«Макс, привет!
Спасибо тебе за письмо (и комментарии)
Люблю, когда ты умничаешь, не люблю, когда пускаешь слюни (извини за «натурализм»)
По прочтении поняла, что из затейливого юноши ты на глазах превращаешься в незатейливого мужчину. Или наоборот.
<...> Что ещё:
Опять шлю свою мутотень в виде пьесы-импр. и порнуху, кот., скорее всего, тебе понравится. А может быть и нет.
Покай.
И.»

Еще позавчера я полагал, что закончу этот роман длинной бредопоэтической, прозополитической песнью с неровными строками, со свингованным ритмом, если, конечно, попадутся грамотные читатели, способные этот хитрый свингованный ритм уловить. Но сегодня я уже так не полагаю, потому что, откровенно говоря, заебся.
А если быть и ещё более откровенным и уж совсем позволить себе невозможную наглость, то можно сказать, что заебся я даже не сегодня, а при рождении, блядь. У мамы хуево получалось меня рожать. В целом, все бы оно ничего, если бы я не захлебнулся околоплодными водами при рождения. А поскольку я захлебнулся, то для того, чтобы получить от меня необходимый младенческий первый крик, меня сразу, не успел я родиться, принялись пиздить. Читать далее...

«Привет, Л...ва!
Хорошо, я напишу все в письме.
Давай играть, как будто я злой и маленький.
Исходя из этого, сообщаю.
Я получил твой пакет в среду. Кстати, извини, что когда ты звонила (только что) я не спросил, как у тебя дела. Чего-то у тебя с голосом не то. Но ты, главное, знай, что слова – чепуха. Я помню все, что с нами было и знаю, что с нами будет. Примерно. Все будет хорошо. Я тебе вообще лучше сам буду звонить, если это удобно. Это удобно? В любом случае сообщи, да или нет.
Так вот, все по порядку. Читать далее...

Блядь! Да вообще бы в этот дом, блядь, никогда бы не возвращался! Ебаный в сучий свой рот! Ненавижу этот дом, в котором только два жильца, простите за пошлость: я и моё горькое горе. Дом этот – рай для настоящего онаниста! Я ненавижу его! Я ненавижу свой дом! В нем я несчастен! В нем мне хуево и горестно!
Проводя в этом доме целые сутки, лишь на полчаса выходя составить компанию дуловской собаке Тепе, прогуливающийся со своим долговязым хозяином, так сложно шутить, радоваться, посещать молодежные вечеринки, любить жизнь, улыбаться не одними губами, и то, как только девочка твоя посмотрит в другую сторону, так и вообще не улыбаться, ибо все это шоу, для той, кто счастливей меня. Но это же ведь говно! Человек не имеет права считать себя несчастней других, потому что это элементарная бестактность; потому что это такая степень ощущения собственного морального и эстетического превосходства, что, блядь, не в рот ебаться! На хуй! На хуй весь этот ебаный мир дома моего!
Заебало! В этом доме со мной вечно говно и хуйня, а за его пределами – царица С. Милая, добрая, непростительно чуткая, похоже, знающая всю эту хуйню, всю эту жизненную порноеботину. Нет, вряд ли она знает, но, блядь, интуитивно чувствует то, что ей не надо чувствовать, потому что я хочу, чтоб она была счастлива. Потому что все мертвецы вокруг, и лишь она одна живая. Даже я – мертвец в свои, блядь, неполные двадцать пять. Зачем, зачем я мертвец? Господи, зачем я уже мертвец? Зачем ты даешь ей понять, что я мертвец, и делаешь это так подло? Зачем ты так с этой удивительной девочкой, Господи? Как ты так можешь? Неужели же ты, Господи, такой же, как и все остальные? Неужели и ты тоже мой враг?..
Ладно бы, если б ты Читать далее...

..................................................
..................................................
..................................................
..................................................
..................................................
..................................................
..................................................
..................................................
..................................................
..................................................
.............

