Настроение сейчас - ~

(воспроизведено на научном конгрессе в Брюсселе 2098-го года со слов неизвестного энта)



…как ни странно первый сознательный контакт человека с разумной инопланетной формой жизни произошел позже, чем был открыт эффект филосомного создания подпространств. Примерно десятилетие прошло с того момента, как в холодном подпростанстве обнаружились разумные странники, скитальцы без прошлого и будущего, общим разумом стремящиеся изучить всю информацию до того, как начнется схлапывание историй, и появившиеся на Земле в кризисную точку развития человеческого сообщества, когда встал вопрос об отмене маратория, ограничивающего свободный доступ к созданию миров, а вместе с ним сам переход между ними. Последствия легализации филосомного проектирования в 80-х годах 21-го века оказались непредсказуемыми. Общество так и не пришло к единому решению по этому вопросу, кто-то даже открыто высказывался о конце истории, так как, вторгаясь в чужеродные пространства, человек незримо влиял на свое прошлое, забывал о будущем и терялся в собственном настоящем, границы которого под влиянием потрясений от глубин открытий последних лет, сами начали размываться. Для многих жизнь потеряла прежний уклад, для миллионов измения привнесли в нее лишь хаос, новых возможностей боялись или поклонялись им, однако никогда прежде человечество не смотрело с таким интересом на научное открытие, потрясение было настолько велико, что на длительное время ушли в тень остальные проблемы, громкие события, не говоря уже о том, что тем загадкам, что прежде не давали покоя, и которых попросту не забыли, нашлись новые объяснения. Одной из них была проблема инопланетной жизни, существование которой косвенно было доказано еще десятилетием прежде(2), однако в новых условиях эта проблема получила новую жизнь, оказалась глубже и открылась с неожиданной стороны во время глобального перестроения общества под действием новых течений в научной среде.

Долгое время считалось, что энцифалонное пространство является компьютерно-модулироемой средой, праобразом виртуальной реальностью – это мнение существовало в самом начале 5-й научно-технической революции, до того, как были открыты глубокие связи этой компьютерной оболочки и сознания человека, того, что вместо сложных операций бинарного программирования, эта среда куда податливей прямому психологическому воздействию человека, называемому филосомным. Еще до того, как в конце 50-х годов был открыт эффект реализации мира(3), в использовании этой среды было открыто множество диалектических изъянов, невписывающих ее в рамки классической компьютерной логики, и одним из них было различное воздействие энцифалонного пространства на людей – в то время, как одни, прилагая усилие воли и воображение, с легкостью моделировали в нем целые системы, другие могли лишь присутствовать в нем, как в чьем-то чужом сне(4), а третьи не могли попасть даже в саму оболочку. Такое разделение было ошибочно воспринято как наличие и отсутствие у людей предрасположенности, таланта или способности манипулировать внепространственно-филосомными характеристиками энцифалона, и хотя эта классификация близка к действительности, сама суть наличия людей с отторжением энцифалона терялась из-за скорых выводов.

Социально это разделение было воспринято по-разному. В отдельных, наиболее проблемных участках, вроде Венесуэллы, Российской Конфедерации, Южно-Тихоакеанского Синдиката разделение стало новым поводом для конфронтаций на политической арене, а в особо развитых государствах это привело к образованию новой, как правило, гонимой социальной прослойки – людей привязанных к этому миру и не способных погружаться в энцифалонные сети(5). Кастование всегда присутствовало в обществе, и здесь оно в очередной раз отодвинуло одних от других, еще и потому, что среди людей, неспосбных к использованию новой среды, находились и другие более серьезные патологии, хотя имелось и много исключений, среди которых были и лауреты Нобелевской премии, и правители государств, и даже известные артисты, деятели культуры. Так или иначе, наблюдалось сильное отличие таких лиц от остального населения. Это социальное разделение долгие десятилетия приводило к различным осложнениям, конфликтам – локальным, либо между различными государствами – пока, с началом нового витка 5-й научной революции и началом повсеместного распространения ее благ, оно не вылилось в событие, которого в тот момент уже не ожидали – контакт с инопланетянами…



(далее записано со слов второго энта)



Причем то были уже не высокие, долговязые и медлительные книгочеи из холодного подпространства, а те привычные и радующие глаз уфологов «зеленые человечки» с фотографий газет «желтой» прессы. Это событие совпало по дате с объявлением о запуске первого коммерческого филосомного усилителя и выглядело несколько странно, так как сам характер контакта имел несколько неожиданную форму, не согласовывался ни с прошлыми бытующими представлениями о братьях по Читать далее...

