Кто отдыхал в наше время в савецком санатории, тот в цирке плачет как гиена. И вот почему. Я “отдыхал” За свои сопсвенные баппки. 700 уе за 15 суток, не говоря о стоимости доставки на ковказ в город Петегорск. С панорамным видом на кавказский хребет. Бывший санаторий цэка кепесээс.
Судя по пригласительному буклету там ожидался виайпи отдых в стиле ретро - сплошной мрамор и бухарские ковры ручной работы, по которым в прошлом влачили почтенный геморрой многие видные совецкие бонзы. Мне грезились влюбленные в идею Чучхэ шестнадцатилетние комсомолки и прочие салоны тайского массажа для членов палитбюро. Я видел себя Феделем Кастро которому мулатки в белых халатах отдают честь как дорогому гостю.
Стиль ретро на деле оказался стилем метрополитена им. Ленина. Подземка бля. Я все время озирался в поисках таблички “Выход в город”. Бухарские ковры тоже оказались вблизи обоссанными попонами тефозных верблюдов. Hо ето все хуйня.
Театор начинается с вешолки, а санаторий со столовой блядь.
В столовой жрачку развозили на многоярусных каталках из морга брутальные престарелые камсомолки-минетчицы, они делали себе загодя макияж карболкой и зеленкой, чтобы не отбить видом трупных пятен опетит у “отдыхающих”. (здаеца, што на тех же каталках они и ночевали в холодилльнике блядь). Параллельно туберкулезная женщина в полосатом халате хуярила на рояле похоронные марши Шопена. Hехватало только надписи на входе “Каждому свое”. Газовые камеры были, судя по шмону и неистовым крикам из кухни.
Столы с номерами, как стойла в свинарнике, блядь, и если ты сел случайно за стол, то уже до конца срока харчуешься на этом месте как привязанный за ногу баран. Я был посажен дежурной прокажонной старушкой за стол с тремя стремными бабищами из москвы и подмосковья, которые тут же дали “костлявой” за это шоколатку, сторушка сунула себе гостинец целиком в зоб и оседлав каталку, ликуя уехала на кухню учавствовать в приготовлении дьявольсокой мессы.
Короче, короли хорора Кафка и Эдгар По начали бы ходить под себя от такой прелюдии отдыха.
Бабищи стали тутже чота распрашивать и рассказывать. Одна все время улыбалась. В ейный рот было страшно смотреть — там была вся таблица Менделеева начиная от графитовых стержней и заканчивая какой-то медной проволокой спижженой из лифтовых шахт. Вся история совецкой стоматологии и достижения метростроя за последние пиисят лет. Я думаю, что она дарила оральные ласки еще ледорубу Троцкого.
После некоторых фраз в ее рту проскакивала искра.
Две другие женщины сразу поделились со мною информацией о своих внематочных беременностях, чесотке, врожденном сифаке, метеоризме и в оконцовке хором пригласили на вечернюю дискотеку. А “Таблица Менделеева”, не дав мне захавать кефиру с кабачковой икрой, вопще пригласила к себе в номер сходу.
Хорошо хоть не отпиздили.
У меня были родственники в городе Петегорске, што и спасло меня от немедленного помешательства, ибо я расчитывал, что меня в случае чего выкупят за ракушки или чо у них там в ебаных доисторических горах в ходу.
Hо это все хуйня.
В номере блядь оказался ещо один жылец (типо в тот день не было однокуешных номеров). Он оказалсо полковником ФСБ по ихней ебаной халявной курортной путевке. Этот жилец храпел настолько ахуенно, что ночью я не знал смеяцо или плакоть. Даже дикая немыслимая гроза поперек кавказского хребта, когда сотни невероятных молний разрезают небо и ацкий гром заставляет горных авец и партизан прекращать фрикции, даже этот брутальный звук не мог перебить того свиного хрипа погибающей душы, которые издавал мой сосед по номеру. По звуку как бы погибало в мученьях стадо свиней рыл в сто.
Я металсо по номеру как Лермонтов перед дуэлью.
Выбора небыло — либо прыгнуть из окна, либо убить нахуй педораса, который храпел и на выдохе и на вдохе и еблом и жопой и ноздрями и ушами: Кароче резонировал всем организмом как аномальный певец Макферри (донт ворри би хеппи), только громче децибел на 90.
Благо в номере оказалсо балкон с шезлонгами и температура за бортом 20 по цельсию.
Тут я узнал как действует восход на одержимых бесом. Как только начало восходить сонце, (5 часов утра нахуй) сосед заткнулся и стал просто ритмично пердеть. Хуле тут скажешь — санаторий, дом отдыха, спасибо и на этом.
Hо (часов в шестьь) вдруг что-то застучало на всю округу блядь. Это оказался компрессор под окнами. Ебанарот, в санатории производилась добыча угля замаскированная под “ремонт газонов”.
Две доисторические бетономешалки, пятнадцать чорных шахтеров, разъебаный башенный кран на дровяной тяге, вонючая цистерна с соляркой для сирот — все это ахуенно гармонично вписалось в общую картину моего курортного отдыха.
Часов в восемь началось лечение. Сопсно я приехал туда не умирать, а лечиться ихними волшебными грязями и массажами и прочей хуетойю из бесплатных источников вонючей бонаквы.
Сам-то я по пьяни однажды жестоко уебался с турника (сидел на перекладине и красочно болел за дворовых футболистов), уебался прямо как в анекдоте про полный ушиб старушки. Уебался три раза Читать далее...

Хочу влюбиться!

