Бывает плохо, причем ровно и бесперебойно. Чтобы забыться, можно сыграть в одну сомнительную игру.
Активируется соответствующий мозговой отдел, мысли концентрируются на воплощении желаниий, следом наступает удовлетворение. Я счастлива, и ты. Русалка на ветвях сидит. В голове всплывают и клубятся сочные образы, тело вскидывают оргазмические переживания. О Да. Боль была, но теперь ведь ушла - ее нет. Всего лишь одна большая глупость, которую уже никто не совершит.
Смешная грустная игра.
Я очень люблю родителей, представляете. Раньше в мою голову этого как-то не приходило. И тут вдруг осознаю, когда двадцать стукнуло. Но все и всегда было так сложно, так запутанно.. Вообще-то говоря, родителями в полном смысле этого слова они не пробыли и года. Можно сказать, я своим рождением подпортила романтику. Маме-то ладно, 22, а папе ведь отсилы 18 было... Какие тут могут быть дети?
И все-таки лет до 12 я тешила надежду, что они опять будут вместе. И даже обещания с папы брала, что он больше ни с кем не сойдется. Практически обет безбрачия. А ведь вокруг мамы вечно были полки ухажеров, мужей.. да и вообще она чемпионка, всю жизнь пропадала на гонках. Папа был студентом и рокером. И когда он все-таки женился, я сразу на несколько лет вперед обиделась! Теперь у него еще 2 дочки. Раде 10, Бэлле несколько месяцев. Но жена у него - нет, правда - отвратительная...
Меня же зовут Машей - потому что мамина фантазия не такая бурная, как у мачехи.
хотя бы в двух вещах мы с мамой похожи - фигура и улыбка - остальное папино. А папа мой круче Алена Делона!
Когда тебе двадцать, попадание во всеобщий беременно-свадебный круговорот фактически неизбежно. Поначалу все это удивляет, спустя время - умиляет, ну а в определенный момент начинает казаться простым и естесственным. Не знаю, как так получилось, но мою улицу праздничный марафон минует и по сей день. Смешно конечно, но это меня задевает.
Не то, чтобы мне это было нужно. Но иногда я действительно думаю на эту тему вполне серьезно. И вот на днях мне поступил звонок из детства, счастливых времен художественной школы. Это была моя Саша, которая внезапно объявилась после двухлетней пропажи. Успев за это время выйти замуж, родить и воспитать полуторогодовалого Данилу, она умудрилась остаться все такой же дурной, но уже не Журавлевой, а Аносовой, в разы более нежной и в наивысшей степени нужной. И вот мы сидели на диване, а на полу возился крохотный и теплый человек, и она, она смотрела на меня и слушала с какими-то по-детски восторженным, и одновременно грустным взглядом. Она сказала, что жизнь моя, наверное, бьет ключом. Но до того, без всяких домыслов, - что теперь уже и не представляет, как это - жить без ребенка - для чего и как растрачивать вникуда отпущенное тебе время. А я почувствовала себя нелепой и громоздкой в этой нагоняющей сон комнате. В этой квартире. И в этой жизни.
И все-таки после поездки в Италию ощущение тихой радости внутри меня все еще живо, несмотря на возвращение в родные и нежные объятия рутины. Невозможно быть привычно серым и отвратительным, когда каждый день встречает тебя по меньшей мере сотней улыбок. Я хочу научиться жить с радостью. Но для этого необходимо солнце. А спячка - это все-таки не вариант...
Многие, и я конечно, когда-то очень верили в возможность вечного и абсолютного счастья. Не совсем легко, но с сильной надеждой. В общем-то, эта вера и есть суть жизни для большинства молодых и заплутавших. Просто однажды, окончательно потерявшись, большинство и ее теряет - становится взрослым, наверное. Но тогда всё и все были другими, и были запойные ночи с кино и кофе, долгие пристальные взгляды прохожих; и влюблялись в то время везде, но чаще - на улице. И все-таки большую часть времени сильно страдали, бродили или валялись, сидели на скамейках, утопая в себе, и еще, может быть, курили. Не раз, наверняка, ловили себя на мысли о внезапной смерти - несясь по трассе, стоя на краю платформы, перебегая улицу. И было как-то все равно - ну или жалко, немного. А теперь вот как-то грустно от всех этих смешных воспоминаний.
