Настроение сейчас - икаю

Едешь в троллейбусе и вдруг понимаешь, что хочешь быть той беспечной дефчонкой,какой тя зовет Катя. Так сильно хочешь, что срываешься и уже скоро несешься по подземке к Киевскому. Влетаешь совершенно обезумевшая от радости туда. И в первые пять секунд покупаешь совершенно детского типа платьице для лета с малиново-белыми шариками воздушными, потом ищешь легинсы во всем ТЦ. Находишь и прыгаешь от счастья. Уже видишь себя идущей такой смешной по Арбату, одетой так неординарно, что все оборачиваются на тя. Да, к такому не привыкли там люди. Они видят в тебе слумасшедшую 14 дефчонку, но можно же никому не говорить, что тебе 16 и ты оч ответственная и собранная. Мы будем тонуть в лужах дождя, глядя с крыш на него, обниматься, а потом я сорвусь и побегу по лестнице вниз, на свободу. Вырвусь в ночное небо дождя, меня обдаст холодом и мокротой. А потом будет поезд и незнакомый парень с блокнотом. А я с картинками Тулуз-Лотрека. Мы встанем в тоннеле, поезд простоит там 2 минуты и 13 секунд, но для меня это будет вечностью. Доедем так слегка краснея и переглядываясь до Воробьевых гор, в окно посыпется дождь. А я просто выйду на Вернадского и поднимусь в свой дом. А ты просто запомнишь ту дефчонку, в ситцевом платьице и с картинками художников... Я заставлю тебя улыбаться и смеяться. А ты запомни меня той смешной, чуть-чуть эгостичной любительницей карамели

Платье карамельной девочки. Свеча на столе. Манеж в фиолетовых пузырях. Сильнейший ветер. Италия и ванильное мороженное. А потом неизвестный в полосатой рубашке, задержка поезда на 7 минут. Множество эмовец, а еще я божественное облако. Мне легко... Принцесса сонного города, воздушное платье цвета крем и золотые локоны... Луна - ответ и разговор... Темно, а просто купила свою мечту в ГУМе)

В колонках играет - Я хочу быть с тобой - НП

Все миновалось! Мимо промчалось Время любви. Страсти мученья! В мраке забвенья Скрылися вы. Так я перемены Сладость вкусил; Гордой Елены Цепи забыл. Сердце, ты в воле! Все позабудь; В новой сей дом Счастливо будь. Только весною Зефир младою Розой пленен; В юности страстной Был я прекрасной В сеть увлечен. Нет, я не буду Впредь воздыхать, Страсть позабуду; Полно страдать! Скоро печали Встречу конец. Ах! для тебя ли, Юный певец, Прелесть Елены Розой цветет?... Пусть весь народ Ею прельщенный, Вслед за мечтой Мчится толпой; В мирном жилище На пепелище, В чаше простой Стану в смиренье Черпать забвенье И - для друзей Резвой рукою Двигать струною Арфы моей.
В скучной разлуке Так я мечтал, В горести, в муке Себя услаждал; В сердце возженный Образ Елены Мнил истребить. Прошлой весною Юную хлою Вздумал любить. Как ветерочек Ранней порой Гонит листочек С резвой волной, Так непрестанно Непостоянной Cтрастью играл, Лилу, Темиру, Всех обожал. Сердце и лиру Всем посвящал. Что же? - напрасно С груди прекрасной Шаль я срывал. Тщетны измены! Образ Елены В сердце пылал! Ах! Возвратися, Радость очей, Хладна, тронися Грустью моей. Тщетно взрывает Бедный певец! Нет! не встречает Мукам конец... Так! до могилы Грустен, унылый, Крова ищи! Всеми забытый, Терном увитый, Цепи влачи...

Когда просыпаешься утром, за 2.5 часа до звонка будильника, и вовсе не от того, что не хочешь спать, а дикая боль прознает тебя, на глаза выступают слезы и хочется кризчать, но ты упорно сжимаешь губы и давишься всем этим, лишь бы никто не знал из родителей до чего ты дошла. Сначала небольшие судороги, а потому понимаешь, что все возвращается, как в январе после Нового года. А значит приходит боль без почвы. Зачем же все это говорить здесь??? я запуталась. Ничего не понимаю. Просто слишком больно (для одной меня) сводит ноги... А когда едешь в трамвае, орут тебе на ухо, чтобы ты уступила старушке место, а ты не можешь даже встать. Тебя называют дрянью и неуважителной. Терпишь, а потом забываешь и слушаешь "белый снег". Возращаешься домой, рисуешь, а тебе вдруг неожиданно говорят, что ты истеришь...сердце разрывается на милиарды осколков.

