«Здравствуйте, девушка! Пройдёмте-ка с нами!» – сказали бестыжие оккупанты одной из красивых кукол по имени, скажем, Настенька.
Девушка, как водится, весьма обаятельно испугалась и по гражданской привычке предложила было продемонстрировать им свой паспорт.
«Вы нас, верно, с кем-то путаете, дамочка. – ответили ей. – Мы, видите ли, не менты. Мы – потомки фашистов! Впрочем, продемонстрировать Вам придётся многое». И с этими словами они ввели Настеньку в «кабинет». Читать далее...

Мишутка и Тяпа сидели на каком-то перроне, а вокруг рвались авиабомбы.
– Ну что ты сидишь, философ хренов?! – истерично возмущалась Тяпа, – Вокруг же бомбы рвутся! Взрыв – это тебе не листок бумаги порвать!
– Это как сказать… – медленно процедил медвежонок, даже не повернувшись в её сторону.
– Ты меня прости, но я устала! – заявила обезьянка.
– От чего? – спросил Мишутка, но не с вызовом, как легко подумать, а спокойно.
– Я устала не понимать, ты медвежонок или осёл?
– Золотая середина… – улыбнулся он. Сразу после этого осколок свежеразорвавшейся бомбы вырвал из его правой лапки только что закуренную сигарету.
– Вот видишь! – с бессмысленным женским злорадством воскликнула Тяпа, – ещё бы немножко, и тебе могло бы оторвать голову!
– Могло бы и тебе… – так же спокойно возразил медвежонок. Читать далее...

И война началась.
Ещё накануне вечером Судьба подстрелила Валерия Лебедева. Его сын Антон ушёл купаться и не вернулся. Переезд же на дачу был назначен на следующий день.
В районе 20.00 делегация, состоящая из Марии Анатольевны, иллюзорной Наташи и её мужа дяди Володи отправилась на квартиру к дяде Валере, дабы как нельзя более кстати проявить своё неуместное и бесполезное участие. Дядю Валеру они, разумеется, не застали. Он уже второй час нырял в поисках сына в одном из южных прудов Москвы, и поиски эти были, конечно, безрезультатны. На следующее утро договорились с водолазами и те, естественно, помогли. К полудню распухший труп Антона был обнаружен и доставлен на берег.
В районе же девяти утра между Ваней и его мамой состоялся такой разговор: Читать далее...

Это случилось так. Ваня снова подхватил лёгкий насморк и был оставлен дома с Наташей. Мама ушла, бабушка ушла, дядя Володя ушёл. Остались мальчик и женщина. Читать далее...

«Деструктивные культы, депрессивные культы, экспрессивные культы, эксклюзивные культы. Глупость какая!, – думал Мишутка, – Что мне теперь, пойти повеситься что ли, если действительно только я один знаю правду! Я же не виноват, что так получилось! Извините, на всё воля божья!». Подумав подобное, он решил, что это, пожалуй, стоит записать.
Медвежонок поднялся из-за стола, взял заварочный чайник, зашёл в санузел, вылил старую заварку, вернулся на кухню, заварил новую. Пока в жерло тёмно-синего фарфорового чайника, поступал кипяток, Мишуткино внутреннее бормотанье звучало примерно так: «Заварка новая – новая-кленовая – какая же она кленовая? – а вот бы был такой чай из кленовых листьев! – почему обязательно из кленовых? – можно и из дубовых! – дубовый чай! – приходите ко мне на дубовый чай! – а что у вас на первое? – а на первое у нас каша берёзовая! – угощайтесь! – всегда пожалуйста! – а почему бы мне, кстати, Тяпу по субботам не бить? Какая разница, муж я ей или нет? Да и кто тогда её муж? Кто тогда её муж, если не я? А может и вправду жениться на ней? Тогда, правда, Андрюшу придётся усыновлять, а мальчик – не подарок, конечно. Ой, не подарок! Ой, а его тоже буду по субботам бить! Точно! Буду всех по субботам бить! Будут у меня оба орать, святое семейство, кто кого переорёт! А что-то я такое записать только что собирался? А-а, вспомнил! Про то, что только я один знаю правду, и по сравнению с этим, даже не имеет значения, в чём именно она заключается! Потому что в том-то она и состоит, что лишь я один её знаю! Всё-таки это надо записать – забуду!» Он закрыл чайник крышечкой, накрыл его сверху своей бурой пижамой, неведомо как попавшей на кухню, и пошёл в комнату за тетрадкой.
И тут в квартире его раздались два звонка: один в дверь, а другой – телефонный.Читать далее...

