Решила разнообразить записи стихами) Единорог24-01-2008 11:29
Бреду по тропинкам заросшим…
Вдыхаю свободный ветер…
Жду чуда от этой рощи…
Так ждать могут только дети…
Я пью голубое небо,
Я ем золотую листву,
И жду я знака от Гебы,
Лаская деревьев кору.
Я жду серебристой тени,
И злато сверкает в руках…
Встаю на тропе на колени
С призывом ему на устах…
А он, не касаясь пыли,
Скачет ко мне со всех ног.
Он носит сребристую гриву
И имя – Единорог.
Все-таки некоторые моменты в жизни бывают отвратительны. Еду я сегодня с экзамена - радостная, получила пять, хотя относилась к возможности сдачи весьма скептически. Погода хорошая, солнышко светит, небо чистое. Мысленно продолжаю беседу с преподом о литературе... На остановке стоят бабки. И о чем-то ругаются. Знаете, кого они мне напомнили? стая голодных помойных котов, которые стоят над трупом последней крысы и громко, гнусаво, противно вопят друг на друга, чтобы выяснить, кто круче и кто получит крысу. Несмазанные дверные петли по сравнению с ними кажутся пением гурий. Противно так...
Прихожу домой - сияющая мама гордо сообщает, что убралась в моей комнате. *здесь следует продолжительная нецензурная брань по теме, которую культурные режиссеры заменяют долгим "пииииип"* Да, я знаю, что у меня бардак на столе! Да, по пыли там уже писать можно! Но, ёпт, у меня сессия! Я НЕ убираюсь во время сессии! Я убираюсь после! Это, бл*, символ окончания семестра - уборка после сессии! И где мне теперь искать закон о СМИ? Опять его скачивать, распечатывать, тратить краску, которой мало, и изыскивать по всей квартире бумагу, которой у меня нет? Где искать книги, которые я читала к экзамену по ИЗЛ, чтобы сдать их в библиотеку? Какого хера, простите, она себе позволяет открывать ящики моего стола? Не, бл*, к тому, что она читает все тексты, которые я неосторожно забываю на столе, я уже привыкла! Ей похрен, личная переписка это у меня, сочинение или рассказ, который я и так в итоге покажу! Ей же интересно! Но теперь мне уже вообще их негде прятать! Уже в стол полезла, любопытная, б*****ь! Походу я скоро на дверь начну амбарный замок вешать. От любопытства. И нехер мне потом рассказывать, что они тут калькулятор на подоконнике забыли.
Черт, после чтения сообщества меня стали одолевать сомнения, туда ли я попала? На сей дневник из критикуемых в нем не глянешь - везде школьники о_О Нет, я, конечно, не считаю себя мегавзрослой и меня не корежит от вида человека, на год меня младшего, но что-то настораживает. Или это мне так везет? Да еще читаешь чей-нибудь дневник.. То эмо попадется, то просто нервная сопливая 15-летняя девочка (сопливая - в смысле слезливая). А то еще и мальчик О_О Поневоле хватаешься за голову - куда катится мир? Это что, позитив остается только в пустых головах тусовщиков?
Если бы Господь Бог на секунду забыл о том, что я тряпичная кукла, и даровал мне немного жизни, вероятно, я не сказал бы всего, что думаю, я бы больше думал о том, что говорю.
Я бы ценил вещи не по их стоимости, а по их значимости.
Я бы спал меньше, мечтал больше, сознавая, что каждая минута с закрытыми глазами – это потеря шестидесяти секунд света.
Я бы ходил, когда другие от этого воздерживаются, я бы просыпался, когда другие спят, я бы слушал, когда другие говорят. И как бы я наслаждался шоколадным мороженым!
Если бы Господь дал мне немного жизни, я бы одевался просто, поднимался с первым лучом солнца, обнажая не только тело, но и душу.
