
Андрей был очень симпатичным. А пришло время, когда он и сам начал это прекрасно понимать. Конечно же, это в момент, когда начал нравится большому количеству девушек одновременно. Это было неповторимое время, которым Андрей пользовался с удовольствием.
В один из последних школьных дней к нему подошла одна рыжеволосая девушка. Всё, что он запомнил, это цвет волос, маленькие, изящные каблучки и, конечно же то, что она ему сказала:
- Ты слепой и глупый дурак. Как можно не замечать того, что я тебя люблю?!
Андрей оглядел с ног до головы совсем, казалось ему тогда, не привлекательную особу. Ещё бы, Сейчас совсем не модно так одеваться. Ответ был каким-то грубым. Он никогда не мог вспомнить, что он ответил в точности, а сейчас тем более.
С тех пор Андрей не видел этой девушки. А сейчас, почему-то, думал только о ней. Вся его прошлая жизнь сузилась до образа этого создания, которого он сейчас себе живо фантазировал. Где она? С кем? Какая она? Ему 26 лет и он ни разу так и не полюбил никого, кроме этой девушки. По крайней мере сейчас, в его затуманенном мозгу крутилось одно ясное и чёткое понятие - любовь. И вместе с этим понятие один только образ. Она. Рыжие, длинные распущенные волосы и каблучки, Рыжие, волосы и каблучки. Она его любит. Она его... От холода и боли сознание начало путаться. Андрей еле дыша добрался до соломы и уснул.
Уснул с с мыслью, что жить осталось несколько часов.
Эта мысль пронеслась у него в голове несколько раз и, наконец, заставила проснуться. Несколько часов жизни и ощущение того, что есть в них какой-то смысл заставили его подняться на ноги. Нельзя проспать эти несколько часов. Нужно подумать, нужно что-то сделать. Несколько часов так несколько часов. Это, порой, на много больше чем несколько лет.
Через пять минут Андрей держал в руке грязный листок бумаги и остаток перьевой ручки. С его синих полумёртвых губ срывались строчки, которые он еле различал, но с надрывом произносил в полубреду.
Эти стихи, наверное, последние,
Человек имеет право перед смертью высказаться,
Поэтому мне ничего больше не совестно.
Я всю жизнь пыталась быть мужественной,
Я хотела быть достойной твоей доброй улыбки
Или хотя бы твоей доброй памяти.
Но мне это всегда удавалось плохо,
С каждый днем удается все хуже,
А теперь, наверно, уже никогда не удастся.
Вся наша многолетняя переписка
И нечастные скудные встречи —
Напрасная и болезненная попытка
Перепрыгнуть законы пространства и времени.
Ты это понял прочнее и раньше, чем я.
Потому твои письма, после полтавской встречи,
Стали конкретными и объективными, как речь докладчика,
Любознательными, как викторина,
Равнодушными, как трамвайная вежливость.
Это совсем не твои письма. Ты их пишешь, себя насилуя,
Потому они меня больше не радуют,
Они сплющивают меня, как молоток шляпу гвоздя.
И бессонница оглушает меня, как землетрясение.
… Ты требуешь от меня благоразумия,
Социально значимых стихов и веселых писем,
Но я не умею, не получается…
(Вот пишу эти строки и вижу,
Как твои добрые губы искажает недобрая «антиулыбка»,
И сердце мое останавливается заранее.)
Но я только то, что я есть, — не больше, не меньше:
Одинокая, усталая женщина тридцати лет,
С косматыми волосами, тронутыми сединой,
С тяжелым взглядом и тяжелой походкой,
С широкими скулами, обветренной кожей,
С резким голосом и неловкими манерами,
Одетая в жесткое коричневое платье,
Не умеющая гримироваться и нравиться.
И пусть мои стихи нелепы, как моя одежда,
Бездарны, как моя жизнь, как все чересчур прямое и честное,
Но я то, что я есть. И я говорю, что думаю:
Человек не может жить, не имея завтрашней радости,
Человек не может жить, перестав надеяться,
Перестав мечтать, хотя бы о несбыточном.
Поэтому я нарушаю все запрещения
И говорю то, что мне хочется,
Что меня наполняет болью и радостью,
Что мне мешает спать и умереть.
Весной у меня в стакане стояли цветы земляники,
Лепестки у них белые с бледно-лиловыми жилками,
Трогательно выгнутые, как твои
Читать далее...