Волосы Марты ласкал тёплый весенний сквозняк. Ресницы девушки бесшумно хлопали друг об друга, будто тайно аплодировали её беспокойным мыслям, а в её правой руке хаотично пульсировал член спящего экстрасенса.
«Какой он смешной!» – подумала Марта, глядя на его неподвижное, словно у трупа, лицо. «Хороший такой! В меру запутанный мальчик. Что же это он натворил, глупый, что теперь только я могу это исправить? Впрочем, я – женщина!» – тихо думалось ей.
Спать не хотелось. Курить тоже. Зато неожиданно захотелось пИсать, за что она была благодарна Богу ровно настолько, насколько может быть ему благодарен любой мучимый пограничной бессонной бессмыслицей человек в том случае, когда предвечный даёт ему повод занять себя чем-либо насущным.
После посещения уборной Марта всё же завернула на кухню, взяла сигарету и неторопливо выкурила её, высунувшись по пояс в окошко. Затем вернулась в спальню и снова легла рядом с Эйлером. Сотым чувством она поняла, что спит, когда догадалась, что это вовсе не ветер ласкает её левый сосок, а бесприютная душа Хелен.
– Здравствуй, сестричка… – прошептала Фортуна.
– Да. – молча кивнула Марта.
– Ты не бойся меня. Это всё ненадолго.
– Как ненадолго? – удивилась Марта.
– Как и всё остальное. Ты сама посуди, разве в этом мире что-то бывает надолго?
– Я… Я не знаю. – честно призналась Марта.
– Тогда просто верь мне. – попросила незримая Хелен и спустилась своей ласкою ниже.
– Что ты со мной делаешь? Читать далее...

«Я же тебе сто раз говорила, – начала отчитывать Ваню бабушка, – не рой ямы! Плохая примета! Ищи свою куклу! Куда ты её задевал? Ищи теперь!»
– Я ищу, – оправдывался Ваня, чуть не плача, – Я её уже полчаса ищу! Её снегом завалило!» И он снова запустил руку по плечо в узкую лунку, вырытую им в огромном сугробе пластмассовым красным совком.
– А зачем ты пупса-то туда положил? – возмущалась Мария Анатольевна.
– Я не знаю! Я играл, что она спелеолог!
– Кто?
– Исследователь пещер. Я нечаянно! Я нечаянно рукой на край наступил, и её снегом завалило! И теперь никак найти не могу!
– Её немедленно надо найти! Сколько раз я тебе говорила, бестолочь ты этакая, не рой ямы!
– Бабушка, ну я не хотел! Я уже всё обыскал! Она как сквозь землю провалилась! Я не знаю, куда она могла деться! А что за примета?
– Не хочу я тебе этого говорить! Плохая примета и всё!
– Ну, бабушка, ну, пожалуйста!
– Плохо это! Умереть кто-нибудь может! Что это вообще за игры такие – в похороны? Тебе других игр мало?
– Я не играл в похороны! – оправдывался Ваня, продолжая рыться в своей ямке в поисках куклы. – Я играл, что она спелеолог. Читать далее...

