хотел бы я быть вкусным шоколадом из дьютифри, и теплым пледом из швеции, и той чудной записной книжкой, и живым концертом мьюз, и ману чао, и кучей-кучей воздушных шариков, и, больше всего, мятным мороженным, да.
выбирал ник для очередного аккаунта. сперва хотел geoffrey f. cotton, в честь двух химиков, основами неорганики которых я часто пользуюсь, но потом как-то плавно перешел к acetiliqe Ooo
подумываю выжжечь серной кислотой узор в стиле модерн на своем белом халате гыыы *потирает руки
когда истинная осень пробирается в дом, ееги, субботним утром, чувствует себя центром земли и гордо выпивает утренний кофе, а потом идет слушать телпый сатчмо и билли.
в осени ееги больше всего любит вечерние сумерки - тот небольшой промежуток времени, когда мир, его окружающий, переворачивается верх дном и приобрет какой-то приятный рафинированный вид; время, будто, совсем замерает, люди, затаив дыхание, ждут, когда пробьют часы на соборной площади.
ееги уже несколько недель, после полутра лет, смотрит на дом с башнями и не перестает ему радоваться. вот уже одиннидцатый год он ходит каждое утро и каждый вечер по большому проспекту мимо этого дома и с каждым днем он любит его и проспект все больше и больше!..
У русского народа существует поверье, что Центрально-Черноземная Россия находится под особым покровительством Богородицы. Недаром в прежние времена «поясом Богородицы» именовали Оку, берущую свое начало на Орловщи-не. Дорога на юг идет от Москвы через Подольск, и здесь, на реке Пахре, построен знаменитым храм — церковь Знамения Богородицы в селе Дубровицы.
- о бооооооооже, кажется, мы его теряем! о господи! господи! о боже, что нам делать, госпоооди!..
иногда мне кажется, что кто-то говорит за тебя.
сжимаюсь во кулак и трещу по зернам кофе тыдыщ тыдыщ. грусть-хрусть
|
- господин, право, прощу прощения-с, но что за странная личность там машет руками, на углу забалканского и загородного?
- это господин ёёги.
- а что, он.. он больной?..
- говорят.
говорят, что однажды на углу забалканского и загородного господина ееги задела повозка, и с тех пор с головою у него не все в порядке; но с виду он довольно доброжелательный юноша, и к нему всегда можно обратиться за помощию.
вообщем, да - у меня в комнате окна, практически все треснувшие по тем или иным причинам, заклеены оранжевым скотчем; я хожу через седьмой турникет, а в бумажном дневнике с альфонсом мухой я выписываю теги после записей. любите и жалуйте, вот он я, ваш ееги
сижу, грызу кофейныя зерна.
Марке Альберт (Marquet Albert) - (1875, Бордо - 1947, Париж)
Французский художник.
[показать]
далее...
я вытащил свое сонное тело из-под теплого одеяла и, кинув на ходу взгляд в окно, где, не переставая, уже второй день шел дождь, побрел к кофе.
кофе меня ждалъ, как и всегда; и по-тихоньку стал меня согревать:
- скверный день, не находишь, мэйт?
- знаешь, как будто, то, что надо. понимаешь о чем я? осень, бредет осень..
- понимаю, мэйт. выпей еще пару глотков. - кофе заботливо приготовил мне вторую чашку.
я поблагодарил его и, накинув свитер Кофа, вышел из дому. было где-то пол девятого, она еще спала; я пошел в центр, через зимний. шел дождь, и неприлично торчал во тумане большой дом за мостом александра третьего.
