…Иногда, бывает, сидишь вечерами за компьютером или на диване в своей комнатушке, или куришь на балконе, сидя на корточках, смотришь по сторонам и думаешь: чем бы заняться, чтобы не сидеть вот так, впустую сжигая время, а увлечься каким-нибудь интересным процессом? И вроде бы дел полно разных, нужно действительно много сделать, но почему-то это всегда такие дела, которыми в данный момент совершенно заниматься не хочется, и ты откладываешь их на "потом". А хочется сделать что-нибудь для души. Стихотворение сочинить, допустим, или рассказ написать. И в то же время совершенно нет вдохновения, и естественно строки не складываются, как ни пытайся, рифма не ложится. Можно поиграть…, поиграть на музыкальном инструменте или в компьютерные игры, но совершенно, опять же, совершенно нет настроения на что-либо подобное. И вот уже минут двадцать прошло, а ты всё также сидишь, уставившись в потолок или на закатное небо, гоняешь эти мысли в голове, словно перекати-поле, и все равно не находишь чем себя занять. А время летит, летит…
     В итоге обнаруживаешь себя за компьютером, перед глазами ссылки, странички, сайты. Но что здесь искать? Все, что можно было найти уже давно лежит на жестком диске, а забивать его и дальше всяческим мусором просто нет желания. И снова сидишь, мучаешься от накатившей безделицы. И вроде чем-то хочется заняться, полезным, хорошим, душевным, а не выходит и всё тут. И в голову ничего не приходит, не придумывается. Взглядом только стреляешь на часы в системном трее и убеждаешься, что прошло еще несколько минут, которые продолжают утекать в никуда.
     Посмотреть что-нибудь. Кино, аниме…, да что угодно. Мысль хорошая, и неоднократно посещающая в такие моменты. Но вот ты сидишь, перемалываешь её у себя в сознании и приходишь к выводу, что все новинки сезона ты уже скачал и посмотрел, а то, что еще не скачал – не появилось в приличном качестве, следовательно – и скачивать нет смысла. Нечего смотреть, нечего. Куда руку, не протяни, никак не находишь дела. И как это называется? Апатия, усталость…, или что-то другое? Уже даже начинаешь мириться с тем, что нынче вечером ничего полезного ты не сделаешь. И курить оттого чаще бегаешь, даже не докуривая сигарету до середины. А заняться… все так же нечем. Нечем, представляете…? Совершенно нечем заняться…

"В день, когда наступил Конец Света, я… убил лучшего друга… и впервые обнял девушку, которую люблю…" (Такаши Комуро)

В общем и целом:
Ликуем, господа. Экранизация немалоизвестной манги «Школа мертвецов» наконец-таки вышла в свет, и уже сегодня мы смогли лицезреть первую серию сего шедевриального, я даже не сомневался в этом, творения. Конечно, я на эмоциях после просмотра и готов забрасывать данное аниме сходу комплиментами и зашкаливающими оценками, но… Взглянуть если правде в глаза: опенинг шикарный и атмосферный, настраивающий, так сказать, на грядущую бойню с толпами зомби. Да, и сама серия получилась весьма грамотной и удачной: всё в тему, максимально коротко и информативно – то есть из полученных кусочков сведений мы сходу собираем целый паззл, касательно прошлого наших главных героев и имеем вполне себе приличную картинку, позволяющую нам судить об их характерах и взаимоотношениях.

