Утром был Ветер и ничего кроме Ветра. Я шла, пряча руки поглубже в рукава свитера, и слушала его песни, и ещё не знала, что, когда выйду из метро - настанет осень, мокрые бока асфальта зажирафятся листьями и вороны будут - совсем не по-летнему - косить глазами на прохожих, и кто-то забредёт с томиком Пушкина в дальнюю аллею парка, а я улыбнусь моему дождю и пойду как всегда, без зонтика, отбросив назад мокрые волосы, пахнущие ещё майскими грозами.
Любимый мною господин Уайлд писал, что только по настоящему хорошая женщина может совершить по настоящему глупый поступок. А господин Милорад Павич написал, что если, готовя еду, поёшь песню - блюдо принимает вкус этой песни. А мне осенью будет не так грустно, буду кутаться в тёплое рыжее и писать письма, пахнущие кофе, мандаринами и ванилью. А почему ещё не нарисовали аниме про Верлена и Рембо? Почва благодатнейшая: вроде бы так Шарлевилль, Шар-ле-вилль... Вкусное слово.
Я нашла отца, которого не видела лет 18 и, конечно, не помню, через Вконтакт. Никаких эмоций, помимо отвращения, оттого что этот толстый небритый сорокалетний дядька - мой кровный родственник. Наверное, это не очень правильно. Хорошо, что я на него внешне почти не похожа, иначе было бы сейчас совсем скверно.
Воплощение счастья для меня - это человек рядом, которому можно говорить обо всём, что тревожит и не даёт спать... Да вообще обо всём говорить. А для этого нужно полное доверие, знание, что тебе не сделают больно, не обманут. То есть, отсутствие страха, а это зависит только от силы воли и самоубеждения. It`s so simple.
Стучится в двери, заглядывает в окна... Это будет новая осень, не такая, как всегда. Осень цельности, осень размышлений, осень одиночества. Она изменит что-то безвозвратно, в самой глубине сердца будут рождаться и умирать вспышки счастья, боли, любви и дружбы, надежды и горя - как шишки в костре. Этой осенью надо разжечь внутренний огонь ярче, чтоб согреть близких и самой не замёрзнуть. Нужно научиться пускать людей к своему огню.
...в эту осень Лис не рад, в эту осень Листопад Рыжим, огненным хвостом Заметает лисий дом.
и кружатся листья, листья, будто лисы, лисы, лисы. Даже старая лиса изумилась: "чудеса! где лисёнок? где листёнок?- Ушки, хвостики, глаза! "
От Москвы до Тамбова все поля в тумане, он совсем живой, волнами ложится, дышит. В нём купаются деревья, из него вылетают большие птицы, чтоб взмыть в тёмное ещё небо и - на восток, навстречу Солнцу.
Поезд опоздал на полчаса, на платформе встретил отец Паши - они приехали другим поездом, раньше. Потом мы куда-то шли, было очень жарко. Автобус характерного защитного цвета уже ждал. Улицы совсем пустые - суббота, раннее утро, спит ещё городок, маленький, чистенький, как опрятная старушка с добрыми морщинками.
На территории части даже местные дворняжки при приближении начальства склоняют голову до земли и очень усердно виляют хвостом. Огромная толпа, кто-то с маленькими детьми, одни даже коляску притащили... Жара за тридцать пять. Кто-то что-то говорил, но слышно не было, зелёные человечки кучками туда-сюда - непонятно до сакральности. Пыль. Жара. Запах пота. И потом, через вечность, наконец - родные уютные глаза. У Бродского, говорят, тоже были зелёные, тёплые - как у тебя. Всё непривычно и исковерканно - как-то болезненно-неправильно, что-то чужое, инородное, до желваков на скулах - лишь бы не расплакаться... Под ладошками стучит сердце - неспокойное, больное, любимое. Снова - плавящийся город, пиццерия со звёздами на потолке и венский кофе, спартанский гостиничный номер с тремя кроватями.
Поцелуй в лоб на ночь и спокойный сон, голова к голове, так близко-далеко...
Утро, глаза зеленее, и щёки мокрые. И снова солнце на узких улицах опаляет кожу, прогулки, поиски сигарет, опаздываем, прощание на людях, в спешке, и всё равно - руки, родные, не выпускать бы никогда.
Битком набитая машина, вокзал, купе, запах нашатыря.
Москва.
Дождь.
Когда человек думает или творит - он не может быть счастливым. Счастливый неспособен думать и творить. Осознание счастья как чего-то низкого и тупого (как раз из-за отхода от размышлений и критического восприятия реальности) пугает всё больше и больше. Счастье таким образом можно рассматривать как остановку в развитии. Я почти не читаю, не помню, когда брала в руки карандаш, забросила учёбу. Это, чёрт возьми, страшно.
Лис заплёл первую в жизни расточку.О вообще нелегко приходится, первую сплетённую мной уродливую фенечку тоже он носит.))Видно не особо, конечно, ибо ничего получше веб-камеры под рукой не оказалось.