Настроение сейчас - ~

…с потолка осыпалась побелка. Каждый взрыв, пока она не перестала их ощущать, отзывался дрожью у нее в ногах, так что первые мгновения у нее даже не возникло мысли оглянуться. Когда звуки битвы растворились в толстых бетонных стенах, отделяющих ее все больше с каждым шагом от опасной поверхности, она перешла на широкий шаг, но все еще не решалась оглянуться. Мысли спутались в клубок, а сердце все еще вздрагивало, когда перед взором беззвучно падали кусочки штукатурки…
Спустя несколько лестничных пролетов, ведущих вниз, кафель сменился грубыми бетонными плитами, перестали встречаться двери, коридор вскоре, совсем сузившись, перешел в петляющий туннель. Развилки стали чаще. Наталья не подозревала, что под корпусами академии находится столь разветвленная сеть туннелей, в которой, не получи строгих наставлений Григория, наспех объяснившего короткий путь к отступлению и безопасности, она легко бы потерялась уже на третьей развилке – столь путаной на деле оказалась нелогичная схема подземелья. Коридоры ветвились, резко уходили вниз или вдруг сменялись подъемом, поворачивали. Под потолком тускло горели закоптившиеся светильники, которыми, как казалось девушке, уже нигде и не пользовались.
С глубиной становилось сырее. Помимо ее шагов, напряженного дыхания, стука сердца, капающая вода одна разряжала мертвую тишину туннелей. Игра тени и света давала жизни узкому пространству – неоднократно ей начинало казаться присутствие кого-то еще помимо нее. Возможно, это чувство появлялось у нее оттого, что, чем глубже она погружалась в подземелья, тем меньше ощущалась дрожь, и шум стал еле слышен, словно войну неожиданно заволокло туманом. Вскоре звуки с поверхности совсем растворились, а пустая тишина начала выводить из себя, так что, вероятно, она инстинктивно проецировала чье-то присутствие, потому как находиться в одиночестве здесь было невероятно жутко. Между тем, это была другая сторона того же страха — что здесь есть кто-то помимо нее и поэтому Наталье приходилось сдерживаться, чтобы не оборачиваться. Даже зная всю безосновность и бессмысленность своих страхов, она не могла подавить их в себе, и потому кралась осторожно, точно ждала какого-то подвоха.
Постепенно тьма стала равномерна — перед ней было так же темно, как и позади, однако впереди то и дело мелькали какие-то тени, точно что-то прошло здесь совсем недавно, тронуло ветром редкие тусклые лампы, от чего те закачались, и исчезло за поворотом туннеля. Ее воображение рисовало неприятные картины, живо достраивало облик потустороннего существа, обитающего в этом подземелье, однако эти мысли она тоже находила глупыми и убеждала себя в том, что тени — очередная иллюзия, созданная ее возбужденным воображением, не несущая под собой чего-то физического. Все-таки прежде ей не приходилось теряться в подобных местах захолустных местах...
Несколько раз, чтобы отвлечь себя от неприятной игры воображения, пока потолок резко не сравнялся с ее ростом, так что ей пришлось идти, пригибаясь, а шум подземки стал отчетливо различим, Наталья мысленно возвращалась в ангар, где стояла напротив Григория. Ее мысли путались, потому что она не могла понять, что в действительности от него хотела. В целом, и от прощального визита, в частности. И то, что в последний момент у них произошел поцелуй... не то, чтобы это что-то меняло... у них ничего не вышло бы, как и тогда прежде... к тому же, что смыслу... он отбывает завтра... - в несколько голосов у нее в голове доносились какие-то доводы и предположения, хотя все они, по большому счету, были лишь отговорками, чтобы убежать прочь от томящего безответного чувства, что нахлынуло на нее вновь спустя столько времени. А Григорий был пешкой в чужой игре, и даже то, что она старалась ему помочь — сообщила о надвигающемся шторме — прошло мимо его внимания. Да и что он мог понять с его дрянным сознанием, затуманенным логикой войны, модифицированном и затравленным чертовым чипом, таким же как у ее сестры. И она шла на этот вечер, руководствуясь благородной целью, разрываясь между его безопасностью и своими чувствами, а их разговор должен был открыть ему глаза на происходящее... А завтрашний день... Нет, думала она, петляя меж узких стен туннеля, который все более напоминал шахту вентиляции(и видимо ей и был), лучше ему быть подальше от этих мест, ведь завтрашний день разнесет их по разные стороны баррикад — ход событий уже не был подвластен ее желаниям и прихоти, так что ничего нельзя было миновать, пусть ей и самой был не слишком приятен тот путь, по которому она пошла в последнее время. А быть может, она действительно была права, поступая таким образом, и это перетрясет большой безумный мир, так что даже Сергеев согласится с этим. Он поймет ее. Конечно, если у них еще будет возможность поговорить с глазу на глаз так, как сегодня. И подведя итог своим мыслям, она постаралась прогнать прочь эту меланхолию — нынешняя обстановка требовала трезвого расчета, внимательности и осторожности.
В неярком Читать далее...

