Как я ненавижу эти глупости — не верить в Евхаристию и т. д. Если Евангелие говорит правду, если И. Х. — Бог, какие тут могут быть затруднения.
— Блез Паскаль. Мысли, 168 (224)
В 2017 г. от Р.Х. отмечается 500-летие начала Реформации Церкви. Дата, конечно же, символическая и привязана к 95-ти тезисам Мартина Лютера о покаянии и индульгенции, которые он вывесил на двери замковой церкви в Виттенберге. Но свой общественный резонанс они получили позже с их опубликованием. Тезисы Лютера не являются программным документом реформации, как это себе представляют некоторые, и которую Лютер тогда не планировал. Реформация - это не модернизация и не преобразование Церкви в соответствии с требованиями духа времени. Она - возврат в покаянии и послушании к истокам Соборной и Апостольской Церкви во слове Божьем Священного Писания как Божия предания Церкви Христовой. Все людские предания имеют своё место и право в Церкви только лишь как не противоречащие Божьему откровению во слове и как не стремящиеся его дополнить или вытеснить. Любая человеческая традиция может быть только лишь производным толкованием Писания, которое как власть имеющее испытывает её на истинность и соответствие истине Божьей. Ежедневное возвращение к Богу во Христе и есть, собственно, единственно возможный христианский прогресс и духовный рост.
Также следует помнить о том, что многие части богослужение невозможно исполнять, и они не предназначены для исполнения иначе, нежели посредством установленного Богом публичного служения.
С одной стороны, священнослужитель действует как назначенное свыше орудие для публичной проповеди Слова и совершения Таинства, посредством которых Бог вступает в общение с приходом. С другой стороны, ради благопристойности, он также выступает в роли хормейстера, когда приход, в свою очередь вступает в общение с Богом, выражая его посредством молитвы, прославления и поклонения.
Ибо я не подхожу для того, чтобы видеть сны и толковать их, и не стремлюсь обрести эту способность или знание, и заключил с Господом Богом моим соглашение, что Он не будет посылать мне видения, или сны, или даже ангелов. Ибо с меня довольно дара, который у меня есть, — Священного Писания, которое в изобилии учит меня всему и снабжает меня всем, что необходимо как для этой жизни, так и для жизни будущей. В это я верую и с этим соглашаюсь и уверен, что меня не обмануть. Однако же я не умаляю чужие дары, если Бог ненароком откроет кому-либо что-либо помимо Писания через сны, через видения и посредством ангелов. Конечно, такие дары возможны, однако я не забочусь о них и их не желаю. Ибо я нахожусь под впечатлением того бесконечного множества иллюзий, обмана и мошенничества, посредством которых во времена папства мир, по действию сатаны, пребывал в столь ужасном заблуждении. Меня также впечатляет достаточность Писания, и если я не поверю Писанию, мне тем более непросто будет поверить ангелу, видению или сну. Но, как я уже сказал, эта причина касается только меня, и я не осмелюсь навязывать ее другим. Ибо с меня довольно откровений, даже с избытком, если я знаю, во что мне верить, и на что мне надеяться, как мне относиться к другим людям, и как жить в этом мире честно и богоугодно. И это, в меру своих скудных даров, я возвещаю другим, чтобы и они также знали и понимали Десятисловие, Символ Веры, Молитву Господню и т. п.
Маркус Ниеминен
Человек может притворяться христианином, не будучи им на самом деле. И пока он пребывает в таком состоянии, он вполне удовлетворен тем, что знает христианское учение лишь в общих чертах. Все, что сверх того, говорит он, — для пасторов и богословов. Понимать сколь возможно ясно все, открытое Богом, — к этому нехристианин не испытывает интереса. Однако в тот миг, когда человек становится христианином, в нем пробуждается острая жажда учения Христова. Даже самый неотесанный крестьянин, который все еще не обращен, неожиданно пробуждается в момент своего обращения и начинает размышлять о Боге и небесах, о спасении и осуждении и т. п. Его начинают занимать высочайшие загадки человеческой жизни.
