А у меня все хорошо. Люблю я Китай-город. И в мавзолей хожу каждое утро, когда работает. Вдохновляет Ленин. Песенки в голове. Что-то как-то холодно у вас в квартире. А, это не ваша. А, это не квартира. Чудеса пролетают мимо,сносят моей весне тягучие, одуревшие от жары мысли.
-Че читаешь, говно какое-то. Не читай.
-Не буду. Поговорим?
-Не о чем. Прилетай, блин, родной, здесь Ленин и каждое утро..

Высшие силы любят избирать посредниками для общения с людьми юродивых, ну и просто идиотов, вроде меня, тоже с удовольствием используют.

В последнее время постоянно ощущаю некое неединение головы с телом. Причем, именно физически. Весна на дворе, цвет созрел и готов уже стать плодом, так что-ли? Даже вспомнилось, как в детстве голубь попал пометом на плечо мужчине в костюме. Такой был яркий солнечный вечер и это плечо.

А сегодня вычитала: " - А если блевать в дупло, то значит ли это кормить кого-то?" Тоже ярко, не так ли?

и смотрю в небо, дух захватывает, сердце замирает.
Смотрю и наглядеться не могу..
Небо оно не бывает одинаковым, восхищаюсь тем, как тонко и великолепно нарисовал эту картину самый уникальный художник. Мы только пытаемся скопировать эту красоту на холст, мы только пытаемся показать людям каким бывает небо, а так хочется сказать:
-Поднимите голову,этот миг не повторится.
Какая - красота!
А море.
Смотришь в эту синеву, шум волн нежно ласкает и убаюкивает. И удаётся перестать слышать себя, внутреннее многоголосие умолкает.
Идёшь по тёплому песку и он согревает приятно ступни и усталость уходит.
Так бы и шла. Только я и море, и ты.

Это закончится, пройдёт, прекратится. Я стану взрослее и мудрее. Я потеряю себя, как это сделали многие. Я стану одной из...
Не надо.
Мне хватает других кошмаров.

значение буддистского бога Шивы.
Когда заканчивается хаос, начинается жизнь.

У нас нет государства. У нас есть государственный аппарат.
У нас нет народа. У нас есть население.
У нас нет нации. У нас есть национальности.
У нас нет веры. У нас есть конфессии.
У нас нет страны. У нас есть территория.
У нас нет культуры. У нас есть шоу-бизнес.
У нас нет искусства. У нас есть пропаганда.
У нас нет политики. У нас есть борьба группировок.
У нас нет экономики. У нас есть хозяйствующие субъекты.
У нас нет науки. У нас есть научение.
У нас нет смысла существования. У нас есть только существование.
У нас нет жизни. У нас есть выживание.

Младенцев, безусловно, пеленать надо - пусть сразу поймут, куда попали.

Заходила смерть, оставила записку, чтобы кефира купили.

Мама собирается в отпуск, в горы. Горы высокие, прикинул я, от них до неба рукой подать...
– Что тебе привезти, мой мальчик? Красивый камень? Засушенный эдельвейс? Или теплые варежки? Женщины в горных селениях вяжут чудесные варежки из овечьей шерсти.

Я решил не объяснять маме, насколько предложенные подарки никчемны, боялся, что она уговаривать начнет, ласково укорять в ошибке... Моя просьба прозвучала коротко, по-мужски:
– Привези мне кусочек неба.
– Кусочек неба? – синие мамины глаза стали задумчивы. – Хорошо...

Каждая минута из тех полутора месяцев, что мама отсутствовала, была наполнена нетерпеливым ожиданием. Конечно, и маму я ждал. Но больше того момента, когда наконец возьму в руки небо. Какое оно? Ну вот какое? На ощупь, на запах... Цвет известен.

В доме радость – мама вернулась. С замиранием смотрю на ее большой рюкзак. Знаю точно: там ОНО.

– Мама, ты привезла мне кусочек неба?
– Кусочек неба? – синие мамины глаза опять становятся задумчивы. – Пойдем.

Она берет большой кухонный нож и выводит меня на балкон. Размашистыми движениями вырезает в воздухе квадрат.
– Бери.
– Что? – я ничего не понимаю.
– Кусочек неба.
– Но здесь ничего нет. Здесь только воздух.
– Там, в горах, точно такой же воздух, как и здесь. И больше ничего.
– А небо?
– Нет никакого неба. Небо – это воздух.
– Не может быть...
Наверно, мама просто забыла, о чем я ее просил. Или ей тяжело было везти – вон какой рюкзак огромный. А сейчас отговаривается. Плакать не буду. Это не по-мужски. Прощу.
– Мальчик мой, ты мне веришь?
– Верю.
Не верю. Разве обыкновенный воздух может быть необыкновенным небом?..

Настроение сейчас - слащавое

Тихие медленные звуки фортепиано, тонущие в сумерках углов. Настольная лампа. Бокал вина. Кресло. Плед. Ночь. Часть комнаты в круге света. Спокойствие и умиротворение.

Все проблемы и мысли там, не сейчас.

Холод. Мятые простыни. Засохшая сперма. Порванные письма и подушка на полу. Холод.

Боль. Просторная ванная. Зеркало. Бинты на стиральной машинке. Щетка выпала из туалетного стаканчика. Боль.

Кофе. Горячий чайник. Красное печенье. Пушистый кот. Хочет есть. Кричит. За окном почти лето. Кофе.

Обувь. Закончился черный крем. Чищу коричневым. Туфли во вчерашней крови покрываются коричневым налетом. Противно. Обувь.