Такаши Комуро – студент-второкурсник. Учится в одном классе с подругой детства, по имени Рей Миямото, в которую влюблен с тех пор, как однажды та, еще будучи ребенком, пообещала выйти за него замуж, едва они станут старше. Но впоследствии нерешительность Такаши и его неумение разобраться в своих чувствах к девушке, становится преградой в их дружбе с Рей.
Такаши, будучи бездельником и прогульщиком, первым узнает о случившейся трагедии. Стоя на пожарной лестнице, он наблюдает сцену, как в ворота школы начинает ломиться какой-то человек. Попытка местного охранника разобраться с хулиганом приводит к тому, что тот кусает его за руку и заражает неизвестным вирусом, заставившим школьного служащего перевоплотиться в ожившего мертвеца и начать кусать всех, кто находился в данный момент с ним рядом.
И что же остается делать Такаши в подобной ситуации? Естественно спасать своих друзей, потому что на раздумья времени уже нет, и остается только действовать по обстоятельствам.
Рей Миямото – однокурсница Такаши, знакомая с ним, как уже упоминалось, с самого детства. В связи с возникшими между ними недоразумениями, начала встречаться с одним из своих друзей, Хисаши, поскольку думает, что Такаши она безразлична, и он не сделает первый шаг. Однако, после гибели Хисаши, когда школа уже превращена в настоящий Ад, Такаши становится единственным близким для неё человеком.
Рей владеет копьем, в чем мы воочию убеждаемся, когда заостренным черенком от швабры она разделывает вставшего на её пути зомби. Наверное, виной тому влияние папы, который работает детективом в полиции. Касательно отца Рей – попав в столь сумасшедшую ситуацию, девушка пытается позвонить в участок, но тщетно. Телефон не отвечает, а это свидетельствует о том, что вирус уже добрался и до отделения полиции…
Хисаши Иго – сугубо третьесортный персонаж, погибающий в первой же серии, будучи покусанным учителем японского языка, обращенного в зомби. Знаем мы о нем только то, что он был, как оказалось, лучшим другом Такаши и встречался с Рей, исходя из чего, кстати, нетрудно предположить, что Такаши ревновал к нему Миямото. Ибо пока Такаши ломался и не мог открыться девушке, Хисаши вовремя подсуетился, что называется, чем еще больше усложнил задачу.

Вердикт:
Непременно смотреть!

*А я по возможности буду калякать тут отзывы по теме.

     Ты – часть города. И не важно родился ты здесь или откуда-то приехал. Оказавшись здесь, ты попал в его хитросплетения, в удушающие связки улиц и тональности средств коммуникации. У нас здесь на всех одно игровое поле и небо над головой. И тебя, и меня, кого угодно завтра могут показать в столичных новостях. Не просто в новостях, а в новостях именно этого города. Потому что ты оказался здесь. Неважно как: волей случая или с рождения. Ты стал частью этого города, частью бесконечного процесса его жизнедеятельности. И сегодня этот город дышит тобой, а ты – городом.
     Ты – часть этого города и, возможно, уже неотъемлемая. Пусть и песчинка, но весомая. А город – он ищет песчинки, собирает конструктор судеб и создает новые ячейки обществ. Уже завтра на его перекрестках ты можешь встретить того, кого давно искал, с кем жаждал встречи. Поэтому будь внимателен, ведь буквально завтра город может столкнуть тебя с тем, что в корне изменит твою жизнь.
     Большой город – вовсе не декорация, а ты не просто силуэт, вырезанный на его фоне. Ты целая часть города, одна из составляющих его сердца, сосудов улиц, что пульсируют движением и ноют подземными нервами. И каждый день ты добавляешь в жизнь этого города что-то новое, пробиваясь через тромбы центральных улиц к своей мечте. И каждый день этот город кого-то приобретает, а кого-то теряет. Каждый день, каждый час, минуту. Здесь всегда что-то происходит. Рождаются новые люди, уходят неугодные – те, кто выбивается из городского ритма; те, чьи ритмы не совпадают с пульсом городских улиц.
     Город – это огромный живой организм, в котором люди размножаются, подобно делению клеток. Ты – часть города, потому что ты создаешь здесь жизнь: жизнь не только новую, но и жизнь, как процесс, совершая какие-либо действия: начиная с похода на работу и заканчивая вечерним общением в блоге, чете, по телефону. Ты создаешь историю: не только history в QIP-клиенте, но и историю этого города. И даже если твоего имени, спустя лет сто или двести, не окажется на страницах учебников или мировой сети – ты все равно создаешь определенную часть истории города. Потому что ты – его незаменимый элемент.

