И пусть невыспавшиеся выспятся...
(инструкция: повторять, как мантру)

Слушать этот музыкальный файл

And the buffaloes used to say be proud of your name
The buffaloes used to say be what you are
The buffaloes used to say roam where you roam
The buffaloes used to say do what you do
(с) Moriarty. Jimmy

На самом деле, кислород внутри даже полезнее кислорода снаружи. Суть в том, что нужно следить, чтобы там была пригодная сбалансированная атмосфера. Там, ведь, внутри - люди.

Про почтифобии

Говорю:
"Здравствуй".
Вот смотришь куда-то в себя и смеешься.
Всегда ты лишь думал "а что подарю?".
А вот, раз, - ты вернешься,
Увидишь себя на краю,
Увидишь и тут же проснешься.
Когда буквы скользят по доске
И чертят одно лишь имя,
Оно же случайно в твоей голове,
Мой милый, сегодня вот здесь на реке
Мы проснемся и будем другими,
Как мосты на Неве,
Вот такими.
Не понял? Ну, ладно, сейчас расскажу,
Ты знаешь, их по ночам разводят,
Утром посмотришь, и вроде
Без изменений в породе
Камня. Но, благодаря какому-то странному монтажу,
Что-то внутри меняется - плюс на минус, минус на плюс,
И вопросы типа "а что подарю"
Становятся глупым "не узнаю
В тебе ничего из прошлого".
И, когда я думаю, что это возможно,
Становится тошно.
Так вот, вот такого "не узнаю"
(Плюсы на минус и минус на плюс)
И боюсь.
А, когда я куда-то за горизонт смотрю,
От ощущения пространственной глубины
Что-то внутри сжимает,
Сжимает, как с каждым приходом весны,
И где-то внутри тебя флейта играет.

Когда холод приятный ладонями кроется, -
Так сейчас горизонт линией бьет в глаза.
И тут ты думаешь, а что, если твой ящик Пандоры откроется,
И все, что внутри, волей-неволей придется теперь показать.
Это, ты знаешь ли, действительно страшно,
Когда думаешь, что искренностью сейчас весь наружу вытечешь,
Тогда вообще все абсолютно неважно
Становится, лишь бы скорее себя заткнуть, и не заткнешь - так вытопчешь,
Вытолчешь, выплюнешь все из себя,
Но лишь бы в сторону или обратно, а не в ждущую физиономию,
Еще не дай бог, если их много и все ждут тебя, -
Наблюдающая за поведением одной звезды
Вся астрономия.

Потом смотришь под ноги, осторожно так, думаешь - все хорошо,
Мир подо мной стоит, никто меня не убил, значит никто не нашел,
Ну или можно наоборот. Потом раздается крик из самой чертовой глубины
(с неясным местонахождением в теле):
Это тебе все были нужны,
Ты им не важен, а тебе все важны,
И, когда ты им тихо сказал "надоели",
Шепотом, закрывая дверь, пробираясь наощупь к своему отплывающему кораблю,
Руки твои охладели, волосы поседели
От прозрачности поглощающей пустоты (этакая воронка в телесно-левой части),
И лучше бы туда выпустили полною обойму, сказали резкое "застрелю",
Может с каждой пулей возвращается счастье?..

Но вообще-то это твое, независящее от посторонних лиц, бедствие,
И сейчас, опять же, неясно, что причина в тебе а что следствие?..
Вот и думай, а вечность течет,
Как усиленно ты б не пытался что-то в себе закрыть,
Ты сам себе астроном, сам себе звездочет,
Направленный в себя телескоп, от которого не заслонить.
Потом думаешь (уже спокойно) :
Что раньше спасало при гражданских войнах,
Которые происходят в тебе? Думаешь, быстро мысли в голове расшвыривая,
Ты помнишь себя выходящим на берег, но забыл как ты раньше выныривал.
Ну что же, ладно, может повиноваться, сколотить себе гроб
Удобный, будешь лежать, ни о чем не думать, никого не винить;
Потом ударяет, как молнией в голову. Вспышка, рука в телескоп, -
Отвернуть, повернуть обратно на мир,
И море внутри перестанет штормить.

Крутятся стрелки волчком циферблата настенных часов,
Амплитуда маятника бешеная,
Но ты думаешь - вот оно - как Вселенский бросок -
Где спасение было подвешено.

