Ниточки сплетаются воедино.
Кажется, будто ты скрыт, а оказываешься зарыт.
Закрытый тоже не безупречен.
Увечен столь же, сколько и сама общительность.
Которая суть дряблая одинокая проблядь без рода и племени, которая может лишь плеваться словами, потому что страшно замолчать и боязно от пустоты и тишины вокруг. А эти пустота и тишина накатывают как только замолкаешь, и с каждым разом всё страшнее и сложнее с ними справиться.

Змеевидный браслетик. На руку. На - руку. Сжалась, скукожилась, пережало, кровь перестала поступать, отмерла рука. Браслетик - бряк о мраморный пол.
Гулко.
Звонко.
Дзыннь!..
Рука на полу, браслетик змейкой на полу.
И эхо тает.
И снова тишина.
И мёртвый холодный мрамор.

Ниточки сплетаются воедино. Я говорю-говорю, но как будто не говорю вовсе.
Никак не можешь проблеваться - отрава сидит внутри, она въедается всё глубже. Кишки лезут, отрава не выходит.
А ты говоришь-говоришь, а потом - дзыннь!..
И пустота.
И мёртвый холодный мрамор.

Пучит, но ни шанса просраться.
Утрамбовано намертво и наверняка.
Что бы ты ни делал - лишь пустой пердёж, развлекающий ворон и настраивающий на скорую трапезу воронов.

Звуки, звуки. Обрывки фраз, обрывки слов, себя обрывки.
Ты так и остаёшься драным стягом с расплывшимся гербом и неразборчивым родовым не то девизом, не то проклятием.
Ты так и остаёшься.
И всё говоришь, говоришь...

И даже если ниточки сплетаются воедино, у меня всегда наготове ножницы.
Дзыннь!..

о, Мария-Великая-Вагина, взываю к тебе на сей раз!
я, маленький, сирый, нищий и убогий!
я, чьё имя не достойно быть начертано на камне.
чьи имена не достойны быть выплюнутыми из твоей гнусной непорочной глотки.

ты, чья мощь в Непорочном Зачатьи, ты, Первая Блядь в мире!
Пурпурная Дева, чьи руки запятнаны в крови и требухе тех, кто жаждал твоего святого тела.
тот легион, который жаждал войти в тебя, легион, который поломал хуи и головы дерзая!
глупое ничтожное племя Домена Семени, истрахавшее тебя вдоль и поперёк, затопившее реками крови древний могучий град Вавилон, захлебнувшееся в своей крови, блевоте и сперме!
но так и не познавшие твоё Всезнающее Лоно!

сейчас и я взываю к тебе!
сейчас и я горю от стыда и желания, пронзаю себя насквозь десятками, сотнями отравленных игл сознания и просветления.
готов и я сегодня быть оскоплённым тобой ради одной возможности нырнуть погреться в твоё мохнатое заплесневелое всепожирающее девственное лоно!
ты можешь погадать на моих оголённых трепещущих кишках, и нагадать крах этому миру уже завтра - да, пускай это случится завтра!
ты можешь погадать-погадить, готов глотать твои воздушные фекалии, чтобы стать феей.
да, я определённо готов стать феей.
я уже и есть почти фея.

я готов на всё сегодня, ты - велика и непререкаема.
имею всего лишь одну просьбу! маленькую, убогую - тебе ничего не стоит помочь мне, и я буду весь твой.
я прошу тебя - почитай мне сегодня Винни-Пуха на ночь!
я знаю - ты всё можешь, о, Великое Блядище!
я, Пан Сатирус, изопью тебя до дна и вострублю всему миру о силе и красе Непорочного Зачатия, замешанного на реках крови!

да, сегодня я добрый. я очень добрый сегодня.
но будь готова, что завтра я перестану быть добрым.
поэтому почитай мне Винни-Пуха, Шлюха Поганая, пока ко мне на огонёк не заглянул Бельфегор.
ты знаешь, его Удище разорвёт тебя на клочья, это тебе, блядь, не стручки псевдогероев современности, это, блядь, Бельфегор-Бельфегорище!!!

поэтому лучше подобру-поздорову почитай мне Винни-Пуха!
ну, и ещё почеши спинку, и я оставлю тебя в покое, наконец.

Аминь!

