Его пальцы хотели курить. Под сурдинку я возрадовался, когда резко сорвавшийся с места поезд швырнул меня ему на грудь. Я тихо возликовал от затопившей разум субъективности.
Истинная наша жизнь (насколько возможно назвать это истинным) протекает в наших образах, которые живут в душах знакомых людей. Ты одинок, когда больше некого винить, и твой последний образ развеян, как дым. Можешь называть это смертью.
В одиночестве мы все одинаковы. Когда я вижу, как ты сидишь в углу, столь естественный и предоставленный самому себе, когда ты не играешь, я честно говорю себе:
-Ты лучше всех.
Объективность - очень больно. И тебе, и мне.
[525x700]
Минувшие выходные, серое небо, серые глаза, от которых подчас хочется застрелиться. Фантазии и скорость - наркотики для тех, кто ходит по краю. Смешай их. Машину заносит на поворотах. Люди делятся на два типа. Те, кто почетает за величайшее благо возможность жить вместе и те, для кого счастье значит умереть вместе. Кофе с вином, рябина под снегом. Голубизна воском оплывала с керамики неба, когда твои переплетенные руки капканом лежали на моей груди, ласково впиваясь пальцами в ключицы. В кромешной тьме, не чувствуя направлений, в воздухе, звенящем от тишины, в почти осязаемом безвременном пространстве, забыв про наличие памяти, ты возвращаешься к истокам.
Отношения большинства людей строятся по инвариантному принципу "актер - сцена". Последнюю любить невозможно, но попробуй удержаться в амплуа, когда она уходит из-под ног. Плевать.
Когда-то он думал, что никогда не умрет. Думал, что его невозможно уничтожить. Размышляя о причинах такой "живучести", он пришел к выводу, что наконец-то научился прощать. Но кто-то внутри шепнул, что умение прощать значит жизнь, а не способность занозой торчать в мире и не чувствовать боль. Кто-то сказал ему, что его искусство - элементарное безразличие. Вероятно, в этой жизни быть сильным стало означать "стать бесчувственным". Он говорил, что ищет красоту,а когда нашел, то сразу же убил ее. Идеалы невыносимы. Музыка и книги, даже самые тонкие и правдивые, лишь единодушно обнаруживали в себе подтверждение его вопросов и никогда не давали ответов.
Настоящее начинается за чертой. Ибо то, что возникает в контексте искусственно созданных от страха перед собой законов, лишь жалкая фальшивка и лицемерие.
Помнишь игрушки, которые ты ломал в детстве? Отрывал им ноги, откручивал головы, выкалывал глаза? А потом горько плакал, пытаясь их "реанимировать", пришивая лапу и рисуя зеленым фломастером незрячие глазки. Чтобы полюбить нужно совсем немного, правда? Чтобы полюбить надо уничтожить. Сломай мне жизнь, а потом попробуй выбить мой образ из головы. Сделай кого-нибудь хромым на душу, а потом корми жалкими подачками своей милосердной заботы.
Красота всегда самодостаточна, уже самим фактом своего существования она призвана корректировать изъяны человеческой души. А мы так не любим зависеть от кого-то, что стараемся сделать его зависимым первыми.
И сжигаем Прекрасное, умирая вместе с ним и, между тем, на совсем другом полюсе.
Весна-а-а...
Крылатское. Спящие дома с пустыми глазницами накрыло снежным цунами. Сумасшествие на пару - 9ый вал - забудь что-было-до. Трубы надземных переходов. Безусловность - в сиюминутном. Завтра нас расстреляют. Ты, заговорщически покусывающий дужки очков. Мое хроническое неверие в чудеса теряет свою несомненность. Кто же, кто еще, если не ты?
Все, что не обнаруживает в себе чуда, должно быть используемо. К сей мрачной концепции мы апеллировали в равной мере. Только мне так и не удалось принять ее для себя и сделать действительно поведенческой. Но чудес не бывает, ибо ничто не безусловно, и искать в тебе прибежище было еще одним моим заблуждением, сознавая которое, я позволила себе маленькую слабость предаться ему беззаветно.
