Согласитесь, что дороги бывают всякие – радостные и грустные, желанные и противные, нужные и пустые. Но мне бы хотелось сегодня рассказать о простой проселочной дороге. Почему именно о ней? Да, так, вспомнилось.

Вообще-то, жизнь побаловала меня этими самыми дорогами. Люди в таких случаях говорят, что покидала их по свету судьба. Вот и меня она, не очень спрашивая, поводила-покатала по дорогам России и еще где-то вдали от Родины всласть.

В прошлом веке задолго до бурных девяностых я купил самый простой русский дом в малонаселенной деревеньке с оригинальным названием Парамоновка. Деревня располагалась несколько в стороне от шоссе на возвышенности и казалась тихим райским уголком. Мы все сразу влюбились в это красивое место. Недалеко протекала речка, где можно было не только искупаться, но и половить рыбу, а выше по течению вечные строители бобры, напилив своими мощными зубами деревьев, сделали запруды и построили себе хатки.

У подножия возвышенности били неукротимые ключи с чистейшей водой. Старожилы утверждали, что задолго до войны там стояли мельницы, куда народ со всей округи свозил на помол свой урожай. Здоровенные мельничные круги и вправду валялись возле этих источников, напоминая о днях минувших. Именно туда мы и ходили за водой, возвращаясь с полными ведрами отменно чистой и вкусной холодной воды по тропинке, пересекающей большой луг. Был сенокос и хозяева с раннего утра выходили на покос, разбрасывая и вороша сено уже днём. Запахи скошенного сена дурманили голову, манили к себе, завораживая человека своим неповторимым ароматом. И только неуёмные кузнечики трескучей песней нарушали первозданную деревенскую тишину, дополняя сельскую идиллию своим шумливым стрекотанием.
Июль парил небывалой жарой и большинство приезжих избалованных цивилизацией предпочитали сидеть в речке, где ключи делали воду почти не приспособленной для такого времяпрепровождения. А в воздухе царили оводы и слепни. В этих непростых условиях все выбирали воду, сидя в ней не просто до посинения, а почти до замораживания. Аппетит у таких замороженных был просто отменным. Молоко и творог, конечно, брали у местных, которые, смикитив, быстренько подняли цены на свою питательную молочную продукцию. А вот за хлебом приходилось ходить на центральную усадьбу в соседнее село.

Дорога, или как её называют в России большак, была в то время не асфальтирована и порой представляла собой жуткую картину. И назвать-то её дорогой можно было весьма условно. Грузовые проходили, остальные машинки могли проехать только в период отсутствия дождя. Ходить по такой дороге не было желания и наше немногочисленное население, сокращая путь на добрый километр, предпочитало использовать старую проселочную дорогу, которая, петляя между деревьями, нависающими зеленым сводом над головой выводила путников в большое поле, засеянное овсом. По сторонам можно было полакомиться малиной, да и идти в тени деревьев, а не по солнцепёку было приятнее. Такие походы мы осуществляли со здоровенной овчаркой Дэей, которая считала, что её боевое сопровождение исключает всякие неожиданности на пути в чужое расположение. А может, ей просто нравилось доминировать над обитающими там шавками, кто знает.

Пересекая слегка заболоченную низинку, иногда приходилось разуваться, а ходить в резиновых сапогах как это делали местные не очень хотелось. Поэтому после перехода по жердям мокрени шел босиком. Пыль мягкая и нежная обволакивала мои ноги, создавая иллюзию движения по ковру. Запахи леса окружали и возбуждали нас. Мы почти вышли из леса к полю, когда метнувшаяся под ноги собака чуть не сбила меня с ног. На дорогу вывалился здоровенный медведь, который тоже, оторопев, с удивлением и неодобрением смотрел на нас. Это был великолепный образец среднерусского бурого мишки. Шерсть на нем была не рыжая, а почти черная с небольшими бурыми подпалинами. Ситуация была патовая. Видимо, потешившись на овсах, он собирался чисто по человечески воспользоваться дорогой, чтобы спуститься в лощину. Смекнув, я подался влево. Собака, жалобно поскуливая, ни на сантиметр не отходила от меня. Мише тоже конфликты были ни к чему и он ломанулся на другую сторону дороги. Я присел и погладил собаку, которую била сильная дрожь, шерсть её была взъерошена от близкого ощущения реальной опасности. Через минуту мы двинулись к своей цели, верный защитник уже не забегал вперед, а смирненько двигался поодаль, порой наступая мне на босые ноги. Я сам испугался не меньше своей надежной охранницы. Малинники и овсы – излюбленное лакомство медведя, это нужно учитывать, когда ходишь по таким дорогам.

Возвращаясь, я с сомнением посмотрел на собаку, свернувшую на опасный путь, но перечить ей не стал и мы вновь пошли по лесной тропе. Смелая псина с удовольствием вела по нашему старому следу. Вот и лес, зеленый тоннель втянул нас в свою глотку, чтобы через четверть часа выплюнуть в лощину. Слух и зрение обострились, сознание анализировало все шорохи и пение пташек. Было страшно, но этот страх Читать далее...

Это было в далекое и благословенное время, когда все взрослые совсем не понимали нас десятилетних пацанов, приехавших в деревню из далекого далека, аж из самого Питера.

