Я в растерянности. Ощущение нахождения не в той тарелке не никак покидает. Логика подсказывает, что мне необходима забота, любовь и ласка. Я устала. Влюбиться. И больше есть. Но все это кажется таким невозможным сейчас... А так вообще - все хорошо. Но я не радуюсь, не сверкаю глазами, не излучаю тепло... Нет кого-то нужного рядом, от этого пусто и одиноко, какими бы медовыми и благожелательными не были все мои родные, близкие, хорошие или даже чужие.
Следовало бы радоваться достижениям, очень гордиться собой, но мне это почему-то не приходило в голову. Если подвести итог последних месяцев, можно с уверенностью заявить, что я добилась довольно многого. Раньше мне этого не удавалось.
Каким извилистым путем нужно иногда пройти, чтобы понять очередную истину о себе - истину из простых и односложных. Наконец забрести в тупик, забиться в нем полудохлой птицей, нелепо вскидыдывая придуманные крылья, осознать бредовость ситуации. Чаще всего искать объяснений в глубине просто бессмысленно. Они же ведь плавают на поверхности, едва покрытые налетом жира. Так вот, паскудная правда в том, что все трудности придуманы, мифические дела бессмысленны, а усталость эта постыдная, полувыдуманная. Есть только свинцовая башка, в ней куча хлама, засыпавшего крупицы здравого смысла. Все в пудре, в тумане, в налете и дымке. Так ведь, и правда, проще и легче жить - оправдывая себя, обвинять других в собственных, да и в чужих бедах. Ведь не так уж и мало, наверняка, я им сделала. Только разве это всплывет? О себе привыкаешь помнить хорошее.
Куда все подевалось, интересно. Любовь к людям, готовность к действию и ненависть к быту. Почему мне кажется глупым влюбляться и верить, почему не дрожат коленки - совсем больше, никогда - отчего же? Все это от лени, от безделья. От слабости, максимализм здесь не причем, он и не был. Мне лень спорить, зато не стыдно спрашивать, даже переспрашивать и под конец заебывать. И почему-то все меня теперь прикрывают. Когда я опаскудилась. А раньше никому и дела не было. Почему внезапное безразличие извечно сопровождается таким "успехом". Мне должно быть приятно, но обидно. Обидно за настоящую себя, которая продолжает обижаться и отчаиваться. Плакать, в конце концов.
Холодный и крепкий кофе без сахара - мой новый фетиш и хорошая альтернатива святому духу. Я тут одна, ору земфиру на всю квартиру. Отказали все колонки. Как будто пьяна.
Шизофрения все не отпускает, а тем временем праздники уже на носу. Я, как всегда, буду эксцентрична на экзамене тридцатого, с огромной сумкой, коньяком и подарками, но - нет, отнюдь не для преподавателя. Потому что я отбываю в изоляцию, снег и холод. На сей раз, кажется, будет неспокойный Новый год - с печкой, четырьмя идиотами и Полиной. Помоги мне амон ра.
Хотя бы одним замечательным женским качеством меня не обделили при раздаче. Я очень, действительно очень люблю готовить. Но мне необходимо потчевать кого-то в итоге - это обязательно. Так что, моим домочадцам в перерывах между срывами и затяжной депрессией (моей, само собой разумеется) иногда везет. А в итоге страдает диета!..
- а ты опять не пошел тогда спать?
- я смотрел список шиндлера, 3-часовой фильм.
- это не оправдание.
и почему все слышат от меня одни оправдания ?
Я наконец добралась до Эрмитажа. Мысли о нем терзали все то время, что я находилась под учебными завалами. Выбралась. Традиционно это происходит зимой. Эта сезонность - какая-то личная катастрофа.
Вообще я всегда хожу к импрессионистам, пугаюсь и бегу от средневековья, ну и как-то довольно кисло озираюсь в залах промежуточного периода. Подумалось, что это несправедливо. Есть трогательное. Но в основном все-таки стеклянные глаза, могущественные виноградины и кудрявые деревья. Подавляющий массив религиозного.