- Хочу влюбиться, - пробормотала я, проснувшись.
Рядом громко засопел Мусик.
- Слышишь меня? – я пихнула его локтем в бок. – Хо-чу влю-бить-ся!
- А как же я? Ведь я лучше щенка, - пробормотал он, отодвигаясь.
Я повернулась на бок и захныкала, разглядывая его небритое лицо.
- Му-у-у-уси-и-ик, сделай что-нибудь, - я вцепилась в его плечо и начала тормошить мужа. – Сделай, иначе я начну хандрить.
Его расслабленная туша колыхалась, глаза сосредоточенно смотрели на кончик носа.
- Хорошо. Я что-нибудь придумаю.
Он потянулся за телефоном.
- Только пусть он будет не блондин, ага? – попросила я.
Мусик потыкал кнопки, набирая номер. Запиликал мой телефон. Определитель показал номер мужа.
- Алло, - томно выдохнула я в трубку.
- Заяц, я тут подумал, и наконец, решил, - произнес Мусик. – Я приглашаю тебя на свидание. Выбор времени и места за тобой. Что скажешь?
- Я согласна, - не стала ломаться я. – В три часа у каменного Вовки, а там сообразим, куда податься. Как я тебя узнаю?
- Я прискачу к тебе на пони.
- Отлично, на мне будет зеленый галстук. Не опаздывай.

- Надеюсь, на тебе будет только галстук?
- А как же. Могу еще и твои любимые ласты надеть, но боюсь, что красный плохо сочетается с зеленым.
- Буду ждать с нетерпением.
Мусик сунул телефон под подушку и повернулся ко мне.
- Кто звонил?
- Претендент на мое любвеобильное сердечко, - как можно невозмутимей ответила я. – Пригласил меня на свидание.
- Вот не повезло парняге, - хмыкнул он и ушел совершать утренний обряд омовения.

Наврав про неотложные дела, нарядный Мусик свалил из дома до обеда. Я нарядилась в длинную, полупрозрачную юбку, топик и легкие сандалии. Перерыв весь гардероб, выяснила, что зеленого галстука у Мусика нет, и рванула в магазин.
Найдя нужный мне предмет – галстук пронзительно-зеленого цвета с цыпленком Твитти в различных позах, я умудрилась приехать на свидание почти на двадцать минут раньше условленного времени. Памятник Ленину (в народе Вовка Каменный) стоял на своем обычном месте, простирая каменную длань в сторону Центрального гастронома.
Купив пакет и газету, я уселась на пакет под голубой елью, решив скоротать время за чтением новостей.
- Хотите фотографию? – спросил остановившийся рядом опрятный дедушка. – Недорого.
- Чью? – не поняла я. – Вашу?
- Да нет же, - он ткнул пальцем в допотопный «Полароид», висевший на шее. – Я вас сфотографирую, вы так хорошо смотритесь на фоне этой ели. Недорого, - снова добавил он.
- А давайте, - решила я.
Фотография мне, конечно, ни к чему, но, кажется, дедушка не возьмет денег просто так. Я приняла томную позу и лучезарно ощерилась. Дедушка щелкнул меня, взял деньги, отдал снимок и подозрительно быстро ретировался, хихикая.
Я удивленно смотрела ему вслед, затем уставилась на фотографию. Вроде ничего необычного. Сижу, ноги укрыты юбкой, голова склонена, очень красиво лежат волосы, улыбка не совсем естественная, ну да пох. Позади меня ель.
- Вот пиздюк! – возмутилась я.
За елью был запечатлен писающий мальчик, радостно улыбающийся в объектив. Понятно, почему дедок так быстро свалил.

Ровно в три часа я встала у подножия памятника, предварительно натянув галстук, и приготовилась к ожиданию. Вечно опаздывающий Мусик не изменил привычке и на этот раз. Через двадцать минут я перебрала в голове несколько десятков способов отмщения.
Каждая третья половозрелая особь мужского пола, проходящая мимо, считала своим долгом заметить, что галстук удивительно подходит по цвету к моим глазам и не его ли я жду. Я высокомерно строила из себя слепо-глухо-немую особу, считая, что объяснять каждому, кого я жду – жизни не хватит.
Мусик объявился тогда, когда я решила, что поведу его в магазин нижнего белья и не уйду, пока не перемеряю и не покажу ему на себе весь ассортимент.
Видимо, с пони в этот день была напряженка. Мусик гордо восседал на спине задрюканного северного оленя, которого вела неопрятная девица. Она с трудом сдерживала гогот.
Ноги Мусика смешно торчали в разные стороны, одной рукой он вцепился в загривок бедного животного, а в другой держал горшок с розовой азалией.
- Дульсинея! – заорал он и замахал горшком. – Я узнал тебя по галстуку! Я знал, что ты меня дождешься!
Я сорвала галстук и приветственно махала им. В нас тыкали пальцами, кто-то ржал, но мне было наплевать, я так хотела сегодня влюбиться.
Наконец, олень со своим лихим наездником доскакал до меня.
- Рассчитайся с Санчо Пансой, и добавь сверху на чай, пусть сегодня Росинант вдоволь наестся ягеля, - велела я, пытаясь устроить азалию в сумочке.
- Ты определилась с рестораном?
- Нет еще..
- Отлично, - обрадовался Мусик. – Пойдем в парк, я хочу пострелять в тире.
Я возмутилась, потому что это был мой день. Против парка я ничего не имею, а вот против тира имею. Единственное место, в которое я точно могу попасть – это в задницу слону с двух шагов. И то, я так хочу думать, потому что на практике я этого не проверяла. Наложив запрет на тир, я согласилась на парк. Мусик не Читать далее...

Нет ничего смещнее, чем слово ЖОПА, написанное большими буквами.