Деревенька, а точнее хутор Булатово располагался на берегу ручья Гремячий, прозванный так исключительно из-за своего звонкого голосочка, порой переходящего в слегка приглушенный шелест холоднющих струй воды, растекавшихся по небольшой и ровной поверхности и вдруг вновь собираясь в узкий, весело с переливами звучащий быстрый поток. За мостом, который был сделан безо всяких свай на голых и здоровенных камнях, казалось наваленных как попало, был прудок метров в тридцать прозванный очень метко и по-русски – Бух. Уже будучи взрослым я понял, что эти камни когда-то в стародавние времена использовались как основание для плотины, на которой располагалась мельница. Перепад воды был и в наше мальчишеское время вполне достаточным для устройства подобного сооружения.

Мама для укрепления моего здоровья и всемерного стремления воспитывать трудом отправила меня к своему дядьке, ветерану финской и Отечественной, сильно раненому, но чудом выжившему Ивану Парменовичу и тете Нюре. Дел по хозяйству было немного, но и они тяготили непоседливого и увлекающегося пацана.

А увлечься было чем. После весенних дождей прилегающие к ручью отмели начинали пересыхать, образуя лужи прозрачной воды, а в них, именно в них и было то, что сначала поразило воображение, а затем проснувшийся азарт древних не давал покоя ни голове, ни ногам, ни рукам. Выпросив у тети Нюры здоровенную дореволюционную вилку, в первый же день принес заколотых щурят, которые с большим воодушевлением дядя Ваня уплетал вечером.

На второй день история повторилась. И глава дома решил пособить мне в техническом оснащении. Сделал острогу и достал свой старый сачок, сделанный в форме треугольника с большой деревянной ручкой. Все, судьба лета была решена, я становился рыбаком-профессионалом, изредка привлекаемого на уборку сена и пастьбу немногочисленных сельских буренок. Жизнь покатилась интересная и насыщенная. Лужи были очищены от врагов пескарей за несколько дней. Гремячий уже представлялся пройденным этапом, нужно было завоевывать новые территории. Осторожненько выспросив у тетки Нюры дорогу к речке, в которую впадает ручей и, прихватив оснащение, отправился на рыбалку, на серьезную рыбалку.

Песочня - один из притоков верхней Волги полностью оправдывала свое ласковое название. Дно было усеяно камнями и песком с небольшими наносами ила на островки, где иногда росла ива-бредина или красноватый тальник. В теплых, после холодной речки лужах можно было даже погреться лежа на спине и оглядывая синее небо с редкими облачками, бегущими в неизведанные дали.

В первый же день заколол здоровенную щуку и небольшого налима. Вечером получил от дядьки нагоняй за самовольное посещение речки. А выяснилось все достаточно просто – в ручье налимов не водилось. Но сквозь его ворчание я уловил и нотки одобрения, рыбу в доме любили. После взбучки он поманил меня пальцем и вынес из сарая ключ на толстой веревке. Объяснил, что у него на Песочне есть плоскодонка, лодка не новая, но для такой реки самая ходкая.

Назавтра я осваивался в новой роли капитана судна. Это было нечто захватывающее и всецело поглащающее моё сознание чувство. Эх, жаль нет рядом моих питерских друзей! Гордость и восторг распирали меня, наполняя мысли мечтами о дальнем путешествии, о диких берегах реки с бродящими по ним страшными и неизвестными людям животными. Но я же был вооружен острогой, я был героем!

Рыбалка, как ни странно, тоже удалась. Я впервые познакомился с раками, но как применить свои новые знания еще не знал. Самое неприятное, что цапались они пребольно. На речке я проводил целый день, заправляясь прихваченным из дому куском черного хлеба, который мастерски пекла в русской печи тетя Нюра. Это была молчаливая, очень добрая и умная женщина из которой слово клещами не вытянешь. Она вырастила двоих сыновей, которые разъехались по стране со своими семьями. Впрочем, изредка они приезжали к родителям и, сидя в красном углу, рассказывали им о прелестях городской жизни. Один из них – Евгений Иванович стал гендиректором китобойной флотилии, в совершенстве владел английским и казался мне величиной почти сказочной и недостижимой.

Река меня захватила, вошла в мою душу, без неё я уже не мог существовать. Я исследовал все выше по течению на несколько километров, добравшись до слияния Песочни с другой рекой - Пырошней. Далеко вниз плавать боялся, возвращаясь, могло статься, по глубокой воде с шестом не смог бы противостоять сильному течению. Обычные уловы дополнились голавлем и окунем, ершом, который хорошо шел для приготовления взвара на уху.

В один из вечеров к дяде Ване пришел гость и они пили городское пиво. Дядька воскликнул, что хорошо бы к пивку раков. Наловил я ему через день этих проклятых раков, правда, все пальцы мне пощипали, окаянные. Пива уже не было, но хорошо пошли и под Читать далее...

Ночь. В промерзшем насквозь пустом сенном сарае, прислонившись к стылой стене сидела на остатках трухи молодая женщина. В её голове тяжело, как мельничные жернова кружилась мысль.

- Как же она, как она моя маленькая годовалая доченька будет жить одна. Кончится ли этот кошмар для неё, выживет ли?

Мыслей о себе уже не было, уже не хотелось думать, чувствовать, надеяться. Еще живой человек прекратил себя воспринимать как личность, ушли все ощущения, даже изуродованное на допросах тело перестало напоминать о себе острыми болями.

Не было ни декабрьского лютого мороза, не было пронзительно ясного, покрытого мигающими звездами неба, осколок которого виднелся сквозь худую крышу сарая, не было ничего. Уже ничего этого не было. Всё осталось там, за её сознанием, всё казалось далеким и незначительным, этого как бы не существовало для неё. Даже самый родной и любимый человек на свете в этот момент не вспоминался. Он был, конечно, был, но не здесь в её тяжелых и монотонных мыслях о дочере, о её кровинушке, о её счастье, а там - в далеком неосязаемом и нереальном прошлом.