Настроение сейчас - ~

4.
Безымянный оказался в странной, непривычной ситуации – вернуться домой ранее обычного – такой возможности прежде ему не предоставляли, да и то, что вышло ныне, было всего лишь следствием случайности, удачи, неожиданно, впервые за долгое время блеснувшей для чопорного, загнивающего в объятиях лихорадки, общества ярким просветом надежды. К Безымянному пока еще не пришло осознание этого факта, поэтому он не взрывался радостью, как иные, ни горевал и не чувствовал каких-либо иных эмоций – словно, хотя он имел непосредственное отношение к находке, она прошла мимо него… Покидая сумрачные коридоры шахты, шагая прочь вместе с остальными рабочими, он старался возродить в сознании пропавший образ девушки, но, пытаясь, лишь в очередной раз натыкался, как на стену, на чужой и незнакомый, неприятно звучащий в сознании, смех. Даже этот, казалось бы такой ничтожный образ, согревающий и вселяющий жизнь, от него пытались скрыть неизвестные силы, все еще напоминающие таинственными голосами о том времени, когда он сам был диким… Дома его ждали холод и скука – меланхолично-депрессивное настроение наваливались на него всякий раз, когда он видел густой туман стелящийся у земли... И если по вечерам он снисходительно забывал о нем, отдавая себя миру снов, то сегодня, даже несмотря на полуночные разговоры с духами его соседа и копившуюся ото дня ко дню усталость, ему совсем не хотелось спать. Если судить в целом, то ему, в принципе, было нечего делать в пустом шалаше, к которому по привычке привязалось слово «дом», – и это была проблема всего поселка: общество еще не отряхнулось от последствий катаклизма, загнавшего их под землю, не поднялось на ноги. В условиях каторжного труда, бездумного и бесцельного существования первичной целью являлось выживание. Удобства и радости жизни исчезли вместе с гибелью мира, в которой, исходя из немногочисленных коллективных воспоминаний и здравой логики, теперь не сомневались; мораль стерлась, права и интересы личности не стояли в почете и ущемлялись грубой силой, ставшей главным подспорьем к нескладному, но действующему порядку власти в строящемся заново мире. Хотя это громко сказано – «строящемся»… Поселок не менялся – все те же люди изо дня в день выжимали себя на работах в душных пещерах шахт. Копали все новые и новые туннели, но внешность самого поселка - его лицо - оставались неизменными. Здания увеличивались в числе только, когда в воздушных ямах шахтеры находили очередного безнадежного лунатика – а какого-то качественного, ожидаемого перевоплощения не происходило… И поэтому, если отбросить нужды выживания и прибавить к этому холод, грубость, наигранную жадность рабочих и скупую власть сильных – это место было скучнее ада…
По причине всего вышесказанного на развилке он повернул против направления на казармы, отбился от толпы и в одиночестве побрел по развалинам станции к восточному крылу поселка, полузаброшенному и игнорируемому основной массой рабочих. Разработки здесь вследствие твердости блокирующей путь породы считались безнадежными, хотя на первый взгляд этого и нельзя было сказать в силу того, что край поселка казался не тронутым разрушающей стихией – в освещении дюжины факелов открывался вид на высокий потолок, изгибающийся дугой, живопись мозаики стен с сохранившимся рисунком, изрезанной трещинами и выбоинами, нетронутую, отражающую свет огней, плитку, которой был вымощен пол. Катастрофа почти не изменила внешность платформы, и только пара веток рельсовых путей, уходящая параллельными туннелями, пострадала сильней – из завалов местами торчали изогнутые куски металла, по которым прежде, как бытовало мнение среди некоторых рабочих, ходили длинные составы, состоящие из многих вагонов, таких же, как тот, что блокировал проход в туннель на север. Безымянный не имел своего мнения на этот счет – пожалуй, он просто не задумывался об этом.
Разработки здесь велись на ранней стадии развития поселка – по бытующему мнению, еще до появления тумана – в его зародышевом состоянии, но не принося каких-либо видимых результатов, были свернуты и перенесены в другой сектор, где вскоре образовалась богатая сеть связанных шахт. То было приказание свыше – помимо этого в других секторах подземелья находились иные поселения, и в числе их некая столица, именуемая Центрой, взявшая на себя административный контроль над разрозненной деятельностью отдельных шахтерских поселений. Даже не разбираясь в этих вопросах, никогда не видя ни одного человека из Центры и не представляя, как они должны выглядеть, Безымянный почему-то сомневался, что контроль их власти силен, но все же думал когда-нибудь побывать в этом осколке цивилизации, хотя бы из интереса. Мысль о паломничестве в другой сектор встала перед ним как одна из немногих альтернатив бессмысленному пребыванию в бараках, но интуиция (или, возможно, это были все те же настырные голоса…) подсказывала, что это займет по времени куда дольше, чем ему отпущено надсмотрщиками шахты. К тому же, переход в Читать далее...