Боже мой, если бы у меня было сердце, я заковал бы свою ненависть в лед и ждал, когда покажется солнце. Я рисовал бы при звездах, как Ван Гог, мечтал о поэме Бенедетти, и песнь Серра была бы моей лунной серенадой. Я омывал бы розы своими слезами, чтобы вкусить боль от их шипов и алый поцелуй их лепестков.
Боже мой, если бы у меня было немного жизни… Я не пропустил бы дня, чтобы не говорить любимым людям, что я их люблю. Я бы убеждал каждую женщину и каждого мужчину, что они мои возлюбленные, я бы жил в любви с любовью.
Я бы доказал людям, насколько они не правы, думая, что когда они стареют, то перестают влюбляться: напротив, они стареют потому, что перестают влюбляться!
Ребенку я дал бы крылья, но научил бы его летать самого.
Пожилых я бы научил тому, что смерть приходит не от старости, но от забвения. Как многому я научился у вас, о, люди…
Я узнал, что каждый хочет жить на вершине горы, не догадываясь, что истинное счастье ожидает его на спуске.
Я понял, что когда новорожденный впервые сжимает отцовский палец в своем крошечном кулачке, он хватает его навсегда.
Я понял, что человек имеет право взглянуть на другого сверху вниз, лишь когда он должен помочь ему встать на ноги.
Я так многому научился от вас, но, по правде говоря, от всего этого немного пользы, потому что, набив этим сундук, я, к несчастью, умираю.
Вот интересно, что со мной происходит? Вчера открыла книгу, которой зачитывалась лет пять назад до визга. Ну.. что сказать.. Стиль серенький, ничего особенного, часто пошлятинка вылезает.. Глубоких мыслей - ни одной. И чего я так восторгалась? Или это я сейчас старею? Или умнею? Или просто становлюсь ханжой, как мама? С другой стороны, если и ханжой, то хотя бы умной. Не хочу больше читать такие книги. С просто глупой я бы еще смирилась, но пошлость я терпеть не могу. Да и вообще, по правильному выражению моей подруги, подавляющая часть юмористического фентези сейчас строится на пошлости, пьянках и плоском юморе. Есть, конечно, жемчужины.. Но мало.
Да и вообще, как-то я изменилась. Раньше лезла доказывать, что та или иная книга - хорошая, там надо думать, пыталась объяснить, в чем там мысль.. А теперь... Ну не хочет человек понимать, ему думать лень, чего я буду из кожи вон лезть? Тот, у кого мозги на месте, и так все поймет. А кому думать неохота - хоть кол на голове теши, дохлый номер. Особенно заметно на примере моей мамы.. Вот уж классическая блондинка из анекдота.. Приходит из магазина и радостно щебечет, какие сейчас тряпки продаются замечательные.. Приезжаю после недельного отсутствия, и первое, что мне мама на утро сообщает - "Мне новый каталог пришел, там такие кофточки!" И притаскивает толстенный журнал, чтоб я выбрала себе шмот.. И упоенно его пересматривает, пока я книжку читаю! Жжесть. Вот и с книгами так же... Вот где думать не надо - нам нравится. Если нет того, что читаю я, сойдет и детектив какой-нибудь Донцовой или Марининой.. А то и любовные слюни, какая-нибудь "Африканская страсть под арктическим зноем". А пытаюсь впихнуть ей умную книгу - нет, что-то неинтересно. Блин, тяжелый случай. Ай, ладно, каждому свое. Буду сидеть в своем углу и гордиться тем, что я умнее. Потому что подруг еще можно переубедить или воспитать вкус к книгам, а предки считают, что умнее их никого нет, уж во всяком случае, не я. И что тут сделаешь? Пыталась впихивать маме классику, типа, это читают умные люди, она кривит нос - я все это в школе читала. Мне это не надо, я и так умная. Сама читай. Ну я-то прочитаю. И с удовольствием перечту. А, гхыр с ними... Надоело.
