[показать]Вы замечали, что на богослужениях обычно читаются как минимум три текста из Библии? Один из них — чтение из Ветхого Завета. Второй — чтение из Посланий (часто именуемое «Апостолом»). Последнее чтение — из Евангелий. Вы когда-нибудь задавались вопросом, почему именно эти тексты читаются в то или иное конкретное воскресенье?
Слишком часто мы связываем реальность исключительно с органами чувств — с тем, что мы способны увидеть, понюхать, попробовать на вкус или на ощупь. Зачастую даже слуху мы отказываем в способности воспринимать реальность с той же полнотой и ясностью, с какой видит глаз, обоняет нос, чувствует язык или осязает кожа. Даже христиане лютеранского исповедания слишком часто ограничивают физическую реальность тем, что воспринимают органы чувств. Поэтому лютеранам легко начать рассматривать присутствие Христа в Таинстве Алтаря с некоей абстрактной высокоцерковной протестантской точки зрения. Многие не видят большой разницы в этом вопросе между Лютером, Кальвином и Цвингли, и поэтому некоторые лютеране (ELCA) вступили в евхаристическое общение с религиозными группами, не признающими и не определяющими присутствие Христа таким образом, как это всегда делали и продолжают делать лютеране. Это не тот вопрос, который должен разделять церкви, — во всяком случае, так говорят те, кто убежден, что присутствие имеет место, скорее, в глазах причастника, нежели в хлебе и вине.
О том, что христианское собрание или община имеет право и власть судить о любом учении, а также призывать, назначать и увольнять учителей на основании Писания и в соответствии с ним.
Мартин Лютер (1523)
Во-первых, необходимо знать, что такое христианская община, для того чтобы под именем христианской общины люди не занимались человеческой суетой (как это постоянно случается у нехристиан). Христианскую общину можно распознать следующим образом: в ней всегда проповедуется чистое Евангелие. Точно так же, как узнают по флагу, как определенному знаку, что за господин и воинство расположились на поле, также с точностью распознают по Евангелию, где находится Христос и Его воины. Об этом говорится в Божьем обетовании из 55 главы Книги пророка Исаии: «Так и слово Мое, которое исходит из уст Моих, - оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его». Из этого исходит наша уверенность в том, что невозможно, чтобы там, где было Евангелие, совсем не было христиан, пусть даже они грешны, слабы и немногочисленны. Равно как невозможно и то, чтобы там, где нет Евангелия, а правит человеческое учение, были христиане, а не язычники, как бы много их ни было и какой бы святой и правильной ни была их жизнь.
Праздник Аугсбургского мира, 8 августа 1943 года
ДВА ВИДА ПРАВЕДНОСТИ
Мартин Лютер
Братья, «в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу» (Флп. 2:5-6).
1. Есть два вида христианской праведности, так же как человеческий грех существует в двух видах. Первый — это чужая праведность, то есть праведность другого, вложенная извне. Это праведность Христа, которой Он оправдывает через веру, как написано в 1 Кор. 1:30: «Который сделался для нас премудростью от Бога, праведностью и освящением и искуплением». В Ин. 11:25-26 Сам Христос говорит: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня... не умрет вовек». Позже Он добавляет в Ин. 14:6: «Я есмь путь и истина и жизнь». Таким образом, эта праведность дается людям в Крещении и всякий раз, когда они действительно каются. Поэтому человек может с уверенностью хвалиться во Христе и говорить: «Жизнь Христа, Его дела и слова, Его страдания и смерть принадлежат мне — так же принадлежат мне, как если бы я жил, поступал, говорил, страдал и умер, как и Он». Подобно тому, как жениху принадлежит все, что есть у невесты, а ей — все, что принадлежит ему (ибо у них двоих все общее, потому что они одна плоть [Быт. 2:24]), так и Христос и Церковь есть один дух (Еф. 5:29-32). Таким образом, благословенный Бог и Отец милосердия, по словам Петра, даровал нам во Христе преогромнейшие и драгоценнейшие дары [2 Пет. 1:4]. Павел пишет во 2 Кор. 1:3: «Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, Отец милосердия и Бог всякого утешения, благословивший нас во Христе всяким духовным благословением в небесах».