14.08.08

Я реже пишу. Реже пишу вообще и реже сюда. И от этого, когда я сюда захожу, вдруг создается ощущение чего-то важного. То есть раньше я писал сюда, чувствуя что-то не очень приятное, как будто себя в чем-то ограничиваю. Пишу что-то и сдерживаю поток букв, чтобы не вылиться чрезмерной искренностью. Это, на самом деле, страшно. А когда пишу редко и захожу сейчас, чтобы перечитать себя хотя бы несколько страниц раньше, то чувствую, что это на самом деле все очень важно. И тогда чувствую уют. Хотя, конечно, я мог бы вести свой личный дневник, завести блокнот и литься только туда, но раз уж так сложилось, адаптировалось во мне, то пусть уж как есть. Очень важно, что то, что я сейчас напишу про ощущение свободы будет прочтено мной через большое-небольшое время. Кстати, первое ощущение при прочтении себя месячной давности - удивление.

Кто-то сбежал из меня матерясь
И я Их увидел.
(Егор Летов)

Просто незачем было вчера так задумываться об этих вещах.
Так, как вчера вечером, уже не будет.
[пробел] Завтра будет. Лучше.
[пробелпробел] И даже сегодня.
[пробел] И сегодня.
[пробелпробел] молчать

Мы идем в тишине по убитой весне
По разбитым домам, по седым головам
По зеленой земле, почерневшей траве
По упавшим телам, по великим делам
Мы идем в тишине по убитой весне
(Г.О.)

Настроение сейчас - это сестры печали, живущие в ивах, - их глаза, словно свечи, а голос - туман...

Это записка с пометкой "ну кто-то прочтет",
поскольку "кто-то прочтет обязательно"
не сработала.
Ночь ласкает меня,
как пальцы скребут переплет,
мол, весьма увлекательно,
но сейчас не угодно ли,
пылью звеня,
отдыхать,
неугодная,
я просто, ты знаешь ли, сонная,
и сама для тебя негодная,
темнота обнимает меня
грузными звездными сонмами.
но, поверь, мы с тобой сплетены,
сплетены и корнями и кронами,
как да Винчи сплетен со своими Мадоннами,
мы приклеены прочно, и не по краям,
а по центру и окончательно.
книга моя,
ну послушай меня внимательно,
говорю тебе - перестать,
не листать
постранично себя так старательно.
мол, а завтра читатель
придет:
с первой страницы тебя перечтет,
на стосотую снова свой чай разольет,
а потом он, как все, убежит и уснет,
не прочтя тебя до семисотой,
да и есть ли в тебе семисотая?

если ты эту записку нашла,
то послушай, ты знаешь, такие дела,
ночь поставила книгу на угол стола,
захватила в дорогу еды, барахла,
мне оставив записку с пометкой "ушла.
а про то, что прочтут, извини, я врала,
чтобы то, что болит ты бы в горсть собрала,
и, когда ты уснула, я это взяла,
растопила камин и сожгла.
это я так, чтобы ты не ждала.
я вернусь на закате империи Ра,
но уйду в свой черед, как обычно с утра.
а все остальное, - то пепел, зола.
ты теперь поняла?"
поняла.

Настроение сейчас - но я верю, мы умрем, чтобы встретиться опять и по улице пройти и друг друга не узнать

вообще у меня кипит мозг. поэтому непонятно что там внизу написано. невнятные какие-то символы, но - правда, наверное

