А. И. Деникин писал:
«Не стоит подходить с холодной аргументацией политики и стратегии к тому явлению, в котором все в области духа и творимого подвига. Пока есть жизнь, пока есть силы, не все потеряно. Увидят «светоч», слабо мерцающий, услышат голос, зовущий к борьбе — те, кто пока еще не проснулись»..
А всеобщий любимец, генерал Марков, принимая Офицерский полк, выразился короче:
«Не спрашивайте меня, господа, куда и зачем мы идем, а то все равно скажу, что идем к черту за синей птицей...»
Святейшее из званий, звание «человек» опозорено, как никогда. Опозорен и русский человек — что бы это было бы, куда бы мы глаза девали, если бы не оказалось «ледяных походов»!
И. А. Бунин
"МИЛОСЕРДИЯ СЕСТРИЦЫ"
Великая княгиня ЕЛЕНА ПАВЛОВНА и дочь матроса ДАША СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ первыми в России положили начало делу медицинских сестер
В предисловии к удивительной книге "Ангел-хранитель", посвященной российским сестрам милосердия, есть такие строки: "Милосердие в войну как общественное движение родилось в Крымскую кампанию 1854-1856 годов, когда две выдающиеся женщины противоборствующих стран - англичанка Флоренс Найтингейл и Великая княгиня Елена Павловна - одновременно протянули руку помощи воинам, проливающим кровь на поле брани".
Во время Крымской кампании они были во враждующих армиях: российские сестры милосердия в осажденном городе под пулями противника возвращали к жизни героических защитников Севастополя; британские сестры, находясь на противоположном берегу Черного моря в тылу противника, в турецком городе Скутари, выхаживали раненых и больных воинов Союзной армии (Турции, Великобритании и Франции).
Сестринская служба в Британии и по сей день пользуется особым почетом, а Флоренс Найтингейл - суперинтендант сестер милосердия в Крымской кампании - является национальным героем, который живет в сердцах англичан, ее портрет печатается на денежных купюрах.
В Лондоне существует Музей Флоренс Найтингейл. Но, как ни странно, даже в этом музее не знали почти ничего конкретного о деятельности российских сестер милосердия "по ту сторону театра военных действий". Литературы по этому вопросу на английском языке не было, за исключением двух страниц в записках Флоренс Найтингейл и одной краткой заметки в газете. Вот почему наш доклад на 34 Международном конгрессе в Глазго в 1994 г. на тему "Российские сестры милосердия в Крымской кампании 1854-1856 гг." стал для британских коллег и откровением, и сенсацией.
В январе 1995 г. в Лондоне под патронажем принцессы Александры состоялся торжественный вечер , в сценарий которого были включены материалы нашего доклада на конгрессе в Глазго и слайды. Британские коллеги впервые увидели лица российских сестер Крестовоздвиженской общины; узнали о Великой княгине Елене Павловне - основательнице общины и о роли Н.И.Пирогова, которому было поручено руководить "их благословенной деятельностью" на театре военных действий. Впервые, именно во время Крымской кампании 1855 - 56 годов, он применил метод анастезии - эфиром при операциях тяжелораненых воинов.
В буклете, специально изданном к этому вечеру, российским сестрам милосердия был посвящен целый разворот.
Один из ведущих научных медицинских журналов Великобритании "The Journal of Royal College of physicians" ("Журнал Королевского общества врачей") впервые опубликовал в январском номере 1995 г. большую статью о российских сестрах милосердия с фотографиями сестер Крестовоздвиженской общины, [показать]портретом ее учредительницы Великой Княгини Елены Павловны (вдовы князя Михаила Павловича, младшего брата императора Николая I ) кисти К.Брюллова, фото Н.И.Пирогова, его писем и других документов того времени.
Н.И.Пирогов выдающийся русский хирург и врач, еще в сентябре 1854 г., когда в Севастополе раненые гибли тысячами, подал прошение направить его добровольцем на фронт. Просьба эта оставалась без ответа несколько недель, как вдруг он получил приглашение к великой княгине Елене Павловне. Это было "... в ту незабываемую пору, - писал Пирогов, - когда каждое сердце в Петербурге билось сильнее и тревожнее, ожидая результатов битвы при Инкермане ... К большой моей радости, она мне тотчас объявила, что взяла на свою ответственность разрешить мою просьбу. Тут она мне объяснила ее гигантский план - основать организованную женскую помощь больным и раненым на поле битвы и предложила мне самому избрать медицинский персонал и взять управление всего дела".
К вечеру того же дня вопрос был решен. Великая Княгиня тотчас обратилась с воззванием к российским женщинам, желающим "принять на себя высокие и трудные обязанности сестер милосердия" в перевязочных пунктах и подвижных лазаретах на Крымском театре военных действий, и 6 ноября 1854 г., на следующий же день после битвы при Инкермане, основала на свои средства "Крестовоздвиженскую общину сестер
...все в себе вмещает человек
который любит мир и верит в Бога.