В июле С и я стали репетировать мои песни. До добра это не довело. Никакого секса между нами не было. Не было, по-моему и намеков. Хуй знает. Вроде бы не было. Кроме, разве, того, что я позволил себе в одну из наших с ней встреч сказать что-то такое о том, что она, мол, замечательный человек, вследствие чего при всем желании не сможет спеть мои песни плохо. Услыхав такой текст, она тут же спросила меня, глядя прямо в глаза: «Так тебе певица нужна или замечательный человек?» Ну хули, в глаза, блядь, я надрочился смотреть оченно хорошо и говорить при этом все, что мне вздумается (работа такая. Поэту-песеннику без такой хуйни невозможно), поэтому так же глядя в глаза С, я сказал ей, что одно другому не мешает. Таким же тоном я мог сказать: «Я хочу тебя!»
Короче говоря, вроде бы и ничего ещё не было, но многострадальная крыша свернулась в один момент. И началась самая хуйня, каковую я так ненавижу, но на которую, видимо, осознанно напоролся. Иначе, на хуй бы мне было так упорствовать с записью своих девичьих песен. Ведь, блядь, совпадение ли это, что единственную подходящую мне вокалистку (прежде всего с профессиональной точки зрения) я сразу же захотел как женщину. Что, блядь, делается на свете? Как только Отец допускает, охуевшая морда!
Началась, началась, блядь, хуйня. Ну что я мог сделать с тем, что мне было охуительно здорово рядом с С? Что я мог сделать с тем, что я готов был пить с ней чай и курить сигареты до тех пор, пока не уезжал последний поезд метро? Что я могу с этим поделать? И что, блядь, могу я поделать с тем, что приезжая от удивительной девушки С, как только я удалялся от нее хотя бы метров на сто, в голову мою стремительным смерчем врывалась все ещё плохо забытая Имярек? Что я могу с этим поделать, если это так до сих пор? Читать далее...

Да пошли вы все на хуй, простите за откровенность! Вы сначала играть научитесь как следует, а потом суйтесь в мою высокосложную душу! Иначе вы меня уже достали, блядь, суки! Заебали, минуя постелю! Посему, будьте бобры, пройдитесь в пизду по коридору направо! Вам там, блядь, самое место будет. Там, блядь, и развлекайтесь в свое удовольствие, и ебите во все дыры кого пожелаете, а меня, блядь, и мою бабу не троньте! Потому что в противном случае я вам пасть разорву и одномоментно с последней так же и жопу, блядь!..
Ты, Имярек, прости меня! Очень может быть, что я перед тобой и виноват в чем-либо. Оченно запрОсто. Я всегда виноват перед теми, кто того страстно желает. Всё всегда всем пожалуйста. Нету problem, блядь. Завсегда и по-свойски. Подходите по одной: никто не уйдет обделенной моим комплексом вины перед ней. Записывайтесь загОдя. Желающих много ведь. Вины у меня, блядь, на всех хватит. Доброты у меня на всех хватит, любви у меня на всех хватит, простоты у меня на всех хватит и мудрости тоже, блядь, ни отнять – ни прибавить. Всем всегда подсоблю: кого ужалю, кого успокою как следует.
Ты, Имярек, прости. У меня не было сил. Время вышло. Я хочу, чтоб мне было хорошо. А ты хочешь, чтоб мне было плохо. Это, конечно, по твоему мнению круто и охуенно, когда влюбленные мучаются, когда они в разлуке, когда в каждом редкостном поцелуе оба чувствуют привкус Смерти, блядь, оба мечтают о совместном самоубийстве, оба чувствуют постоянную, разрывающую на части боль, блядь, – короче вся эта ложная эстетическая хуердень: «Империя чувств», блядь, Мисима, «Гранатовый браслет», «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», «Малыш и Карлсон, который живет в Дармштадте»...
Все это вне всяких сомнабул оченно заебся, но... Читать далее...

У меня, в этом моём качестве, появилась первая антипатия Кто-то счёл себя, вероятно, сильно умнее меня. Он бредит?..

