так интересно первый раз чистить старые сообщения.
тык - и не было этого никогда ,чтобы никто, даже ты сам,
не вспомнил о том, что хочется забыть. лживо как-то выходит.
... и я еще долго буду нести бессменную вахту,
прожигая жизнь сигаретами где-нибудь на гниющей скамеечке в парке,
пока об бороду опыта не начну тушить собственные ошибки, едва прикурив.
пока не подойдет она, хромая на левое предсердие, сядет рядом,
попросит прикурить дорогую сигару, выдохнет в морщинистое лицо тягучий дым
возьмет в смертельный удушающий захват, осипшим голосом скажет:
"ну что, милый, ты долго ждал, а готов ли?"
и тут главное сквозь собственный хрип протолкнуть единственное согласие,
как посмертный приговор самому себе, как признание всех своих и не очень грехов.
да хотя бы кивнуть в такт гильотине, срубающей не в меру оптимистичные головы.
"я же не зря тут сижу-седею, как безразмерный идиот, карауля ее, эту самую, как ее там..."
и на вряд ли она, как суровый палач, позволит мне закончить эпилог собственной жизни...
поперхнется, сплюнет от отвращения, и громко так огласит:
"на эшафот, юноша!"
и чуть тише, устало:
" у меня еще много смертей на сегодня"
когда мне бывает плохо, все обычно спят.
и приходится ранним неоформившимся утром перебарывать навалившуюся тяжесть,
чтобы хоть немного поспать. получается не слишком хорошо и совсем не вовремя.
впрочем, когда тебе бывает не по себе, весь мир вокруг оказывается соткан
из неполноценных людей:
знакомые ничего не слышат, друзья ничего не видят, а ты сам нем.
ничего приятнее я еще не получал.
стало тепло и трепетно. так, словно на секунду мир уступил, позволив мне поверить, что все может измениться:
что больше не надо выжимать из каждого своего чувства максимум, чтобы продолжать постоянно чувствовать,
и рамки, которые рисовал не я, мне удастся стереть, что на людей не придется кидать свои маски,
чтобы всех их любить, без заслуг, без причин, беспечно, как ветер.
и что в кои-то веки, утонув в своей крайности, я стал достоин чужого времени,
потраченного на мои зарисовки. достоин и в меру читаем.
на протяжении долгого времени я бесшумно лежал, свернувшись клубком на кровати,
с открытыми стеклянными глазами, изучавшими невидимые пространства за потолком,
не задумывался ни о чем, ничего не чувствовал, почти не дышал и спокойно умирал.