Её взяли, заподозрив в связях с партизанским подпольем, впрочем, тогда хватали всех без разбора, но для неё, русской женщины, жены советского летчика печальный конец был предопределен самой судьбой. Один из тех, кто считал, что немецкая оккупация это и есть начало другой жизни выдал её, выслуживаясь перед новыми хозяевами.

Немцы, осознав под Москвой свой провал блицкрига, сатанели и искали причины своей неудаче во всем и всех. Хватали и правых и виноватых. Рождественские морозы загнали их по русским избам, они уже боялись. Боялись мороза, боялись партизан, боялись неудач и своего фюрера. Страх вползал в их душу, замораживал сознание, вызывал необъяснимую жестокость в отношении местных жителей. Страх выплескивался в поистине зверские проявления садизма.

- Нам плохо, но пусть им будет еще хуже. Эта заразная формула приводила к изощрённым пыткам людей, по малейшему подозрению схваченных подручными оккупантов. Днём её, подвешенную на веревке к перекладине в этом же сарае, били. Сначала она вскрикивала от нестерпимой боли, а потом перестала эти удары ощущать. Её тело в каком-то дальнем уголке сознания еще воспринимало удары, но это уже была не боль, это было уже не её тело, оно, такое красивое и любимое её мужем, стало чужим и далёким.

- Интересно, - думала она, отдыхая впервые в жизни на море, - почему он меня называет Антоном, ведь я Тоня, Антонина Парменовна, смешной! И рассмеявшись своим мыслям, бежала по теплому песку в ласковое и нежное море. А он, большой и сильный мчался за ней, не желая ни на секунду расставаться с любимой, ревнуя к морю, песку на пляже, к солнцу, ко всем, ко всем. Это была его жена, его любимая, самая красивая и самая желанная на этом свете.

Позднее декабрьское утро подернуло дымкой небо, звезды ещё были видны, но с каждой минутой становились всё бледнее, грозя совсем растворится в синем морозном космосе. Женщина пошевелилась, боль, ушедшая было совсем, пронзила её тело, она тихо вскрикнула, не в состоянии пошевелить даже застывшими губами.

Недавняя тишина наполнялась новыми звуками. Где-то зазвучали удары, - колодец замерз, - догадалась она. Послышалась мужская речь, грубая и отрывистая, а потом виноватая, но уже русская, заискивающая. Звуки с каждой секундой усиливались и складывались в логическую цепочку, которую она понимала и воспринимала как реальную.

Солнце озарило замерзший русский мир, казалось Господь, недовольный поведением людей вознамерился наказать их холодным оцепенением, наказать по-божески, всех до одного, чтобы другим мирам было неповадно вести войны, грабить и убивать. Но даже Божий гнев не мог сдержать зла и жестокости нелюдей.

Крики и злой подлючий мат раздавался с улицы, хлопали двери в избах, плакали детишки, стоял недовольный гомон сгоняемого деревенского люда. Раздался скрежет замка и двери сарая с противным , бьющим по ушам скрипом распахнулись.

- Вставай, сука большевистская, - зло выкрикнул мужичонка с белой повязкой на рукаве. – Будешь ответ перед народом держать. Смачно выругался и, подскочив, схватил женщину за рукав старенького пальто. Подошёл второй, молча пнул ногой, и схватил за вторую руку. Вместе они поволокли бесчувственное тело на улицу.

Среди согнанного населения раздались редкие вскрики и оханье. Истерзанный вид молодой женщины вызвал всеобщее сочувствие и жалость. Конечно, её все хорошо знали, она выросла здесь, была заводилой всех школьных дел, отучилась и начала работать в своей же школе учителем начальных классов. Мальчишки и девчонки, которых мамки побоялись оставить дома одних, с удивлением смотрели на свою учительницу, вытаращив испуганные глазенки. Девочки стали тихонько по-щенячьи подскуливать, а пацаны, непонимающе оглядывая собравшихся немцев, своих полицаев и деревенских, как бы спрашивали, зачем всё это.

- Замерзла, счас согреем, - выкрикнул мелкий полицай. Они подтащили непослушное тело женщины к Читать далее...