Величие Лютера состоит в том, что у него был дар различения. Он был воспитан в контексте литургии и жил в нем. Он желал сохранить в литургии все, что только можно сохранить. И он никогда не отказывался ни от какой ее части по легкомыслию, но нередко долго колебался, прежде чем, наконец, принимал решение.
У Лютера был дар различения. У него был этот великий дар Святого Духа, без которого Церковь не может существовать, потому что у него были Слово и Таинство, с которыми Дух Божий связал Себя в Церкви. Он мог судить литургию потому, что у него было единственное мерило, относительно которого ее можно судить.
Святое Евангелие, спасительная весть об оправдании грешника одной лишь верой, артикул, в котором ничем нельзя поступиться, даже если рухнут небо и земля, и ничего не останется. От этого артикула зависит не только наше спасение, но и Церковь, и литургия истинной Церкви.
— Германн Зассе
В церкви необходимо возродить память об умерших. Одна из причин большой привлекательности католицизма в наши дни заключается в том, что он сохранил эту память, а протестантизм, в том числе и лютеранство, ее утратил. Таким образом, вопреки всем заверениям в обратном, протестантизм в большей или меньшей степени превратился в религию, ограниченную этой частью вечности. В этом общении [«общении святых» из Символа Веры] мы все едины с теми, кто «с верой ушел прежде нас и почил с миром». Мы вспоминаем их не только в гимнах нашей церкви о смерти и вечности, но и в молитвах, в которых Евхаристия называется «нашими небесами на земле». Но что касается ходатайственных молитв за усопших, нам ничего о них не известно и не может быть известно, пока правилом литургии остается Евангелие. Мы ничего не можем сказать о том, что богословы в любопытстве своем называют «промежуточным состоянием» между смертью и воскресением. Вместе с Лютером мы воздерживаемся от любых высказываний по этому поводу, поскольку нам, конечно же, ничего не известно о том, что значит время для Бога и для того, кто был призван «из времени сего». Мы можем верить лишь в то, что открыто нам в Его Слове.
[показать]Всякий раз, когда современные экуменические заявления и богословские декларации предлагаются в качестве исчерпывающего толкования вероисповедных документов XVI века, нам следует быть очень осторожными. То, что исповедовалось во времена Реформации, следует, скорее, толковать само собой и считать это исповедание эталоном, относительно которого следует оценивать богословские документы, написанные в наши дни. И если мы сравним ясный язык отцов с зачастую неопределенными и расплывчатыми выражениями, которые употребляются сегодня, мы увидим, что сегодняшнее христианство, судя по всему, неспособно объяснить миру, что такое Евангелие на самом деле. Нравится нам это или нет, но единодушия в этом вопросе нет, а раз нет согласия в понимании Евангелия, христианство также неспособно объяснить миру и то, что представляет собой Закон Божий.
— Еп. Джобст Шёне
[показать]Тех, кто пытается заработать спасение собственными заслугами можно найти везде, потому что душевному человеку присуще мыслить и поступать таким образом. Подобное отношение можно найти среди язычников, в иудаизме и среди христиан. На первый взгляд, зрелище их «святой» жизни всегда впечатляет. Однако мы должны понимать, что отличить христианина по его видимой святости, по тому, в какой степени он исполняет заповеди, невозможно. Евреи знают заповеди столь же хорошо; даже язычникам они известны. Если святость христианина заключается в соблюдении заповедей и добрых делах, почему только христиан можно считать святыми? Почему не набожных евреев или благородных язычников? Христианин никогда не может полагаться на собственную праведность или основывать свое спасение на том, что он в силах сделать. Скорее, он опирается на одну лишь праведность Христа. Это сотериологический принцип, вытекающий из новозаветной христологии. Христианин, с верой устремляющий свой взор к Агнцу на Голгофе, знает, что он всегда может принять благодать от Бога, но никогда ничего не может Ему дать.Исповедание веры, богословие, «ортодоксальная» теология, которые не заключают в себе восхваление Бога, почти наверняка ошибочны. Конфессиональная, или исповедующая церковь, заинтересованная лишь в доктринальном исповедании, но не в исповедании как покаянии и восхвалении Бога, не может быть поистине конфессиональной церковью. Действительно великие богословы церкви — такие, как Амвросий Медиоланский, Василий Великий, Фома Аквинский, Лютер — всегда были одновременно и великими литургистами. Шлейермахер и Ритчль в этом старом понимании слова не были богословами вообще. Их богословие невозможно выразить в песне или молитве.