Сегодня
Ваня и я перевозили холодильник «ЗИЛ» для его роковой Л. Акция!
Я очень давно предвкушал, как настанет время – и я скажу про Ваню и Л. то, сё, проведу аналогии с тем-то, тем-то и тем-то; роились в моей мозговой яме всякие стильные лексические черевЯки, но вот, все как как всегда, – время, оно, блядь, пришло, кажись, да говорить – пиздец, как неохота. I’m very, блядь, sorry! Next time. В ином измерении, блядь.
Да и что тут скажешь? Кажется, это принято называть «сложными отношениями». У Вани с Л. сложные отношения. У меня с Имярек сложные отношения. У Имярек со всем, что движется и дышит, – сложные отношения. У меня, опять же. У Вани. У Л. со всем миром и с самой собой, в первую очередь, сложные отношения. У Имярек со мной сложные отношения вообще вплоть до никаковых. С С у покорной слуги сложные отношения. У нее же со мной все гораздо проще, по-моему. Хуй ее знает, то ли он отсутсвует у нее в данный момент, и место сводобно, то ли есть, но мой ей кажется лучше, или, напротив, кажется хуже, но, блядь, в целом, всё всё равно проще и светлее. Номинатива обязывает ее.
Хуй знает, то ли я С хочу, то ли Имярек – это, сколь ни вращай, судьба моя, блядь. Хуй знает. У меня с судьбой сложные отношения. Как у Л. с Ваней. Как у Вани с Л. Как у меня с С. Как у Имярек со мной. Как у меня с Имярек. Как у Дулова с А., вплоть до отсутствия таковых. Как у А. со всем окружающим миром. Как у Катечки Живовой с Г. Как у Г. со всем окружающим миром. Как у окружающего мира с миром неокружающим, блядь. С миром, блядь, содержащемся В… Ебена матрена, все как-то неустроено хронически. Все какой-то полный пиздец перманентно разворачивается на наших глазах. Да, Имярек? Да, С?
О, милая С! Нам не стоило знакомиться. Ебать в рот все эти мои девичьи песенки! Не будь этих ебаных песенок, я бы Читать далее...

Открой-ка свой, залупка, ротик!..

Бля, да если бы жизнь действительно была столь сложна, сколь сие для столь многих желательно, то и жить-то было б существенно проще. Всегда б каждое, блядь, хуйло могло вырулить себе нишу и там сидеть, чувствуя себя Человечком, не страдая, как писал Лермонтов, не отворачивая глаз. Каждому была бы предоставлена в этом случае, если б жизнь была так вожделенно сложна, его собственная, простите опять же за Лермонтова, «дева Рая», с каковой каждое мужское хуйло б проводило «небесный час». («Небесный час» – я ебу, блядь! О, поэзия, ебтыть. Прямо какая-то Алена Свиридова-акмеистка! Даром, что я пивом из-за нее подавился! НЕБЕСНЫЙ пилигрим СМИРЕННОЮ рукой... ...И предо мной любви РАЗВЕРЗЛАСЬ БЕЗДНА... Клёвая она все-таки девочка. Талантливая, бля буду. Эко, блядь, – ЕРЗЛ-ЕЗДН! Я это всё люблю, что мне делать с собой? А БГ – старый дурак, хоть и отмучился с ним по полной программе во времена первого брака. «Вот идет мальчик. Он просто влюблен... И что мне делать с ним?!» Ебаное солнце, блядь, ближневосточной поэзии. Я ебу, блядь!)
О, как мила-таки С! Я дозвонился-таки до нее. ещё не вечер, блядь! ещё придет на мою рыжую улицу новый праздник! И встречу, блядь, его я, этот праздник новый, радостно у входа, и всю нежность и страсть, на каковые ещё, бог даст, способен, ибо ранее богатства мои в этой области неисчерпаемы были, несмотря на бесхозяйственное использование моих природных ресурсов первою Милой да пятой Любимой, этому новому празднику, который придет и останется со мной навсегда, подарю.
Ведь любой праздник – он только с третьих сторон обладает всякими там разнообразными чертами, а в первую очередь каким бы ни был этот Праздник, он в первую очередь – Женщина, то есть, блядь, простите за истинную банальность, венчик алый, блядь, из роз, то есть, блядь, увы, Творенья. Ура Женским Женщинам, которых так Зубрик не любит по понятным причинам! Хули, Читать далее...

Если и не две, так уж недели полторы как пить дать провела непокорная золушка в околотрансовом состоянии и лихорадочном поиске вариантов, где бы найти необходимую для моих песенок девочку-вокалистку. Песни мои должны быть спеты, как они того требуют с моей авторской точки зрения, и двух мнений тут быть не должно.
Я уже думал было обратиться к Виктории Пьер-Мари, моей знакомой охуительной вокалистке, дабы попросить ее просто все спеть, на что она почти было согласилась, но я сам все замял, потому что все-таки мне нужна была именно моя девочка, участвующая именно в моем проекте, поющая именно мои песни, способная связывать с ними свою творческую карьеру. От Вики этого было ожидать без мазы, потому что у нее и так уже есть свой проект, в котором я, кстати, участвую в качестве «поэта». А мне же нужна была такая девочка, которая считала бы своим сольным проектом именно мой, а не какой-то там другой, хотя и тоже оченно охуенный. Такая хуйня. Поэтому я и находился в трансе до тех пор, пока не позвонил Жене Костюхину, у которого всегда по понятным причинам было море знакомых девочек-вокалисток. Бля буду, я не ошибся, набрав номер его рабочего телефона. Хотя, хуй знает, может быть и ошибся, но в чем-то другом. Может быть я по жизни ошибся, набрав его номер. А может и напротив спасся на веки вечные. Время покажет. Хочется надеяться, что что-нибудь более оригинальное, чем обычный безмазовый свой хуй...
К тому времени, когда Женя с неожиданным воодушевлением принял участие в моих творческих хлопотах, я уже был на грани полного охуения от своей мегаломанской затеи с этими девчачьими песнями. Уже проклинал я себя за былую свою самонадеянность, каковое качество давно уже исчезло во мне к настоящему времени, но когда я задумал все это, то, что воплощаю, блядь, уже полтора года, самонадеянность моя как раз прочно зависла в недвусмыленном апогее, хотя тогда же и начался ее медленный, но неуклонный, блядь, спад.