«Эйлер, вы меня поняли?» – второй день звучал в ушах экстрасенса вопрос Гитлера. Он ещё спрашивает! Да Эйлер понял Гитлера ещё раньше, чем тот родился на свет! «Поняли!» Да, надо как-то выпутываться. Понял ли он его? Конечно, понял!
Гораздо больше экстрасенса обеспокоила фраза, брошенная Гитлером как бы вскользь уже в момент их прощального рукопожатия. «Ведь мы же с Вами знаем, – сказал он заговорщицки улыбаясь, – если в мире вспыхивают пожары, значит, это кому-то нужно!» Эйлер хотел уже было отдёрнуть руку, полагая, что их разговор закончен, но Директор Разведки удержал её и, более того, мягко провёл большим пальцем по его ладошке. Выдержав паузу, он добавил: «Поэтому, несмотря на то, что Пиночет видит новую Фортуну в теле фрау Марты, я хочу, чтобы Вы поняли, что для меня более предпочтительна кандидатура Вашей супруги фрау Бригитты!».
Обо всём этом и думал экстрасенс Эйлер по дороге к своему особнячку, расположенному в сосновом лесочке в Северном Подберлинье. Нет, конечно, как истинного мага, то обстоятельство, что за его запретное удовольствие придётся расплачиваться совершенно невинному человеку, не смущало его нисколько. Уж кому-кому, а ему-то было известно, что Смерть, равно как и Жизнь, являются всего лишь грамотно поставленными трюками в кукольном театре Вселенной, и потому страдания и удовольствия не имеют никакого значения, а справедливость, как таковая, - это то же, что адаптированное для школьников издание Франсуа Рабле, то есть максимально упрощённая картина мира, оригинальный вариант коей доступен лишь для понимания экстрасенсов. Читать далее...

Мишутка и Тяпа сидели на полугрязной скамеечке в парке и молчаливо грустили.
– Ну почему именно нам выпало раскрыть тайну государственной важности? Тайну, за которую тот же Парасолька родную мамку бы продал! Как ты думаешь? – прервала наконец молчание Тяпа.
– Неисповедимы… – пробормотал Мишутка будто себе под нос.
– Что неисповедимы? – нетерпеливо переспросила обезьянка и принялась раскачиваться взад-вперёд.
– Да пути эти все. – так же тихо ответил медвежонок и закурил.
– Может нам эту тайну продать, а? – предложила Тяпа. – Вот сам подумай. Мы знаем, а они – нет. При этом нам это знание, как собаке пятая нога, а они б все за него удавились.
– Продать-то, конечно, можно, но тогда уж задорого. – задумчиво произнёс медвежонок.
– Само собой.
– Так задорого, что это бы в корне изменило нашу жизнь. Но готовы ли мы с тобой к таким резким переменам? А тайна-то эта стоит столько, что перемены могут быть только резкими.
– Опять философствуешь? – едко спросила Тяпа и смерила Мишутку уничтожающим взглядом. Читать далее...

Близилось лето. Приближалось и время переезда на дачу, где нет асфальта, где придётся жить в дурацком деревянном домишке, справлять нужду в белый эмалированный горшок, но зато можно будет гулять целыми днями, совсем не заниматься музыкой и, что самое замечательное, – ходить с мамой на пляж, где девочки не носят обуви и ходят в купальных костюмах! Под девочками, разумеется, Ваня подразумевал существ женского пола ну уж никак не моложе лет четырнадцати. У большинства барышень младше этого возраста, как правило, не было так называемых сисек и вообще, они мало чем отличались от мальчиков.
В женщинах же Ваню привлекали две вещи: во-первых, они были совсем другими, чем мужчины, а во-вторых, то, что он мечтал с ними проделать, было категорически невозможно. Вплоть до самого подросткового возраста он будет убеждён в абсолютной порочности своих желаний и помыслов, и только годам к двенадцати всплывёт отвратительная, но спасительная для Вани правда. Выяснится, что мало того, что этого хотят все, так это ещё и очень даже можно совершать в реальности и, что самое поразительное, открывшееся, впрочем, ещё лет через десять, что и женщины относятся к этому с пониманием, а многие из них только о том и мечтают. Но всё это ещё только предстояло узнать.
Сейчас же, доступного максимума удовольствия Ваня достигал лишь на пляже, поскольку даже мастурбация пока оставалась для него книгой за семью печатями.
Обычно он лежал на песке рядом с Ольгой Васильевной и разглядывал ножки окрестных дамочек. В первое же лето своих наблюдений он сделал вывод,Читать далее...