Примером тому могут служить иудеи, которые толпами стекались к Христу, а также апостолы. Эти толпы слушали Христа с великой радостью и поражались тому, что Он проповедовал, как власть имеющий, а не как книжники. Однако большинство этих слушателей так и не поднялось выше некоторого чувства удовлетворения и восхищения. Апостолы тоже были людьми неучеными, однако они поступали иначе. Они не остановились на том, на чем остановились все остальные, но задавали Христу всевозможные вопросы. Услышав одну из Его притч, они сказали: «Изъясни нам притчу» (Мф. 13:36). Аналогично повели себя и верийцы, которые ежедневно исследовали Писание (Деян. 17:11).
— C.F.W. Walther, Law and Gospel, Second Evening Lecture (September 19, 1884)
Мартин Лютер укрывался в крепости Вартбург, когда зимой 1521/22 гг. в Виттенбеге начались разбой и иконоборчество. Стрáстные проповеди таких, как Андреас Карлштадт и Габриель Цвиллинг посеяли смуту и привели к бунту. Насильно были упразднены частные мессы, Таинство отправлялось с изменённой литургией и в двух видах; пропагандировалось прекращение поста и запрет исповеди; иконы и фигуры святых из монастыря св. Августина были сожжены. Все эти действия привели только к тому, что оттолкнули даже самых благосклонно настроенных к Реформации представителей Римской Церкви и создали угрозу военного вмешательства для разрешения конфликта. Лютер был занят переводом Нового Завета на родной язык и хотел только к Пасхе возвратиться Виттенберг, но ввиду происходивших событий был вынужден прибыть туда уже 6-го марта. В свoем письменном обращении к курфюрстру Фридриху Мудрому, давшему ему укрытие в своей крепости, Лютер назвал причины своего преждевременного прибытия в город: настойчивый призыв его паствы, долг личного участия и поддержки в час диавольского соблазна и сохранение Германии от грозящих ей возмущений и бунта.
Экуменизм: факты и иллюзии
Курт Маркуарт
Слова «экуменический» и «экуменизм» происходят от греческого слова, которое означает «весь обитаемый мир». «Экуменическое движение» стремится объединить все разрозненные осколки и части христианского мира в одну всемирную церковь. Сама по себе эта цель благородна. Все зависит от того, насколько реалистично наше понимание проблемы единства и разрозненности христиан. В противном случае мы, вероятнее всего, будем лечить рак с помощью лейкопластыря и лишь усугубим проблему.
Из упомянутой выше присущей основному богословию оценки содержания религиозных представлений и всего религиозного переживания в целом вытекает апологетическая функция основного богословия, что и явилось поводом для его второго, традиционного наименования: «Апологетика» — от άπολογέομαι (оправдываю, защищаю), απολογία (защита, оправдание).
В прошлом это наименование науки являлось наиболее распространенным, без достаточного, на наш взгляд, к тому обоснования. В самом деле, если речь идет о защите, то возникает ряд вопросов: кого или что должно защищать, кто должен за эту защиту браться и какие средства защиты применять?
О защите Бога не может быть и речи, ибо само понятие Бога подразумевает всемогущество, силу, возможности коей бесконечно превосходят любые силы в созданном Богом мире, и потому постановка задачи о защите Бога столь же бессмысленна, сколько кощунственна.
То же можно сказать и о защите Церкви, точнее, ее внутренней духовной основы, пытаться защищать каковую — все равно, что защищать живущего в Церкви Духа Святого.