И действительно, Читать далее...

Это ведь со всеми так. Согласитесь!
Так и со мной: всю мою жизнь Максим живет во мне не один. Двести милионов нас, блядь, – вешать, прямо сказать, заебешься!
Но среди всего этого максостада есть, конечно, несколько лидеров, непокорных, блядь, пастушков. Наиболее двое сильны, любой гаудеамус им, блядь, по зубам...
Один – мудак и аскет, а другой слишком человеческих удовольствий желает. Хочет настоящим быть мужичком: при деньгах, при квартире и преданной бабе. Хули тут сделаешь? Все таковы, а кто не думает так, тот себе самому пиздит. Это хуево себе самому пиздить, потому что рано или поздно обязательно выйдет, блядь, боком. Такая хуйня.
Я ничего не знаю и знать не хочу. Я хочу того, что я получу, а получу я то, чего я хочу. Такая хуйня.
Я ничего не знаю и знать не хочу. Будет, что будет, а чего не будет, того и не будет. Буду я с С, любя ее нежно искренне и счастливо, так буду с С. Буду я с Имярек в постоянной депрессии, несчастливо и хуевско, так буду с ней, с вечной возлюбленной.
Ни хуя не знаю и знать не хочу. Знаю одно: я честный, хороший, добрый, ласковый, нежный, ебарь хороший и собеседник, друг хороший и опять-таки ебарь, и будущее за такими, как я. Всех могу понять, всех могу любить, всем я друг и всем враг!..
Ах, как мила милая не-моя С! (Чья же? Да я не знаю! Какая разница, пока не моя.) Пошло все в пизду!
Ах, как мила С, но как же хочется при этом закончить жизнь в постели с Имярек! Ебать меня в голову!
А первый самый мудак – это Гамлет! Я в жопу его ебал, и вам того же б желал!..

Где-то с конца мая Имярек вновь начала будить меня по утрам своими выводящими меня из терпения телефонными экспансиями. Она была со мной холодна и якобы деловита в меру своих представлений о том, как ведутся всяческие дела. Она особенно напирала на свой гипотетический альманах «Седьмая печать». Она стала мне присылать предполагаемые для печати тексты. А я стал их читать, более всего интересуясь ея творениями.
После каждого звонка у меня начались тихие истерики на фоне и без Имярек перманентной депрессии. Я бросался к компьютеру и начинал писать ей длинные письма, которые так и не отправлял в силу разных причин, главным образом из-за того, что абсолютно не мог приложить своего скудного ума, чем ее можно пробить. Эту, блядь, ебаную спартанку.
Когда мы с ней хуево расстались в ее последний приезд, я долго думал на эту тему, и в какой-то момент мне показалось, что самое разумное нарулить просто какой-то новый эпистолярный язык. Я был очень горд своим изобретением, которое так и не довелось использовать. Я задумал направить ей в ебаный Дойчлэнд пачку цветной бумаги без каких-либо надписей. Просто много-много разноцветных листочков, маленькую, блядь, красноречиво бессловесную, простите, блядь, за оксиморон, вселенную: красные, белые, желтые, голубые, зеленые, фиолетовые, черные листики. Мне казалось, что она поймет. Но она бы не поняла. Точней, не позволила бы себе понять. И я ей не отправил цветную бумагу.
Меня все грузило. Я уже больше года занимался попсовыми девичьими песнями. Уже даже Имярек очно приехала и не пустила меня в свою зеленоградскую постель, а я все так и не сделал никакого удобоваримого цельного законченного варианта. Я не понимал, когда все это кончится. Я не понимал уже, блядь, ничего, а тут она опять стала звонить, дабы держать руку на моем аритмичном пульсе. Ебаное пальто!
Еще в апреле, в самом его начале, ещё до ее приезда, мне удалось создать точную формулировку, которую я всегда отчеканивал в качестве ответа на вопрос, чем я, мол, живу. «Я ежедневно и постоянно уже долгое время занят одним и тем же, но похвастаться мне пока нечем!» Это всех удовлетворяло сполна. Ведь они звонили мне для того, чтобы подпитаться моей энергией, энергией настоящего, блядь, Творца, и их более чем устраивал такой ответ, потому что с одной стороны их радовало, что я продолжаю творить, и что искусство живо хотя бы в моем лице, и далеко не все, блядь, занялись бизнесом; а с другой стороны их самолюбию льстило, что мне тоже нечем похвастаться, что мне тоже хуево, и не они одни едят столовыми ложками собственное дерьмо.
После первого же звонка Имярек, когда я думал, что она уже никогда мне не позвонит, я с болезненной радостью положил трубку и сел строчить ей неотправленное письмо, каковое мне и сейчас смешно читать. Посмейтесь же и вы, блядь! Хули, почему нет?.. Читать далее...