Настроение сейчас - ~

3.
…Визуально утро ни чем не отличалось от дня или ночи – одинаковый сумрак и туман обволакивали узкие переходы между туннелями того, что когда-то называли «метро», в напоминание котором остались только придавленные камнями прямые стрелки рельсов, которые служили одновременно и компасом и путеводной звездой – где-то за очередным из завалов могла находиться очередная станция.
Подъем был объявлен ранее обычного, что уже не предвещало хороших новостей. Обходчик с керосинкой буркнул что-то невнятно. Безымянный, прогоняя остатки сна, переспросил - тот отсылал всех на главную площадь, где традиционно происходили собрания. Для Безымянного это было впервые. Он покосился на обходчика, спросил маршрут и на минуту откинулся на матрас.
Сулик тихо поднялся с лежбища, беззвучно двигая губами, произнес слова молитвы, обращенную к духам подземелий, и, не здороваясь с Безымянным, вышел из палатки.
Безымянный, крепко сдерживающий в руках керосиновую лампу, горячую, почти обжигающую, и липкую, шел к площади. Сквозняк был холоднее обычного – от него шла дрожь по ногам. Сырой воздух оставлял тяжесть в груди. Запах солярки исходящий от зажженной Безымянным лампы, которую он обычно брал с собой на работу, усугублял депрессивно-мрачную атмосферу этого времени суток, вызывая в памяти неприятные ассоциации…
Он прошел через несколько знакомых уже коридоров и свернул направо - как сказал ему обходчик. По пути с ним вяло здоровались невыспавшиеся рабочие, с похожими, как капли воды, омертвевшими лицами. Некоторые из них игнорировали собрание и шли прямиком столовую. Желудок Безымянного урчал. Стенки его больно обжигал кислый сок. Безымянный боролся с желанием и старался не думать о еде.
Помещение в несколько раз шире остальных коридоров, которое именовалось «Площадью», раньше, скорее всего, было частью комплекса вагонного депо, теперь заваленного обломками стен и потолка. Там, где стоял Викарь, высокий упитанный мужчина, разменявший четвертый десяток, в одежде маскировочного окраса и густой бородой, походивший скорее на колумбийского партизана, чем на командующего шахтой номер 3, стояла наспех сооруженная трибуна. Заваленный рудой, из стены справа вылезал раскуроченный вагон, напоминавший о странных событиях, давших рождение нового подземного мира, социума и его образа жизни. О тех событиях вспоминали со страхом, хотя немногие из тех, кого находили выжившими, помнили много. Никто не знал точно, что все же произошло в недалеком прошлом. Люди боялись узнать нечто дальше общих знаний, ведь даже глупый понял бы, что они выжили как раз благодаря тому, что не заметили произошедшего, в связи с этим не пали пораженными. Очевидно, что правда, в данном случае, была смертоносной. Какому разумному человеку придет в голову смотреть в лицо истине приносящей смерть?.. Это и останавливало поистине мистическим образом людей от дальнейшего осознания случившегося, будто в противном случае кара их погибших могла настигнуть и их самих. Несмотря на то, что рабочие сторонились духовной жизни и религии, поверье о том, что знание о прошлом недоступно и запретно, почти приняло форму табу, разве что не объявленного официально. «Возможно за этим их собрали…» - подумал Безымянный, попутно размышляя о произошедшем. Очевидно, выжившие находились под землей еще до начала кризиса. Сложно было поверить в то, что возможно, побывав на поверхности, вернуться обратно живым. Ему нравилось рассуждать о таких вещах отстраненно, но, между тем, ему тоже не хотелось ворошить расплывчатое прошлое…
Встав позади основной массы людей и, чтобы не обжечься, отставив в сторону коптящую керосинку, Безымянный сложил руки на груди и прислушался к речи Викаря. То, что он говорил, мало интересовало Безымянного, лихорадка, которая захватывала постепенно и его, требовало быстрее убраться отсюда, пойти в шахту. Викарь долго рассуждал на тему дальнейших раскопок туннелей, направлений, масштабов, средств и сообщил про карту, найденную в шестом секторе, согласно которой они идут верным путем, что, возможно, в любой день удача может прийти к ним, в любой день они могут откопать очередную станцию. Когда люди начали расходиться, Викарь многозначаще сказал : «Это еще не все…»
- Вчера около полуночи в третьей шахте наткнулись на воздушную яму. В ней было две молодых сильно исхудавших девушки… Штир, выведи, пожалуйста, ее… Вот… - рядом с Викарем появился высокий юноша, держащий окованную цепями девушку. Девушка, невысокая, с растрепанными грязными волосами, всеми силами этому сопротивлялась. Когда Штир остановился в двух шагах от Викаря, девушка, почувствовав взгляды толпы, равнодушно изучающей ее, напряглась всем телом, извиваясь точно змея в попытке вырваться из хватки юноши, зашипела, от чего ее красивое, хоть и грязное, лицо сделалось агрессивным и пугающим, - Кто-нибудь знает или помнит ее? – продолжил спокойным голосом Викарь, переводя взгляд с дикарки на толпу и назад, - Что ж если ее никто не знает, то пусть ей Читать далее...