В колонках играет - Пилот - про гитару

Каждую секунду, каждой клеточкой идешь по ночному городу, а в голове ложатся слова как на бумагу. Очередной бред. Нет, это не жизнь. Это - игра...
Уставшие, практически бесполезные и почти за исключением одного ничего не могущие - мои пальцы. Они истерты до крови колющими ручками пакетов с темперой, исколотые булавками за последние два дня, в занозах от двигания мольбертов в аудиториях, испачканые, без маникюра(к черту его! в смеетесь, когда предлагаете мне покрасить ногти лаком???) Я не чувствую боли, ибо это во благо моему желанию рисовать. Даже и не думайте, я не жалуюсь. Просто говорю. Все в порезах от ножа...и кнопок, нещадно всаженных в пальца при прекреплении листа бумаги на мольберт... Такие худые и безжизненные. С кольцом. С них не сходит краска - въелась. Это не опасно. Мне даже нравится ощущать акварель на пальцах... Ногти подрезаны под самый корень. Наказание, за то чмто они не могут быть длиными и красивыми. Я боюсь своих рук, прячу и скрываю их. Лишь бы никто из мне дорогих людей не увидел этого. О небо, как хочется обнять кого-то, держаться за его руку, чувствовать человека не только глазами. Но невозможно это все. Они увидят, заметят...Лишь нечаянно коснуться руки другого дорогого кого-то и тут же отдернуть руки, не оглянулся бы, нельзя показать ему эти руки. И это все что возможно. И только. А потом мечтать, как будешь гладить его о рукам, сжимать его пальцы, целовать их. И снова вспоминаешь про свои... Пугает. Появляется угол, где никто ничего не видит обо мне... А по ночам мы сленно идти под небом и держать его за руку... Возможно ли? Контакт... Просить у неба жизни. Сжимать кисть, доводить до автомотизма движения рисунка, в момент рисунка. Но каждое утро несмотря на боль делать руками одно и тоже: красить глаза(пытаясь казаться лучше, чем ты есть), покупать конфеты, вынимать билет на автобус, нести краски, держать палитру, когда рука немеет от неподвижности в течении 3 часов. Когда кончики пальцев замерзают от того, что никто уже много дней не дотрагивался к ним с теплотой. А еще наверно забывать про еду и чщательно мыть руки. Но не смыть цель жизни. Не убить желания. Но нельзя простить себе, что ты не в состоянии дотронуться до него...до того, кого хотелось бы обнять...
И постоянно я нахожу тонны фотографий своих рук на бумаге. Увы, я слишком себя ненавижу и любить. Разве такое возможно? Просто это как предел победы, что я сама могу смотреть на своих руки. Любить за то, что они рисуют божественно, ненвидеть - они глупы как палки деревьев...
Я не болею любовью, просто поверти мне только сегодня.
...Я разобью стекла, достану до неба, раскину руки,
только бы целовать тебя этими руками, невзирая на боль и холод,
утонуть в океане грез, не потерять ни капли крови,
просто скажи мне: ты не заразна...я не боюсь пальцев, пахнущих
темперой, только не мой их, ты - поцелуй меня и возми за руку...

...Это же так тяжело, страшно, просто и приятно...

Ваш альбом сорок первого года,
Где любовью лист каждый дрожит,
Нынче в ящике верхнем комода
Позабытый спокойно лежит.
Да! Прошла на альбомы уж мода,
Время быстро вперед все бежит,
И альбом сорок первого года
Позабытый на полке лежит...

