под утро кушаю мацу.
все сосут - и я сосу.
держу пальцы крестиком
вместо гирек с пестиком.
я хожу скукоженный
и слегка встревоженный -
этот день не выдался,
износился-выдохся,
не успев родиться.
пережрал водицы
мёртвой и ненужной
я весь изутюженный..
колошусь и гоношусь
копошусь и порошусь..
голошусь напрасно
весь собой прекрасный
посреди помойки
на вечерней дойке -
дрочат тут добротно,
но больно не охотно.
погребу я к лешим -
пусть грудь-дыру потешат..
оказывается! -
и звери
празднуют новый год!
а ёлка у них стоит
украшенная упавшими звёздами,
сушёными грибами,
сугробами,
надеждами
и несмелыми подснежниками!
да!
а ещё -
они водят хороводы,
мирятся,
дружатся,
рассуждают про природу и вообще,
громко радоваются и смеются,
и поют какие-то неопределённые песни про небо и про солнце.
лежать и думать.
не мечтать, а именно думать.
десять минут. двадцать. тридцать..
а ты всё лежишь, собравшись спать, и думаешь погасить свет, чтобы таки уснуть окончательно и бесповоротно на ближайшие хотя бы часов шесть-семь..
и смотришь в стену, и думаешь ещё.
глядишь на часы - а там уже не час, а час-сорок пять.
и за окном всё тише машины. всё тише города жизнь. шумозавеса сдаёт позиции на середину ночи..
а ты всё лежишь и думаешь.
не о чём-то конкретном - нет, обо всём понемногу. обо всём и ни о чём.
про солнце, и небо, и воду, и руки.
про чувства, и нежность, и злость, и суетное.
про назревшее и неспелое.
про ароматное и духастое не в меру.
про страх и про свободу хотя бы на мгновенья..
про людей - близких и любимых. и тех, кто был рядом, когда.
вот так - десять минут, двадцать, тридцать..
и вдруг понимаешь, что невозможно всё это более дышать внутрь -
вскакиваешь,
зажигаешь волшебное яйцо,
извиняясь будишь какой-нибудь ноут (сначала берёшь в руки один - потом кладёшь его обратно, он сегодня и так перетрудился - гладишь по спинке и оживляешь другой) -
и судорожно набиваешь про то, как это бывает расчудесно в начале третьего лежать и думать.
пожалуй, живу -
но что-то не верится.
ни мне, что снаружи, ни всем тем, кто внутри.
я с размаху вхожу
в то родное, что теплится -
чтобы статься хоть чуточку краше, чем упыри.
колошусь посреди.
только это не поле, не пасека..
скорей - полигон.. или свалка недогоревших сердец.
пью коктейль "звонари",
заводя в сотый раз игру в квасики -
с мертвецом-пастухом и отарой полудохлых овец.
у меня два-сорок -
это льётся,
и пьётся,
и пишется..
я вхожу в эту ночь
обезумевшим тихим юнцом.
я хочу быть нескромно скупым,
однако вру -
и шикую на виселице,
запуская в быль то,
что могло быть самым моим нелепым концом.
я держу свой ответ -
он лишь мой и ничей,
и не более..
но свой ответ удержать -
не причуда,
а удел мудрецов.
расхожусь там, где был,
и грешу,
и рисую Подполие.
в котором вынужден жить,
и лепить,
и вскрывать
тени грустных
и скорбных
отцов.
я бежал. быстро бежал, нелепо. бежал затем, чтобы бежать.
но вдруг притомился. и решил. решил бежать не просто так, а чтобы найти.
не обязательно Что-то. но хотя бы что-нибудь. найти - и понять.
понять, принять - и осознать. а вдруг это что-нибудь - твоё..
а вдруг это то самое.. а вдруг это самое что ни на есть твоё.
я бежал. быстро бежал. нелепо.. поскольку лепым, как мне казалось, быть негоже.
также негоже сдуваться по сто раз на дню. сдуваться-сбываться.
а вот надуваться было бы неплохо. надуваться и лопаться. лопаться - и обратно, в шар.
было б неплохо ещё и ещё сквозь плоть прорываться.
сквозь, вдоль и поперёк. поперёк и вдоль.
темы случались искренними. темы случались ласковыми.
порой темы не случались вовсе, но от этого они не теряли в значимости.
значимость пронизывала всё вокруг. она роилась и взрывалась. она клубилась и искрилась. -
но тут же приходил весногрёзый и выхохатывал Зиму. и значимость затихала..
рябило в глазах. глаза наполнялись. суставы хрустели.
ёжики прятались по домам и крепко топили печи.
весногрёзый уменьшался в размерах и тоже замолкал.
И боюсь я подумать,
Что где-то у края природы
Я такой же слепец
С опрокинутым в небо лицом.
Лишь во мраке души
Наблюдаю я вешние воды,
Собеседую с ними
Только в горестном сердце моем. [525x700]
по пизде пошёл урюк
мысли обезвожены
захватил с собой бурдюк
скромный и скукоженный.
жду теперь разлива вод
и прихода ласточек
пусть уйдёт глухой урод
что ворует ландыши.
окунулся с головой
прошлое приглючилось
я не я и ой не ой -
смялся у уключины.
полежал погоревал
и случился новенький
поскакал на сеновал -
и упал в безмолвие.