Читать далее...

Ёбано пальто! В тот день, когда я все понял про этот ебаный мир, я, будучи, как и Отец, человечком, изрядно, блядь, охуел. Голову мою разрывали помыслы об Имярек и о великой Миссии, которую, как мне тогда показалось, поручил мне Господь. Скажу честно, мне было попросту страшно.
Катя была первой, кому я все рассказал. Язык издавна мой самый верный друг. Когда я нахожусь в состоянии экзальтации, я иногда способен говорить с такой силой чувства, что могу убедить в чем угодно кого угодно. Бедная моя Катечка тоже изрядно охуела от моего долгого и пламенного монолога.
В тот вечер мы пошли с ней на концерт группы «Аукцыон». Это был роковой для меня вечер.
Я смотрел на толпу пляшущих тинейджеров и ужасался всему тому, что кипело во мне. Собственное знание сути божественного промысла разрывало мою душу. Знанию было очень тесно в моей стандартных размеров рыжей башке. Я смотрел на людей и ужасался тому, что в этом зале лишь я один знаю, что все это происходит в один из последних разов. Подробности этого вечера изложены мною во втором моем практическом произведении «
Достижение цели», которое я как раз тогда писал.
Трудно описать мои чувства. Чувства человека, знающего, что с сегодняшнего дня пошел обратный отсчет (часов, дней или лет – неважно) времени, оставшегося до конца Старого Мира и наступления Царствия Божьего. Лишь я один знал, что все это неминуемо кончится и придет иная Эра. Лишь я один знал и до сей поры лишь я один знаю, что подобно тому, как весь Древний Мир расположен большей своей частью в летах, маркируемых как такие-то ДО НАШЕЙ ЭРЫ, так же и наш мир, так же и наше летоисчисление уже со всеми основаниями можно назвать времнем-ДО. Я знал это точно. И сейчас знаю.
Божественное откровение кончилось для моего личного счастья плачевно. Читать далее...

В этой, блядь, неоправданно, как всегда, буйной голове вам, милостивые государыни и царьки, будет предложено путанное изложение космогонической подоплеки всей этой ебаной поебени, коей я вас уже вне всяких сомнений невъебенно, блядь, наверняка утомил.
Все, конечно же, как вы понимаете коренится в моем взгляде на этот мир и в моем же, блядь, понимании того, что следовало бы считать ИСТИННЫМ БОЖЬИМ ПРОМЫСЛОМ, благодатью, если угодно и далее так же.
В начале тысяча девятьсот девяносто пятого года я понял для себя очень простую, как и все гениальное, штуку. Читать далее...