Если я начну произносить перед почтенной публикой судебную клятву говорить правду и ничего кроме правды, боюсь, меня не совсем правильно поймут. Да и дело-то не во мне, а в моих слушателях. Не всякий хочет быть присяжным поверенным, или, не дай бог, самим судьёй. Был необычный весенний день, когда раскалённое солнце гнало всех в воду, либо в тень, а намёк на ветер казался просто непристойной шуткой. Такие деньки часто бывают, но дела мирские даже в это пекло прекращены подобно сиестам в Испании или в Латинской Америке не могут. Русский человек все вытерпит, вспотеет, но вытерпит. Необходимо сказать, что у меня на даче живет двоюродный брат, который после смерти тётушки и вследствие её просьбы переселился ко мне. Своеобразный человек, очень начитанный, с неплохой памятью, но абсолютно не справляющийся со своим, мягко говоря, экзальтированным характером. Верхоглядство и высочайшее, как Эверест, тщеславие и самомнение сочетались с собственной непогрешимостью и поклонением единственному богу – горилке в любом виде и количестве. Никто и никогда не понуждал его работать или выполнять какие-то обязанности по дому. Птица вольная что хотела, то и делала. И вот накануне проснувшийся в нём интерес к садоводству подвиг его на расспросы о крыжовнике и мучнистой росе, которая и впрямь надоела, отнимая часть урожая. Я сказал, что вырежу кусты. Сказал и забыл о разговоре. Но не такой Алексеич человек, чтобы интересное и новое дело бросить, не попробовав его на вкус. Я эпизодически делаю вино из местных дикорастущих и садовых ягод и плодов. Было у меня литров пятнадцать и вина из крыжовника. На Новый Год я уезжал в Питер домой, чтобы в кругу семьи отметить праздники, а он это вино выдул, и не только это. Так что интерес чисто практический зрел в его голове постоянно, подогреваемый приятными новогодними воспоминаниями. Вернулся я домой после полудня. Странная картина, творящаяся у меня перед глазами, отвлекла от деловых мыслей. Алексеич метался по двору как молекула в кипящем чайнике. Причем скорость движения явно превышала его физические возможности. Наконец он остановился у канистр с маслом, схватил одну, поднял над головой и стал себя поливать. Увиденное меня настолько изумило, что первая мысль, проскочившая в мозг, была связана с актом самосожжения. Но мой приживалец, отбросив опустошенную канистру с перекошенным гримасой лицом, рванул мимо с великолепной скоростью, которой позавидовал бы не один спортсмен. Я выскочил из машины и поспешил следом. Куда там, разве кто-нибудь угнался бы за ним в тот момент. Нашел я его метрах в двустах в пожарном водоёме. Кряхтя и постанывая, он выбирался на берег похожий на огромного рака облепленного тиной и илом. Сделав самое участливое лицо, очень ласково интересуюсь, что произошло. Злобно зыркнув глазами, ответил, что вырезАл крыжовник. Я поинтересовался целью производимых работ. Он напомнил о нашем разговоре. Из осторожных вопросов и скудных ответов выяснилось, что вырезать кусты ему представлялось делом весьма интересным и буквальным. Он взял бензопилу и под корешок сбрил первый кустик, со вторым дело обстояло не так просто. Пчелы, чей труд был прерван таким варварским методом, решили непонятливого садовода раз и навсегда отучить от интересного опыта. Надобно напомнить, что существующая у них привычка немедленно, уловив аромат яда, повторить агрессивное действие своих предшественниц создала весьма обострённую ситуацию во взаимоотношениях человека и природы. Мягкий, но запоздалый совет полить себя водой, а не маслом был отметён коротким словом «пробовал». А на предложение вернуться домой для оказания первой помощи получил интенсивное отрицательное движение уже заплывающей головой и странным звуком, скорее похожим на ворчание медведя на пасеке. При всём драматизме сложившейся ситуации вид у Алексеича был весьма и весьма печальный и веселенький. Голова становилась всё более похожей на тыкву с праздника хэллоуина. Единственным отличием можно считать всякое отсутствие намека на глаза. Это было нечто круглое с хорошо просматриваемыми мясистыми наростами призванными вспомнить об ушах и носе. К тому же это божье, а лучше сказать пчелиное создание, было пропитано маслом и по понятным причинам не вхоже ни в одно лечебное учреждение. Проблема возникла из ничего. В самом деле, не хватало его, вдобавок ко всему, помыть солярой. Чуть не силой за руку дотащил его до дома, заставил скинуть всю одежду дал простынь и сказал, чтобы вытирался как следует. В ответ на его жалобное «не могу» пообещал заменить простынь веревкой. Восклицание доктора « что вы с ним сделали?» до сих пор укором звучит в моём сознании. Однако, после слов врача, что нужно много пить, Алексеич оживился и попытался уточнить, чего пить-то, но лишь прошлепал непонятное расплывшимися губами. Пить ему пришлось совсем не то, на что он рассчитывал.

Утреннюю сонную идиллию рассеял громкий и наглый стук во входную дверь. Янычар по своей вестовой привычке поёживаясь и подпрыгивая побрел, мыча что-то себе под нос, на звуки усиливающегося грохота. Широко распахнувшаяся дверь явила собой какую-то разъяренную фурию со следами бараньей крови на подбородке. Изумленный янычар, забыв об этикете, нашептывал про какие-то испражнения. А дама, атакуя остолбеневшего от натиска Энибоди, вдруг заговорила на довольно странном языке. В словах просматривалась какая-то неполноценность, они явно выглядели инвалидами с детства. Смутно улавливая лишь отдаленный смысл, янычар, наконец, осознал, что им инкриминируется самозахват помещения, доведение дамы до падения и ушиб седалищного нерва и далее неразборчиво, но очень по жестикуляции похожее на отборный русский мат. Услышав знакомые слова, с кряхтеньем и стонами со своего лежбища поднялся Омар. - Э, заходи. Ты чего жрала-то? Харю помой, - добавил он, оглядев раннюю гостью. - Ничуг кром плов, - ответила кровопийца. - Плов, знаешь ли варить иногда надо, - с сомнением покачал головой хозяин. – А то скрутить может, по углам гадить начнешь. Видела Буша в Германии? То-то. Наверное, немцы сырым фаршиком угостили, они это дело любят. А пиво с фаршиком прям, как ядерная бомба никого не пощадит, всех в твой какашечный клуб запишет. Он похлопал себя по отвисшему животу, ощущая жажду. Янычар метнулся к остаткам деревенского пивка, предугадав желание своего хозяина. - Ну, чего приперлась-то? Людей переполошила, - он обтёр рот рукавом рубахи. - Тык дом там, - зашифровано ответила дама. - Где это там, - строго спросил Омар. - Тут там, - ответила присмиревшая любительница плова.Он оглядел даму повнимательней. - А ягодицы твои тебе к лицу! - От Ваши пошлисть со мну оргазм случится, - кокетливо ответила пришелица. - А, ну-ка, - повел бровью в сторону вестового его хозяин.Янычар опять метнулся, подставляя руководителю стул, на который тот с наслаждением опустился. - С кем плов-то лопала? С кавалерами небось, - он плотоядно ухмыльнулся. - Я честь девичью всё-таки блюла, - неожиданно по-русски заговорила визитерша, - но не со всеми, - тихонько добавила она. – Плов готовили по рецепту какой-то поварихи из цеха холодных закусок, внучки генерала. Толстые губы Омара издали странный звук означавший, по-видимому, смех, похожий на хрюканье проголодавшегося кабанчика. - А сюда-то ты зачем? - Спать хоцица, дя-а-анька, - захныкала она, предвосхищая отказ в ночлеге от захватчиков. Но Омар, проявив человеколюбие, показал на свободное кресло. - Давай, располагайся. Через несколько минут ночные звуки возобновились, а обретенный постояльца флигилек погрузился в предрассветную истому.