«В принципе, беспокоит меня лишь одно, – начал писать Мишутка, всё-таки убеждённый Тяпою в том, что ему стоит попробовать стать писателем – почему если в метро мы встречаемся с кем-то взглядами, но не отводим глаза первыми – это со стопроцентной вероятностью означает, что на нас посмотрят снова?»
Медвежонок немного погрыз карандаш и продолжил: «По всей видимости, этот вопрос, со всей очевидностью, является лишь одним из бесчисленных отражений другого: зачем мы здесь?» Его пасть снова непроизвольно открылась и столь же непроизвольно он снова сунул в неё карандаш, не в силах противиться набежавшим к нему в мозг размышлениям, Читать далее...

«Пригласить всё-таки Гитлера или тогда уже завтра? – спросил себя Пиночет и посмотрел для очистки совести на часы. В принципе, рабочий день со всей очевидностью подходил к концу. Задержка на службе грозила внутрисемейным конфликтом, поскольку он мог не успеть купить тыквенных семечек для своей супруги, а его благоверная фрау Амалия терпеть не могла невыполненных обещаний. «Если мужчина не держит слово, – любила она повторять их сыну Фридриху, – он не мужчина, а какое-то неизвестное современной науке существо. Например, Чебурашка. А я, как ты знаешь, мой дорогой, – говорила она уже своему мужу наедине, – не сплю с Чебурашками! Конечно, большие нелепые уши тоже можно считать достоинством, но какой от них прок в постеле? Разве что, приложив их к моей вульве, можно услышать музыку сфер, но, видишь ли, милый, я не героиня Толстого, и от секса я привыкла получать удовольствие! Да и вообще, я предпочитаю слушать музыку, а не исполнять. Короче говоря, не можешь выполнить своего обещанья – не обещай!» «Действильно, лучше б не обещал! Кто за язык тянул?» – думал Пиночет, приподнимая рукав своего оранжевого мундира. До конца рабочего дня оставалось ещё полчаса. «Пожалуй, успею!» – решил он и нажал кнопку звонка.
Гитлер пришёл к нему в штатском. Читать далее...

«Иди скорей ко мне, глупенький!» – позвала Парасольку Сима и выставила из под одеяла свою правую ножку. Получилось, будто она манит его к себе большим пальцем ноги. Майор с достоинством улыбнулся и, поигрывая мышцами, стал неторопливо снимать голубую майку. Затем он расстегнул широкий армейский ремень, бросил его в сторону (от неожиданно громкого удара пряжки о деревянную ножку стула Сима даже хихикнула), и тёмно-зелёные галифе виновато упали к его ногам.
Тут Сима увидела на стене тень Парасольки в профиль и на мгновение посерьёзнела, удивлённо приоткрыв свой красивый кукольный рот. От лобка майора под углом примерно в 100° к его мускулистым ногам отходил недвусмысленный вектор. «Не может быть!, – внутренне присвистнула девушка, – там раньше этого не росло! Да, господи, воистину на всё воля твоя!» Самый что ни на есть настоящий пах пластмассовой куколки впал в сладкое предвкушенье неведомого, однако в эту ночь её снова ждало разочарование. На всё воля божья, тут Сима конечно была права, да и вообще, создать тень чего-либо гораздо проще, чем его материальную непосредственность. Это под силу не только Богу, сила коего, как известно, безгранична в рамках бесконечной Вселенной, но даже начинающему фокуснику. В конце концов, то, что Сима приняла за половой член майора вполне могло оказаться издевательски преломлённым в лунном свете торчащим лобковым волосом. А мир физических явлений действительно любил издеваться над Симой, потому что она была настоящей красавицей, – прямо не девочка, а игрушка! С тех пор же, как в неприветливом польском лесу она впервые отведала вектор германской мужественности, перед миром открылись практически неисчерпаемые возможности для издевательств над новоиспечённой пластмассовой женщиной. Таким образом, Читать далее...

