Ещё немного – и забыть о лете,
Бумажным змеем выпустить из рук.
И жухнет лист, и мы уже не дети,
И нас не мамы будят поутру.
Приходит осень ровно на три такта,
И мы, конечно, знаем наперёд,
Что всё случится так-то или так-то,
Что поболит немного, и пройдёт.
И заострится зрение и чувство,
И можно снова видеть, уходя,
Как белый свет, отстиранный до хруста,
Глядится в окна, влажный от дождя.
И эта нежность, глупая, смешная,
Берёт за горло, как за рукоять,
И никогда уже не отпускает.
И только так и может удержать.
Ещё один последний взмах неслышный,
И даже твой неабсолютный слух
Вдруг различит из этой дали вышней
тревожный звук,
такой чужой и лишний,
поскольку он – уже нездешний звук.
Всё снова зарастёт – где крапивой, где ряской, –
И будут зеркала над нами плыть и плыть,
Как будто бы не мы вчера играли в прятки,
А вот теперь лежим,
как книжные закладки,
И будто бы не нам сейчас опять водить.
Нас осень породнит – и с жизнью, и со смертью,
И каждый жухлый лист – бессрочный проездной.
И на твоём листе две циферки начертят,
А на моём – одна
дрожит и долготерпит,
Покуда и меня не позовут домой…
Я люблю тебя навеки,
А живу с тобою врозь.
Я в часах сдвигаю стрелки,
Чтобы время не сбылось,
Я опять меняю ракурс,
Чтобы виделось ясней.
Подари нам, Боже, август
На каких-то тридцать дней…
Кораблю с дырявым днищем
Снова в доке зимовать.
Я стою почти что нищий –
Что ещё тебе отдать?
Моль почти доела парус,
Время точит якоря.
Подари нам, Боже, август
И немного сентября…
Над моим микрорайоном
Ночь дырявит небеса.
Я прошу за всех влюблённых,
Если нам с тобой нельзя.
Сентябри смыкают веки,
Наши беды не всерьёз.
Я люблю тебя навеки,
А живу с тобою врозь.
Виноградной грозди завязь
Тяжелеет с каждым днём.
Подари нам, Боже, август,
Дальше мы переживём…
Лю ХУНШЕН - врач, одиннадцать лет отслуживший в Китайской народной армии и дослужившийся до звания старшего лейтенанта. Секреты китайской медицины узнал от своей бабушки, долго обучавшей внука тайнам иглоукалывания и мануальной терапии. После армии работал мануальным терапевтом в больнице города Линьйина, где пользовался большой популярностью у пациентов. В 1993-м с несколькими коллегами был приглашен на работу в Россию, где и остался после окончания контракта, потому что женился на русской девушке.
Как за пять минут снять усталость!
Совет, как быстро снять усталость после долгого сидения за столом или за рулем автомобиля.
Часто бывает, что после продолжительной работы за компьютером или во время дальней поездки на автомобиле человек чувствует общее утомление, устают глаза, падает концентрация.
Чтобы улучшить самочувствие, надо помассировать несколько точек на лице.
Практически сразу вы почувствуете себя намного бодрее.
Точка № 1.
Внутренний угол глаз.
Надавить синхронно с обеих сторон.
Точка № 2.
Сразу три точки.
Внешний край брови, середина и внутренний край. Надавливать на симметричные точки на обеих бровях одновременно.
Точка № 3.
Выпуклый бугорок над переносицей строго между бровей.
Точка № 4.
Под зрачком глаза на расстоянии в полсантиметра от нижнего века. Надавливать одновременно под обоими глазами.
КАК НАЖИМАТЬ?
Указанные точки нужно массировать кончиками пальцев в течение минуты. Нажимать сильно, но не до появления болевых ощущений.
Вопрос, где лучше жить, как правило, не стоит: приходится жить там, где получается. Многие вопросы, Катя, снимаются с повестки дня сами собой. Нужно перестать заострять внимание на том, что далеко впереди или позади. Пространство жизни расширяется совсем в других направлениях. И когда начинаешь постигать эту новую геометрию, то видишь, как подвергаются испытанию все твои базовые очевидности.
Жизнь уже не так сильно похожа на цветной калейдоскоп, как в детстве. Но теперь иные рисунки ты можешь складывать самостоятельно, не уповая на случай, не сетуя на производителя. Чем дальше, тем интереснее, Катя. Вовлечённость мира в нашу жизнь носит не столько эпизодический, сколько импульсивный характер. И никогда не знаешь, за каким занятием будешь застигнут.