Есть люди. Есть мир. Люди, в принципе, - часть мира, но можно их разделять и от этого не хуже. Вот. Это я сказал про окружающих людей-мир. А внутри все наоборот. Твоя внутренность обустраивается и строится(не отстраивается, не формируется, а строится - на данных каких-то временных этапах, моментах) сходно - есть люди, есть твой мир. Но там есть такие люди, которые в тебя вплетены, а есть вплетенный мир - мир, который в тебе от этих людей, но на самом-то деле они изначально пересечены, вплетены друг в друга, мало того, - вложены. А ты, как дурак, что-то там разделяешь. С одной позиции эта внутренность вполне такая рационалистическая, ты ее ощупываешь, можно сказать. Типа, чего там вообще такого - это твоя анатомия, просто руками по кровеносной системе, ребра себе считать отправляешься. И там, какими бы не были разными твои системы, твои органы, они все равно создают единый организм, который сдохнет, если что-то отключится, ну или сложно ему будет с одной почкой, скажем... хотя, приспособится, если сильный. Но раз все же они создают единый организм, то и разделять что-то там можно только в целях классификации, но не в целях разделения систем, это глупо и неправильно с медицинской, например, точки зрения(лечить одну часть, не глядя на работу всего организма). С другой же позиции все эти люди и мир от них воспринимаются иначе. Как ощущения. И, если то тоже были ощущения, какое-то исследование внутри, ощупывание, осматривание, то эти ощущения какие-то другие. Такие, про которые ты не можешь сказать, с какого органа чувств пришла информация. То есть тебе просто внутри хорошо, внутри приятно, внутри греет или внутри холодно или внутри больно, тоже большой спектр ощущений. Но это не ощущения в одном органе, в одной системе, а целиком весь ты, только все это тепло или это тепло, оно в тебя вложено. Вот вывернули тебя наизнанку, намазали чем-то и вывернул обратно. И ходишь ты такой измазанный. Внутри. То есть, если еще раз над этим подумать, получается, что анатомическое восприятие - это анатомия того-человека-и-его-мира в тебе, а тебя в несколько иной степени, как проявление того-человека в тебе, что наполняет тебя, но не являет собой твою первоначальную анатомию, хотя что-то изменяет, естественно. И уже непонятно что там в тебе откуда изменено - это да, но все же. А ощущенческое восприятие - это твое как-то больше, так получается. Потому холодно внутри тебя, греет внутри тебя. С другой стороны, первое восприятие тоже в тебе, мало того, оно ведь еще глубже просто. То есть разная степень измазанности получается. Во втором случае ты измазанный подкожно, а в первом случае в тебя что-то влито, во внутреннюю среду организма. И, черт возьми, если ты цел и все в тебе правильно функционирует, то эти измазанности-то смешаются. По крови разнесутся и смешаются. Вот(это для большей значимости написанного, для значимости для меня, естественно).

словно странники в ночи
мы по улице прошли

Вот открыл свой интернет-магазинчик типа креативных, типа эксклюзивных вещей. Живет он по адресу: http://elpesimismo.printdirect.ru/ Можно купить футболки, кружки и тому подобное.
Обещаю коллекцию пополнять, делать много и разного, постараюсь, чтобы интересного.

Относительно цвета футболок, кружек и т.д.(который пока только белый) - вопросы не ко мне, зависит это полностью от фирмы, печатающей сие дело. Моя же забота - дизайн рисунка на вещах. По этому поводу все вопросы ко мне, место для задавания вопросов - мой e-mail(указан на сайте магазинчика).

Настроение сейчас - ...и можно просто холмы-холмы - в небо - и строго назад...

всегда-иногда хочется поставить точку за чем-то, за чем-нибудь. в целях общей внутренней понятности и устаканенности. и вот начинаешь ты ставить. ставишь ты первую точку, а после первой ни с того ни с сего кажется тебе, что и вторую поставить интересно, неплохо ее поставить-то. а потом и третью вполне себе логично, да. вот так:
.
..
...
и получается всегда многоточие. и многоточие это такое странное. оно ведь именно многоточие, а не последовательность, не множество из трех точек. нет, многоточие - суть, неопределенность в правильности поставленной точки. и именно для того, чтобы отвести взгляд, отвести мысли, как кто-то нежно отведет всю боль рукой, взять осторожно и отвести, мол, не нужно тебе сюда смотреть, зря ты все это, отвести от четкой, окончательной и бесповоротной, единственной точки, вот для этого ставится точка номер 2, а потом и номер 3. таким образом многоточие перечеркивает решение о поставлении точки, как единственно верного решения, чуть ли не в корне. а решение простое всегда - окончить мысль, как окончить главу, как отчеркнуть строчку, как перевернуть страницу, как осторожно закрыть книгу, бережно поставить ее на полку, нежно проведя пальцем по не очень-то гладкому переплету(в общем, все как мы любим). а потом улететь. куда-то туда, за горизонт. пожалуй, что будет ветрено, наверное, к дождю. я захвачу зонт, захвачу в ладонь, как захватывают горные земли, как захватывают зеленые равнины. без боя, без крови, вообще без войны. "можно я захвачу тебя, зонт?.." - вот так. а еще через минуту встану у окошка и буду ждать попутного ветра - ветра за горизонт.
и ждать мне его сто сотен столетий и столько же раз по столько же, ведь прошлый раз, когда тебя и на свете-то еще не было, и Земля была спокойней, была тише(я помню, она спала, положив голову на обратную сторону ладони и сопела в бесконечность), так вот тогда я, вестимо, и проспал свой ветер. а потом Земля, как часть всей спящей Вселенной, улыбнулась во сне. ну а дальше вспоминай, дальше ты. с тех пор я и не спал, все смотрел на тебя, нашептывал сказки Земле на ухо, и она рисовала тебя и тебе лучше и лучше, то четче, то прозрачней, гуашью, пастелью, акварелью, а нередко просто карандашом снов. потом я шептал ей, чтобы тебя берегли, чтобы тебя любили, много шептал на много-много лет вперед, на всю твою вечную жизнь. она улыбалась, и я думал, я знал. я думаю, я знаю, что все так и будет. а сны Земли сбываются. ведь сны Земли сбываются. (ну, подумай, ты ведь живешь. вот, а жизнь твоя все еще рисуется. я тогда сказал Земле, чтобы она рисовала твою жизнь, опираясь все-таки на твои желания, всегда на твои, иначе ведь по-дурацки как-то. на твои, но делала все еще сказочней. тогда она улыбнулась во сне еще нежнее, так спокойно и по-матерински, говоря, что так и сделает, что иначе и быть не может, что я даже зря волнуюсь).