     Лето – это такое время года, которое нельзя просто прожить. Это теплое и волшебное время, которое обязательно нужно провести где-нибудь и с кем-нибудь. Разделить его мгновения на двоих или на группу людей. И тогда это уже будет не просто лето, потому что ты с улыбкой на лице сможете произносить словосочетание «наше лето». Летом даже продолжительность дня становятся длиннее, и она как бы способствует тому, чтобы оставить свои ноутбуки и компьютеры пылиться в квартире, выключить телевизоры, бросить все эти бытовые дела, не приносящие никакого удовольствия, и отправиться на прогулку по летнему городу, захватить друга или несколько друзей.
     Лето – это такое время, которое ты ждешь, вкалывая весь год без отдыха, и не уходишь в отпуск, чтобы потом взять сразу отпуск не на две недели, а сразу на месяц. И оттого вдвойне приятнее. Вот она, рутина, уходит на задний план, и ты уже отправляешься совершать какие-то открытия и проводить исследования, важные для тебя. Самое удивительное, что за год беспрерывной работы ты практически выбился из сил, но вот отпуск – и как будто вторая волна, и ты вновь полон сил и хорошего настроения. Ты спишь до полудня, просыпаешься от звонка друга, умываешься и завтракаешь, твоя спина выпрямляется, ты надеваешь рубашку с коротким рукавом и куда-то направляешься… Ты выходишь из подъезда своего дома навстречу Лету.
     Лето – это такое время, когда ты сидишь в комнате или в парке на лавочке, плавишься от палящего солнца и хочется дождика, хотя бы кратковременного. Просто холодного дождика, потому что на такой жаре даже вода в кране с холодной водой оказывается теплой. Но дождей нет. Их обещают синоптики по радио и телевизору, вывешивают в прогнозах на сайтах поисковиков…, но их нет. И ты сидишь, поглощая мороженое или клубнику из морозилки, или холодный сок. Жарко. Жарко так, что невозможно даже курить, хотя и хочется, и ты невольно сокращаешь количество выкуренных сигарет до трех-четырех штук в день.
     А на следующее утро ты просыпаешься от шума воды за стеклом. Сонный…, и в первые секунды еще не понимаешь, куда же пропало солнце и почему за окном эта мрачная серость. Но знакомый и столь приятный запах озона приносит ветром в форточку, и ты вскакиваешь, выбегаешь на балкон, протягиваешь руки дождю.
     Ты счастлив…