Взываю к тебе, Осенняя Мара!
Вечно готов облизывать и обгладывать твои косточки!
Готов полировать их день и ночь напролёт, дабы затмила их ослепительная белизна свет солнца!
И ветры высасывать из их раковин, и полоскать ими рот, и выплёвывать их в чисто поле. Спускать их с привязи, чтобы срывать крыши, топить корабли и бесчинствовать напропалую!
Готов я!
Меня будоражит!
Меня несёт!
Я вьюсь и льюсь!
Потоками по нисходящей!
Ливнями в лица, осколками надежд по трепещущим венам!
Лопастями рук паучьи разрывая сети!
Я многорук и многожал!
Я вымучен, но свеж и весел!
Удал, а значит, ещё годен!
Гореть лесам, степям тонуть!
Висеть, безудержно хихикать!
И крылья шире раскрывать, края все сгладив, дальше кромки!
Окутать, окатить, принять!
Сорвать и выжать всё до капли!

Цыплят по осени считают!
Взываю к тебе, Осенняя Мара!

Смерть - самый ходовой товар современности.
Смертью кормят детей, на смерть молятся атеисты всех конфессий, на смерть дрочат в Рамадан и на Пасху.
Смертью хвастают в мерседесах, самолётах и подвалах.
Смерть ведёт историю и культурологию в школах.

Умирает забавный толстячок с голосом - каррикатурный герой жвачной испохабленной вконец оперы. Миллионы, сотни миллионов людей, которым не то, чтобы нет никакого дела до этого пузана - им просто насрать на него, начинают охать и ахать по поводу внезапной (а она, эта кончина, почему-то всегда либо внезапная, либо скоропостижная) смерти бля-героя. По поводу новой ёлки, с которой посыпется золотой дождь.

Меня волнует мой насморк, меня волнует, что я сегодня приготовлю на ужин, меня волнует, как бороться с запорами - да так, чтобы это не переходило в диарею.
Это всё меня очень волнует!
Мне нужно знать, во сколько отходит электричка с платформы Гражданская, чтобы попасть в Истру засветло, а там - на автобус, и воздух, и воздух...
Мне хочется читать про нисхождение Таммуза в царство Эрешкигаль, много раз перечитывая.

Почему-то я смело признаюсь, что меня волнует работа своих желёз, мои потовые выделения, мозговые маринады и чёрные вибрации на пользу себе. И я не собираюсь даже пытаться делать вид, что меня волнуют все эти смерти, о которых кричат с экранов, из газет и глоток. И за каждой такой глоткой сидит калькулятор, который имеет единственно правильный в рамках сегодняшней действительности подход и относится ко всему происходящему только с точки зрения личной выгоды.
Меня немножко удивляет и настораживает, что и большинство кричащих, охающих и ахающих тоже прекрасно это понимает, но продолжает участвовать в этом мега-лохотроне.

Мне нет никакого дела до всех этих смертей. Плевать я хотел на это всё ядовитой слюной, да и её жалко. Не богат я на ядовитую слюну. Железы опять же...
Я не собираюсь слушать больше одного раза новости, где новую дохлую лягушку показывают в разрезе: в анфас, в профиль, по диагонали, через анальное отверстие распятую... Тем более, читать об этом с картинками. С фотографиями наконец-то в полную меру гниющей тушки. Пускай себе догниёт спокойно и освободит частичку воздуха, клочок земли и мешочек баблоса тем, кто пойдёт на новый виток деградации.

Меня волнует, что среди десятка вполне самодостаточных полусовершенных коричневых яиц, запасённых сегодня, встретилось одно с трещинкой.
Да, и смеситель надо поменять...

Первая Маша с телом разверзнутым
тупо молчит на холодных ветвях
старого леса. Мальчики бездною
тихо играют в теннис впотьмах.

                             1999 г.

желаю я женщину
с широкой душой,
душистой вагиной,
могучим дуплом!

народился ясный месяц на нашу душу,
когда вышли погребать пьяницу-Ванюшу.
его чёрный ворон уже отпел в минувший вечер,
ну, а похмелять его нам незачем и нечем.

ночью вопли раздавались у соседней хаты -
там Емеля на двери голосил распятый.
голь плясала, веселилась, девки плоть сдирали,
а снимать его с двери они - увы - не стали.