Как-то летом, когда жара и духота достигли своего питерского апогея мы с двоюродным братом решили, не искушая судьбу, слегка освежиться пивом во время эпизодической встречи и замечательной душевной беседы.


Нужно сказать, мы достаточно регулярно встречаемся для проведения подобных мероприятий, не докучая себе частотой их проведения. Антураж, естественно, меняется в зависимости от времени года и климата царящего на улицах нашего благословенного града.


По дороге я прикупил ящичек пива, на рынке взял хороших и ещё живых раков, кое-какой рыбки, зелени, цветочков для дражайшей половины моего брата, дабы некоторым образом сбить её воинственность и без особых осложнений провести этот отрезок нашей жизни в философских рассуждениях и зкономических беседах.


Была суббота. У народа был выходной. В субботу половина города торчит на своих сотках, ходит в зоопарк с детьми, на пленэр, дабы вкусить шашлычков, отправляется купаться и загорать к различного рода акваториям. День как день, ничего особенного, но нам он запомнился надолго.


Только мы присели за стол, где в центре расположилось большое блюдо полное красных раков аппетитно благоухающих и манящих своими ароматами к стакану с холодным пивом, раздался звонок в дверь. Мы переглянулись, развели руками, произнося почти в унисон, - "Вовремя!" К нам в столовую вошла вместе с его супругой невысокая женщина лет сорока. Поздоровалась, иронично взглянув на наш мужской стол, к сервировке которого мы не допускали никого и этим гордились не меньше, чем первоклассный кулинар своими изысками.


- Вот, соседка просит вкрутить лампочку в люстру, у неё не получается, - сказала жена моего компаньона.
- Лампочку, это можно, - почему-то засмущался мой застольный товарищ.
- Это мы запросто, но через полчасика, - добавил он, окинув вожделённым взглядом приготовленный к расправе стол.
Женщина кивнула, соглашаясь с нашими безмолвными доводами.
Наш пивной раут продолжался, но подсознательно застрявшее в голове обещание не давало пищи той свободе мысли и полёту фантазии, которое присуще исключительно мужскому коллективу, не обременённому никакими обязательствами перед обществом.


Мы решили освободить свой разум от этой занозы и спустились к соседке. Дело было секундное и мы уже собрались уходить, когда она с исконно русским радушием предложила пройти в столовую, чтобы откушать рюмочку коньяка. Мелькнувшее на моём лице сомнение в правильности такого шага развеял брат, сказав, что ничего-де нам не грозит от какой-то рюмки какого-то коньяка.
Рюмку мы быстро выкушали, опустошив при этом бутылку далеко не самого плохого по качеству коньяка, после чего соседка попросила закрыть в ванной воду, объяснив, что с минуты на минуту должен прийти сантехник для замены смесителя.
- Запросто, - откликнулся мой коллега по ремонту.
Я кивнул головой, уточнив наличие инструмента.
- Всё есть, - радостно проворковала соседка.


Брат сам не мог закрыть эти чёртовы краны по причине серьёзной операции по замене коленного сустава и ещё ощущаемой боли в период реабилитации.
Пришлось мне присесть на корточки, и напрягая всю силу пальцев, провернуть кран.


И тут произошло нечто! Это был взрыв, что-то ослепляющее и оглушающее вырвалось из-под моих пальцев с миллиардом брызг и искрящихся струй рвануло к потолку, растекаясь и рикошетя в разные стороны!
Вам приходилось видеть Петергофские фонтаны? Так это ничто по сравнению с нашей аквофеерией!


В какие-то мгновения мои белые брюки и рубашка превратились в мокрые грязно-серые тряпки. Где-то позади меня верещала то ли от восторга то ли от жути происходящего гостеприимная соседка.
Через секунду я рявкнул, перекрывая шум мощной струи:- Таз, тряпку, техпомощь, перекрыть стояк!
Все куда-то смылись, а вода быстро прибывала перекатываясь через порожек ванной на ламинированные полы прихожей и далее в столовую и комнаты.


Скинув ненужную одежду, я замотал тряпкой пробоину в водопроводе, открыл кран смесителя и как автомат выплескивал воду из быстро наполняемого тазика.
Прихрамывая вернулся брат и предложил свою помощь, на что я заметил, что его железной коленкой удобно только тараканов давить, а не спасать погибающие корабли.