Однажды погожим апрельским утром на узкой улочке Харадзюку я повстречался со стопроцентной девушкой.
Не сказать, что она была очень красива, да и одета так себе, ничего особенного. Волосы на затылке топорщились — еще не пришли в себя после сна. Возраст — пожалуй, ближе к тридцати. И все равно уже за пятьдесят метров я понял: это девушка для меня, на сто процентов. В тот же миг, как я ее увидел, сердце заколотилось неровными толчками, а во рту стало сухо, как в пустыне.
Возможно, вам нравятся другие девушки — с тонкими лодыжками, большими глазами, сногсшибательно красивыми пальцами. А может, вы западаете на таких, которые медленно жуют, когда едят. У меня тоже, конечно, есть свои предпочтения. К примеру, в ресторане я вполне могу засмотреться на девушку за соседним столиком, если мне вдруг понравится ее нос. Хотя никто не в состоянии определить, какой должна быть идеальная, на все сто процентов, девушка. Как она должна выглядеть. Я даже ничего не могу сказать про нос той, которая шла в то утро мне навстречу. Да что говорить: имелся ли он у нее вообще, и того не помню. Единственное, что могу сейчас сказать: на красавицу она не тянула точно. Странно все это.
Потом я расскажу кому-нибудь, что встретил на улице стопроцентную девушку.
— Серьезно? — скажет он. — Хорошенькую?
— Да не то чтобы…
— Тогда, значит, в твоем вкусе?
— Даже не знаю. Я про нее совсем ничего не помню. Ни какие у нее глаза, ни какая грудь
— большая или маленькая.
— Что-то я тебя не пойму.
— Я сам не понимаю.
— И что ты сделал? — спросит он равнодушно. — Заговорил? Пошел за ней?
— Ничего не сделал, — отвечу я. — Разошлись и все.
Она шла на запад, я — на восток. А утро было просто замечательное.
Надо бы поговорить с ней. Хотя бы полчасика. Расспросить, кто она, о себе рассказать. Поведать о превратностях судьбы, которая свела нас в этом переулке Харадзюку в погожее утро апреля 1981 года. Здесь наверняка таилось множество милых секретов, как в старинном механизме, созданном руками мастера во времена, когда на Земле царил мир.
Поговорив, мы зашли бы куда-нибудь пообедать, посмотрели бы фильм Вуди Аллена, потом заглянули по дороге в отель, чтобы выпить по коктейлю у барной стойки. А пойди все как надо, возможно, закончили бы день в постели.
«Все может быть», — стучало в сердце.
Между нами оставалось метров пятнадцать. Как же с ней заговорить? С чего начать?
— Здравствуйте. Не могли бы вы уделить мне полчаса?
Идиотизм! Прямо-таки страховой агент, честное слово.
— Извините, вы не знаете здесь поблизости круглосуточной прачечной?
Тоже не годится. У меня ведь даже пакета с бельем для стирки с собой нет.
Или взять и рубануть все как есть:
— Привет. Я хотел сказать, что ты подходишь мне на сто процентов.
Нет, вряд ли она моим речам поверит. Да если даже и поверит, захочет ли разговаривать? Скажет: я тебе, может, и подхожу на сто процентов, а ты мне — нет. Что тогда? Для меня это будет удар ниже пояса. Мне уже тридцать два. Значит, старею.
У цветочного магазина мы поравнялись. Я кожей ощущаю слабое теплое дуновение. От мокрого асфальта поднимается запах роз. Почему-то я не могу произнести ни слова. На ней белый свитер, в правой руке — белый конверт, еще без марки. Написала кому-то письмо. Вид у нее такой сонный — не иначе, всю ночь над ним просидела. Быть может, в этом конверте — все ее секреты.
Пройдя несколько шагов, я оборачиваюсь, но она уже потерялась в толпе.

* * *
Теперь-то я, конечно, знаю, что надо было ей сказать тогда. Хотя история получилась бы слишком длинная, и я вряд ли сумел бы изложить ее внятно. Мне всегда приходят голову мысли, которыми бывает трудно воспользоваться. Так или иначе, а начал бы я с «давным-давно» и закончил так: «Грустная история, правда?»

* * *
Давным-давно жили парень и девушка. Ему было восемнадцать, ей — шестнадцать. Он — просто симпатичный, она — тоже не супермодель. Обыкновенные ребята, каких везде можно встретить. Только одинокие. Зато и он, и она твердо знали, что где-то на Земле живут девушка и парень, которые им подходят на сто процентов. И вдруг однажды на улице они встретились.
— Какое чудо! — заговорил он. — Я столько тебя искал. Не поверишь, но ты мой идеал — на сто процентов.
— А ты — мой. Я точно таким тебя представляла. Это как во сне.
Парень и девушка сели на скамейку в парке и долго-долго разговаривали. Они больше не были одиноки. И это замечательно. Однако в их душах все же шевелился маленький, совсем крошечный червячок сомнения: хорошо ли, когда мечты сбываются так просто?
Разговор на минуту прервался, и парень сказал:
— А давай устроим маленькую проверку? Если мы в самом деле любим друг друга на сто процентов, значит, в свое время

morning
На часах четыре с лишним утра, и рассвет снова врывается в новый день, разгоняя мрак на горизонте. Дворы еще окутаны тишиной выходного дня, а на школьной площадке кто-то уже гоняет мячик. Сохнущая на балконах соседних домов одежда приветливо машет рукавами редким неспящим, что выходят покурить, покинув приятный полумрак домашних комнат. The Ting Tings с композицией Be the One открывает двери нового дня. Куда он занесет меня под летние ритмы мелодий, раздающихся из колонок компьютера или наушников mp3-плеера?
В моей большой керамической кружке остывает фруктовый чай. Холодильник подрагивает в утреннем покое кухни. Небо за окнами меняет оттенки с темно-синего на светло-голубые, и где-то в пустующем дворе начинают чирикать первые воробьи, слетаясь на завтрак к мусорным бакам.