Умозрительное наслаждение твоим совершенным подбородком, бирюзово-серыми глазами, похожими на покрытое гладкой пленкой пещерное озеро. Красота всегда возбуждала фантазию, грезившую о той крайней точке расцвета, когда она раскрывает свое истинное совершенство посредством греха и смерти.
Очевидно, пути самообретения в этом мире человека с тонким эстетическим чувством будут занимать меня еще долго. Твое духовно уродливое существо обретает смысл именно будучи одаренным этим чувством, и именно оно на всю жизнь обеспечит тебя перманентной конфронтацией с внешним миром. Ты не сможешь уничтожить саму идею Красоты, но вот ее материальное воплощение - запросто. Убей ее, иначе сам станешь жертвой.
Мое место - сидеть на крыше дома и безучастно видеть и слушать, как дышит грудь города со всеми ее магистральными сухожилиями и мутной речной кровью. Пойми, все-таки надо ощутить жизнь в другом человеке и через него понять, что ты сам вполне живой. Ведь "быть счастливым" может так же и означать "прижавшись к груди, чувствовать, как оно там бьется, надрывно и так незащищенно, теплое, пусть и глупое сердце".
Как тень без хозяина, так же и ты потерял бы всякий смысл, лишившись своего безумия. Костлявые деревья, распятые на плоском небосклоне, ларьки с сигаретами и пара неподвижных силуэтов - нас нарисовали в технике жизнь. Художнику следует быть реалистом. Чтобы символы не кричали с холста, чтобы их видел только тот, кто способен видеть, чтобы обрести вечность, украдкой преломляясь в восприятии каждого представителя ускользающих эпох. Я устала гадать, под каким углом ощущают эту жизнь другие.
Если ты станешь нормальным, в тебе нечего будет любить.
I tried to see you in my future. I tried to find you in my past. Зависнуть в нечаянно затянувшемся сегодня. Лезвия фарфоровых осколков и умолкшие лепестки на бархатной скатерти цвета бордо определяли меру моей растерянности. Застывшее безмолвие переплетов и навязчивый шепот сквозняков в портьерах. Бесконечная потерянность, плотное, безвременное пространство обочины жизни, на которой я застряла. Карточный домик. Пауза. Мне нравится знать, что ты материален, но мне пока предпочтительней только знать это. Сохранить хрустальный замок иллюзий между спрятанными в карманы руками. Только сейчас. Только на время. Я ничего не хочу, и не хочу чего бы то ни было хотеть. Разве что... Я знаю, в ближайшее время подобное состояние мне осточертеет. И я хочу по прошествии его хоть что-нибудь обнаружить. Живое.
Музыка, невероятная, невыносимая, неуловимая, сочилась сквозь ветер, шелест листьев, шарканье усталых ног за окном, охрипший голос лектора.
Казалось, что знаешь тебя всю жизнь и не знаешь совершенно. Казалось, значимые слова могут быть сказаны только пальцами, тонкими, гибкими, безупречными в игре на всех клавиатурах, от фортепианной до компьютерной. Музыка, которую слушают глазами, которую читают, твоя музыка. Казалось, она была прекрасной.
Я совершенствуюсь в искусстве сострадания к себе. Когда я стану законченным нытиком, придуши меня, изящно, ласково. Это будет самый гуманный поступок твоей жизни. Кажется, начинается жизнь без вдохновения, когда сквозь приоткрытую штору утро бросает холодный свет невралгического дня. И только кажется - что-то (кто-то?) возвращалось.
зачем спать, если все равно проснешься, зачем есть, если все равно проголодаешься, зачем смеяться, если все равно станет грустно, зачем согреваться, если скоро - зима, зачем уходить, если все равно оглянешься, зачем любить, если все равно будет одиноко. зачем жить, если все равно умрешь.
неужели привычка - это все, что нас держит в этой жизни?
Если ты заберешь мою боль, я пойму, что умер еще не родившись. Ты и так забрал почти все. Оставь мне хотя бы мою боль, что бы я еще мог чувствовать радость. Чтобы еще смог стать счастливым.