Хорошего не так уж много, но если наткнуться, прямо-таки переворачивается внутри что-то. Я записала 10 портретов, гугл нашел только 6 адекватных репродукций. И все же
Daisy Lowe by Max Farago
for Paradis # 4
So Young, So Cool
Photographed by: Steven Meisel
Models: Cole Mohr, Luke Worrall, Pixie Geldof, Lydia Hearst, Daisy Lowe, Leigh Lezark, Geordon Nicol, Eliza & Ash
i-D Magazine,
Daisy Lowe and Will Blondelle,
August 200,
Terry Richardson
Я сижу дома, в этой своей комнате. Не опостылевшей - любимой, уютной, моей. Но четырехугольной. С белой дверкой. С белым окошком. И с решеткой в довершение. Здесь кажется, ей богу, парадоксальным то одухотворение, с которым я разглядываю волшебные фотографии, собираюсь в январе нагрянуть в Таллин, верю в существование на свете других городов, кроме Снег-Петербурга, других людей, кроме родителей и однокурсников...
Надо было покупать медицинскую маску, когда все это делали. Кто знает, возможно я бы спаслась от вируса свиного невезения. Ничего, совсем ничего не выходит с этой сессией. С поездками, деньгами. С людьми.
Я надеюсь на Новый год. Я почему-то всегда на него надеюсь. У меня кучка рецептов, картинок. Они все говорят, что не станут справлять без меня, а я... Хочу смотреть на напряженную работу жующих пьяных новогодних щек, я хочу чувствовать себя эдаким румяным, пряно-пьяным дедом морозом, который всем нужен, который всеми любим. Я задаю себе только один вопрос. Нормально ли это.
Мне отчего-то хочется наплакать в щели между клавиш.. И упиваться рекламой калцедонии. Нет, вроде все хорошо, но непонятно и обидно, до слез обидно, и хочется, чтобы обняла бабушка, или кто-то, редкий и добрый. Это ведь мой декабрь, мой пряный месяц, отчего же в горле войлочный ком, зачем улица без снега, и почему пропала банка с какао... я ощущаю гамму чувств потеряного щенка. побитого, со свалявшейся шерстью. с обглоданными усами.
А я их не очень. Да и в сущности, какое мне дело, ведь я и правда, поверьте мне, фавн. Какое же тут может быть кино... Финн пишет мне письма. Я пишу ему ответы. Это побуждает верить, что существует здесь еще что-то, кроме четырех стен в цветочек, жидкой дороги до остановки и душных аудиторий с опостылевшими лицами. Нет, безусловно, теплые огни на улицах все те же, и мелькают искорки в чьих-то глазах, и не редко меня теперь омывает подобием нежности и любви. Девушки. Слишком много девушек, их сладостность когда-нибудь задушит меня в объятиях. И чересчур похвалы-похлавы-пастилы. А кто-то зовет меня в кино, и все бы ничего, но как объяснить, что мне больше хочется идти в кино с Наташей, чем с "очень хорошим" и даже "милым". Нет, этого мне не понять. А может быть, время сейчас не то... не то время.
Немного не по теме, которая занимает меня последние сутки. Наверное, хватит истощаться, мне только очень нужны часы на цепочке, серый и теплый такой шарф баллоном и, может быть, меховая шапка, ноу?
Я думаю немного по-английски, но это простительно после парома, ведь столько странных ночных разговоров, а они обязывают. Еще они обязывают грустить теперь, когда все закончилось. Боже, какие же они милые, некоторые. Я чуть не влюбилась в финна, такая вот маленькая дура...
Natalia Vodianova, фотограф Hedi Slimane
Эди Слиман не использует фотошоп, всегда показывает истинное лицо (иногда, конечно, спрятанное за волосами или за чем-нибудь другим), не дает шикарных аксессуаров, не одевает в платье от кутюр своих моделей. Но его все равно любят все модели класса А.
Наталья Водянова
EANCE PRIVEE
Seprember (2009)