Сказка о Валькирии…


…Раэлин любила фотографировать людей. Она пользовалась старинным фотоаппаратом, с которым не расставалась во время своих скитаний. Стопки четно-белых фотографий и платье 9-го века – вот пожалуй все вещи, которыми она, действительно дорожила и ради них изредка возвращалась в свое имение на берегу фьорда. Все реже она вспоминала туманные стены родины – там ее, пожалуй уже не ожидали…
Контакт был давно утерян. Более десяти веков назад – целого тысячелетия – портал открылся в последний раз и с тех пор ни разу не открывался, так что Раэлин пришлось заново находить себя в мире без деления на людей, героев, богов и монстров. В жестах и мимике, характере и внешности, меняющейся от эпохи к эпохи, еще не стерлись следы прежних идеалов – духовно она, как и прежде, оставалась им верна, не оставляя поставленной перед ней цели, и раз в несколько десятилетий, когда слышала зазывающий голос внутри, непременно возвращалась на ту заброшенную поляну близ Рейкьявика. Технический прогресс сильно упрощал ей эту задачу, и хотя это позволяло ей наблюдать за точкой сбора дистанционно, она редко позволяла ему встревать в проверенные тысячелетиями традиции пешего путешествия, продлевая огромные расстояния на ногах, в море – на веслах. Никто не ограничивал ее во времени, никто… На обмерзшем клочке земли близ горячего источника ее ждали спутницы, так же как она, застрявшие в людском мире валькирии. На короткий промежуток времени – в сравнении с долгими годами пути по миру, потерявшему связь с богами – она сбрасывала с себя все оковы, навешенные чередующимися эпохами, меняющимися, как луны, правительствами, религиями и жизненными укладами, надевала привычное одеяние, не прячась и не чужась использовать свои силы – божественный голос ее песни слышали в ближайших селениях, и, так как происходило это из десятилетия в десятилетие в одно и то же время на кануне сырого июня, мистическое пение родило не одну легенду. Хотя немногие различали в ее песнях тексты на забытом временем языке, разбирая лишь отдельные фразы и слова, оставшиеся неизменными и перекочевавшие в современную речь, все сходились в ощущении, о грусти, передаваемой поющим духом. Завораживающая… прекрасная… но грусть… В ее душе не прекращала существовать надежда на то, что сияющая воронка, соединяющая холодную Исландию с корнями вечного дерева, идущим ко всем мирам, рано или поздно покажет себя. Где-то в вдалеке небытия ее, возможно, все еще ждали бесчисленные сестры, она видела их во снах, посещающих ее меж похожих друг на друга дней, тянущихся серым полотном вслед за ее бессмертием…