Странные теперь дни! До двух часов - раннее утро, невинное белесое солнышко... А затем - без перехода - вечер, закат, медленно тающая свеча в небе. Дня нет совсем. Только утро и вечер. Воздух кажется прозрачным, как стекло, слегка звенящим, но посмотришь вдаль - все тонет в нежной вуальке тумана. На ветвях - соляные кристаллы льда, а на земле - еле-еле заметный налет снежинок. Дни противоречий. На улице - собачий холод, но так и тянет гулять, играть в снежки из снега, который не выпал. А в теплое время наоборот не хочется никуда вылезать. У неба такой интересный цвет - немного сини, а остальное желтовато-кремовое, розовеющее к вечеру, то есть часам к 3-4. Не успеваешь проснуться, как снова пора спать. В такую погоду нужно кататься с горки, лепить снежных баб, а ты сидишь и готовишься к экзаменам. Они предполагаются сложные, но готовишься ты по паре дней, хотя даны 10 после Нового года. Но нет, у нас игра! Полиция небольшого городка, в котором начали происходить странные события наравне с обычными преступлениями, не дремлет. Отважный капитан отлавливает главарей банд, беседует с призраком и пытается понять, как трупы могли уйти из морга сами. Сплошные противоречия - день похож на торт-мороженое со взбитыми сливками и хочется гулять, но мы сидим на совещаниях и планерках. Ночь - кошмар любого теплокровного, полярный холод: мы сидим часами в засадах и ходим на встречи с агентами. Все так по-русски, неорганизованно и неправильно... Это жизнь. Прекрасная и невозможная. Сумасшедшая. Моя.
Темное серое небо… Нет, уже в принципе, рассвело, но день сегодня такой… странный, непонятный… Это даже не тучи. Просто нет солнца и неба, а над нами огромный каменный купол, от которого отражается свет городов. Видно даже трещинки в этом куполе. Трещинки, выбоины, каменные наплывы… Неровный серовато-желтый свет, как от далекой-далекой свечи.
Я не понял, мы провалились под землю и жжем костры? Да нет, вот он, мой Собор, никуда не делся. Значит, это все же такое небо. Ну надо же, воде и не так давно просыпался, и тысячи лет не прошло!
Я расправил крылья и потянулся. Надо оглядеться – что там, внизу, сейчас? Один шаг – и моя тяжелая, окаменевшая туша срывается вниз. Крылья распахиваются, но удержать массивное тело они не в состоянии – не рассчитаны на такой вес. Почти у самой земли камень наконец крошится и опадает с тела. Пару взмахов – и я лечу! О, как прекрасен полет! И как я соскучился по нему за эти сотни лет! Ветер ласково поддерживает крыло, земля внизу начинает проноситься все быстрее и быстрее. Какой упоительное ощущение!
Но что это? Я даже сбился с крыла: внизу подо мной бежала огненная река. Я спустился пониже и полетел помедленнее. Оказалось, что это огромные свечи на улицах, только внутри у них не огонь, хотя и похоже. Еще по улицам ездили странные металлические фургоны. Он не были запряжены лошадьми, зато у каждой сзади и спереди были свечи, похожие на уличные фонари, с тем же неподвижным пламенем, но разных цветов: спереди – белый или голубой, сзади – красный. А в фонарях – желтовато-оранжевый. А уж воняло от них! Может быть, я просто привычный, но сточная канава воняет лучше. А здесь что-то горелое, не дерево, не масло, не человечина. Что-то совсем необычное. И противное.
Я вновь поднялся повыше. Почти до самого свода. Как оказалось, это все же облака, такие же странные, как и огонь. Наверху, за ними, наверняка есть и солнце, и небо. Я опустился на какую-то крышу. Внизу серебрилась Сена. Вдоль нее и вдоль улиц шли странные люди. Все они куда-то спешили. Сначала я было решил, что здесь одни мужчины, но приглядевшись повнимательнее, я заметил и женщин. О позор, они тоже были в мужской одежде! Некоторые шли под руку с мужчинами, некоторые даже целовались! На улице! При всей толпе! Ужас!