summer
В городе полноценное лето. Ночи стали теплыми, а дни жаркими. В парке цветет жасмин и воздух стал чище и свежее, а улицы чуть опустели. Я пишу новую сказку, выглядываю в окно, стреляя взглядом по темным окнам домов, которые спрятаны за густой растительностью. Где-то там тоже начинается новый день, а через пару часов зазвенит посуда на кухне.
Выгладить рубашку и совершить путешествие в город лета. Наброски и планы, как всегда, остаются неосуществленными, потому придется в который раз отправиться туда, куда глаза глядят. Посетить местную Акихабару, прогуляться по Гинзе... А вот и нет, вовсе я не вру. Я просто люблю и умею фантазировать.
Прекрасного летнего дня, друзья!

Утренний дождь, небо в сером платье, сменившее его на голубое после обеда. Его диадема озаряет солнечными лучами автостоянку, а потом, спустя каких-нибудь полчаса, двор снова накрывает грозовым покрывалом.
Первый рабочий день после больничного и отпуска. Непривычно, скажу я вам. Нет, непривычно не потому, что я не люблю ходить на работу, а потому что было так хорошо без созерцания, простите за просторечие, этих рож. Спасает только музыка и минимум внимания окружающим тебя офисным работникам. Ты словно в параллельной реальности, за чертой, которая разграничивает твой мир и их. Они точат карандаши и учатся пользоваться электронной почтой, в тот время как ты осваиваешь Corel Draw, потому что Photoshop нынче не котируется в границах твоего нового мира. А Олимпийский цех с плюшевыми работниками уходит по наклонному спуску в дизайнерский Ад. Sayonara Working!
     – Good job! – сказал я сотрудникам редакции, радостно похлопывая их по плечам, когда мы вместе подписывали заявления на увольнение в отделе кадров.
     – Нам так жаль, мы так вас понимаем... – как один пел хор кадровиков.
     – Ой, – махнул я на них рукой, – Было бы что терять! Надо же какая миллионная работа?!
Когда я вышел из парадной кадрового отдела, я был счастлив. Вы когда-нибудь радовались увольнению с работы? Для меня это тоже было в новинку. Минус камень с души, смахнув с чаши весов лишние гири. И как приятно, когда все становятся равны перед увольнением. Удивительным образом из их голов испаряется вся дурь, а глазки становятся такими испуганными-испуганными.

Welcome back! Возвращаюсь на производство.
Что ж..., Первый День Лета, ты откровенно радуешь, открывая передо мной двери в новый сюжет, который мы напишем с дождем на водосточных трубах.