С завидным постоянством я просиживаю время отдыха дома, потому что ежегодно мои попутчики так и остаются потенциальными. Или просто срываются. И мне это надоело. Поэтому обращаюсь к вам - друзья или просто хорошие, или не/адекватные, или такие же отчаявшиеся люди. Я собираюсь в конце августа - начале сентября в Италию или куда-нибудь - в Европу скорей всего. В пределах своих возможностей. Поехали со мной! А то я одна сорвусь...
Засунули в мешок и подожгли, бывает же такое. И вот теперь улыбаются, потеют и едят мороженое. А я из мешка не умею, и что с этим делать - не представляю. Да и воздух слишком жаркий, чтобы чего-то хотеть. Кого-то - тем более.
Но лучше б ты, грусть, молчала. Врешь ведь безбожно.
Я знаю, что приятно. После неожиданно хорошего кино и гранатового чая приятно засидеться в машине прямо напротив подъезда. Говорить здесь с папой минут сорок, пристегнувшись и без всякого желания вставать. Приятно принимать подарки, жать на новые клавиши и самой быть новой и неправдоподобно взрослой - приятно. "Совсем большие уже, бедные дети". Так ты сказала. У меня улыбка и времени так мало, успеть бы выпить кофе. Но финну своему я написала, так что в пятницу уезжаю.
Это цитата сообщения Рейчелл Оригинальное сообщение
Может мне бы хотелось остановить этот механизм. Но, похоже, уже поздно.
Недавно перед моими глазами была картинка: две бездны и тонкая дорожка между ними. И вот ты висишь над этой дорожкой и никуда тебя не кидает. Потом эта картинка исчезла. Появилась другая. Темная полупустая комната, ночь, я и младенец, из солнечного сплетения которого сочится черное.
В какую бездну их тех двух я попала, мне так и не довелось узнать. Хотя казалось, что я просто улетела вверх. И я не знаю, придется ли мне еще раз стоять над этой пропастью. Может быть пока я только отсрочила свой выбор. Но может и улетела, куда надо.
Мои волосы пахнут перцем. Или не перцем. Пряностью какой-то. Очень приятно, кстати.
Я не знаю....может быть это неправильно искать в каждом фильме, в каждой книге, в каждом разговоре какой-то ключ, открывающий одну из маленьких дверей в душе. Я даже не знаю, сколько их уже открыто, а сколько еще осталось. Может быть все заперто. И ключей просто нет.
Я заложница собственных чувств. Они уже давно сели на трон и смотрят на меня сверху. Изредка, накрывая меня мантией, чтобы мне было тут не так холодно. Второй день я не отвечаю какому-то мальчику на сообщение. Потому что мне не хочется. Потому что я знаю, что не нужно. Потому что я знаю, что это не то. Совсем не то, а только трата себя. Только снова и снова вранье. Только снова и снова лицемерие, которое рано или поздно раскрывается и больно бьет тебя по щеке.
Я давно уже помолвлена со своими чувствами. Разве что кольца у меня нет и фаты.
[500x335]
Нашедшие любовь по обыкновению ото всех теряются, чтобы отпустить сердце и побыть немного глупыми и заурядно счастливыми. Я думаю, именно этого нужно желать особенным людям в их дни рождения. И вот год за годом я из партера наблюдаю за воплощением своих самых искренних пожеланий любимым друзьям, и каждый новый огонек счастья подпаляет понемногу ту звонкую леску, что протянута во мне крепким стержнем. Их глаза излучают равномерное сияние, я улыбаюсь и хлопаю в ладоши, дарю красивый букет и имя будущему крестнику. Я свидетелем на всех их свадьбах, неизменно безупречна, но и чрезмерно улыбчива, поддаюсь под конец обольщению вина. Смех становится истерическим, глаза осоловелыми - я убегаю и падаю в летнюю улицу - только не в квартиру, только не домой. Все чаще разговариваю с собой, уже не замечая. И я ведь буду любить и помнить, я никогда и ничего не смогу с этим поделать.