Н-2, которую для удобства я буду величать просто Н., ибо о Н-1 речь более не пойдет, училась со мной в Литературном институте имени Максюхиана Горького. Она считалась поэтом, а я – прозаиком. Она очень хорошая девочка. Мы довольно давно собирались с ней петь мои песни. Материал я показал ей ещё весной девяносто шестого. Но потом не срослось. Ей не следовало водить меня в тусовку своих друзей. До сих пор я не понимаю, что со мной там происходит. Я прекрасно могу общаться и находить огромное удовльствие в этом, когда мы наедине. (Не подумайте лишнего.) Но находясь в компании ее друзей, которые все – милейшие люди, я потом долго не могу ни о чем разговарить с Н. Не знаю, что со мной. Я никогда не хотел ее, надеюсь, как и она меня. Со всей очевидностью между нами, конечно, могло бы что-нибудь быть в порядке случайной связи, но я и она слишком любим Любовь, поэтому случайной связи, единственного возможного между нами секса, так никогда и не случилось до сей поры. Любим мы с ней иных, чем мы есть. Я люблю иных, чем она. Она любит иных, чем я. Хоть хуй его знает. Ебать меня в голову!
Мы очень смешно с ней познакомились. Мой сокурсник Игорь Зайцев, очень милый писатель из Нижнего Новгорода, душевный и очень в теле малый, с которым охуительно пить и мистифицировать, как-то раз, ещё на первом курсе дал мне на один день почитать повесть своей знакомой, с которой он поступал в «Лит» в прошлом году. Он что-то сказал мне про то, что по его мнению повесть немного не сделана, но это оказалось хуйней. Писатели, подобные Игорю, всегда помешаны на технике письма и причем, как правило, на какой-то одной строго определенной манере. Это вполне объяснимо, если учесть, что Игорь – человек верующий и ему гораздо спокойней в пусть и вымышленной, но талантливо наделяемой им абсолютностью, системе координат. Это его дело и его право. В литинституте вообще никто никогда не умел воспринимать искусство, как природное явление. Это вообще беда слишком-людей. Они не могут воспринимать ни прозу, ни поэзию, ни музыку, ни живопись, ни скульптуру как извержение вулкана, наводнение, ураган и тому подобное. Им нужно всегда обязательно озадачиться вопросом, а имела ли право Природа устраивать эти самые, пусть и конструктивные катастрофы. Они странные люди. Это их право. Раз им не нужна самая суть, пусть живут себе в своей координатной системе союза советских писателей. Когда они все вымрут, а вымрут они обязательно и гораздо скорее, чем предполагают, я, если буду богат к тому времени, непременно поставлю им мемориальный обелиск, ибо такая приверженность к полной хуйне вполне может быть приравнена к гражданскому подвигу. Да святятся вовеки веков имена тех, кто недалек и неправ!.. Аминь!
Я читал ее повесть «Чужое рождество» и не мог оторваться. Читать далее...

Карл Густав Юнг – без сомнений величайший ебарь мозгов! Я даже затрудняюсь сказать, уступает ли он своему великому учителю Зигмунду Фрейду. Тот тоже тот ещё ебарь. Полагаю вам известен некий апокрифический анекдот о Зигфриде Фрейде, блядь, в котором к нему утром является озадаченная своим странным сном дочка и говорит: «Папа, так, мол, и так, растолкуй мне, дуре, к чему бы это: ко мне пришли три мужчины, одним и из них был ты, папа. Вы принесли мне на подносах по банану. Твой был самый гнилой. Что это может значить?» Анекдотичный Зигфрид ответил ей, что, дескать, доченька, бывают ведь и просто сны... Вспомнили?
Ещё был знаменитый ебарь, научный внук Зигфрида Фрейда, Эрих Фромм, блядь. Тот совсем образина! Его «Анатомия человеческой деструктивности» ему не удалась. В нем слишком много слишком человеческой ненависти к Адольфу. Я никогда не встречал такого ненаучного подхода к проблеме. Человек Фромм, будучи выпускником Высшего Учебного Заведения, отдает должное положительным сторонам главного фашиста всех времен и народов, его огромному творческому потенциалу, его парадоксальной, если принять во внимания его деятельность, любви к аполлоническим видам искусства, но тут же какой-то другой Фромм, постоянно пытается дискредитировать бедного несчастного Адольфа, сказать, что тот мудак, и что на самом деле – он глубоко закомплексованный бездарь. Ты, Фромм, – козел вонючий! Мир твоему праху, конечно, но ты говно. Это нечестно. Адольф, будь он жив, нашел бы способ утереть тебе жопу по самые помидоры. А ты, скотина, выебываешься на дохлую собаку, которая уже никогда и так бы не смогла тебя укусить. Хули ты такой выебистый пиздобол, а? Ты кто, блядь, есть по понятиям? Хуерих Хуёмм...
Твой научный папа Юнг, и тот ведь не позволял себе такой хуйни. Это хамство. В твоем исследовании психологии Адольфа, Эрих, я, сколь ни вращал, не заметил никакого более сильного чувства, чем элементарная червячная зависть к нему. Ты, Фромм, – сука! Баба! Говно!..
А вот Юнг, тот умел ебаться, как никакая иная умница! Читать далее...

Просто
для разнообразия...
[300x566]