ночью солнце закатилось к королям под лавку
и случайно придавило патриарха-шавку.
тётя Варя отнесла его чертям на ужин,
а мне на ушко прохрипела: кому ты на хуй нужен!..

В колонках играет - Vital Remains 'Icons of Evil'

Если абстрагироваться от всякой ядерной заразы, то войны чрезвычайно необходимы человечеству. Особенно войны, сопровождающиеся гибелью миллионов втравленных в эту огромную профанацию пешек либо геноцидом в особо крупных размерах.

В условиях сегодняшнего перенаселения и избытка человеческой массы - той, которая уже гниёт, но до полного разложения и выполнения единственной своей полезной функции ещё далековато - просто необходимо урезать количество нулей в графе "население земного шара".
Единственная функция, явно обозначенная и чётко сформулированная в задании сверхсложного человеческого алгоритма - удобрить матушку-землю собой и прибавить ей наносекунду существования и Памяти. Память Земли живёт воспоминаниями частичек, составляющих особый слой перегноя, который и заставляет двигаться вперёд нашу Кормилицу, а той - в свою очередь - держать ответ перед верхними уровнями природной иерархии.

Кроме воин и геноцида в любых их проявлениях, немного способствуют изменению порядка населения всяческие катаклизмы и придумываемые и взращиваемые забавы ради самим человечеством (наиболее пытливыми умами, если быть точнее) разнообразные фобии, вирусы, болезни и эпидемии.
Но ничто не радует нашу Кормилицу так, как это делает очередной вооружённый конфликт, когда счётчик вырабатываемого адреналина начинает крутиться на бешеных скоростях. Все эти джоули, ватты, килограммы, рентгены уходят в её ненасытную утробу. И чем более гибким и извращённым становится Мозг человечества, чем более изощрённо Он убивает и убивается, чем сокрушительнее фобии и эпидемии, чем сильнее волна от какого-нибудь рядового отходняка, тем больше Кормилица хочет кушать, и тем больше пищи требуют многочисленные язвы её растущего желудка. Есть лишь одно средство, до сих пор хорошо усваиваемое Кормилицей - оно же противоядие. Для восстановления клеток её желудка нужны человеческие туши.

Человеческая туша - самый благодатный материал. Благодать в квадрате. Кормилицу пронзают экстатические спазмы, когда в землю возвращается миллиончик-другой человеческих тушек. И не то, чтобы это блюдо какое-то особое - просто оно жизненно необходимо уже окончательно зависимой Кормилице. Её начинает ломать без парной человечинки, и дозы всё увеличиваются.

Просто для того, чтобы жить в нарисованных человечеством шилом на своей же нежной шее условиях. Когда-то это было всё не о том, но сегодня уже нельзя по-другому.

Кормилице нужны человеческие туши. И точка!

долго ли, коротко ли, но отошло и время.
отходняки мучительны и болезненны даже для стрелок.
моё времечко перемалывает и скрупулёзно высчитывает.
барышей не предвещается, поэтому высчитывает количество ломок на отсек.
судороги в секунду, конвульсии в минуту. жизни в часах.
сколько раз сегодня пена изо рта.
сколько хуёв сегодня за щеку, и сколько из них осталось без золупы.
а ещё, иногда, когда кусаешь, иногда ломаешь зубы.
это тоже надо учитывать и засчитывать.
все ходы должны быть записаны без помарок на белой бумаге.

когда отходит время, кажется, что твоё тело пронзает электрический заряд огромной мощи.
кажется, будто на голову давит медвежья лапа в несколько атмосфер с когтями, нанизывающими дома.
волосы сгорают на голове, но тут же отрастают заново.
как всегда,- затем, чтобы сгореть и снова отрасти.

моя вина лишь в том, что я беру слишком мало от своих отходняков - от них можно брать больше.
от них нужно брать значительно больше!
но все мои отходняки - ничто по сравнению с тем, как отходит время.
когда отходит время, впору брать ручку и записывать правой.
и всеми остальными руками в это время лепить замок из песка, рисовать уютную вечность и запускать сугубо своего воздушного змея.

но я, вместо того, чтобы занять хотя бы одну руку, застываю, не в силах пошевелиться и хотя бы частичкой своего вылепляемого по ходу сознания поучаствовать в процессе.

я лишь послушно и смиренно наблюдаю, и веду свой личный счёт на отходняки.

всё может быть,
всё может статься,
и каждый может
обосраться.