а сейчас я стою у окна и жду ветра. я не вижу Землю, она не улыбается мне во сне. вообще мало понятного в том, что происходит. доподлинно известно только то, что было тогда, в начале мира, ведь все что было тогда, все что было сказано, все что приснилось - это как основа Вселенной, как мягкая звездная подушка. а куда же без подушки-то?.. никуда.

а суть-то в чем? а сути-то и нету.
и самое, пожалуй, страшное, что мой ветер, наверное, не придет, не придует. может его и не было тогда, в начале мира не проспал я его, может его и нет вовсе. я ведь никогда его не видел, не слышал в ушах, не чувствовал его прикосновения на ресницах, мне о нем даже никто не рассказывал. мне только иногда казалось, что он подует, подует на меня - я закрою глаза, чуть подниму голову, раскину руки, открыв зонт в правой, и сделаю шаг. если он подует ко мне на улице, то я проще простого полечу по дорожке ветра туда, туда - за горизонт. а там всё то, там-там, всё-всё, всё-всё-всё - там. а если он подует ко мне в окно, я поставлю ногу на ступеньку, потом на другую, взойду по ступеням ветра к подоконнику и вот она здесь - та же самая дорожка, туда, туда-туда, где всё, всё-всё-всё.

а сейчас тут вообще пластиковые окна. сейчас тут сетка на оконной раме. у подоконника никаких ступеней ветра не проявляется. а сейчас тут шум какой-то, крики 12 этажей вниз. а я сижу в двух-трех-четырех шагах и смотрю туда. туда, где верхушки лесных деревьев проводят мою неровную линию горизонта на том небе, которое ты любишь.

Не думать. Спать.
Спать. Не думать.
Надоело.
Не думать. Не думать.
Не думать. Не думать.

Всю ночь она читала книги,
скучные такие,
и вся она была
сонная,
а потом
ночь смялась бумажным листом
и отбросилась с криками
"Вон ее!".
Это форма болезни новая -
бросаться формами,
играться рифмами,
ставить nihil
моральными нормами,
изменять отношений
тарифы,
или просто в них ставить опять же
nihil.
А потом то ли вышла замуж,
то ли женилась,
хоть никогда этого не желала,
видно мало соображала,
а сейчас вот она
уезжала.
Раньше она говорила
"я-уж,
мой милый,
только себя обожаю",
а потом призналась
самой себе,
собрала книги,
пижаму,
умылась
и убежала.
Где-то в августе,
в Праге
в каком-то кафе
ела сладости,
разбирала кой-какие бумаги,
что-то там про испанское аутодафе,
черкая рисунок в блокнотной графе,
как чертят по воздуху шпаги.
Три штриха -
это то, что осталось,
всего-то -
монограмма кофейных зерен -
она вышла под дождь,
посмотрела на город,
как алхимик при мысли о новой теории.
Раскрывая зонт, она встала на цыпочки,
посмотрела на небо красивое летнее;
из соседнего дома запахи выпечки
тянулись по воздуху змейками.
Потом
где-то в Англии
в парке в 7 вечера
мелодии ветру свистела;
не знаю что было в тех книгах,
но знаю лишь,
поднявшись на дюйм от земли,
она,
наконец-то,
в какой-то неведомый миг,
стала ясна,
как луна,
отряхнула свой плащ от дорожной пыли,
и в детство
неслышно
взлетела.