я достал рхчп и тонко выстроил линию чувств из самых разных составляющих, убедился в ее прочности и со всего размаха прыгнул в нее, и так уже дальше брел по городу. пустой, по-утреннему чистый город до сих пор мне казался частью какого-то другого мира, в который я случайно попал и теперь изучаю. было зябко и сыро; я выискивал глазами северный модерн и убеждался, что тот отчаянно мокнет под дождем своею грузностью. но на город смотреть уже совсем не хотелось. я смотрел только на одно тонкое, но до боли крепкое чувство, которое мною всем овладело и ведет меня вперед. я слышал свет в конце его пути, мне было с ним тепло. я полностью погружался в него, жил им, думал, грустил и радовался с ним. я нашел мелодию из апреля и стал в нее вслушиваться, и вдруг меня стало трясти, все сильнее и сильнее. хотелось спрятаться за кем-то, закрыться от того, что шло на меня.. было что-то не так. наверное, мне просто не хватало моего спутника.
я вернулся домой, разделся и долго стоял под горячим душем, согреваясь.
но все равно было как-то холодно.
я заглянул в комнату - она еще спала; я тихо залез под одеяло и заснул у нее на груди, согреваемый ее дыханием.
ееги сидит и слушает дождь. окружаемый, как обычно, теплым светом и приятно льющимся джазом.
ееги нашел старый блокнот с желтоватой бумагой и разными иероглифами, в который он записывал химические формулы, испанские песни, иероглифы с их значениями и рецепты приготовления риса. взял его, нашел чистый лист и записал, что нужно ему сделать в ближайщее время, записал про чувство по имени "коф" и стишок на испанском. ах да, еще разные дизайнерские проекты в стиле модерн, которые родились в его голове, но, верно, не скоро будут осуществлены..
еще он написал эссе от имени одного друга. ееги позволил себе непристойную вещь - влезть ненадолго в разум его и от его имени написать что-то вроде куррикулум витэ с концепцией дальнейшего развития. потом ниже приписал в той же форме, только уже о себе и от своего лица. получилось довольно контрастно. и, почему-то, временами он не верит в то, что написал про себя, но точно знает, что это так и что счастье есть, просто он по вечерам переживает очень и думает всякие глупости. ееги бы рад вырезать вечера в одиночестве из своей жизни, но больно одиноко ему станет тогда, поэтому он немного грустит и идет спать.
он сегодня красил окна и слушал дождь и, как водится, думал и мечтал. люблю красить окна
странно. сегодня краска ему резала глаза.
Штайнер закурил сигарету. Курил он медленно. Красноватая блестящая
точка вспыхивала каждый раз, когда он затягивался.
- Хочешь сигарету? - предложил он. - В темноте у них совсем другой
вкус.
- Хочу. - Керн нащупал руку Штайнера, который протянул ему сигареты и
спички.
- Как жилось в Праге? - спросил Штайнер.
- Хорошо. - Керн замолчал, он курил. Потом он сказал: - Я там кое-кого
встретил.
- Ты поэтому и приехал в Вену?
- Не только поэтому. Но она - тоже в Вене.
Штайнер улыбнулся в темноте.
- Не забывай, что ты бродяга, мальчик. У бродяг должны быть
приключения, но - ничего такого, что разрывало бы им сердце, когда
приходится расставаться.
Керн промолчал.
- Я ничего не имею против приключений, - добавил Штайнер. - И ничего -
против любви. И меньше всего - против тех, которые дают нам немного тепла,
когда мы в пути. Может быть, я немножко против нас самих. Потому что мы
берем, а взамен можем дать очень немногое.
- Я думаю, что вообще ничего не могу дать взамен. - Керн внезапно
почувствовал себя очень беспомощным. На что он способен? И что он мог дать
Рут? Только свое чувство. А это казалось ему ничтожным. Он был молод и
неопытен - и больше ничего.
- Вообще ничего - это гораздо больше, чем немногое, мальчик, - спокойно
ответил Штайнер. - Это уже почти все.
- Это зависит от того, о ком...
Штайнер улыбнулся.
- Не бойся, мальчик. Все, что ты чувствуешь, правильно. Отдайся порыву.
Но не теряй головы. - Он загасил сигарету. - Спи спокойно. Завтра мы
отправимся к Поцлоху.
Керн отложил сигарету в сторону и уткнул голову в подушку незнакомой
женщины. Он все еще чувствовал себя беспомощным, но в то же время - почти
счастливым.
Э.М. Ремарк