— Германн Зассе
Задача служения — в точности и исключительно та же самая, что была возложена на апостолов, а именно, проповедовать чистое Евангелие, преподавать те Таинства, которые были установлены Христом, и ничего более. Только с позиций глубокого понимания этого факта духовное служение может быть обновлено. Благодаря нынешнему чрезмерному акценту на организационную сторону жизни церкви к духовному служению прибавилось многое — вплоть до церковно-политического фиглярства, на которое нынешние епископы попусту тратят свое и чужое время. Это всего лишь игра в церковь, лишенная какой-либо реальной ценности. Любая проповедь, даже прочитанная в маленьком приходе, стоит больше, чем конференции, на которых обсуждаются великие церковные резолюции относительно федеральной конституции, атомной бомбы или двухсотлетнего юбилея Гёте.
— Германн Зассе
Однако есть кое-что, чем Церковь должна заниматься всегда: проповедовать Закон и Евангелие не в вакууме, но в конкретной ситуации людей, к которым она обращается. И часть этой задачи заключается в том, чтобы знать, во что она верит; чему учит Божье Слово; в чем состоит неизменная, вневременная миссия Церкви.
[показать]Фактом Своей жизни в нас Христос ничего не делает для оправдания или освящения нашего ближнего. Именно этого в былые времена так и не поняли пиетисты. Присутствие Христа в пиетисте не приносит пользу никому, кроме самого пиетиста. Фундаментальное заблуждение пиетизма заключается в том, что он не желает признать этот простой факт. Лютеранское богословие действительно исповедует, что Христос живет в каждом христианине и, конечно, в кафолической церкви, однако лютеранское богословие не говорит ни о чем, живущем в нас. Оно всегда указывает вовне нас. Таким образом, мы говорим о «отправлении Таинств», потому что можем распознать или определить, что мы живем во Христе, не иначе, чем обратив свой взор ко внешним Слову и Таинству, которые приходят к нам извне. Отправлять можно только то, что что тебе доверили отправлять. Теперь же в роли точки присутствия Богочеловека выступает не «отправление Таинств», а присутствие Христа в «сакраментальной жизни церкви». Присутствие Христа в нас и через нас в роли Его сакраментального присутствия, которое «преобразует и обновляет культуру», — это нечто бесконечно далекое от учения лютеранских вероисповедных книг. Это учение не основывается на лютеранских исповеданиях. Здесь мы имеем дело со своего рода корпоративным пиетизмом в стиле «мы свидетельствуем... о живущем в нас Христе» — в отличие от персонального или индивидуалистического пиетизма, который свидетельствует о Христе, живущем во мне. Лютеранин предлагает людям смотреть не на нас и не на меня, но только лишь на Иисуса, Который для нас. Лютеранское сакраментальное богословие заключается именно в том, что Иисус, преданный за нас при Своем Первом Пришествии, подается нам здесь и сейчас (см. 1 Иоанна 5:6, 8).
— Рольф Пройз
Если церковь позволяет одному из своих учителей, вопреки клятве, принесенной им при ординации в служители, впасть в лжеучение, можно с уверенностью сказать: надежды на то, что церковь переживет [эти трудные времена], больше нет. Если церковь молчит, когда ее пасторы проповедуют реформатское учение о Таинствах, это может послужить им извинением, поскольку во время обучения они не имели возможности ознакомиться с лютеранским учением. И когда церковь безропотно принимает призвание учителя, преподающего Крещение и Вечерю в кальвинистской манере, она тем самым провозглашает, что по существу готова терпеть подобные учения. В таком случае сама церковь исключает любую возможность доктринальной дисциплины. В таком случае она исключает возможность восстановления дисциплины применительно к тому, каким образом Вечеря Господня совершается в ее пределах. В таком случае она не может двигаться в сторону возрождения конфессионально верной евангелическо-лютеранской церкви. И в таком случае, по существу, возникает общение Алтаря с реформатами. В таком случае церковью можно назвать и «Объединенную евангелическо-лютеранскую церковь», в которой упразднены все границы церковности, в соответствии с нашими вероисповедными книгами отделяющие истинную католическую, ортодоксальную церковь в новозаветном ее понимании от фанатических сект [schwaermerischen Sekten].
— Герман Зассе (1948)