В колонках играет - Avril Lavigne - Girlfriend
Настроение сейчас - ля-ля

"сходить с ума и думать холодно о милой". Кто знает автора - поймет(!)
Мир медленно или слишком быстро для моей жизни переворачивается с палочки для рисования. Прости за сравнение... Я сказала сеня это слишком многим людям. Я начинаю повторяться. В конце концов - эгоизм, чувствуется постоянно со стороны меня. Не плохо и не больно, а просто непонятно. Какое-то увлечение и постоянное желание порыться в книгах по психологии, мне кого-то не хватает. Хочется луж и мокрого асфальта у подъезда. И как-то оч быстро люди вспомнили про меня, стоило мне пропасть из зоны доступа. И зачем эта Земля вертится? Все так быстро, миллионы откровений за две недели. Чувствую, что люблю всех кого знаю. Иначе не могу. Снова желание гулять по ночам с кем - мне все равно... Главное бродить по городу. Я ненавижу розофый цвет, меня убивает гламур, и вообще я какая-то слишком обыкновенная. Я удивляюсь, что мечтала о чем-то необычном зимой. А теперь это странное может и началось, но мне уже оно не нравится. Слишком переменчивая. Слишком далекая от самоубйства. Я знаю, вам понравится все это. И что я теперь общительнее, спокойнее и незаплаканная. А ведь мне правда надоело быть не такой. Сеня так хотелось не сидеть вечером дома, но принудила себя написать форики - они вышли божественны. Теперь я не могу больше верить своей интуиции. И даже живу настоящим -
Это бред, мне ведь не свойственны все эти слова. Я не беспечная и не ветренная. Слишком обычная девчонка. Я неожиданно смеюсь. Глупо улыбаюсь улицам, когда еду в трамвае, постоянно встречаю своих друзей, где я их и не ожидала видеть. Понимаю, что люблю мыльные пузыри и воздушные шарики...а еще свой клетчатый шарфик и значки...короче - принимайте меня такой, какая я есть...поверьте мне. А еще лучше подарите мне воздушный шарик...

[700x525]

В колонках играет - Пилот - белый снег
Настроение сейчас - мокро-дождливое

Я плачу, а в ответ отзывается дождь на карниз подоконника. Я слишком сильно люблю эти мокрые капли неба. Иногда не могу без них жить. Я давно мечтала заснуть под шум дождя. Спасибо, небо, ты меня не оставило. Так бы прямо и вымокла до самой футболки под твоим дождем. И бред всегда приходит в дождь и снег. Вообще люблю осадки...
Плачу, обернись? это всего-лишь вода, несчастная дождей слеза. Я знаю, ты меня не знаешь. Но вспоминаешь и мечтаешь, в тишине и в темнотет, как будто во сне...
И никто не поймет ...меня...а я сплю у окна...

В колонках играет - Земфира - город

Цена ненависти всегда оборачивается болью...
Особенно когда вдруг тебя накрывает с головой эта волна ужаса, боли и неизвестности, а ты ничего о ней не подозреваешь, но от нее не спрятаться не скрыться. И подкатывает комок в горле, а из глаз капают слезы. Черт, я ненавижу его! За что он издевается над нами. Я же говорила маме, что от того что ты его снова позовешь домой ничего не изменится, ровным счетом ничего. Только сначала пройдет один март, потом идет апрель и он снова перестанет быть милым. Он будет так же морить голодом нас, орать и мечтать о нашей смерти и квартире. И мне снова станет мучительно больно, когда он помнет мои рисунки и выкинет нечаянно их в мусорку, тогда я снова со слезами на глазах кинусь в ванну со Сплином, буду лежать на голом полом. Не смогу заснуть до утра и убегу из дома на целый день на манежку. А спрашивается зачем все это? Я ничего никому не докажу, никто не будет знать, как это "приятно" - слышать и видеть то, чему ты себя посвящяешь, как эти изрисованные в акварели бумажки горят в мусорке за домом... А потом кончатся слезы, исчезнет боль... Останутся только слова, что ты дрянь... После этого я соберу все свои работы и сложу туда, где их не найдет никто. И даже перестану показывать их кому-либо кроме института.
А он все так же втихаря от нас даст Вите 11 тысяч деньгами, скажет, что нам не на что жить, пошлет всех... А милый братик будет покрывать папашу, огрызаться на маму и ничего не делать. Снова будет биться посуда и потухнет люстра в той же комнате. А я снова буду мечтать о Питере, об отце. Знаете - моя самая заветная мечта с детства - чтобы меня воспитывали и мама, и папа вместе. Я даже не знаю, что такое папа... А так иногда хочется, чтобы тебя погладили по голове, обняли и сказали, что любят... Это проблема. И теперь я так боюсь близких оношений с кем-либо из парней. Я не хочу, чтобы это привело к семье, которая потом развалиться на моих глаза. Я вообще не хочу заводить семью... Я не хочу кому-то что-то доказывать...
И снова я больна...снова плачу...третий раз за этот месяц. О господи, как я хотела забыть про слезы хотя бы до мая...