Кто сказал, что поезда не летают до Питера?)24-02-2008 22:20
Сегодня с Сестрой зашли в костёл. Постояла, прислонившись к колонне, послушала прооведь, подумала... Всё к лучшему. Иногда не хочется пятнать возможным будущим сказочного прошлого. "...улыбнись, потому что это было". И будет. Будут чудеса, будет счастье. И ещё лучше, чем когда бы то ни было. А пока нужно съездить подлечить душу. И сердце, без метафор. Купила первую в жизни пачку сигарет...
Кирпич/Мрамор или развивая Пушкина24-02-2008 22:13
Тепло и энергия - очень далёкие друг от друга вещи, редко сочетающиеся в одном человеке. В энергии всегда привлекает или холодность, загадка, отстранённость, даже презрение - или живость, сияние рассеянность, забывание имён... Носитель доминанты энергии носится как бешеный пылесос между работой, учёбой, кучей приятелей-товарищей, одним из которых ты являешься. Этот ветер находит тебя, когда вспоминает, но сам его не отыщешь, улетел. Захотел - улетел, захотел - прилетел, дел много. А где он, когда вернётся - всем знать необязательно. Тепло же тихо и домашне. Поэтому уязвимо. Лучше всего рядом с теплом не очень близким людям или же совсем вмёртвую вросшим. Первым хорошо, потому что через лёгкую отстранённость позитив проникает, а негатив отсеивается, как в сите. Вторые просто превращаются с ним в единый организм и никуда с подводной лодки не денешься. Вторых очень мало, потому что нужно пройти переходную ступень со всеми её несчастными вздохами, соплями и прочими прелестями и не сломаться. Инь и Ян.
Брат обещал сводить в матэ-клуб на Шаболовке. Ну, если учесть, что он имеет обыкновение после каждого разговора пропадать ещё на полгода, поживём-увидим. Но интересно. Говорят, там здорово. Вы представляете, этот кощун покупает матэ в пакетиках... О_о Как-то повально множество друзей-знакомых пристрастились к этому напитку. Модно что ли...
А ещё случилось страшное. Я зашла в книжный. ) Среди прочего: Саути, Томас Мур, Маркес, Туве Янссон и учебник древнегреческого. Это правда уже болезнь.
Вот если бы сейчас было хотя бы +15, я бы нашла в шкафу старые жёлтые кеды и пошла гулять по лужам, ну или без луж, и стало бы не так грустно. Гуляла сегодня в Царицыно, но мало, замёрзла. С удивлением обнаружила, что хожу всю зиму в осенних сапогах - ну да, был такой древнегреческий поэт, звали Архилох... Пойду позвоню что ли кому... [показать]
В тему незамутнённого детского сознания08-02-2008 00:04
Принёс мне О книжку. "Винни-Пух и все-все-все" Милна в пересказе Бориса Заходера. "Ух-ты, как здорово! - подумала я, - Ведь когда перечитываешь сказки, которые любил в детстве, интересно обнаружить что-то, что от юного разума ускользало!" Ну, надо признаться, долго себя ждать ОНО не заставило. Без комментариев. О_о`
"И Сова начала писать... Вот что она написала: "про зря вля бля сдине мраш деня про зря бля бля вля!" Пух с восхищением посмотрел на эту надпись. - Я тут написала: "Поздравляю с днём рождения", - небрежно заметила Сова. - Вот это надпись так надпись! - с уважением сказал Винни-Пух."
Вчера неожиданно воздух отказался безболезненно вдыхаться. Пзволила себя увезти домой с последней пары и вызвать врача. Намазалась еловой мазью, снова научилась дышать. Неожиданно пришло любимое существо и пыталось собрать сопливого расклеенного меня по кусочкам. Когда человек спит - он становится настоящим. С лица сходит всё надуманное и чужое, остаётся только истинное, своё. Спящий прекрасен, в чертах начинает сквозить то, что Творец вложил во всех людей изначально, и что, несмотря на все их ухищрения, всё же таится где-то на дне сознания. А ещё только ваша покорная могла насмерть утопить телефон в недопитой чашке чая.
Встречать и провожать поезда, чужие, в которых нет никого близкого или знакомого. Приехать на вокзал, раньше на полчаса, выйти на платформу и проводить какой-то поезд, уезжающий, скажем, в Псков. Люди прощаются на перронах, обнимают, не отпускают. Запах вокзальной гари щекочет ноздри, люди проходят, морщаться, прячут носы в шарфах, а я вдыхаю, на всю глубину лёгких запах дороги... Поезд трогается. Срываюсь с места, за ним, до конца платформы и смотреть, пока не скроется за горизонтом чёрная точка. Потом ждать уже своих: мерить шагами зал ожидания, внимание отазывается остановиться на книге, глаза выхватывают из толпы лица, силуэты (а вдруг раньше приехали, а вдруг пройдут не заметив, нужно караулить, высматривать, чтоб тоже кинуться на шею и вцепиться и не отпускать). Тепло вокзала, холод перрона, тепло вокзала, холод перрона... Узнавание, ошибка, узнавание, ошибка, узнавние... Тёплые, в волосах ещё запах Питера, в глазах то, непередаваемое, что только у петербуржцев. Три пары обожаемых рук-плеч-глаз, и заряда счастья хватит ещё на неделю прыгания до потолка. Друзья мои, я вас категорически люблю.