Что же случилось с этим миром? Я сорвался с крыши и взлетел вверх, за облака. Несколько взмахов крыла – и яркое желтое солнце ослепило меня. Небо было ярко-синим. Облака надо мной – белоснежными. Где-то вдалеке летела странная белая птица. Она не махала крыльями, а свет солнца отражался в точках на ее боку и на крыльях и странно задранном хвосте. Лап видно не было, но наверно она их подтянула?
Все мне казалось каким-то неестественным. Солнце слишком желтое, оно должно быть ярче и белее; у неба немного не тот оттенок – как будто его присыпали сажей; птица эта… ни на что не похожая. Я пролетел в одну сторону немного, затем в другую… Все одинаково. Тогда я нырнул обратно в облака. Город был огромен. Огненные фонари начинали гаснуть. Огонь на машинах тоже.
Как много времени прошло… Как все изменилось… Лучше я снова усну. Но не здесь, не здесь… Еще один непродолжительный полет, и я застываю на своем многовековом насесте. И вот снова я – горгулья Нотр-Дама.
Темно и сыро на улице. Птицы ещё не поют, но в предрассветной тишине угадываются их лёгкие, как шаги кошки, вздохи. Налетел легкий ночной ветерок, и листва заколыхалась, зашелестела, начала перешептываться. Небо на востоке понемногу светлеет, и уже только одна звезда остается на небосводе – Утренняя красавица Венера. Но вот и она тускнеет, последний раз мигнула и исчезла. На мир упала тишина, та самая, особая, предрассветная тишина, когда ты не слышишь ничего ушами, но все звуки у тебя в душе.
И вот показалось солнце! Маленькая оранжевая, даже огненная полосочка, означающая рождение нового дня, для кого-то рождение короткой, но очень яркой жизни. И тишину разорвали звуки! Пение листвы в ласковых прикосновениях ветра, птичий щебет и слабый, почти неслышный, сытый вздох хищника. Небо стремительно краснеет, потом желтеет, солнце, не торопясь, поднимается над горизонтом и окрашивает мир в красно-оранжевые цвета. Просыпаются первые да ранние: вон пробежал заяц, резво взлетела на дерево белка, махнув пушистым хвостом. Но над миром ещё довлеет тишина: спят бабочки, шмели и пчёлы, спят комары и оводы, и нет ещё того гудения воздуха, которое появляется только днём.
А солнце поднимается, бледнеет и становится желтым. Мир снова становится привычных цветов под светом желтого светила, но не скоро еще оно развеет ночную сырость, открывая новый день для насекомых. Постепенно мир оживляется, выпадает роса, теплеет, и вот тишь утра нарушает первое, еще несмелое жужжание шмеля. Но ожившая природа приветствует первого смельчака, и вскоре воздух наполняется жужжанием и гудением тысяч крылышек.
День начался.
Кусок из моего рассказа, в перспективе могущего стать книгой.22-12-2007 23:51
С другой стороны, у нас равноправие. Во всяком случае, формально. И женщины могут делать то же, что и мужчины. Никому бы и голову не пришло запрещать женщине заниматься магией, якобы потому, что это прерогатива мужчин. Даже наоборот, всегда считалось, что если магия и существовала, то была она прерогативой женщин. Правда, никто в эту магию не верит. Да и не осталось её больше в нашем мире. Все это чувствуют, а потому все больше и больше людей уходят за Грань по доброй воле. Они могут придумывать любые отговорки, но все потому, что они ожидают от мира чуда, а он не может им его подарить. Магии-то в нем не осталось. Потому и умирают, потому и спиваются. Наши, русские, люди наиболее восприимчивые, вот и пьют по-черному. Не все, конечно, но все-таки.
– Думаешь, там не хватает чудес? – поинтересовался Никита. – А как же ежегодные объявления, что открыли новое чудо техники?
