деревянноголовая авдотья михайловна вязала шерстяные носки на крылечке. ветер был жёстким и беспощадным. вечерело.
авдотья михайловна запахнула покруче бушлат и сконцентрировалась на вязанине. горько и глубоко вздохнула.
ветер приносил откуда-то издалека обрывки запахов и воспоминаний. также вокруг летали кусочки чьих-то тел и судеб.
деревянноголовой авдотья была не всегда - это пришло с опытом. вместе с опытом пришло и увлечение вязанием.
теперь она более всего уважала шерстяные носки, тишину и уют. ну, и ещё петьку - соседского разгильдяя семнадцати лет отроду.
просто за то, что он умел рассмешить её и выгнать своими проделками и удалыми суждениями из неё остатки мыслей.

авдотья михайловна привстала - в полный рост разогнуться ей не позволял накопившийся в позвоночнике опыт - и пошла в дом.
там было натоплено и пахло свежепоструганным салатом. тикали ходики; на столе посапывал самовар.
авдотья налила тридцать капель лунного света и заправила салат из огурцов, помидоров, моркови, зелени и перца сметаной.
выпила, крякнула, скушала пару ложек салата - и принялась за тесто для каравая.
завтра должны были хоронить матвеевну - и по древнему обычаю следовало испечь пышный каравай, чтобы он украшал крышку гроба.
а потом бы каравай разламывали руками и раздавали родным усопшей...

деревянноголовая авдотья михайловна застыла у окна, залюбовавшись на закат. где-то за печкой мурлыкнул кот васька.
в голову стучались и рвались какие-то сюжеты, слова и образы из далёкого прошлого. что-то свербило и слышались стоны..
авдотья наморщилась, замерла и громко троекратно чихнула.. и снова в избе воцарилась тишина.
она поместила будущий каравай в печь и продолжила вязать носки, уже в тепле и при свете настольной лампы.

[700x525]
она же и дети

твой мир течёт и изменяется, процеживаясь через сито Её Величества Случайности.
Она подставляет то одно ухо, то другое. слушает и вникает.
вникает и проникает.
представляет себя в тебе и тебя в себе представляет.
представляет Она и колеблет. тончайшие нити, начинания и выплески.
то одного, то другого подставляет Она, представляя.
Она бередит и расспрашивает -
как ты там,
что, мол, чего -
а сама убирает горшок,
когда тебе приспичило облегчиться на людях.
Она восклицает "Здравствуй!" -
и ты лезешь лобызать её ланиты...
Она намазывает щёки фекалиями твоих врагов -
и ты целуешь.
Она говорит "Ты проклят!" -
и ты веришь Ей, как никому другому;
готовишься словить пучок проклятий и впитать ядрёную епитимью-
и вдруг просыпаешься в достатке и комфорте..

ты говоришь -
и вдруг! -
ты ничего не говоришь..
застыл -
и онемел.
стал истуканом..
где-то в причилийском острове.

спускаясь,
низвергаясь,
срываясь,
падая.
водопадом вниз -
с ухом,
с ахом -
один сплошной выдох.

как падающая звезда ты проносишься у себя перед глазами,
лишь стоит прикрыть на секунду глаза..
именно поэтому
ты иногда боишься спать
и лежишь часами, расщепляя взглядом потолочную штукатурку.
ты боишься, что не успеешь загадать желание -
то самое желание -
а другого случая
больше
не представится...

[700x525]

и ещё пара кадров

[699x524]

Фотографии chertogon : приразваленное

хитрый вишну

ближе к земле
[525x700]

угораздило поехать потрапезничать через метро динамо.
а там, как водится, матч. субботний и футбольный.
а на улице дождь. сильный.
и несколько сотен ожидающих матча ныкаются в метро и под близлежащими козырьками.
так вот если эти тринадцати-пятнадцатилетние бухие, вопящие, беспрерывно матерящиеся и харкающие подростки и есть наш фанатский сектор - то это весьма обидно, если не сказать противно.
непроизвольно в голове выстраиваются прямые параллели с самим футболом, его уровнем и качеством.