К ебеням попов! Прочь. С глаз долой.
Вырезать атеистов!
Любой, кто утверждает, что он верующий, либо наоборот, исключительно неверующий, уже поэтому подлежит уничтожению. Потому что баранов надо забивать, ну, на крайний случай, остреливать. Но никак не терпеть пустой трёп по поводу своего определённого места под этим солнцем, которое они якобы нашли.

Язык живёт самостоятельной жизнью. И это лишь дело случая, куда заведёт пиздёж раскудахтавшегося человечка (религия с богом, религия без бога - лишь дело случая, что будет говорить твой язык; позыв лишь один - рождение уверенности в том, что ты знаешь, как дышать и зачем), решившего убедить себя и окружающих в своей определённости и, как следствие, значимости.
Почему-то это идёт одним комплектом: своя определённость и следствием - значимость. Откуда взялась эта баранья логика - не понятно. Смею предположить, что от изначальных баранов. Тех, которые придумывали разных богов, в том числе, бога разума, бога плоти, бога с человеческим лицом, бога-проститутку и бога атеизма.
Эти-то изначальные бараны сами избежали заклания, потому что вместо них на алтарь ложатся толпы верующих и атеистов, которые проявляют свою полную беспомощность и готовность быть принесёнными в жертву уже тем, что "определились".

К ебеням попов!
Вскрывать фанатичных православных, совершая напоследок обязательный акт насилия, открывая новые чакры путём высверливания новых дырок в костях и мышечных тканях - в старые иметь уже не интересно, там мешает определённость.

Вырезать атеистов!
Безусловно, бог атеизма могуч и беспощаден, но не может же старый бухой сапожник столько времени морочить головы более-менее здравомыслящим останкам идеей логичности человеческого существования и кормить их уверенностью в силе человеческого мозга.

когда ненависть жжёт тебя так, что уже не в силах терпеть: тело сводят судороги, ногти вылезают с обратной стороны кулаков, кулаки чешутся настолько, что зуд снимается только рассеканием их о камни так, чтобы суставы разлетались... но не по сторонам, а внутрь... а потом с кровью выводились наружу, но кусочки суставов большие и выходят очень больно. и кровь застывает. движение прекращается. блюёшь кровью - только через эту дырку может выйти кровь с остатками суставов, искалеченных о грубые каменные глыбы и железные подбородки. и чем грубее поверхности, тем легче. чем глубже разрез, тем на больший промежуток отпускает невыносимый зуд. чем сильнее увечие, тем спокойнее на душе. так вот, когда жжёт ненависть, что уже больше не в силах терпеть...

в такие моменты нужно, чтобы кроме души, ничего не осталось.
чтобы ты ничего не чувствовал, кроме своей души... той самой, маленькой, серой, глубоко зарытой, чтобы враги не откопали...
но прятал сам и давно, а куда - забыл.
сейчас очень нужно вспомнить.
и чтобы вспомнить, нужно выблёвывать раскрошенные суставы и истечь кровью за себя и за того парня...
только тогда, вместе с кусочками суставов, остатками сознания и ошмётками потрохов, может выйти золотой ключик, который был проглочен много лет назад, чтобы никого не пускать (даже себя, потому что под шумок может ещё кто-нибудь проскочить) и не позволять...

но чтобы вышел ключик, нужно
изойти,
вычеркнуть,
высверлить,
выжать,
вымести,
выскрести,
вырвать...

когда жжёт ненависть, когда не можешь терпеть.

Выпало солнце, исторгнутое, извергнутое из ночного домика Загулявшим Сторожем.
Загулявший Сторож созывал на Шабаш всех местных блядей благородных кровей и нравов.
Солнце ему было в это время совершенно некстати.
По раскалённой выдоенной выжатой до последней капли влаги пустыне плёлся-полз Хадир Грюн. Третье тысячелетие унижений и позора, холода и пепла, голода и непроходящей малярии. Третье тысячелетие скитаний без права на дом и сон. Третье Тысячелетие Хадира Грюна.