главное, не то какой у тя цвет волос и как ты одет, важно то, насколько те хорошо с человеком, каждый ищет того, кто ему нужен и с кем ему приятно находиться


ну, улыбнись?

В колонках играет - Звери - для тебя
Настроение сейчас - спроси об этом белый снег

9 Золотой век
...По мере того как я наблюдаю московский калейдоскоп, во мне рождается предчувствие, что "все образуется" и мы еще можем пожить довольно славно.

ГУМ с тысячами огней и гладко выбритыми приказчиками, блестящие швейцары в государственных магазинах на Петровке и Кузнецком, "Верхнее платье снимать обязательно" и т. под. - это великолепные ступени на лестнице, ведущей в рай, но еще не самый рай.

10 Красная палочка
Нет пагубнее заблуждения, как представить себе загадочную великую Москву 1923 года отпечатанной в одну краску.
Это спектр. Световые эффекты в ней поразительны. Контрасты - чудовищны. Дуньки и нищие (о, смерть моя - московские нищие! Родился нэп в лакированных ботинках, немедленно родился и тот страшный в дырах с гнусавым голосом и сел на всех прекрестках, заныл у подъездов, заковылял по переулкам), благой мат ископаемых извозчиков и бесшумное скольжение машин, сияющих лаком, афиши с мировыми именами... а в будке на Страстной площади торгует журналами, временно исполняя обязанности отлучившегося продавца, неграмотная баба!

Москва - котел, - в нем варят новую жизнь. Это очень трудно. Самим приходится вариться. Среди Дунек и неграмотных рождается новый, пронизывающий все углы бытия, организационный скелет.
В отчаянии от бабы с "Кораблем" в руках, в отчаянии от зверских извозчиков, поминающих коллективную нашу мамашу, я кинулся в Столешников переулок и на скрещении его с Большой Дмитровской увидал этих самых извозчиков. На скрещении было, очевидно, какое-то препятствие. Вереница бородачей на козлах была неподвижна. Я был поражен. Почему же не гремит ругань? Почему не вырываются вперед пылкие извозчики?
Боже мой! Препятствие-то, препятствие... Только всего, что в руках у милиционера была красная палочка и он застыл, подняв ее вверх.
Но лица извозчиков! На них было сияние, как на Пасху.
И когда милиционер, пропустив трамвай и два автомобиля, махнул палочкой, прибавив уже несвойственное констэблям и шуцманам ласковое: "Давай!" - извозчики поехали так нежно и аккуратно, словно везли не здоровых москвичей, а тяжелоранненых.

В порядке <...> дайте нам опоры точку, и мы сдвинем шар земной.

М.А. Булгаков

[424x283]

В колонках играет - Звери - Кольцевая

8 Во что обходится курение
Из хаоса каким-то образом рождается порядок. Некоторые об этом узнают из газет со значительным опозданием, а некоторые по горькому опыту на месте и в процессе создания этого порядка.
Так, например, нэпман, о котором я расскажу, познакомился с новым порядком в коридоре плацкартного вагон на станции Николаевской железной дороги.
Он был в общем благодушный человек, и единственно что выводило его идз себя - это большевики. О большевиках он не мог говорить спокойно. О золотой валюте - спокойно. О сале - спокойно. О театре - спокойно. О большевиках - слюна. Я думаю, что если бы маленькую порцию этой слюны вспрыснуть кролику - кролик издох бы во мгновение ока. 2-х граммов было бы достаточно, чтобы отравить эскадрон Буденного с лошадьми вместе.
Слюны же у нэпмана было много, потому что он курил.
И когда он залез в вагон со своим твердым чемоданом и огляделся, презрительная усмешка исказила его выразительное лицо.
- Гм... подумаешь, - заговорил он... или, вернее, не заговорил, а как-то заскрипел, - свинячили, свинячили четыре года, а теперь вздумали чистоту наводить! К чему, спрашивается, было все это разрушать? И вы думаете, что я верю в то, что у них что-нибудь выйдет? Держи карман. Русский народ - хам. И все им опять заплюет!
И в тоске и в отчаянии швырнул окурок на пол и растоптал. И немедленно(черт его знает, откуда он взялся, - словно из стены вырос) появился некто с квитанционной книжкой в руках и сказал, побивая рекорд лаконичности:
- Тридцать миллионов.
Не берусь описать лицо нэпмана. Я боялся, что его хватит удар.