Соседка, смущенно поглядывая на меня, сообщила, что техничка сейчас прибудет. В открытую дверь позвонили.
- Быстро это они, - подумал я. Но это была девушка, проживающая тремя этажами ниже, которая ласково осведомилась о времени завершения душа в её квартире.
- Вот это да! А что же скажут соседи снизу?- подумал я.
Брат, умудрёный опытом, взял все переговоры в свои руки. Да и то правда, не мог же я в одних, пусть назовём их морскими, полосатеньких мокрых трусиках одновременно вести борьбу за спасение погибающего дома и успокаивать его пассажиров.


- Хорошо, что начал с холодной воды, - размышлял я, отчаянно махая тазиком в онемевшей руке.
- А была бы горячая, наши раки позавидовали бы здоровому цвету моего нехитинового покроя.


Неспешные ребята техпомощи появились и нежно Читать далее...

Летняя ночь коротка и светла, она не может дать измученной душе того покоя, который ожидаем осенью, или весной. Сон как забытье, сон как короткое погружение в небытие сознания, как прыжок на батуте. Кажется всё, ушла душа в дебри Морфея, ан, нет, не получается. Снова и снова память подсовывает вместо сладкой подушки сновидений воспоминания искаженные нереальностью происходящего.

Именно такой сон и настиг знаменитого литератора и путешественника. А невдалеке в кресле постанывал от удовольствия отдыха его верный янычар.

Что же снилось уставшему? Это был апофеоз, это был праздник души, это было… Впрочем, всё по порядку.

Замечательнейшим событием, которое просто не могло остаться незамеченным, было и в этот раз организовано для посвященных в высокое звание блоггер.
Не то чтобы вся 40-тысячная масса зарегистрированных жителей постоянно ощущала заботу власти о своем благополучии, но, как водится, сотня-другая неутомимых и любознательных, с упорством и удовольствием гоняющих комменты от поста к посту, была не прочь хоть одним глазком посмотреть на это действо.

Партийный комитет регулярно рассматривал предложения от населения и, делая вид, что объективность для него превыше всего, выдвигал на соискание премий по своему разумению заслуженных перед ним людей. Попадались, конечно, приятные работы, но это было скорее по разнарядке. Никуда не денешься. Не дай Бог, появился бы откуда-то Дюма-отец, или на худой конец его же сын, предложенный каким-то недосыпой-блоггером. Риторический вопрос, а за какие такие заслуги мгновенно будил бедолагу и с позором вместе с его предложением отправлял с Олимпа, вниз на пятой точке. Пусть подумает, недотёпа, куда лезет.

А здесь настоящий сон разума, превратившийся в непрекращающийся кошмар. Награждали совсем не тех и не за то. Ну, понятно, будь это телефонный снимок обнаженной молодой натуры на пленэре, или душещипательный рассказик свистнутый из недр сети, это все нормально, все так и должно быть. Можно рассмотреть, поощрить мораль но. Но не так же. Почти реально зырился, ощущался, осязался и обонянился непреодолимый страх и непонимание происходящего.

-Началось с какого-то редактора. Наградили за создание и руководство изданием «Бужские тРиста». И чем наградили-то? Шалашом и зеленым кабинетом Ленина. Нам бы самим кабинет с зеленой отделкой не помешал, да и шалаш бы пригодился, в коммуналку-то все одно не пустят, злющие там все.

-Янычара пропустили в списки номинантов за творческий подход и большой вклад в практику блога темы разведения сусликов. Это уж слишком. Лучше бы кроликов научился разводить, что ль, а то своих же блоггеров по уму не могёт развести. Одним галоперидолом кормит, понимаешь ли.

-Какую-то питерскую барышню за мужественную защиту ихних двориков. И ведь не пожалели, раскошелились на собрание Достоевского. Мужественная, а где же она была, когда нас в коммуналке охаживали? Защитница нашлась.

Сон накатывался волной, оставляя на прибрежной полосе памяти пену неудовольствия, шипящую как гигантская змея в душе турецкого посланника.

-Даже этого в чепчике за разработку и внедрение более 20-ти раз в обиход новизмов, или новизнов, тьфу ты, не расслышал, премией какой-то Академии. Подумаешь делов всего ничего. Ругнулся на всех неправильно и уже премию. Я вот ничего не получил, а ругаюсь как брянский звонарь на колокольне.

-Эту сладкую премией неправительственной организации доктора Геббельса за литературный вклад в журнал, смех, вклад, за выклад! Жадная - когда лопала в китайской кафешке копейки не заплатила и с премии фиг что с неё поимеешь. Скажет, музыка громкая, не слышу.

-Ну, эта меня вообще убила. В каждом слове буквы не те, или не так напечатаны, а подишь ты, ГРУ в отдел криптографии пригласил на работу и диплом какой-то степени выписал. Дела. Нашифрует она вам, лет сто вместе с американцами будете расшифровывать. А может и больше. Её шумеры к нам заслали. Наверное, там тоже трудилась в поте лица своего.

Омар во сне злорадно улыбнулся и вновь погрузился в забытье.

-Во - так и знал! За миротворческую деятельность в зонах конфликтов орденом Дружбы блоггеров. Мать Тереза понимаете ли. Без неё и здесь не обошлось.

А этого американского убийцу за что? За выдающиеся результаты в свекловодстве? Медалью с выставки? Кто это там придумал? Хоть бы меня спросили, она своей свеклой всех достала. А Дедалов родственник сверху пикировал и мне по башке свеклой-то. Крупная. А где брал, кто ему эту свеклу поставлял? Это, уж ни в какие ворота. Террористка с медалью.