Грустно оттого, что все это прозрачно и легко объяснимо, буквально на пальцах. Но я обязательно заболею чем-то, стану трудоголиком - у меня ведь сейчас все так хорошо складывается. Времени будет еще меньше, я буду ездить, рисовать, кроить проекты, проглатывать кино и книги, жалуясь на нехватку дней в неделе. Мне станет некогда думать, и это будет хорошо.
День следовало бы начинать глубоким вдохом, до вечера раздаривая радужные улыбки - по одной из каждого сна. Но как назло, мои улыбки остаются в тех, которые утром никогда не вспомнить. Все эти мои сны были такими живыми и теплыми, что возникало желание вообще никогда не просыпаться. Ведь тогда придется придумывать причину вновь полюбить жизнь - так, как совсем еще недавно, в сладкие шестнадцать. Я не разуверилась в чудесах - они случаются, при этом близко, в больших и маленьких масштабах. Я просто давно перестала их ждать, а поняла это только сегодня.
Легко говорить о красоте, а о любви уже сложней. Лучше будет промолчать.
Каждой девушке в разговорах с пустой комнатой нужен некто, чтобы обращаться к нему по имени. Нет, его не просят жалеть и утешать, но каждый раз он, бессловесный, кладет голову очередной потерявшейся к себе на колени и бесконечно поглаживает ее добрыми пальцами. Где-то между реальностью и вселенной. И все же он один единственный - вообще и для каждой в отдельности - обладатель миллиарда ипостасей и по меньшей мере тысячи имен.
А у меня такого нет. Я люблю свободу и боюсь привязываться - даже к воображаемому. Это слабость, или малодушие; да кто вообще скажет, что это... Особо тщательно следует избегать родных и друзей, им страшно много известно. Я не черствая, но просто подлое время сейчас; весна ведь так заманчива для побегов. В мае нужно исчезать, катиться камнем, лететь на попутных ветрах. И как же мучительно для меня блудной день за днем оформлять документы на визу для абсолютно незнакомых людей. Вот бы тоже стать абсолютно незнакомой. Для доброй половины... для массы людей
Половина человека зашла в вагон на станции Фрунзенская, а место, где телу логично продолжаться, обмотано пакетами. Звякание монет, молчание, голос диктора, грохот дверей. Инцедент исчерпан, забудь, Маша, пожуй жевачку.
В супермаркете самая свободная очередь к кассе; женщина, а за ней, чуть поодаль, полурослик в большой шапке, рассматривает что-то возле стойки с шоколадками. Наверное, ее ребенок - постараться обойти, положить свои скудные покупки. Но только это карлик, и, кажется, я влезла перед в ней в очередь - и хотела было извиниться, отойти. Но ведь она стоит там, жмет она в ручонках какую-то мочалку, и блаженно улыбается, а я проглатываю язык, я теряюсь, обливаюсь холодным потом, я умираю.
Вот по пути домой передо мной движется человек с санками. Это очень интересная, практичная конструкция - деревянная площадка, ко дну прилажены полозья, а сверху непонятные поначалу колеса. Если перевернуть - получается тележка. Мужичок волочет ее, на голове шапка, куртка на меху, валенки с галошами. Мне же холодно. Потому что джинсы модные, потому что шапка прическу мнет. Может быть, это нормально, может, и правильно.
А может быть, я просто дура?
Птица в клетке отлично понимает весной, что происходит нечто такое, для чего она нужна; она отлично чувствует, что надо что-то делать, но не может этого сделать и не представляет себе, что же именно надо делать. Сначала ей ничего не удается вспомнить, затем у нее рождаются какие-то смутные представления, она говорит себе: "Другие вьют гнезда, зачинают птенцов и высиживают яйца", и вот она уже бьется головой о прутья клетки. Но клетка не поддается, а птица сходит с ума от боли.
Винсент Ван Гог, 133 письмо к Тео, 1880 г.
Это цитата сообщения Tisapoli Оригинальное сообщение
Elle Italy December 2008
Model: Crystal Renn
Photo: Matt Jones
[показать]