Прихожу в театр. Давно не был. И всюду висят плакаты "Курить строго воспрещается". И думаю я, что за чудеса: никто под этими плакатами не курит. Чем это объясняется? Объяснилось это очень просто, так же, как и в вагоне. Лишь только некий с черной бородкой - прочитав плакат - сладко затянулся два раза, как вырос молодой человек симпатичной, но непреклонной наружности и:
- Двадцать миллионов.
Негодованию черной бородки не было предела.
Она не пожелала платить. Я ждал взрыва со стороны симпатичного молодого человека, игравшего благодушно квитанциями. Никакого взрыва не последовало, но за спиной молодого человека, без всякого сигнала с его стороны(большевистские фокусы!), из воздуха соткался милиционер. Положительно, это было гофманское нечто. Милиционер не произнес ни одного слова, не сделал ни одного жеста. Нет! Это было просто воплощение укоризны в серой шинели с револьвером и свистком. Черная бородка заплатила со сверхъестественной гофманской же быстротой.
И лишь тогда ангел-хранитель, у которого вместокрыльев за плечами помещалась небольшая, изящная винтовка, отошел в сторону и "добродушная пролетарская улыбка заиграла на его лице" (так пишут молодые барышни революционные романы).
Случай с черной бородкой так подействовал на мою впечатлительную душу ( меня есть подозрение, что и не только на мою), что теперь, куда бы я ни пришел, прежде чем взяться за портсигар, я тревожно осматриваю стены - нет ли на них какой-нибудь печатной каверзы. И ежели плакат "Строго воспрещается", подманивающий русского человека на курение и плевки, то я ни курить, ни плевать не стану ни за что.

В колонках играет - звери - игра в себя

Жить - это так весело. Сеня добраться до Арбата было оч необычно - со стороны Смоленки, по дворам и переулкам. Как каусель завертелась жизнь в апреле. Хм... Практически не хочется ничего. Солнце. А потом дождь, которого ждала с таким наслаждением. И вот сижу под огромным коричневым зонтом, больше меня раза в два, на этой площади у памятника божественного писателя - Достоевского(которого я люблю наверно больше жизни). Вокруг разлетаются голуби. А над Арбатом поднимаются миллионы мыльных пузыриков и лопаются уже в прояснившемся голубом небе. И как-то снова смешно и легко-весело. А от чего? И промокли опилки в голове, и нет больше сердца. Просто кукла...Но чересчур веселая и смешная. А потом неожиданно быстро возникает Наня, подружка. И я перестаю понимать, что происходит. Как я и думала, все мило разбились по двое и идут - обсуждают свои проблемы отдельно. И напряжение повисает над головой. Неужели нельзя отбросить весь свой пафос и просто гулять и общаться? Хотя вы же такие взрослые и умные, а Ляля - это ребенок, который не может понять причин всех ссор и недомолвок... Слишком мала, слишком глупа. Ладно, вы и без меня раберетесь. Просто так хочется утонуть в реке, скорее она снова зовет меня, как тогда в Питере, а ведь правда ощущение от этого осталось... Но ведь все закончится как обычно внезапно... Киевский вокзал. Не люблю это место... Правда там Макдональдс, где мы постоянно забиваем. И главное, так весело посидели...И чтое тут странного, что я ем мороженное с картошкой фри. Вам никто и не предлогает. Как-то мне посрать, что это не стандартно. А мне так нравится, значит буду так делать дальше. Ко всему надо привыкать, дорогие мои, и ко мне тоже! Как же я люблю поезда...дальнего следования...уехать бы

В колонках играет - Звери
Настроение сейчас - лирика

1 Бог Ремонт
Каждый бог на свой фасон. Меркурий, например, с крылышками на ногах. Он - нэпман и жулик. А мой любимый бог - бог Ремонт, вселившийся в Москву в 1922 году, в переднике, вымазан известкой, от него пахнет махоркой. Он и меня зацепил своей кистью, и до сих пор я храню след божественного прикосновения на своем осеннем пальто, в котором я хожу и зимой. Почему? Ах да, за границей, вероятно, неизвестно, что в Москве существует целый класс, считающий модным ходить зимой в осеннем. К этому классу принадлежит так называемая мыслящая интеллигенция и интеллигенция будущая: рабфаки и проч. Эти последние, впрочем, даже и не в пальто, а в каких-то кургузых куртках. Холодно?..
Вздор. Очень легко можно привыкнуть.
Итак, это было золотой осенью, когда мы с приятелем моим - спецом выходили из гостиницы. Там зверски орудовал прекрамсный бог. Стояли козлы, со стен бежали белые ручьи, вкусно пахло масляной краской.
Тут он меня и мазнул.
Спец жадно вдохул запах краски...