это не ноги -
это сугробы
выросли на месте стоп-пяток-и-мозолей.

я танцую по колено в снегах -
потому что стоп не стало.

я рисую на стенах и на теле
того меня,
что вышел как-то ночью по грибы и не вернулся тем, кем был,
простое слово с гласными, не без шипящих, и с большой ацтекской птицей.

когда небесный потаскун выходит поддудеть закатов,
я прячусь в чуни и хихишу что есть мочи -
чтоб не обидеть его и - упаси Нергал - не оскорбить;
но это же так расчудесно, забавно и смешно - когда он дудит..

сугробы на моих ногах похожи на облака.
мне иногда кажется, что я парю в небесах -
хотя достаточно чётко осознаю,
что просто-напросто замечтавшийся безстопый инвалид.

это не солнца -
это пушистые светящиеся зайцы, раззадорившись, затмили горизонт.
я их фотографирую и, засвечивая плёнку, слепну -
не переставая приплясывать в небесах..

Смотреть это видео

просто ест

дудун
[700x525]

проглядывая рецепты первых блюд, с первого взгляда проникся нежностью к блюду "бозбаш сисианский".

вот есть выражение "состоявшийся человек". попахивает какой-то обречённостью и в то же время ослепляющим самодовольством.
мне куда понятнее и симпатичнее "настоявшийся человек". эдакий - умеренно дозревший и высказывающийся лишь тогда, когда вся муть осела.

радуга-дуга
[700x525]

а остальные убежали в комментарии

сцена с посиделками у маляра феди в "гори, гори, моя звезда" с участием табакова, леонова и ефремова - гениальная.

"ляляля", - говорил грустный сторож Иван приблудному псу Семёну, раскладывая картошку, помидоры и селёдку на закусь в десять-сорок-три утра на покосившейся скамеечке с видом на космос.
Иван налил гранёный до краёв - чтобы не больше, но и не меньше, это была его планка, рвать которую хотелось не чаще пары раз в неделю - и неторопливо посасывал двадцаточками и тридцаточками. Семён глядел задумчиво в космос и поскуливал для-ради приличия.
Иван вышел пописать к третьему слева тополю, предварительно убедившись, что владения в полном порядке; Семён же не тратил времени попусту - и окропил близлежащую берёзку презрительно и нагло.
грустный сторож Иван организованно кушал картошку, изредка вкрапляя в неё помидоркину дольку и селёдку, и думал про самое светлое - про тишину и про Софью Михайловну.
Семён грыз резиновый сапог - ибо ему не наливали и в кои-то веки даже не угощали омлетом..

луна лениво ползла к егерю.

орнамент
[700x525]

мне больно, очень больно.
и не могу толком сказать, отчего..
порой сам не можешь обосновать - и от этого становится ещё более больно.
ты пытаешься срезать пласт плоти знаний - но выходит лишь больнее. ты пытаешься залить пожар - но он разгорается пуще прежнего...
просто больно.. очень больно.. ещё больней - и ещё..

куда-то уходят корабли, которые ты направил в поисках сокровищ..
куда-то улетают ласточки, с которыми ты отправлял привет далёким близким от тутошних нас..
куда-то ускользает гадюка, которую ты направлял и предполагал одному лишь близкому человеку с большим открытым сердцем..
куда-то ухожу и я, не в силах разобраться в собственных болях..

мне больно, очень больно..
и не могу толком сказать, отчего..
я выхожу во двор, кусаю тополь до крови -
но это моя кровь, а не тополя. -
она не приносит ни капли облегчения или очищения..
я выхожу в небо, рыдаю в тучи -
но они не приемлют моего дрища;
они умеют гадить куда-как задорнее и узористей..
я всего лишь сотрясаю воздух по своему обыкновению..

я не могу толком сказать, отчего..
это всего лишь час-тридцать и немного предыдущих и будущих часов и спазмов..
я лежу посреди улицы, разглядывая приближающуюся поливочную машину..
и это мой удел.. пожалуй, мне это нравится..

ключница-то завсегда сыщется -
только где бы ключи раздобыть.