Что же касается человечески-земной стороны Церкви, ее иерархической структуры, ее возможностей обладания материальными ценностями, материальных и правовых условий ее жизнедеятельности, то защита всего этого требует преимущественно внешних, организационных, юридических и материальных способов; для решения проблем правовых приходится пользоваться в первую очередь гражданским законодательством, при решении проблем материальных — заниматься бухгалтерией и кассовыми книгами и даже к членам Церкви обращаться не только со словами благовестия, но и с призывами к активному трудовому и финансовому участию в церковной жизни. Конечно, повышение нравственного и религиозно-общеобразовательного уровня христиан сказывается положительно и на этом материальном аспекте церковной жизни, но для этой цели приходится применять не столько научно-проповеднические методы, сколько пастырско-душепопечительный.
Говоря о проблемах защиты интересов Церкви, не следует упускать из вида прямо относящихся к ним слов Спасителя, сказанных в Гефсимании апостолу Петру: «Возврати меч твой в его место; ибо все, взявшие меч, мечом и. погибнут. Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?» (Мф 26:52-53).
Апологетический аспект, присущий всякой богословской науке, сводится в конечном счете к стремлению защитить человеческие души от негативного эффекта заблуждений, т. е. отрицания истины или ее извращений.
Тезис V
Таким образом, нам следует относиться к членству в ортодоксальной Церкви не только как к обязанности, но и как к величайшей привилегии и высочайшей чести, даже когда внешне ортодоксальная Церковь выглядит очень непритязательно.
Великое «достаточно» (satis est) явно направлено против Рима. Для единства Церкви Рим требовал больше, чем единства веры; он требовал принятия человеческих традиций и обрядов. Следовательно, satis est определяет не минимум, а максимум согласия, консенсуса, к которому мы приходим в ходе дискуссиий: «...чтобы [в единстве, einträchtiglich] Евангелие проповедовалось в соответствии с его чистым пониманием, и чтобы Таинства совершались согласно божественному Слову». Не согласие в учении — в римской церкви есть консенсус относительно учения, и у баптистов он тоже есть; в любой церкви существует некий консенсус, даже если речь идет о единодушном согласии, что учение неважно, — но лишь консенсус относительно чистого учения и правильного совершения Таинств является требованием Аугсбургского Исповедания. Это и есть то «великое единодушие» (magnus consensus), с которого начинается первый артикул Аугсбургского Исповедания, консенсус не достигнутый людьми, но данный Богом, консенсус относительно правильной веры, который под силу создать только Святому Духу.
— Hermann Sasse. Article VII of the Augsburg Confession in the Present Crisis of Lutheranism (April 1961)
В тот же миг, когда человек приходит к вере во Христа или Евангелие, то есть в прощение грехов, добытое Христом и предложенное в Евангелии, он получает через эту веру оправдание. Это так называемое субъективное оправдание в отличие от так называемого объективного оправдания, которое предшествует вере.
— Franz Pieper. Christian Dogmatics
Таким образом, друзья мои, вам вверено мерило святого служения проповеди, дабы вы на самом деле сторонились и избегали ложных пастырей, которые не хотят водить вас на зеленые пастбища чистого Слова Божьего, но приходят к вам с ядовитыми сорняками ложного учения и желают властвовать над вами словом человеческим, пожрать ваши души, словно рыкающие волки; но дабы в том, что касается истинных пастырей, даже если они при этом нищи, немощны и уязвимы, вы были бы милостивы к ним, как и Отец ваш небесный милостив, молились за них и, наконец, не забывали о том, к чему призывает вас Слово Божье: «Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны [когда они проповедуют вам Слово Божье], ибо они неусыпно пекутся о душах ваших, как обязанные дать отчет; чтобы они делали это с радостью, а не воздыхая, ибо это для вас неполезно» (Евр. 13:17).
— Карл Вальтер. Из проповеди на Второе воскресенье после Богоявления (Рим. 12:7-16)
Я старейшина в общине ЛЦМС, которая находится в процессе призвания нового пастора. Очень большой проблемой с нашим последним пастором было его отношение к чтению Ветхого Завета и Послания «чтецами из мирян». Поначалу он разрешал такую практику, а потом отменил ее. При этом он сослался на то, что Библия поручает именно пастору проповедовать и учить в собрании Церкви. Можете ли вы дать какой-то совет по данному вопросу?
