Я нынче слеп.
Слепым не страшно. Вокруг меня тьма, но я не вижу, что скрывается в ней.
Я нынче глух.
Глухим спокойнее. Быть может, не услыш я их, они научатся слышать друг друга.
Я нынче нем.
Немым проще. Быть может, не ответь я им, они научаться отвечать сами.
Я нынче мертв.
Потому лишь, что не хочу видеть себя живым.
Все это пройдет, я знаю.
Стоит дожить до весны.
Почему вижу я, но не видят другие?
Почему они молчат, когда им есть, что сказать?
Почему говорят то, чего не слышат сами?
Почему понимают, что любят только когда теряют?
Почему идут в бой, не желая вернуться?
Почему не хотят понять, но требуют быть понятыми?
Наверное я слишком глуп, чтобы понять.
Стоит дожить до весны.
Просто дожить до весны.
Все пройдет.
Мое обещанное предсказание. Моему доброму другу. Слегка коллеге. Младшим братьям и сестрам в одном лице. Такому не похожему отражению.
Оракул я из рук вон плохой, но кое-что сказать могу.
Ты сильный. Именно так. Сильный. Ты пережил своих врагов. Пережил и друзей. Пережил и самого себя. Ты много еще кого и чего переживешь.
Ты пройдешь пыль. Вы с ней побратимы, ты знаешь. Не тебе ее опасаться.
Ты пройдешь воду. Она к тебе неравнодушна. Ты ее отверг, но она тебе зла не сделает.
Ты пройдешь пустоту. Это будет долго. Но ты пройдешь.
Ты пройдешь медь. У тебя останутся шрамы на всю жизнь.
Ты пройдешь один луч. Он тоже останется. Правда, не на всю жизнь.
Ты не пройдешь огонь...
Все костры, на которых тебя сжигали - чушь. Все горящие здания, из которых ты выходил - чушь. Не бойся огня снаружи.
Ты сгоришь сам. Точно не знаю, но думаю, что ты сам этого захочешь. Если тебе что-то взбрело, тебя ведь не остановишь.
Никто и не успеет. Ты недолго будешь тлеть. Потом вспыхнешь и сгоришь разом.
Это все, что я могу тебе сказать. Прости, если ошибусь. Правда, может оно было бы и к лучшему. Вдвойне прости, если не ошибусь.
Я никудышный Демиург.
Я отвратительный Творец.
Я создаю прекрасные Миры, но заселить их достойными обитателями не способен.
То ли я и впрямь так плох, то ли действительно нет на свете существа, не пожелавшего бы смерти другому существу и не наплевавшего бы на Мир его окружающий.
А ведь я же стараюсь.
Безмозглым тварям я это простить готов. Но насчет разумных я в смятении.
Теперь я понимаю, как ОН додумался до потопа...
Я наконец-то обзавелся собственным номером ICQ.
Отныне я не намерен напрягать своей персоной братьев.
Если у кого-то есть ко мне какие-то вопросы... или есть необходимость что-то уточнить... или возникла тема для разговора...
Я обозначен под номером 447-684-470.
Должен предупредить: в бесполезные диалоги, апофеозом которых является фраза "как дела?", ввязываться у меня нет желания.
Тем же, кому есть что сказать, я буду рад.
Я видел прыгающего с крыши.
Он долго стоял на самом краю и смотрел вниз. Показалось даже, что он сейчас развернется и уйдет.
Уйдет туда, где его уже ждут. Где уже накрыт стол и на плите свистит чайник. Где низко над столом висит лампа в старом зеленом абажуре. Где за окном темно, но на небе видны звезды, а под самым окном горит тусклый фонарь. Где слышна тихая беседа и где на скрипучих стульях сидят люди. Они говорят очень тихо. Они ждут.
Ждут того, кто стоит на краю крыши и смотрит вниз.
И когда он наконец войдет к ним, они радостно воскликнут что-нибудь вроде «Ну наконец-то! Где же ты был?». Некоторые даже встанут, чтобы дружески потрепать его по плечу. Голоса станут громче, послышится смех.
Кто-то усадит его на стул. Кто-то подвинет ему чашку с чаем. Кто-то сядет рядом с ним…
Нет. Не кто-то. Рядом с ним сядет ОНА. Улыбнется, глядя ему в глаза. Он в очередной раз подумает, что у НЕЕ очень красивые глаза. И что он ЕЕ любит.
Кто-то начнет травить байки. Смех станет громче. Его втянут в дружескую словесную дуэль, которая закончится ничьей. Кто-то закурит. К потолку, извиваясь, потянется дымок. ОНА положит голову ему на плечо. Он, чуть стесняясь, поцелует ее и почувствует себя самым счастливым человеком на свете.