С каждой эпохой приспосабливаться к изменчивому миру становилось сложнее. Уклады менялись, а она жила, по-большинству, своими старыми идеалами, выполняя, как и прежде, свой долг перед верхним миром, пусть в лишенном божественности мире нет ни своих, ни чужих. Одна из немногих, она сопротивлялась отказу от бессмертия в угоду человеческим соблазнам, хотя внешне и была с ними неотличима, но время изменило и ее. Почти два столетия назад, когда Европа погрязла в пучине грязной и бесчестной войны, разверзнутой нечеловеческой жадностью, жестокостью, желанием взаимоуничтожения, в силу военных действий, очагами захвативших весь континент, ей не удалось попасть на собрание потерянных. Тогда, от взгляда на происходящее, впервые за многие не менее кровопролитные тысячелетия в ней проснулись человеческие чувства – она даже ужаснулась этому. Слова «война», «герой», «мораль» начали восприниматься иначе. Бросив свои прямые обязанности, она в расход с ограничениями, наложенными владыками верхних миров, она использовала свои силы на прекращение кровопролития. Незаметно, влияние сказалось на обе враждующие стороны, но, когда и те, и другие, сложили свои оружия, ее репутация в глазах немногих родных душ, оставленных в этом мире вместе с ней, опустилась настолько, что она перестала слышать приветствия, а нередко, видела и презрение в их очах. В это тяжелое время, вместе с внезапно взросшими чувствами жалости и сострадания, к ней пришла горечь унижения, помноженная печалью о том, что ее шансы на возвращение к родным берегам в результате последних действий, стремились к нулю. Двуликое положение омрачало еще и то, что с потерей уважения валькирий, она не приобрела ничего кроме скопления человеческих чувств, томящих ее существование. Только те, кого она сама презирала прежде за отступление от древних идеалов, - отказавшиеся от пут бессмертия валькирии – смотрели ей в глаза, не скрывая гордости за свою сестру.
Одна из них, Отрин, встретилась с ней через много лет после окончания той войны. На тронутом морщинами лице сияла чистая и светлая широкая улыбка довольного жизнью счастливого человека. В словах ее и тогда звучала гордость, в стройном стане была прежняя выправка, но глаза блестели светом, незнакомым и непонятным. Тогда Отрин показала Раэлин фотографию – черно-белый позитивный отпечаток смазанного дагерротипа времен Карла IV с отслоившимися слоями поченевшего серебра, изогнувшегося от Читать далее...

Настроение сейчас - ~

2.
Он аккуратно постучал по дереву левой рукой и, не дожидаясь ответа, открыл дверь. Больничное помещение не сильно отличалось от остальных «зданий», хотя и было чуть больше по размерам, и высокий натяжной потолок не создавал проблем для перемещения. