живущим вскользь
[423x522]

[550x526]

мы с далиусом сидим на камнях на берегу балтийского моря и греем наши носы.

весна, - говорит далиус и улыбается.
когда далиус улыбается, он похож на кота. он знает об этом.

мы слушаем плеск воды, крики чаек, лязгание гаечного ключа и литовский мат.
в двадцати метрах от нас старший брат далиуса, еще один человек с противоестественным для меня именем, пытается починить машину.

ох уж эти ваши литовские имена, - говорю я далиусу. – давай я тебя переименую?
далиус испуганно смотрит на меня.
это вроде того, как вы переименовали наш кенигсберг в калининград и заграбастали его себе? – спрашивает он.
ну да, типа того. я переименую тебя в диму или даню и заграбастаю себе, - мечтательно говорю я.
далиус сомневается.
или, если хочешь, тебя можно сократить. до дали. будешь почти великим, - предлагаю я.
да.., - говорит далиус своим мыслям. – дали на самом деле был литовцем, его звали далиус и родился он в шяуляе...

поцелуй меня, - говорю я.

я целую литовскую кожу далиуса.
далиус млеет.
за стенкой на кухне мама далиуса готовит вареники.
в вильнюсе идет дождь, глухо стуча по крышам и зонтам.
где-то над балтийским морем летают чайки и садятся на мачты бело-серых кораблей.
кто-то рисует акварелью, кто-то поливает цветы, кто-то перебирает старые фотографии,
а я целую теплую кожу далиуса, и мне хорошо.

мы в вильнюсе, мне 21, далиусу 19, я не знаю литовского, далиус не знает русского.
foreign languages must die, - говорит далиус.
не выпендривайся, - говорю я. – у вас чертовски холодно.
у нас красивый снег, - говорит далиус и достает фотоаппарат.
далиус раскладывает меня по красивому снегу, критически осматривает, поправляет волосы и говорит: представь себе, что ты русалка и что ты умерла.
я в пальто, - говорю я. – русалки не носят пальто или по крайней мере не умирают в нем.
представь себе, что ты пафосная русалка, - говорит далиус.

я пафосная русалка, я умерла, и я лежу на красивом снеге.


через десять минут далиус поднимает меня, отряхивает, и мы идем в макдоналдс.

ты старше меня, ты умрешь раньше, - говорит далиус.
как хочешь, - говорю я.
далиус целует мне коленки.

далиус стоит напротив зеркала и смотрит на свои ребра.
я стою позади него, и мне 13 лет.
дурацкий ты возраст себе выбрала, - говорит далиус.
вот блин, - говорю я и перестаю думать.


***


сколько тебе лет? – спрашивает далиус.
21, - отвечаю я.
вот блин, - говорит далиус и перестает думать.

далиус стоит перед дверью и смотрит на меня.
я стою на спинке дивана и держусь за потолок.
окно стоит между нами и заглядывает в комнату солнцем.
я, кстати, голый, - говорит далиус.
я смотрю на его ребра и думаю, что если бы он был картинкой, я бы замазала все эти кости в фотошопе.
я специально отрастил эти кости для тебя, - говорит далиус.
о боже, - говорю я.
окно не говорит ничего.
я хожу по спинке дивана.
помнишь, как ты поцарапала ногу?- спрашивает далиус, и комната наливается красным светом. я ныряю в него и плыву к далиусу. у меня вырастает хвост. я русалка.
я подплываю к далиусу, обвиваю его шею руками и говорю: ну вот, теперь у меня нет ног.
это просто костюм, как у барби. у тебя под ним твои пластмассовые ноги, - говорит далиус.
я не хочу пластмассовые ноги, - плачу я.
хочешь, я отолью тебе новые из баллистического геля?- далиус вытирает мне слезы и уплывает.
ты, кстати, голый, - кричу я ему вслед.

хороший-хороший день
когда замечаешь солнце, а не мороз в 18 градусов
и верится даже американским фильмам с хэппи-эндами
вместо "кафе" ты легкомысленно говоришь "кафешка" и берешь подругу под руку
а потом вы листаете какой-нибудь дурацкий журнал и смеетесь просто так
и горячий шоколад действительно горячий, и официантка с вами вежлива, потому что ей просто приятно вас обслуживать, и играет какой-нибудь соул, а не фабрика звезд
и это просто 7 февраля, просто среда, просто такой случайный, такой счастливый день

[показать]

to see in the light is more difficult than to see in the dark
to understand the elementary is more difficult than to understand the complicated
[550x493]

эта ночь так темна
так одиноко горит лампа на фанерном столе
завтра экзамен по теор. грамматике

тонкость офсетной бумаги
и безобразность помятых-порванных страниц
нет величия в трудах адмони. возьму соссюра

тонкость офсетной бумаги
вызывает непрочность моих мыслей

уж усатые дворники вышли на работу
и трамваи загремели по городу
а я все сижу, осознаю буквы в книгах

%)

прости
но я ухожу
ищи меня в солнце
ищи меня в теплых днях
в безмятежном золотом листопаде
и в витражах пестрых листьев
ищи меня там, где тебе будет хорошо
где ты будешь хотеть улыбаться
и держать кого-то за руку
я превращусь в лучи и буду греть твою кожу
и незаметно целовать в краешек рта
ты что-то почувствуешь, посмотришь на небо
и, может быть, увидишь меня

Я ждала тебя весь июль, который затянулся до февраля.
Я сидела в раскрытом окне и глядела на море за три тысячи пятьсот шестьдесят четыре километра.
Я видела его лучше, чем окно напротив в нашем дворе-колодце.
Иногда я слезала с окна, садилась за стол и писала тебе письма.
Потом аккуратно складывала их, улыбаясь безмятежной детской улыбкой, в самолетики, подбегала к окну и кидала их в новую жизнь.
Они чувствовали себя чайками и были мне благодарны.

А потом пошел дождь.
Я хотела закрыть окно, но рамы звенели, угрожали разбиться и не хотели закрываться.
Я поцарапалась об их угрозы, но смыла всю нелепую кровь под дождем.
Я высунулась в окно насколько смогла и попала в поток разочарований Бога этим миром.
Я пожала плечами, откинулась обратно и пошла искать фен.
Зазвенел телефон, но я не захотела это услышать.

А потом пошел снег.
Я куталась в кофты и кипятила чайник.
Рамы были сломаны, а стекла разбиты, но я завесила окно лоскутным одеялом.
Я сшила это одеяло в седьмом классе на уроке домоводства, когда еще не знала о море и о тебе.
Я вырезала картинки из глянцевых журналов и клеила их на обои.
Я делала искусственное дыхание воздуху, выдыхая теплый пар из своих легких.

Я думала, что этот дурацкий июль никогда не закончится.

Я Дюк, говорит Дюк. Я Дюк, а здесь полный отстой. Он подходит ко мне и
закуривает. Не понимаю, Дюк, зачем ты мне это говоришь, откликаюсь я.
Я и сам не понимаю, говорит он. Может быть, чтобы сделать вид, что мы
с тобой общаемся, иначе совсем уж скучно.
Tina Übel "Ich bin Duke"


То, что я пишу - это по большей части постмодернизм и сюрреализм.
Я как фильтр у позерских сигарет пропускаю через себя этот терпкий мир с примесью
химических элементов книг и тяжелых металлов подслушанных разговоров.
Меня уже давно написали, спели, сняли, нарисовали, вышили крестиком и набили
татуировкой у кого-нибудь на запястье.
Я синтетический продукт всего этого.
Я безнадежное решето из чужих мыслей.
Своя у меня только душа, которая иногда по воскресеньям может расширяться до
размеров вселенной,
если я неосторожно влюбляюсь.

______________________________________________________________________________
p.s. вы могли видеть меня раньше тут, а теперь здесь, то, как я учусь фотографировать, можно увидеть на deviantART