Ну, конечно, в Мишутке жил не один Мишутка. Сосчитать сколько их было там в точности – бессмысленно даже пытаться! Дохлый номер. Порядковый то бишь. То бишь невычислим, потому что невычленим. Неделимым Мишутка был, но не так чтоб уж прямо единым.
Другой Мишутка всегда всё знал лучше первого. Никогда не ошибался, всё предвидел и предвосхищал. Так и сейчас он опять оказался прав. Ну конечно это звонила Тяпа! Кто же ещё?
– Поехали в лес! – задорно предложила она.
– В лес? – переспросил повседневный Мишутка.
– Ну да, в лес! – подтвердила обезьянка.
– А зачем?
– Найдём зачем. Я и без тебя знаю, что для грибов ещё рано. Да и ягодки ещё зелёные все.
– Где встретимся? – спросил Мишутка.
– Ну ты же мужчина, ты и предлагай! – кокетливо пошутила Тяпа. Читать далее...

«Ну вот, теперь ты будешь пупс! – весело воскликнул экстрасенс Эйлер и принялся тереть свои жилистые руки под золотым краном. – ПрОшу, милая пани!» С этими словами он подошёл к своему сложному креслу и развернул его в сторону Хелен.
– Садись-садись, не стесняйся, – продолжал Эйлер ласковым голосом с нарождающейся старческой деребезжинкой, – стесняться надо было в Москве, моя милая. В конце концов, Германия превыше всего!
Хелен не смогла сдержать презрительной улыбки.
– Это хорошо, что ты улыбаешься! – заметил экстрасенс. – Христос тоже на кресте улыбался. Потому и воскрес. Улыбка перед смертью, как реальной, так и символической, – это от бога, детка!
– От какого такого бога? – открыла наконец рот Хелен, и в тот же миг ей туда залетела виртуальная галка в виде интимного воспоминания о Парасольке с ярко выраженным эротическим оперением.
– От бога-отца, разумеется, милая пани. Такая улыбка означает, что человек наконец-то понял, что на самом-то деле он и не жил никогда; что Господь наконец достучался до его мутного, заплывшего самоуверенной глупостью разума. И когда человек дорастает до того, чтобы понять, что он никогда не существовал; не просто делает такое интеллектуальное допущение и глупо хихикает от того, что то, что кажется ему остроумным абсурдом, всё-таки изрядно смахивает на правду, а чувственно постигает это – вот тогда-то и заканчивается бесконечная цепь его иллюзорных перерождений, и он воскресает, чтобы уже не умереть никогда, то есть умирает по-настоящему. И это большое счастье. И не всем дано испытать его когда бы то ни было. Да-да, детка, большинству уготована бездарная Вечная Жизнь без единого шанса стать хоть немного умнее хотя бы в сотой реинкарнации.
Хелен как можно красноречивей скривила левый сектор своего прекрасного ротика, но Эйлер положил на её сарказм один из своих виртуальных членов. Читать далее...

Накануне Ваня и его мама посетили Священный Мосторг, и там, на втором этаже, в соответственной секции, купили для Вани достаточно строгий, но рыжеватый костюмчик, состоящий из брючек и пиджачка. Издали костюмчик даже напоминал костюм для настоящих взрослых мужчин, но при ближайшем рассмотрении становилось очевидным, что слишком крупные железные пуговки и широкий пояс на пиджачке делают его похожим скорей на мундир, да и то, не для красных командующих, а словно для каких-то врагов Чипполино, вроде принца Лимона и подобных ему кислых типов. Да и, опять же, цвет…
Потом наступило следующее утро, и Ольга Васильевна повела сына в консерваторию. Поразмыслив о том, что могло бы заинтересовать её малыша, она пришла к выводу, что «Сказки Шахерезады» господина Римского-Корсакова подойдут более всего. Да, почему-то ей казалось, что это очень яркая цветастая музыка, и что подобная цветастость будет воспринята её маленьким Ваней как несомненное достоинство. Ведь чем меньше человек знает, тем более он ценит цветастость! То есть, так она полагала. Ведь было ей в то время всего лишь около тридцати лет, а, как известно, для женской души – это, в принципе, возраст отрочества.
Более всего в консерватории Ваню поразили гигантские портреты великих композиторов, внаглую развешенные по стенам. Тут было отчего замереть детскому сердцу. Ведь мальчик был маленький, а портреты большие! Поэтому со всей очевидностью выходило, что со всеми своими мыселками и чувствийками Ваня был размером, ну, в лучшем случае, с Вагнеров нос, а то и вовсе терялся в бороде вышеупомянутого Римского-Корсакова. Читать далее...