Серое дыхание. Пыль в лёгких. Та пыль, что значительно осложняет движение, но ни в коем случае не может послужить поводом для окончательной асфиксии. Просто надо упасть (по возможности, наименее картинно), долго смачно кашлять-выть-хрипеть, отплёвываясь кровавыми сгустками и животными всех родов и мастей, а потом встать, потому что надо плестись дальше. Здесь нельзя находиться дольше мгновения, отведённого на откашливание и отхаркивание. Чуть задержишься и станет совсем невыносимо: тиски сожмут виски, из ушей хлынет серая правда, из носа будет пытаться вылезти мокрица, которую Хадир Грюн хотел запустить распятому мальчику-давалке в его изящный скорбящий с укором носик.

Надо идти дальше. К следующему оазису. К следующей капли влаги, которая лишь обжигает вместо долгожданного облегчения. Она прожигает насквозь дырку - это очень больно - но лишь мгновение - и дырка исчезает. И нужна новая капля влаги, которая прожжёт насквозь, чтобы регенерация тканей имела смысл. А она должна иметь смысл для живого человека. А Хадир Грюн - живой человек. Пусть старый (очень-очень), больной (сильно-сильно) и уставший (страшно-страшно), но всё же живой. И регенерация тканей имеет для него смысл по определению, как это ни прискорбно звучит.

Вырвать болящий зуб с корнем и ошмётками десны, почти умереть от боли, чтобы испытать мгновение облегчения, чтобы на его месте немедленно вырос новый. Потому что так должно быть. Так пишется в анналах. Так значится в скрижалях. Так звучит в музыке сфер.
Так живёт, неистовствуя, несомненно живой человек.

...лишь миг непрерывного бодрствования Хадира Грюна.

водка пить -
земля валяться.
убивать людей.
ширяться.

Головы надо сносить беспощадно одним отточенным выверенным движением, чтобы не было никакого сомнения в самом факте снесённой головы. Чтобы фонтанирующая жизнь, покидающая уже ненужное тело, уходила красиво и изящно. Ниагара, Виктория. Попытайся заткнуть ключ фонтанирующей напоследок жизни!

Тщетно!

Головы надо сносить на выдохе, пропуская через себя отравленный этой уже почти мёртвой головой воздух. Свист - и вот её уже нет. И как будто легчает. И дышится легче. Яд выходит из организма. Благовест на подходе. Благолепие разливается вокруг, плескаясь в быстро увеличивающихся в размерах лужицах крови на ярком тихом солнышке, которое, кажется, светит нежнее и умиротворённее с каждой снесённой головой.

Только для того, чтобы добиться максимальной торжественности и пользы момента всеобщего очищения через декапитацию, чтобы получить сполна от этого ни с чем не сравнимого мгновения счастья, снесение голов следует начать со своей собственной буйной главушки. Один ловкий взмах - свист - и вот ты стал чище, открыл источник, избавился от большой части скверны, которая скапливалась в тебе годами. Солнышко изменилось, ты изменился. И вот ты без головы.

Теперь можно продолжать жить.
И сносить другие головы.
Как можно больше голов.

утро не задаётся по определению. потому что для человечка утро как лакмусовая бумага.
и тест всегда показывает неудовлетворительные результаты. ты всегда в положении. причём, далеко не в самом лучшем.
со временем, помимо простого недовольства по поводу неизменного пробуждения, прибавляется ещё неотъемлемое восстановление памяти. не только: вспомнить, как-что-чего вчера и оглядеться по сторонам в поисках случайной тушки - а ещё и заново учиться ходить, думать, говорить.

но как только ты начинаешь ходить, приходишь ко мнению, что думать совершенно не обязательно, даже, наоборот, в чём-то и вредно и, по большому счёту, вообще без надобности. и забиваешь.
короче, думать, тем паче по утрам,- это из области фантастики.

даже если и не было разнузданного пира ума и тела накануне (проще говоря, дикого бухача), ты по инерции просыпаешься адски обкоматоженным, трясущимся и не уверенным ни в чём - даже в самом факте своего существования.

и неустанно я говорю себе:
Доброе Утро, дорогой!
Да пребудет с нами сила етитская!
Добро пожаловать в Эон Козла!

Для создания человеческого гнилого племени нужно совсем немного. Самую малость.
Кровь Кингу и влага Тиамат.
Для того, чтобы добыть кровь Кингу, нужен верный острый меч, размером и мощью превосходящий всё созданное для страданий и умерщвления плоти с момента зачатия этой планеты.