– Я не верю в чудеса техники. Я не верю в науку. Правильно когда-то считали, что все науки от дьявола. Раньше придешь в лес, вдохнешь, и душа с лесом разговаривает, силой запасается, чтоб все невзгоды пережить. А сейчас придешь, вдохнешь, и вспоминаешь, что это какие-то там очередные флюиды или как их там… Они открыли гормон счастья, формулу любви!.. Как такое возможно? Не наслаждаться безграничным счастьем, а знать, что просто гормон в тебе играет! Они покусились на святое, на любовь! Да будь проклята такая наука! Лучше я буду слышать гром и говорить, что Перун-громовержец проехал на своей колеснице, но всей душой чувствовать счастье, любить до смерти или, наоборот, до бессмертия, пить силу лесов, полей… Жить. Вот истинное чудо жизни, а не эти роботы, процессоры, искусственные интеллекты. Нам жизнь дала свой интеллект, зачем еще создавать? Чтобы почувствовать себя богами? Так в этом мало гордости!
– Почему? – удивился уже Риссел, молча слушавший её яростную отповедь.
– Потому что я не слышала о милосердных богах.
– А как же христианский Господь Бог? – удивился Никита.
– Вспомни про инквизицию, – тихо сказала Анастасия. – Наш милосердный бог, все всем прощавший, не захотел пощадить не только ведьм, но и ни в чем не повинных девушек. Они все умерли во славу Его. А ведь ведьм тогда уже почти не было. Магия утекала из мира, как вода из решета. Вернее, как кровь из человека. По каплям она покинула его. Оставались только обычные люди. И их сжигали. А ведь у них были свои мысли, мечты, желания, чувства… Ты знаешь, как это страшно, когда тебя сжигают?
– А ты, можно подумать, знаешь? – хмыкнул Никита.
– Знаю, – на полном серьезе ответила Анастасия. – Мне часто снились сны, настолько реальные, что, когда мне снилось, что я порезалась, утром я и впрямь обнаруживала порез. Один раз меня сжигали. Это очень страшно, – она содрогнулась. – Кучи хвороста, столб, к которому тебя привязывают. Под хворостом – дрова, чтоб дольше горело. Ни капли сочувствия на лицах – все убеждены, что ты ведьма. Ты и на костре пытаешься доказать, что это не так, но тело изломано пыткой, ты уже не чувствуешь себя одним целым в этом мире. Голос сорван в пыточной, но инквизиторов все равно не убедить, ведь ты уже в полубессознательном состоянии, надеясь облегчить свои страдания, признала себя ведьмой. Тебя привязывают к столбу, ты в одной рубахе, на виду всей толпы, на продувном ветру. Высокочтимый отец инквизитор зачитывает приговор. Там даже больше, чем на тебя было написано в доносе, даже больше, чем ты уже признала, хотя, казалось бы, куда уж больше. И самым краешком сознания, уже отлетевшим от этой мертвой оболочки, ты с насмешкой осознаешь, что их великая библия номер два – «Молот ведьм» – говорит, что магии нет, и ведьм, значит, нет, но тебя казнят как ведьму. Палач подносит факел, но тут начинает накрапывать дождь. Все еще больше убеждаются, что ты ведьма, и поливают хворост маслом, чтобы ты не ушла от их возмездия. Факел без удовольствия лижет намокшие, промасленные хворостины, но, в конце концов, все-таки костер разгорается. Пламя медленно подбирается к тебе… – в глазах блестели слезы и стоял ужас. – И вот огонь подбирается к тебе, лижет твои ноги, но ты еще даже не чувствуешь жара. Лишь когда занимается рубашка, ты начинаешь что-то ощущать. Становится все горячее и горячее, наконец боль становится нестерпима… Но кричать нет сил, ты уже накричалась… Пламя подобралось к лицу, опалило прядь волос… на этом я проснулась, – она судорожно, со всхлипом вздохнула, пытаясь скрыть слезы.