От возмущения толстяка чуть не затрясло во сне, но цепкие руки кошмара опять намертво вцепились в его душу. Он натужно и громко захрапел, янычар вздрогнул и испуганно вжался в кресло.

- Кого? С ума сошли все там, или этот галоперидолом всех перекормил? Врача за разработку и внедрение в практику отношений приёмов русского кулачного боя? Медалью «За отвагу»? Уроет ведь когда-нибудь меня этот домашний доктор. Воспитатель нашелся, справедливец. От Чкалова нахватался, все они Читать далее...

Давайте договоримся, что обобщить всё многообразие этого замечательного, я бы сказал, ритуального действа, просто не представляется возможным!
Начну издалека. Баня это неотъемлемая часть быта славян. Не хочу цитировать древних, чтобы доказать это. Поверим на слово. Русская баня бывает самых разных проектов.

Есть баня по-черному. Это очень небольшое строение с очагом каменной кладки, в центре которого вмурован котел от 40 до 80 литров. Если семья большая, то в топке нагревали камни и опускали их в большие деревянные ёмкости - шайки, заготавливая, таким образом дополнительные объёмы воды. Топили такую баню с открытой дверью, через которую выходил под крышу дым. Нет худа без добра. Такая баня долго не гнила, пропитываясь дымом, но сажи кругом было много. Баня по-чёрному была очень тёплой и функциональной. В ней не только мылись, лечились от простуд, но и катали валенки, сбивали войлок...

Белая баня не очень-то отличается от бани по-чёрному. Разница в том, что дым из топки, проходит через каменку и выходит наружу с помощью трубы. В печь также вделывается котел. Предбанник предназначается для небольшого отдыха и как раздевалка. Ничего лишнего. Всё очень просто.
Имеется огромное количество разновидностей этой бани. Топка из предбанника, комнаты отдыха... Но суть это не меняет.
Большинство таких бань привлекают всё большее количество селян и дачников.

Баню топят с чувством, с толком, с расстановкой. Кавалерийский наскок тут неуместен. Не всякий способен стопить баню, чтобы она доставила удовольствие и не довела Вас до смерти. Почему? Да потому что при топке бани и её прогреве выделяется огромное количество угарного газа, который, как известно тяжелее воздуха и скапливается внизу. Закрывается же баня в тот момент, когда только только прогорели дровишки, она не просто закрывается, а закупоривается наглухо. Ждём часа полтора, баня выстаивается.

Какая должна быть температура русской бани? Ответ прост. Самая комфортная температура 82-90 градусов. Причем, чтобы сделать несколько заходов Ваша каменка должна достаточно продолжительно держать и сохранять эту температуру. Отсюда вывод, масса вашей каменки должна быть вполне достаточной для поддержания этих условий. Раньше, да и сейчас некоторые любители бани используют для этих целей камни. Камни не простые булыганы, их тоже нужно уметь выбирать, а то и до беды недалеко. Используют большие изоляторы от ЛЭП. Я проще решил эту проблему. Смекнув, что камни регулярно разрушаются, изоляторов не напасешься, я использовал старые траки от гусеничных тракторов. Отличная высоколегированная сталь, хорошие условия для создания тяги, большая масса, безопасность полностью отвечают условиям предьявляемые к каменке. Мои последователи довольны.

А сейчас рекомендую запастись бубном и шаманскими принадлежностями. Будем готовить баню к использованию. О простых и понятных всем вещах я не упоминаю. Горячая и холодная вода уж точно в бане должны быть. Надеюсь очевидные вещи не будут оспариваться?

Итак веник. Он заготавливается из... Ну тут Вы можете включить свою фантазию на полную катушку! Из крапивы? Из полыни? Из можевельника? Дубовый? Эвкалиптовый? Лавровый? Березовый? Да ради Бога. Что придумаете, тем и парьтесь. Остановлюсь на наших. По форме веник должен быть похож на небольшую лопату. Ветки складываются исключительно по верхушкам, потом вяжется и обрубается небольшим топориком. Все должно быть красиво. Веник сушится под навесом, без доступа солнечного света. Как правило, их связывают попарно и вешают на вешало(жердина под потолком бани, или сарая).

Итак мы вошли в баню. Прикрываем за собой дверь, открываем нижний продух. Открываем каменку и несколько раз подбрасываем небольшое количество горячей воды, избавляясь таким образом, от пыли, сажи и пепла на каменке. Заодно из бани выдавливается тяжелый угарный газ. Берем специальный тазик, кладём туда наши венички и заливаем их родненьких кипяточком, не забывая повернуть разок-другой. Другим ковшиком зачерпываем холодненькой водицы и веером разбрасываем её на потолок и стены в районе полка. Затем пару ковшиков выливаем на сам полок. Забираемся наверх и сидим. Через несколко минут пот начинает вытекать из нас вместе с грязью, очищая поры кожи.

Прогреваемся как следует, пот должен течь ручьём. Погрелись, пошли в предбанник отдохнем несколько минут. Но не забываем, что мы пришли париться, а не скакать с полка в предбанник, ако горные козы. Итак зашли. Дверь, дверь быстренько за собой прикрой, не выстужай свою замечательную баньку. Греемся минуток несколько. Берем веничек, стряхиваем с него лишнюю воду и начинаем париться! Сначало лениво, нежно по ножкам - пусть кровушка туда кинется - голове будет легче. Затем легонькими взмахами проходимся по торсу, по спине.Движения должны быть ласковыми, нежными. Не колотите себя ожесточенно, это же массаж и веник играет роль опахала, а не розог. Хотя кто как любит.