За кровью Кингу я хожу к протоиерею Димитрию. Он очень набожный, оттого большой богохульник. Когда он не служит, не крестит и не отпевает, он развлекается созданием маленьких человечков... У него на кухне - да что там, на кухне,- в библиотеке! - по полочкам расставлены тысячи, десятки тысяч скляночек с кровью Кингу.

Мы садимся, обычно за полночь, когда город утихает, звонки прекращаются, отключаем всяческие источники ненужных знаний, в том числе, и часы, и для затравочки подгатавливаем стол на кухоньке.

Картошечка варёная, с пылу-с жару, укропчиком присыпанная, капустка квашеная, только из баночки батюшкиного засола, огурчики солёные, немножко остренькие и хрустящие, тоже батюшка заготавливает, хлебушек чёрный свеженький, язычок отварной (жареного мы с батюшкой особо не едим), свеколка, с чесночком и орешками протёртая, салатик из свежих овощей (иногда, как вариант, половинки помидорок с брынзой-чесночком и огурчики, салатики, свежий лучок, прочая зелень), рыбка малосольная (сёмгушка обычно), ну, и, собственно, литрушечка запотевшей, дозревшей водочки.

После подобного лёгкого приведения себя в благодушное состояние и должный для создания человечков настрой, мы делаем небольшую паузу (эдак на полчасика) и производим на свет парочку Ивашек. Иногда можно Маньку.

После чего в холодильничке обязательно обнаруживается ещё небольшое запотевшее подспорье в нашем непростом деле, и мы, прикончив и её, расползаемся, каждый в свою норку. Напоследок я обычно выпрашиваю у него скляночку для домашних экспериментов в полном уединении... Отец Димитрий обычно посопротивляется, как того велит сан, мотивируя это тем, что негоже уподобляться Творцу нашему, но потом уступает и снабжает меня ценнейшим продуктом.

К чему бишь это я?..
Ах, да!.. вот в результате этих домашних экспериментов, этот мир и приобрёл кота-Ваську с тремя яйцами, которые беспрестанно зудят, Хушу Собчак, президента США с лицом олигофрена и Петросяна.

Начинаю сомневаться в своём даре создателя...
или же отец Димитрий чем-то разбавляет заветную кровь Кингу... у него-то - вон, всё сплошь Ивашки и Маньки получаются...

Великая Мать выплюнула нашу голубую круглую, когда в Её бесконечной утробе закончились место и живительная влага, чтобы плодить новых уродцев, когда семя Великого Отца полезло из ушей.
Великая Мать разверзла свою утробу, когда уже вся трещала по швам, когда выли ветры, несущие её золотую колесницу, когда легион ею же порождённых демонов уже не справлялся с остервенело атакующими звёздами Матерей-Соперниц... Нужно было облегчиться, а голубая круглая была особенно непослушная и неусидчивая - она прямо-таки разрывала поросшее мхом эпох Великое Чрево... Её выплюнули, изгнали, вырезали с корнем, и Великой Матери на мгновение полегчало...

Отошедшие воды породили Тиамат, вылившееся наружу семя породило Апсу.

Так зарождался наш маленький мирок: из шлаков и излишков, из отбросов Великих Родителей.

на грязной лестнице у меня в подъезде, в атмосфере затхлости и разложения, валялся христос. и люди ходили туда и обратно, топтали его лицо и перемалывали в труху и без того податливые, готовые разлететься от дуновения ветра, хрупкие косточки.

лицо христа превращалось в кровавое месиво. прожилки множились и лопались. фонтанчик за фонтанчиком включались долгожданные освящённые источники.

там, где ступала нога человека, надувался пузырь, огромный кровавый купол, который при следующем наступающем тихо лопался, разукрашивая грязные серые ступени.

громадные чёрные вороны важно расхаживали возле мусопровода и осторожно поклёвывали умирающего: то в ладошку, то в животик, то в глазик.

но вскоре, осмелев, накинулись и искромсали его. выжали тело, как мочалку.
и разодрав на тысячу маленьких христосиков, унесли его куда-то в другие края за ненужностью здесь.

попы облобызались.
померялись хуями.
разжиревших, неподъёмных от переполняющего их пафоса, сук, скрестили.

Праздник, однако!

заморская псина вылизала вечно зудящую промежность отечественной подзаборной Глафиры Иванны,
наша сучара потушила извечный голод заморской родственницы...

Аминь!

С воссоединением!