Чем старше становишься, тем сложнее найти что-то такое, на что можно было бы потратить пару лет жизни. Что-то такое, что задало бы интенсивность и смысл твоему существованию. Начинаешь экономить время, словно есть какие-то занятия поважнее. Смерть всё равно опережает нас по очкам.
Что же до любви, то она вовсе не занятие, либо же занятие другого порядка… Она, пожалуй, один из самых надёжных механизмов по сгущению реальности и, в каком-то роде, способ спасения от бессмыслия. Насколько это спасение может быть мнимым, Катя, другой вопрос. В любом случае, любовь – ещё и вариант некой самоидентификации, поскольку внимание предельно заострено и обращено не только на другого человека (хотя это безусловно, и часто в первую очередь), но и на себя. Происходит внутренняя самонастройка, структурирование, где все системы уже тяготеют не к хаосу, но к гармонии, к космосу… И тогда кажется, что это оправдывает практически всё.
В полнолуние встретить посреди города настоящего астронома (звездочёта?) – не волшебство ли? Сквозь окуляр большого телескопа по очереди рассматривать жёлтые кольца Сатурна или пульсирующее тело Арктура, снова чувствовать себя детьми, увидевшими чудо. Потом идти мимо пляшущих фонтанов, улыбаться всю дорогу до дома, заговорщицки переглядываясь, и быть связанными новой прекрасной тайной. Почти забытое ощущение…
Странное дело, ребёнок смотрит одни и те же фильмы, раз за разом, и ему хватает. А мы думаем, что бы такого ещё посмотреть. Нам недостаёт новизны внутри нас. Мы калибруем впечатления по однажды отлаженной схеме, а она устарела, Катя, она больше не работает. Опыт отнюдь не мешает нам повторить любую прежнюю глупость, но мешает получить от нее прежнее удовольствие. Начинаешь обращать внимание на самые простые вещи. Фокус в том, что нет ничего уникальнее простых вещей, Катя.
Если смотреть оценивающе на свою нынешнюю жизнь, можно найти массу поводов для недовольства собой, для сожалений или разочарований. С возрастом пора освоить эту тонкую и непростую науку – не смотреть оценивающе на свою нынешнюю жизнь. Соблазн всегда велик, Катя, всегда велика опасность промахнуться с ценой. А целесообразность любых претензий к миру равна нулю. В конце концов, мы не на базаре. За наше прошлое, к примеру, никто не даст ломаного гроша. Оно бесценно только для нас самих. Но и мы не можем выменять его ни на будущее, ни тем более на настоящее. Нужно просто делать то, что должно. Нужно просто стараться быть безупречными.
Нужно просто двигаться в сторону света.
Такого места, где все поступки последовательны, а знания чудесным образом освобождают от внутренних противоречий, где все идеалы вечны и ценности абсолютны, где любовь правит миром, а все отношения прекрасны и гармоничны, где «походка - танец, а слова – псалом»… такого места, Катя, на земле не существует.
Но мы туда идём.
Иногда жизнь складывается так, что единственный твой путь вдруг упирается в стену.
И тут есть несколько вариантов.
Можно долго идти вдоль стены, в одну или другую сторону (либо сперва в одну, потом в другую).
И надеяться, что она где-нибудь закончится.
Тут есть опасность, что время и силы могут закончиться раньше.
Можно изыскивать возможности и средства, чтобы вскарабкаться на неё, перелезть, перепрыгнуть.
Иногда это становится смыслом и оправданием одновременно. Или работой. Или даже подвигом.
Но бесконечные попытки редко засчитываются как результат.
Можно сидеть перед стеной и ждать. Ждать, когда что-нибудь изменится само.
Или придёт кто-то более умный, сильный и смелый.
И принимать своё ожидание за смирение. Или за урок. Или за практику.
Можно вспомнить все детские сказки и все взрослые сны, и рисовать на стене дверь.
Потом пытаться эту дверь открыть или материализовать. Чертить тайные знаки и сакральные иероглифы.
Шептать заклинания и молитвы. И принимать это за знание. Или за веру. Или за чудо.
Иногда всё оказывается слишком просто.
Либо нет никакой стены, либо это не твой путь.
_______________________________________
http://pristalnaya.livejournal.com/381007.html
Дорогие мои, а кто из вас в каких странах живёт?
Дело есть.
Я твой номер наизусть заучила,
В голове его сто раз набирала.
Хорошо, что ничего не случилось,
Просто поезд отошёл от вокзала.
Я могла бы жить и тише, и проще,
Да куда мне с головой бестолковой?
Вот иду себе одна через площадь,
И пою себе – а что тут такого?