     С её стороны:
     Я была готова ко всему, но не к тому, с чем мне довелось столкнуться на настоящем боевом вылете…. На военных учениях в лётной школе этому не учили, потому азы настоящей битвы в воздухе пришлось познавать в реальной ситуации.
     Всё началось в полдень, когда нам доложили, что в сторону береговой линии движутся несколько бомбардировщиков, и мы рванули к самолетам. В ушах свистело, вокруг таяли размытые команды, голоса, уносимые ветром. Гудели пропеллеры самолетов, готовящихся к взлету.
     Я прыгнула в тесную кабину и осторожно повела «Спитфайр» по траве, чуть поворачивая его из стороны в сторону тормозами и сектором газа. По-другому никак – длинный нос машины полностью закрывал обзор, отчего не раз возникали столкновения. В тот момент, когда я добралась до края аэродрома, поблизости не было видно ни одного самолета. Развернув машину против ветра, я начала взлёт. Сектор газа мягко вперед. Самолет ускоряется…, и вот мы уже плавно набираем высоту. Всё, как и учили: убрать колеса, регулятор шага винта назад, а газ поставить на скорость 200 миль/час, закрыть плексигласовый колпак. Летим…
     Я оглядывалась по сторонам, пребывая в какой-то эйфории. Впереди, слева и справа, словно огромный рой, летели самолеты нашей эскадрильи. И, видимо, поэтому страха, как такового, сначала и не было. Он появился спустя несколько минут, когда под нами уже был океан и белые облака сверху. Мы уходили все выше, поднимаясь к солнцу. Яркие лучи его били в глаза, слепили. Тут я и начала бояться, что просто не смогу разглядеть вражеские самолеты…. Как вдруг рация захрипела и разорвалась командами.
     – Красное звено – разлетаемся!
     Самолеты нырнули в стороны: кто-то уходил по диагонали вверх, кто-то рванул вниз, влево и вправо…. За секунду эскадрилья рассыпалась из огромного клиновидного роя, пропав из видимости.
     В лучах солнца что-то блеснуло и, словно из ниоткуда, навстречу моему «Спитфайру» вылетела армада черных «Мессеров», мгновенно открыв огонь по самолету.
     – Лилия, уходи оттуда, что ты делаешь? – сквозь помехи закричал голос из рации.
     Бессознательно крутанув штурвал влево, я отправила машину вбок, уносясь все выше в небо. А там уже шла настоящая бойня…
     Сотни самолетов в защитной расцветке. И невозможно было отличить своих от чужих. Мой «Спит» просто мчал в самой гуще сражения, сопровождаемый обстрелом крупнокалиберных пулеметов. Они меня видели, я их – нет. Совершенно не могла разобрать, откуда ведется огонь. Меня охватила паника. Бросив «Спитфайр» вниз, я стремительно понеслась к земле. Самолеты сновали везде. И небо, казалось, горело огнем от взрывающихся повсюду снарядов.
     – Бомбардировщики на 12 часов! Красное звено обеспечьте прикрытие «Харрикейнам».
     Мимо пролетел горящий «Мессершмитт» с черным крестом на борту…
     Нет, нет, это совершенно не было похоже на учения. Выровняв машину, я снова рванула в облака, стараясь взять себя в руки. Видимо, Господь услышал мои молитвы, потому как я каким-то чудом вклинилась в звено «Харрикейнов» и вышла прямо на костяк немецких бомбардировщиков. Рука автоматически нажала на гашетку. По корпусу He-111 прошлась пулеметная очередь, и бомбардировщик остался позади. Летевший следом за мной «Харрикейн» мгновенно пошел на разворот, поливая короткими очередями сновавшие вокруг «Мессеры». Взяв на прицел М-109, я снова нажала на гашетку…
     Пулемет плевался патронами…. И все мимо. Но… вот хвост «Мессера» полыхнул огнем. Немец ушел в штопор и нырнул вниз. Отправив ему вслед еще несколько очередей, я снова взяла курс на He-111. Тяжелые «Харрикейны», словно мухи облепили пространство в небе вокруг бомбардировщиков, один из которых уже горел, заполняя пространство черным дымом, но продолжал упрямо лететь своим курсом.
     – Пять «Мессеров» на 15 часов!
     Сноп огня полоснул по кабине «Спитфайра». Перед носом пронесся горящий «Мессер» и ушел дальше вниз. Я же инстинктивно втянула штурвал вверх. Нос самолета задрался, уткнувшись в тушу очередного бомбардировщика. Выпустив еще одну очередь, я увела машину в бок и вынырнула под крылом He-111. По корпусу тут же что-то застучало. Из-за хвоста на меня выскочил тигрового окраса «Мессер», поливая очередями из «Томпсона». Закрутив вираж, я снова ушла вверх. Руки дрожали. Я понимала, что мне нужно было сбросить с хвоста немца, но пока не приходило в голову как это