Нынешняя практика использования «чтецов из мирян» стала популярной в последние 50 лет благодаря влиянию покойного англиканского монаха и литургиста Грегори Дикса. Он был ведущим идеологом «литургического обновления» 1960-х годов. Его приверженность практике использования «чтецов из мирян» во многом объяснялась его представлениями о Писании — он считал Библию не Словом Божьим, а выражением религиозных чувств христианской общины. Отсюда он делал логический вывод, что, раз Библия является творением христианской общины, будет правильно позволить представителям этой общины читать ее во время богослужения. Хотя я могу смело сказать, что большинство пасторов и общин ЛЦМС не разделяет представлений Дикса о Писании, допущение «чтецов из мирян» к участию в богослужении в нашем случае объясняется неискоренимой потребностью слепо копировать практики инославных церквей.
Мне не хватает слов, чтобы выразить, насколько важно сохранять в нашей Церкви подлинное учение о крови Христа. Одна из язв нашего времени — широко распространившееся отвращение к тому, что люди предпочитают называть догматическим богословием. Вместо него идолом современности стало христианство, чем-то напоминающее медузу, — христианство без костей, мышц и сухожилий, т. е. без какого-либо отчетливого учения об искуплении, или действии Святого Духа, или оправдании, или примирении с Богом, — расплывчатое, туманное, мутное христианство, единственным девизом которого, похоже, является такой: «Ты должен быть искренним, истовым, истинным, смелым, ревностным, щедрым и добрым. Ты не должен осуждать ничьи богословские представления. Ты должен исходить из того, что все правы, и никто не ошибается». И нам говорят, что эта религия, лишенная символа веры, должна принести умиротворение нашей совести! А неудовлетворенность ею в полном скорбей умирающем мире — это признак узости мышления! Но предлагать грешным, умирающим людям, в венах которых течет кровь отца нашего Адама, удовлетвориться ею — это насмешка над здравым смыслом и издевательство над нашим бедственным положением. Нам нужно нечто лучшее. Нам нужна кровь Христа.
—J. C. Ryle. One Blood
Восемнадцатый Артикул, «О Свободной Воле», наши противники принимают, хотя и прибавляют к нему некоторые свидетельства, совершенно не подходящие к данному случаю. Они прибавляют также провозглашение, что не следует ни слишком много приписывать свободной воле, как это делают пелагиане, ни отвергать всякую свободу воли, как это делают манихеи. Прекрасно; но в чем разница между пелагианами и нашими противниками, если и те, и другие полагают, будто люди способны любить Бога и исполнять Божьи заповеди по существу поступков без Святого Духа, а также способны заслужить благодать и оправдание делами, которые разум совершает сам, без Святого Духа? Как много нелепостей проистекает из этих пелагианских воззрений, которые с величайшей авторитетностью преподают в школах!
Подобно тому, как Лютер некогда шел в одиночестве узким путем между Римом и спиритизмом, сегодня лютеранская церковь одна находится между мировыми силами римского католицизма с одной стороны и современного протестантизма с другой. Лютеранское учение, которое гласит, что действие Духа привязано к средствам благодати, немыслимо для современного человека в XX столетии точно так же, как и для его предков, жившим в XVI веке. Но мы убеждены, что за этим учением стоит одна из самых глубоких истин, когда либо излагавшихся в христианском богословии.