4 Триллионер
У нэпманов оказалось до чрезвычайности хорошо. Чай, лимон, печенье, горничная, всюду пахнет духами, серебряные ложки(примечание для испуганного иностранца: платоническое удовольствие), на пианино дочь играет "Молитву девы", диван, "не хотите ли со сливками", никто стихов не читает, и т.д.
Единственное неудобство: в зеркальных отражениях маленькая дырка натвоих штанах превращается в дырищу величиной с чайное блюдечко и приходится прикрывать ее ладонью, а чай мешать левой рукой. А хозяйка, очаровательно улыбаясь, говорит:
- Вы очень милый и интересный, но почему вы не купите себе новые брюки? А заодно и шапку...

Тут же с двух сторон под столом мне наступили на ноги. На правой ноге я ощутил сапог поэта(кривой стоптанный каблук), на левой - ногу хозяйки(французский острый каблук)

5 Человек во фраке
У вешалок сквозняк, дымовая завеса. В фойе - шаркание, гул, пахнет дешевыми духами. Зеленейшая тоска после папиросы.

6 Биомеханическая глава
...Зови меня вандалом
Я это имя заслужил.

Дело вот в чем: я - человек рабочий, каждый миллион дается мне путем ночных бессониц и дневнй зверской беготни. Мои денежки как раз те самые, что носят название кровных. Театр для меня - наслаждение, покой, развлечение, словом, все что угодно, кроме средства нажить новую хорошую неврастению, тем более что в Москве есть десятки возможностей нажить ее без затраты на театральные билеты.
Я не И.Эренбург и не театральный мудрый критик, но судите сами: в общипанном, ободранном, сквозняковом театре вместо сцены - дыра(занавеса, конечно, нету и следа). В глубине - голая кирпичная стена с двумя гробовыми окнами.

Когда же оно начинается(узнаешь об этом потому, что все-таки вспыхивает откуда-то сбоку свет на сцене), появляются синие люди(актеры и актрисы все в синем. Театральные критики называют это прозодеждой. Послал бы я их на завод, денька хоть на два! Узнали бы они, что такове прозодежда!)

- Вы опоздали родиться, сказал мне футурист.
Нет, это Мейерхольд поспешил родиться.
- Мейерхольд - гений!! - завывал футурист. Не спорю. Очень возможно. Пускай - гений. Мне все равно. Но не следует забывать, что гений одинок, а я - масса. Я - зритель. Театр для меня. Желаю ходить в понятный театр.
- Искусство будущего! - налетели на меня с кулаками.
А если будущего, то пускай, пожалуйста, Мейерхольд умрет и воскреснет в 21 веке. От этого выиграют все, и прежде всего он сам. Его поймут. Публика будет довольна его колесами, он сам получит удовлетворение гения, а я буду в могиле, мне не будут сниться деревянные вертушки.
Вообще к черту эту механику. Я устал.

[700x525]

В колонках играет - Пилот - про гитару

Знаете, так иногда грустно идти по аллеям, которые видела лет пять назад, с которыми связаны такие детские и личные переживания, где было когда-то так тепло и сухо. А еще всплывают в небе кучу старых пожухлых листьев, в них ныряешь с головой и вылезаешь весь грязный...но довольный жизнью. А потом появляются каштаны и почки, образуются домики в кустах сирени, начинается готовка салатиков из листьев и прочие хитрости маленьких девчонок... А потом вдруг получается, что стоишь перед той самой березой, и даже с тем парнем, а может даже и за руку держусь. Было тогда тепло, наверно осень... Нет, не люблю воспоминания... Да и не нужно их...
А теперь я снова в этих же аллеях, но только с другим... И почему всегда с разными. Наверно жизнь не стоит на месте. Очевидно все изменяется.
А сегодня я здесь с братом. Но как-то весело на душе, даже забавно и птички поют над головой. Моя маленькая радость несется мимо травинок на самокате, а я бегу за ним. Улыбаюсь. Снова легко и непринужденно... А потом начинаются забавные кадры, от которых кружится голова. Я падаю на землю и снова смеюсь. А Витька доволен, что сумел меня насмешить. Но до березы мы все-таки не доходим, да и не надо нам сеня это. Становится холодно. Проявляется цветочно-акварельное настроение...И я вбегаю в пыльный подезд...