Город глянет на меня из окошек,
И подумает: «Какая пропажа»…
Переглажу всех потерянных кошек,
И всех уличных собак переглажу.
Мне ни времени не жалко, ни ласки -
Столько нежности зазря пропадает.
А любви во мне опять под завязку -
Завязать бы, да шнурка не хватает.
Одуванчики цветут, как шальные,
Я венков бы наплела, я училась.
Хорошо, что мы с тобою живые,
Хорошо, что ничего не случилось.
Очевидные вещи, Катя, легче всего упустить из виду. Я всё ещё учусь обходиться без слов, но тишина внутри меня по-прежнему пугает, и буквы проступают на каждой плоскости, стоит лишь на мгновение потерять бдительность.
До недавнего времени мне казалось, что из меня уходит музыка, а это просто освобождалось место для тишины. Нельзя удержать ничего из того, что тебе не принадлежит. Праччет писал, что бывают моменты в жизни, когда люди должны держать, и моменты, когда они должны отпускать. Воздушные шары предназначены для обучения маленьких детей пониманию разницы.
Разница существует во всём, на что бы мы ни обратили взор, Катя. Хитрость в том, чтобы принимать её как обычный порядок вещей. Наверное, это снова к вопросу о смирении…
Это странное ощущение, когда таксист везёт тебя в аэропорт и всю дорогу рассказывает, как в детстве мечтал об игрушечной железной дороге, как однажды устроил истерику в «Детском мире», а потом дома весь вечер простоял в углу между шкафом и диваном, старательно отдирая обивку от последнего, «чтобы знали!»… А ты смотришь сквозь лобовое стекло, и думаешь, что здесь снимают какой-то другой фильм, совсем не про твою жизнь. Ты перепутала павильоны, и твою роль давно отдали кому-то другому.
Дождь заливает всё пространство, и город, лишённый перспективы, похож на декорацию. Но иногда достаточно просто завернуть за угол, Катя, просто завернуть за угол… И это касается всего.
Человек странно устроен. Он находит причины, чтобы уезжать из мест, куда смертельно хочется вернуться, сразу же, как только перрон оттолкнётся от поезда. Внутри начинает разматываться пульсирующий клубок, и когда от него остаётся только пустая катушка, тебя обступают минотавры со всех сторон. О, это вечное выяснение отношений со своими персональными ручными монстрами, Катя… По утрам выводишь их погулять в парк, под апрельское солнце, садишься на парапет и смотришь, как медленно течёт твоя жизнь. Твоя единственная, неповторимая жизнь.
Мир говорит с нами на таком количестве языков, что нужно быть полным профаном, чтобы ничего не расслышать.
Читай по губам, Катя, двигайся на ощупь, всё получится.
Иногда мне кажется, что я пишу лишь затем, чтобы увидеть, о чём я думаю. Мы мастера маскировок, мы так умеем себя обмануть иной раз, что выглядим совсем другими людьми в собственных же глазах. Столько серьёзности, столько хладнокровия… И только в темноте спален, в преддверии пугающего ночного одиночества, мы снова нежные беспомощные существа, вздрагивающие от любого постороннего шороха.
Поменьше страстей, побольше спокойствия и счастливого равнодушия, Катя. Тревоги внутри сплетены в змеиный узел, в тот самый клубок, и каждая поочередно тянет тоненький язычок, коснуться сердечной мышцы – и мы вздрагиваем от электрического толчка. Обнять друг друга, застыть в этом прыжке, в падении, в полёте - спасти, заслонить, уберечь...
Будет новое утро, Катя. Хотя бы в этом нет никаких сомнений.
Мне сейчас уехать, как прыгнуть с крыши.
У моей печали не видно дна.
Я молчу и слушаю, как ты дышишь.
Я смотрю и думаю, что весна…
Что любовь бывает, как смерть, одна.
Да и той бывает порою слишком,
Если жизнь для неё тесна.
Что важней всего, то всегда некстати.
Что всего дороже, легко отнять.
По перрону снег размело, как скатерть.
От стены добраться бы до кровати –
Я не знаю, что здесь ещё менять.
И когда я думаю: «хватит, хватит», –
Обрывается что-то внутри меня.
На метро две станции до вокзала.
Твой язык на мой непереводим.
Хорошо, что главного не сказала,
Этих слов и так уже пруд пруди.
И волокна лопаются в груди
(ты попала, девочка, ты попала),
Посиди тихонечко, посиди.
Этот город за ночь в меня вмерзает,
И под белым небом ни птицы нет.
Здесь никто ничего о тебе не знает –
Если в целом доме погашен свет,
Мы почти совсем лишены примет.
Время нервно мечется, как борзая,
Потерявшая след.