— Hermann Sasse. The Lutheran Doctrine of the Office of the Ministry
Служение проповедника — как вспоминал д-р Вальтер — связано с многочисленными искушениями поддаться лености. Если человек имеет некоторый дар красноречия, он может — по крайней мере, поначалу — проповедовать к удовлетворению большинства прихожан, не готовясь тщательно к проповедям и не прилагая молитвы и Слова Божьего к обстоятельствам общины, вопреки намерению, с которым Бог учредил личное служение проповедника. Пусть же это послужит проповеднику напоминанием: «Служение, которое он несет, это Божье служение, особо установленное Богом для попечения о молодых и старых, мужчинах и женщинах, богатых и бедных, отягощенных заботами и беззаботных посредством Божьего Слова; мне должно внимать всему стаду, над которым Дух Святой поставил меня пастырем, епископом и стражем, и я обязан дать отчет Пастыреначальнику о вверенных мне душах», — когда проповедник вспоминает об этих божественных истинах, всякая летаргия и леность рассеиваются ими, словно туман под лучами солнца.
— Franz Pieper. The Divine Arrangement of the Public Preaching Office (1914)
Шестнадцатый Артикул, в котором мы исповедали, что христиане имеют законное право занимать государственные должности, заседать в суде, решать вопросы в соответствии с имперскими законами и прочими законами, ныне имеющими силу, назначать справедливые наказания, участвовать в справедливых войнах, служить солдатами, заключать законные сделки, владеть собственностью, приносить клятву, когда того требует суд, заключать брак; наконец, что обоснованные светские постановления являются добрым творением Божьим и божественными постановлениями, которыми христианин может безопасно пользоваться, наши оппоненты принимают без оговорок. Весь этот вопрос, касающийся различий между царством Христа и царством политическим, — а именно, что царство Христово имеет духовную природу [в той мере, в какой Христос правит посредством Слова и проповеди], то есть берет начало в сердце и представляет собой знание Бога, страх Божий и веру, вечную праведность и вечную жизнь, — был разъяснен для пользы [для замечательно великого утешения многих совестей] в сочинениях наших писателей. Между тем, это царство позволяет нам внешне пользоваться обоснованными политическими постановлениями любой страны, в которой мы живем, точно так же как оно позволяет нам пользоваться лекарствами или искусством зодчества, или пищей, питьем, воздухом. Аналогичным образом, Евангелие не учреждает новых законов, касающихся светского государства, но повелевает нам слушаться существующих законов, будь они написаны язычниками или кем-то иным, и чтобы это послушание мы проявляли с любовью. Ибо Карлштадт был безумен, когда возложил на наши плечи праведный закон Моисеев. Об этих вопросах наши богословы писали более подробно, потому что монахи распространили по Церкви множество пагубных мнений. Они называли обобществление имущества принципом Евангелия; они говорили, что не иметь собственности, не защищаться по закону, [не иметь жены и детей], — это евангельские наставления. Эти мнения во многом отодвигают на задний план Евангелие и духовное царство, [благодаря чему люди перестали понимать, что означают слова «христианин» и «духовное царство Христово»; они перемешали светское царство с духовным, от чего произошли многие волнения, бунтарства и вредоносные учения], и представляют опасность для всеобщего благосостояния. Ибо Евангелие не уничтожает государство или семью, [куплю, продажу и прочие светские нормы], но, скорее, одобряет их и обязывает нас повиноваться им как божественному установлению не только из-за наказания, но и по совести.
Я верю, что Слово и Таинство — это средства благодати. Неверие — это сильное слово, заставляющее задуматься о вечности. Ошибаюсь ли я, когда называю неверием самоустранение от средства благодати?
Вы не первый, кто задумывается об участи тех, кто добровольно самоустраняется от Таинства Тела и Крови Иисуса. Хотя мы не можем судить о наличии или отсутствии у человека веры, поскольку не можем читать в сердцах, пасторы несут ответственность перед своими прихожанами и всеми христианами за то, чтобы поощрять и предостерегать их. Иисус говорит, что Он — Лоза, а мы — ветви; если ветви отсекают (или они сами отпадают) от Лозы, они недолго проживут сами по себе — по существу, они уже оторваны от источника жизни и уже умирают. Ни один человек не может знать наверняка, когда другой человек пересекает «черту смерти», но мы, конечно же, должны при всякой возможности молиться за наших братьев и сестер и поощрять их приходить к Таинству.