Ошибка за ошибкой, день за днем... (c)

Про свою-войну

"Пожалуйста, мама, скажи, ведь не будет новой войны?..
Лишь тогда я смогу увидеть нежно-миндальные сны"
"Не будет" - сквозь слезы шепчет ответно мать
И думает про себя: "Кто научил мою дочь так хорошо понимать,
Точно осознавать,
Что нам в эту ночь не спать".

Кто-нибудь, если ты есть, посмотри, тут такая жуть,
Дождь колотит в окно, и мне кажется я простужусь.
Мама сказала, что ветер вообще не умеет не дуть,
А я ведь теперь, как он, - по окнам с рассветом стучусь,
Пытаясь согреться, сажусь,
Прижимая к коленям грудь,
И пытаюсь хоть как-то уснуть.

Если я разучилась писать стихи, значит я скоро умру.
Если волки поют с луной, то я кричу на луну.
Но мне, как волкам, недолго осталось выть на миру.
И те, кто приходят ко мне, мой мир по частичке берут,
Но не капли не отдают.
Сквозь меня утекает вечность,
Так, как будто насильно льют, -
И вот эти вещи -
Про насильное, мне расскажи, они-то бьют,
Хорошо возвращают обратно,
Хотя, слушай, ладно,
Вечерний лес, ты глухой, как черт,
Ты, как слева внутри, - то ли мертв,
То ли стерт.
По ладоням - вест,
По ресницам - норд,
И, если этой боли не надоест,
То во снах не приснится норвежский фьорд.

Мои братья ушли на войну, мои братья погибли там.
Расставаясь, я знала, прижимая к груди каждый грамм
Их тела, отражаясь, как призрак скользя по их детским глазам,
Никогда не видавших боевых панорам.
Их волосы пахли дождем и ветром,
Они выросли там - в самых-самых недрах
Моей детской и ласковой души.
Они говорили мне - не спеши,
Не плачь,
Мы вернемся, мол -
Но их сердце стучало: "при-дет па-лач".
И каждый из них, как австрийский скрипач
В старом драном пальто,
За гроши в шапито -
Держал на плече, успокаивал скрипку смычком,
Хотя знает, что думает та только-только о нем
И вообще ни о ком-
либо более,
и во снах - в моей тихой личной юдоли
мне приснились деревья цветущей магнолии.

Знаешь ли, этот мир не придуман, чтобы дышать.
Отдавая им все, до последнего фунта, гроша,
Я просила с закрытым ртом: "ну, пожалуйста, - не мешать".
Если даже и ты, луна, не сможешь вот также рядом лежать -
Занятость, кратеры на поверхности, и все делаешь неспеша.
Я не буду беситься, ты знаешь(разбежавшись и стены круша).
Я стою посреди этой площади жуткой,
Кто-то тихо смеется - веселая шутка,
Что стоит одинокая и босая,
Монологи в небо бросает,
Хотя знает, что не спасает.
Не влезай,
А то знаешь, так больно - убьет.
Тот смеется, знает,
Наступит восход,
И тогда эти игры иллюзий со звездными чудесами,
С распущенными по ветру волосами
Исчезнут, вот тогда ничего не спасет,
Вот тогда по-другому споет.
Только петь в этом случае - значит вперед,
Значит почти что незримый полет
Безграмотной птицы, не знающей нот.

Я читаю, мне небо прислало ответ.
Оно говорит, мол, - нет.
Оно говорит: молчи.
Говорит, что не кинет ключи,
Мол, не дам войти -
Извини, прости,
И, пожалуйста, в окна ко мне не стучи
(Я тебя отпускаю и ты отпусти).

Но я слышу, внезапно с кровати вскочив,
Как ожегшись горячим чаем:
В этой тихой безлунной ночи
Лишь сестра в колыбели кричит -
Я пойду ее укачаю.