Если есть напарник, то можно прилечь на полок, а уж он вас пусть отделывает коротенькими ударами. Причем сначала Читать далее...

По расскаленной жарой столичной улице двигалась удивительная процессия. Впереди в белых шальварах и такой же хлопковой рубахе шел полнеющий мужчина неопределенных лет. На его голове гордо возвышался головной убор похожий на тюрбан багровых тонов. Могучий торс с выдающимся вперед животом обвивал оранжевый пояс. Ноги были всунуты в европейского вида ботинки с закрученными вверх носами. Но, судя по всему, были несколько маловаты и причиняли хозяину при ходьбе дополнительные неудобства.

Позади семенил небольшого росточка спутник, еле волочивший их многочисленный скарб.

Процессия вступила в просторное фойе и направилась к широкой лестнице, ведущей в приемную информационного менеджера.

Навстречу отдувающейся и постанывающей от усталости делегации поднялась и легким шагом выступила с вежливой служебной улыбкой Добрая Фея.

- Салям алейкум, о небожительница,- приветствовал её глава миссии.
- Здравствуйте,- внимательно оглядывая посетителей, ответила Фея.
- Не хотите ли кофе?
- Да нет,- ответил за всех странный визитер.
- откуда прибыли,- продолжала вежливая хозяйка.
- Да мы с этой, с Турции,- замялся с ответом визитер,- проездом по городам вашей страны, только что из Казани, хороший город, очень хороший,- расплылись в улыбке толстые губы гостя.
- К вам, в командировку,- глазки его, сощурившись, сделались почти незаметными.
- Где остановились?- задала дежурный вопрос Добрая Фея.
- В коммуналке были,- раздался позади голос отдышавшегося спутника гостя.
- В этом Бири,Бирю,-гость беспомощно оглянулся.
- Бир у нас есть, свой деревенский, литров десять,- выпалил сопровождающий.
- Цыц, янычар,- оборвал словоохотливого гость.
- А кто это,- слегка кивнула Фея на еле видневшегося за могучим телом спутника руководителя делегации.
- Я энибоди,- самопредставился невидимый напарник.
- О,- в голосе Доброй Феи послышались уважительные нотки, она в растерянности перевела взгляд на гостя.
- А вы, простите, тогда кто?- вопрошающе взглянула на тучного хозяйка.
- Я Умар, не доводилось?- в упор посмотрел на неё толстяк.
- Нет, не слышала,- ответила Фея,- вот Омара Хайяма читала.
- Да, Омар я, Омар,- сдуваясь, выдохнул перегаром разливного коньяка гость,- когда быстро пишешь, ошибки не замечаешь.
- Ты их только у себя не замечаешь,- раздалось из-за спины.
- Опять?- грозно сдвинув брови, произнес тучный. Фея с возрастающим интересом посмотрела на загадочную пару.
- Что же вас привело к нам,- ласково спросила она.
- Решили помочь с Вашими проблемами,- отрапортовал тучный.
- О каких проблемах идет речь,- посерьёзнела дама.
- Как о каких, Вы же подметное письмо получили,- грузно развернулся к хозяйке гость.
- А откуда это Вам стало известно, информация носит закрытый служебный характер,- спросила фея.
- Так мы это са...
- Молчать! Митрич,- рявкнул толстяк. Его живот, перетянутый оранжевым поясом чуть не выплеснулся от напряжения под стол.
- Да, вот по этому вопросу,- произнес он, чуть не задыхаясь от гнева, и шевеля губами с беззвучными ругательствами.
- Понятно, в чем же будет заключаться Ваша помощь,- мягко спросила Фея.
- Нам бы для начала передохнуть...,- затянул таинственный спутник Омара,- а то с коммуналки поперли, места у них, видишь ли, для нас нет.
- Хорошо полетите на нашу служебную виллу,- произнесла хозяйка и отдала распоряжение секретарше готовить вертолет.
- Какой вертолет,- спросил Омар.
- Наш служебный, пилот профессиональный летчик, долетите быстро,- ответила дама. Темные мысли промелькнули у гостя в голове, которой он отчаянно замотал, отказываясь от полета.
- Там же этот, с крыльями, родич Дедалов, утянет и в Армию сдаст. А еще говорил, что Чеченский военком его знакомый генерал. Все, конец свободе. Торчать на блокпосту до дембеля, если доживу,- схватился за сердце турецкий миссионер.
- О, у нас здесь доктор проездом, сейчас позовем, а заодно попросим Вас отвезти на виллу, если не переносите полёты,- озабоченно произнесла Фея.
- Откуда он,- встревоженно спросил Омар.
- Он волжский,- как можно нежнее произнесла хозяйка.
- Нет, ни за что, уж лучше сразу в катафалке на Ваганьковское за счет Вашей фирмы,- взревел турецкий посланец.
- Поживете немного, потом мы Вас отправим подлечиться на юг, в Испанию, хорошо?- ангельским голоском пообещала дама.
- Ни за что,- с разделениями произнес Омар, представив себе набор инструментов тамошнего инквизитора, который с огромнейшим гостеприимством будет встречать туриста в аэропорту.
- В Сибирь его,- шумнул Митрич из-за спины обмякшего напарника,- на полустанок, к Агафье. Там коза есть и людей никого, отдохнет родимец,- забился в смешке теневой.
- Не поеду, там у этого дедалова родственника родичи есть, сдадут они меня,- ослабевшим голосом произнес Омар.- В Америку, там рембо, может куда в Европу, так там королевские ручки быстро до меня доберутся. Эх житуха, может и правда завязать со всей этой галиматьей и жить спокойно?