Н. Гумилев
...я заблудился навеки...
в слепых переходах пространств и времен.
Н. Гумилев
Гордо и ясно ты умер, умер, как Муза учила.
Ныне, в тиши Елисейской, с тобой говорит о летящем
медном Петре и о диких ветрах африканских — Пушкин.
В. Набоков
Еще не раз вы вспомните меня
И весь мой мир, волнующий и странный.
Н. Гумилев
Николай Степанович Гумилёв родился 3(15) апреля 1886 года в Кронштадте,
где его отец, Степан Яковлевич, окончивший гимназию в Рязани и Московский
университет по медицинскому факультету, служил корабельным врачом. По
некоторым сведениям, семья отца происходила из духовного звания, чему
косвенным подтверждением может служить фамилия (от латинского слова
humilis, “смиренный”), но дед поэта, Яков Степанович, был помещиком,
владельцем небольшого имения Березки в Рязанской губернии, где семья
Гумилёвых иногда проводила лето
Мать Гумилёва, Анна Ивановна, урожденная Львова, сестра адмирала Л. И.
Львова, была второй женой С. Я. и на двадцать с лишним лет моложе своего
мужа. У поэта был старший брат Дмитрий и единокровная сестра Александра, в
замужестве Сверчкова. Мать пережила обоих сыновей, но точный год ее смерти
не установлен.
Гумилёв был еще ребенком, когда отец его вышел в отставку и семья
переселилась в Царское Село. Свое образование Гумилёв начал дома, а потом
учился в гимназии Гуревича, но в 1900 году семья переехала в Тифлис, и он
поступил в 4-й класс 2-й гимназии, а потом перевелся в 1-ю. Но пребывание в
Тифлисе было недолгим. В 1903 году семья вернулась в Царское Село, и поэт
поступил в 7-й класс Николаевской Царскосельской гимназии, директором
которой в то время был и до 1906 года оставался известный поэт Иннокентий
Федорович Анненский. Последнему обычно приписывается большое влияние на
поэтическое развитие Гумилёва, который, во всяком случае, очень высоко
ставил Анненского как поэта. По-видимому, писать стихи (и рассказы) Гумилёв
начал очень рано, когда ему было всего восемь лет. Первое появление его в
печати относится к тому времени, когда семья жила в Тифлисе: 8 сентября
1902 года в газете “Тифлисский Листок” было напечатано его стихотворение “Я
в лес бежал из городов...” (стихотворение это не было нами, к сожалению,
разыскано).
По всем данным, учился Гумилёв плоховато, особенно по математике, и
гимназию кончил поздно, только в 1906 воду. Зато еще за год до окончания
гимназии он выпустил свой первый сборник стихов под названием “Путь
конквистадоров”, с эпиграфом из едва ли многим тогда известного, а
впоследствии столь знаменитого французского писателя Андрэ Жида, которого
он, очевидно, читал в подлиннике.
Из биографических данных о Гумилёве неясно, что он делал сразу по
окончании гимназии. А. А. Ахматова, упомянув, что ее муж, окончив гимназию,
по желанию отца поступил в Морской Корпус и был одно лето в плавании,
прибавляет: “А поэт по настоянию отца должен был поступить в университет”,
и дальше говорит, что он решил уехать в Париж и учиться в Сорбонне.
Согласно словарю Козьмина, Гумилёв поступил в Петербургский университет уже
гораздо позднее, в 1912 году, занимался старо-французской литературой на
романо-германском отделении, но курса не кончил. В Париж же он
действительно уехал и провел заграницей 1907-1908 годы, слушая в Сорбонне
лекции по французской литературе.
В Париже Гумилёв вздумал издавать небольшой литературный журнал под
названием “Сириус”, в котором печатал собственные стихи и рассказы под
псевдонимами “Анатолий Грант” и “К-о”, а также и первые стихи Анны
Андреевны Горенко, ставшей вскоре его женой и прославившейся под именем
Анны Ахматовой - они были знакомы еще по Царскому Селу. Были ли в журнале
какие-нибудь другие сотрудники кроме Ахматовой и скрывавшегося под разными
псевдонимами Гумилёва, остается неясным.
Вернувшись в мае 1907 года в Россию, 20 июня он уже вновь был в Париже,
пытаясь осмыслить случившееся с ним за два киевско-московско-петербургских
месяца: и встречу с Брюсовым, и освобождение от воинской службы, и
очередной отказ Анны Горенко выйти за него
![]() |
Архиепископ Андроник (Никольский) родился в 1870 году в семье диакона Ярославской епархии. В Ярославской Духовной семинарии принял иноческий постриг. После окончания Московской Духовной Академии был назначен миссионером в Японию, под началом архимандрита Сергия (Страгородского).