День плача начался с того, что вставший не с той лапы Мишутка вышел к себе на балкон, посмотрел на розовые рассветные облачка и подумал: «Ах, как красиво это утреннее небо! И ведь это всё опять просто так! Не пришло ещё, видимо, время, глядя, на это небо, сделать единственно верный вывод. Мне два года уже, уж более семиста дней и ночей пережил я, философичный такой себе медвежонок, но ни один из них по-прежнему не имеет значения. Не вырисовывается ни таблицы, ни линии! Как же это всё грустно!» Он не заплакал, конечно, но вздохнул достаточно глубоко; затем вернулся на кухню и стал печально чистить картошку.
В это самое время майор Парасолька подходил к КПП и медленно думал о своих неудачах: Читать далее...

«Я так и знала! Я же так и знала!» – всхлипывая, приговаривала Алёнка, продолжая гладить бельё. «Господи, конечно, на всё воля твоя! Гы-гы-гы, – снова вздрогнула она от собственных слёз, – ну как же мне плохо-то, Господи! Неужели же тебе всё равно? Я люблю тебя, Господи! Но ведь его же я тоже люблю! Чёрт бы нас всех побрал!» И в ту же секунду она случайно наехала утюгом себе на руку. Алёнка пронзительно взвизгнула, потрясла рукой в воздухе, поморщилась от запаха палёной пластмассы и коротко засмеялась тому, насколько внимательны к ней так называемые небеса.
«Чёрт бы нас всех побрал!» – в запале богоборческой истерики снова повторила она. Порывом внезапного ветра приподняло занавеску, которая тут же зацепилась за гладильную доску. Девушка попыталась было её поправить, но именно в этот момент её правая ножка выскользнула из тапочка, она потеряла равновесие, и вся честная компания: Алёнка, утюг и гладильная доска, к неописуемой радости торжествующего Мироздания рухнула на пол.
«Любить-колотить!» – выругалась красивая кукла, заметив, что занавеска также оторвалась, а карниз беспомощно повис на одном шурупе. После этого она выключила утюг, села на пол и безудержно зарыдала.
Возможно, Алёнка проплакала бы весь день, но неожиданно к ней в форточку влетел почтальон. «Чик-чирик, – сказал он, – для Вас секретный пакет!» Читать далее...

Вот пишет мне некое непонятное cозданье:
""
Djamal
Кому: Гениталии_Истины
Отправлено: 11-03-2007 18:13

ОтветитьУдалитьВернуться
так билять
первое и последнее предупреждение
еще одна жалоба - забаню кхуям, вместе с дневничгом

с Уважением, модератор ""

А что я сделала-то не так? На самом деле не понимаю. Может кто объяснит по доброте душевной?
[321x473]

Всё-таки, как ни крути, тётя Наташа была вопиюще красивой девкой. Умна, стройна, непосредственна и вызывающе улыбчива, – в особенности, когда приходили гости или друзья супруга. Впрочем, друзья супруга приходили нечасто, поскольку всё семейство Лебедевых, за исключением счастливо избежавшего сей участи дяди Валеры, ютилось в трёхкомнатной «хрущёвке», и потому Наташин муж, дядя Володя, находился в оной квартире, строго говоря, на птичьих правах.
Кроме дяди Володи, все остальные её обитатели, не считая, разумеется, Вани, неразвитая детская писька коего действительно с лёгкостью позволяла сбросить его со счетов, были женщинами.Читать далее...