Но он не ушел. Он стоял на краю крыши и смотрел вниз.
Ему некуда было идти. Не было ни стола, ни лампы, ни фонаря за окном. Правда, само окно было. Сидя у него, он нашел это простое решение – край крыши. Были звезды, врезавшиеся в его глаза острыми лучами.
Была и ОНА. Но ОНА не сидела рядом. Не смотрела ему в глаза. Нет.
Не было никого, кто усадил бы его на стул. Но был стул. На нем он сидел у окна. На нем он нашел это простое решение - край крыши.
Не было чашки с чаем. Он вообще давно не пил чай. Слишком горьким он ему казался последнее время.
Но было это простое решение. Край крыши.
Он долго стоял на краю и смотрел вниз. Показалось даже, что он сейчас развернется и уйдет.
Но не ушел.
Нет.
Он шагнул вперед. За край крыши.
Он полетел вниз согласно всем законам физики. Первыми на землю упали несколько капель солоноватой воды. Кажется, он смахнул их с лица. Откуда на его лице морская вода?..
Я не вынес. Из меня плохой зритель.
Я подхватил его и подбросил вверх. Высоко. Выше окна, у которого он нашел это простое решение – край крыши. Выше края крыши, на котором он долго стоял и смотрел вниз. Выше звезд, что врезались в его глаза острыми лучами.
Я скинул свой плащ и подбросил вслед за ним.
Плащ накинулся на его плечи и стал крыльями. Он взмахнул ими и полетел.
И я сказал: «Теперь ты не разобьешься.»
Он пролетел мимо звезд, врезавшихся в его глаза острыми лучами. Мимо края крыши, на котором он долго стоял и смотрел вниз. Мимо окна, у которого он нашел это простое решение – край крыши. Мимо меня, стоящего на земле и улыбающегося ему.
Мимо тусклого фонаря. Мимо окна, за которым висит лампа в старом зеленом абажуре и слышна тихая беседа. Мимо НЕЕ, стоящей у того самого окна, успевшей только посмотреть ему, пролетающему мимо, в глаза.
Он улыбнулся мне. Через силу улыбнулся. Так улыбаются в последний раз. Или в первый.
И я сказал: «Лети. Ты же этого хотел?»
Он улетел. Я проследил за ним до самого горизонта.
А потом пошел домой.
Потому, что замерз.
Игра продолжается.
Осталось 3 игрока.
Поправка. 2,5.
Господин Балу сильно рискует. Советую его отговорить от бредовой мысли продолжать играть. В противном случае, я не могу дать гарантий касательно его здоровья. Как физического, так и психического.
Леди Калиба Ильхема, Вы отлично держитесь. Если Вас не скосит безумие, к коему Вы, увы, чересчур близки, по причинам, мне, кстати, непонятным, у Вас есть все шансы дойти до финиша. Однако, Ваше состояние на момент финиширования для меня пока загадка.
Господин Фрам на данный момент фаворит гонки. Однако, его физическое истощение мне беспокоит. Если он решится затормозить и перевести дух, потеряв таким образом, некоторое время, он дойдет до финиша практически без искажений.
Игра продолжается.
Такая болезненная необходимость действия…
Я должен что-то сделать…. Нет. Я должен сделать что-то. Это что-то столь важное и столь необходимое, что кажется, я сойду с ума, продолжая бездействовать.
Проблема в моем постыдном незнании и растерянности.
Я не знаю… Или не понимаю, что должен сделать.
Однако, я, кажется, лгу. Во мне есть смутное понимание. Но выразить его словесно, а тем более действенно, я не в состоянии.
Даже стыдно.
Необходимо что-то сделать, что-то написать, сказать кому-то что-то, поехать куда-то зачем-то, создать что-то или что-то разрушить…
Не знаю.
Впору посыпать главу пеплом и взывать к чьему-нибудь Гласу. Впрочем, пепла на моем темени и так предостаточно. К Гласам я тоже равнодушен, оставлю их прослушивание душевнобольным.
Но что… что… что… что…
Это похоже на навязчивое жужжание где-то очень близко, у уха, но на недосягаемом расстоянии. Это неудержимое нежелание покоя, как своего, так и чужого. Это тысячи выжидающих взглядов, борьба с желанием оглянуться.
Дайте мне точку опоры, и я не просто переверну мир, но поставлю его так, что кто-то на облаках еще долго будет смеяться.
Будем искать эту точку опоры.
Мне на пути встретился Странник.
Странник был одет в черное. Только вокруг шеи его вился белоснежный шарф. За спиной его увидел я меч, замотанный в выцвевшую цветастую тряпку. На плече его сидела сова. Рядом с ним шел пес. Ноги его были босы. Голова его была непокрыта.
Я остановился.
Странник замедлил шаг.