В колонках играет - Litt - Wind

сегодня вдруг совершенно неожиданно поплыли и стали лопаться на миллионы кусочков воздушные шарики в животе. Кисточка не выпадала больше из руки. И точка. А все потому что я с каждым мазком акварели приближалась к живописи, к высшему пилотажу, к институскому уровню, к жизни в новом горизонте. И пусть где-то там рядом с соседнего мальберта на меня смотрят свысока, думают, что я здесь ненадолго, я все равно дойду до конца. Я чувствую, что мир преображается вокруг: блестят лужы после дождя, приветливо горят фонари тепло и желто, расцветают улыбки на лицах, зелеенеет трава, теплее день ото дня, и даже я улыбаться начала. Сами собой нарисовались цветы в букете, от которого так веет надеждой и теплом...
А еще взялись от куда-то люди, которым я оказалась необходима. Неужели весна? И глаза у людей потеплели, захотелось рисовать, гулять по городу, а главное не быть одной. Так хочется умчаться на волю, стать свободной улетев в небо. Стало понятно причем здесь ветер... И так вдруг ярко распустились ромашки где-то, появились новые песни и стихи... А ночью больше не хочется спать. Проснулись воробушки. И появилась каждое воскресенье девочка с пакетом зернышек у одного и того же дома. Она слишком сильно любит эти мохнатые создания. Не может она мимо пройти их голодных глаз. Да она почти еще ребенок, но только на каблуках. Прячется от людей по дворам, сбегает по лестницам вниз без лифта, взметнув за собой ворох пыли. Прячется за солнечными очками в надежде что ее не заметят. Наверно чего-то боиться. А может просто мечтает... И снова мыльные пузыри плывут над городом, над крышами и машинами, и только жалко, что нельзя мороженное - шарф в клеточку в 17 градусов тепла - горло болит.

Когда заходишь в эти красные ворота днем, при свете солнца, все кажется так легко и просто. Если не считать, что тебя всю трясет, накатывают воспоминания о прожитом почти четыре года назад. И как-то сразу от этого ударяет боль в сердце, а в глазах стоит ножь... Но боли нет. Буквально через семь минут наступают сумерки, в небе выресовываются очертания фонарей и ярких лампочек накаливания... Оглядываюсь вокруг: корпуса, корпуса, тихо и мертво, голые деревья и лужайки с серо-зеленой травой... Дует ветер... На глазах появляются слезы. Все видят это. Наверно я взрослая. Вхожу. Коридор, надписи хирургии, белые халаты. И ты одна... совсем. Долгие часы ожидания. И неожиданно все снова начиается... В этот раз у него в руках почти тот же нож. Это он. Мне кажется, я его узнаю. Тебе же ведь не будет больно. Я знаю, что нет. Я не умею чувствовать боль. Все слишком быстро кончатется. И вот я уже сижу и жду времени в этом пустом и голом корридоре. Холодно. Но я сижу и рисую. Эти безумно сухие цветы. Но на бумаге они становятся живыми и любимыми. Слишком дорогими сердцу... А потом вдруг снова обдает холодом. Уже поздно и темно. Еще сильнее видны огни города. И ты идешь по этой территории, этого ужасного места, где когда-то думала, что умрешь и не вернешься назад. Но ведь все прошло. А времая лечит... И может быть лучше положили бы сюда с невролгией, чем с полным сознанием одиночества, когда видишь только серые стены и халаты. Стоны и крики маленьких детей. И даже нет рядом кисточек и красок... погибаешь на своих же глазах... Но теперь это уже не важно. Уже не больно и не страшно...

Настроение сейчас - разговор с сыном

Она светилась, огни танцевали, гасли и снова пылали. На Театральной плщади вертелись фонари - автобусов зеленые огни. Арбат сверкал оконцами чердачных крыш. Ты спишь, малыш? Неглинный и Лубянка пылали полосами, брызгали сиреневыми лучами, выли и клубились пылью. Толпа народа теснилась сильно. В Петровских линиях зелеными и оранжевыми фонарями столики кафе мигали. А телефоны все молчали. А в жилах так тоскливо стыла кровь, что нам не появиться в мире вновь. Мы и не здесь. Мы и не там. Мы где-то рядом. Там...