Дорога. Чужой страх. Появившаяся внезапно резкая боль. Дорога.

В конце курортного сезона, осенью: в готических трещинах старого города, в остроугольных витражах, в хилой траве, разорвавшей булыжник; в небе, верхом на золотом петухе.

В сонорных звуках твоего античного имени. Так говорят волны, холодные; так всхлипывает трамвай, когда не скрипит довоенными суставами, распахивает створки и выплевывает в кривые улицы больных тобой. Так лаяли тевтоны, так скулили тевтоны.

Ты возвращаешь янтарь морю - горстями, стаскивая с длинной нитки моих бус. Падаешь с высоты собора, жалко пища, словно птенец, выпавший из гнезда. Ныряешь, выхватываешь скользкую рыбу и раздираешь ее жадными когтями, жадным клювом. Придется поверить: твои крылья настоящие. Очередной Икар, а не ты, будет качаться на волнах.

Ты выметаешь осень из города. Дворники скребут асфальт. Оле-Лукойе навещает спящих мальчиков. Зимнее небо давит свинцом на свинец волн. Орган в соборе ревет торжественно и протяжно. Он больше не узнаёт тебя. Твое время истекло: жми на кнопку будильника и беги прочь, иначе не отпустит. Садись рядом и меланхолично отворачивай сухие головы бессмертника, глядя в пространство, наполненное янтарем. Холодное и мокрое.

Работал он Золотой рыбкой. Выполнял желания граждан. По групповым спискам обслуживал население и отдельных клиентов. Осчастливливал всех, как и положено, по трём пунктам,однако сам удовлетворения не ощущал. Может, поостыл в свои сорок пять с прицепом или зарплата маленькая, хотя и не без того /разве ж она бывает большая?/, - не в этом суть. Клиент не радовал. Скучный клиент пошёл - клоны одни. Три желания - и как под копирку. Дом - дворец, мерседес, чтоб значок с тарелку и бабу топ-модельную, но домовитую. Или в обратном женском варианте: дом - хрустальный дворец, мерседес - розовый и бой-френд -дееспособный. Строго по двум пунктам. Можно догадаться по каким..

Я – дочь быка и Европы. У меня итальянская обувь и Кавказскиe горы на голове. А одежду я не ношу – незачем, ведь никто не видит, только супруг. Незрим муж мой Эхо. Когда-нибудь у нас с Эхо будут дети.

А в остальном я выгляжу как человек.

Интересно, кому первому пришло в голову избрать символом христианства крест?
У меня как-то не помещается в голове - как можно поклоняться орудию казни, зачастую еще и с изображением казненного? Выбрать символом веры инструмент палача - что может быть циничнее?
А если бы Христа повесили - тогда верующие носили бы на груди минивиселицу, да еще с телом в петле? Или плаху? Или топор? Не оттого ли христианство в истории своей так памятно преступлениями Великой Инквизиции, что изначально избрало своим символом одну из самых ужасных казней?
Если бы мне пришлось выбирать себе религию.. Иудаизм закоснел в догмах, христианство двулично и безжалостно по сути своей, мусульманство не менее жестоко, да к тому же агрессивно по отношению к неверным.
Наверное, я примкнула бы к кришнаитам - любовь много лучше камня в руке ортодокса, факела в пальцах инквизитора и ятагана в ладони правоверного.

Жил был мальчик.
- Слушайся папу, - говорила мама.
- Слушайся маму, - говорил папа.
- Молись и побойся Бога, - говорила бабушка.
- Бойся дьявола", - говорила церковь.

А имя мальчика - Homo Sapiens.

- Доброе утро, любимая.
В залитой солнцем белоснежной комнате, в бело-синем свертке из одеял и простынь - цвета греческого флага и островных городов. За окном музыка, звон посуды из ресторана, перелив разговоров на всех языках. Спокойствие доведенное почти до абсолюта. Нет вопросов, мыслей нет. Только я и ты.

Недавно некая экзистенция вновь просила выражения и подбирая слова, вела со мной беседу.
Расскажи мне о звездной россыпи небес - они похожи на людей, кажется будто на небосводе собралось такое множество сверкающих бусинок, что им едва хватает места на черном бархате ночи. В действительности каждая из них удалена от другой на сотни световых лет, каждая безмерно одинока в этой неисчислимой бесконечности светил.

Расскажи мне о мириадах падающих дождинок - они похожи на нашу жизнь, не успев родиться в глубинах неба, они устремляются вниз - быстрее, быстрее - к своей цели. Но что есть их цель? Достигнув травинки, ветки, оконного стекла,на исходе своего краткого существования, они впервые обретают покой, и медленно стекая, созерцают,созерцают.

Расскажи мне повесть о светлом летнем дне, о тенистом саде, о цветущей яблоне - расскажи, не спокойно на душе: "как страшно все! Как дико! - Дай мне руку. Забудемся опять"..

Умение жить лишено истории. Оно не развивается: преходящее удовольствие проходит навсегда, ему нет замены. Пришедшее новое наслаждение замещает собой ничто. Нет прогресса наслаждений, есть только их мутации.

Сегодня вспомнила отчего-то распространенный сюжет русской сказки. Витязь на распутье. На камне надпись: налево ехати - коня теряти, направо ехати - женату быть, прямо ехати - убиту быть. Витязь так тяжело задумчив.. С таким сожалением смотрит на своего коня.. Или уж лучше самому сгинуть, чем доброго друга погубить?
Но только не направо, только не направо.