Я поднял руку в приветствии и приложил к своей груди.
Странник остановился и приветствовал меня, коснувшись своего лба.
Мы сели на обочине.
- Почему приветствуя меня коснулся ты лба? - спросил я, - Ведь я приветствовал тебя, приложив руку к сердцу.
Странник протянул мне кисет с табаком.
- Я был бы рад ответить тебе, касаясь сердца, - ответил он, - Но не могу этого сделать.
Я закурил и хотел было отдать кисет. Но Странник жестом указал оставить его себе.
- Почему же не можешь? - спросил я, протянув ему кусок хлеба, который достал я из своей дорожной сумы.
Странник бросил хлеб своему псу.
Я гневно вскочил.
- Сядь, - сказал он, - Не думай, что брезгую я твоим хлебом. Но мой пес куда более достоин его, нежели я. Пес мой милостив. Пес мой губит бессердечных. Мне нет права вкушать хлеб ни твой, ни чей-то другой.
Я снова сел рядом со Странником.
- Ты не ответил на мой вопрос, - сказал я, - Почему ты так меня приветствовал?
- Приветствие мое было таково, - ответил он, - Лишь потому, что нет толку касаться пустой груди. Потому и касался я лба, а не сердца.
- Неужели, - удивился я, - У тебя нет сердца?
- Нет, - сказал он, - Я подарил его когда-то. Но подарок мой был слишком прост. Тот, кому он предназначался выкинул его в окно. Ветер подхватил сердце мое и унес. С тех пор брожу я по свету. Ищу я свое сердце. Да вот только не нахожу.
- Каково же это, - удивился я, - Жить без сердца?
Странник пожал плечами.
- Не так уж плохо, - сказал он помолчав, - Только холодно. Чтобы согреться, забираю я сам чужие сердца. Но не греют они меня. Отдаю я их сове. Сова вынимает из них яркие камни. Дорого стоят такие камни. Богачи и глупцы любят украшать ими свои одежды. Да мало кто знает, откуда берутся они. А тех, чье сердце побывало у меня в руках, съест мой пес.
В ужасе отскочил я от Странника.
Странник остался сидеть на месте не шелохнувшись.
- Зачем, - вскричал я, - Зачем отдал ты, глупец свое сердце? Разве не знал ты, что подарок этот дарится только раз? Разве не знал ты, что лента на таком подарке из твоей крови? Разве не знал ты, что только по двое дарятся такие подарки?
- Не знал, - сказал он, - А если бы и знал, не остановился бы.
В глубине глаз странника увидел я, каким был он когда-то. Увидел я белые одежды. увидел яркую накидку. Увидел, как касается тонкая рука алого сердца.
Схватился я за голову.
- Забирай мое, Странник! - вскричал я, - Забирай! Оно горячее солнца. Оно согреет твои холодные руки. Оно прояснит твои темные глаза. Оно окрасит твои седые виски. Сгони сову, Странник. Я дам тебе голубя. Прогони прочь пса. Я сам буду вместо него.
Странник только покачал головой.
- Не возьму я твоего сердца, - сказал он, - Попрошу тебя только об одной услуге. Пообещай только, что не откажешь мне.
- Обещаю! - взвыл я.
Странник протянул мне свой старый меч.
- Не дай тысячам камней сверкать на плаще глупца. Не дай моей сове летать над головами и крыльями красть сны. Не дай моему псу выть над живыми душами. Не дай мне самому ступить на пыль этой дороги. Развей следы мои. Сотри саму память обо мне.
Вздрогнул я.
И нет мне сил поднять меч. И нет мне сил откинуть его.
Так и стоим мы на обочине.
И никому и дела нет.
Я поклялся не творить больше чудес.
Я нарушил клятву.
Все как всегда. Чудо погибло. Увы, даже не по моей вине. Я как творец имею право уничтожать свои творения.
Однако, мое чудо убил другой. Убил мучительно и беспощадно, наслаждаясь каждым мгновением.
Ах, какой я глупец, что не понимаю красоты чужой смерти.
Сейчас, вырезая на своей руке старую клятву, я прошу прощения у всех тех чудес, родившихся в моих руках.
Одним дождь приносит очищение.
Другие скрывают в нем слезы.
Третьи прячутся от него, боясь, что вода проявит их истинную суть.
Четвертые любят дождь за то, что он похож на них.
Пятые ненавидят дождь за то, что он похож на них.
Шестым все равно. Шестые обычно уже мертвы.
Очередное Чудо тихо родилось на моем старом письменном столе где-то между чернильницей и пухлой папкой с приговорами на жизнь. Чудо было таким маленьким, что я не заметил его и случайно смахнул со стола вниз. Чудо разбилось насмерть.
"Не прет", - грустно подумал я.