Японцы поразили его своей простотой и глубиной веры. Они просили и получали, искали и находили. Прожить год среди такого народа, хотя бы и в непрестанных трудах, было большим счастьем, и впоследствии он с благодарностью вспоминал время, проведенное в Японии. В 1906 году о. Андроник был хиротонисан во епископа Киотского, а в 1914 году переведен на кафедру Пермскую и Соликамскую.
Время служения святителя было временем расцвета духовной жизни в Пермской епархии. Жизнь владыки Андроника была образцом древнего благочестия. Подвижник, молитвенник и нестяжатель, всякое материальное благополучие он вменял ни во что; шелковых ряс не носил; хотя и был награжден многими орденами, но никогда их не надевал. Архиерейской каретой не пользовался - на ней соборное духовенство ездило по требам
Пермь отличалась в то время прекрасными проповедниками, в подготовке которых епископ много потрудился. Владыка высоко ценил духовную культуру русского народа, тот духовно-нравственный идеал, который был им выстрадан в течение тысячелетия и который для многих к началу XX столетия стал блекнуть и теряться. С грустью владыка наблюдал современную религиозную жизнь, характерное для нее исключительно внешнее благочестие. Желая поделиться своим богатым духовным опытом и многими наблюдениями на многотрудном пути, владыка издал книгу "Письма архиерея к иереям". Он советовал приходским священникам завести в храмах общенародное пение. Церковные песнопения, в старину заполнявшие народную жизнь, вытеснят собою все грязные, расплодившиеся в народе, песни мирские; научат и благоговению в самом поведении. Он советовал пастырям не ограничиваться проповедью за литургией, но и за другими богослужениями говорить хоть краткое слово назидания от Евангелия.
Владыка понимал, что не социальные, экономические или политические реформы грядут в мир, а новое язычество. И это "новое язычество в разных самых благовидных и культурных формах посягает на самые основы веры в Христа Спаса. Оно стремится заменить собою христианскую закваску жизни христианских народов. Для сего оно с особым расчетом покровительствует временно всякому иному исповеданию, всякому сектантству, всякой иной вере, только бы в России развалить господствующее православие... в уверенности, что после того ему со всеми иными верованиями и толками и считаться уже не придется... Время пришло такое, что уже нельзя благодушно выжидать, что приедет миссионер и своими беседами всех уговорит остаться в православии. Нет, пусть всякий священник на месте сам постарается все прежде сделать для христианского просвещения пасомых, для наставления их на жизнь по Евангелию, для уврачевания ослабевших в исполнении христианского долга, для вразумления смущаемых и уклоняющихся от Церкви, а следовательно, и от Христа Жизнодавца".
В отличие от многих архиереев и пастырей, равнодушно смотревших на жизнь современного им государства, епископ считал это равнодушие пастырей к политической жизни страны весьма предосудительным, причину его видел в лени и нежелании потрудиться и вникнуть в существо происходящих событий. Уж кто-кто, а пастырь обязан видеть и знать действительность многогранно, понимать ее духовный смысл и уметь ясно и неразладно с Христовой правдой и сердцем человеческим растолковать его своей пастве - хотя бы для того, чтобы оградить ее от губительных для души лжеучений. Уж кому и видеть окружающее ясно, как не пастырю, в чьем сердце зажжен благодатный свет всепросвещающего учения Христова, перед умом которого нелицеприятное евангельское мерило. Политики часто бывают похожи на слепцов, увлекающих других слепцов в яму. И пастырь обязан наставить свою паству, пробудить в сердце приходящих к Христу жажду истинного просвещения, которое милосердием Христовым и заступничеством Матери Божией не даст погибнуть ни в этой жизни, ни в будущей.
В годы Первой мировой войны епископ предписал ввести во всех монастырях Пермской епархии "неусыпаемое круглосуточное чтение акафистов Господу, Божией Матери и святым"; а после каждого акафиста прочитывать молитву о даровании победы и молитву об упокоении воинов, отдавших свою жизнь за веру, царя и
Кирилл Ривель
Мне от мыслей-видений не уснуть до утра:
Снова цепи-мишени, громовое "ура".
Умирали, как жили – кто во рву, кто в бою,
Мы – за нашу Россию, а они – за свою.
Шашки вон, эскадроны! И аллюр три креста!
Жизнь – дешевле патрона... Кто патроны считал
В те года моровые, в перехлёсте судеб?
Когда мы – за Россию, а они – за совдеп!
Мы родные гнездовья покидали с сумой,
Погасив нашей кровью их "пожар мировой".
Не считай чаевые и судьбу не кляни:
Мы дрались за Россию, за коммуну – они.
Нам покоиться рядом, жаль – в землице чужой,
Под терновой наградой за поход Ледяной...
Мы уходим, как жили. – Рысью, марш! Шашки вон!
Только мы – за Россию, а они за кого?
Слово воинам-ратникам, отправляющимся на Дальний Восток
Гимн Донских казаков
Оборона казаками Азовского моря 1855 г.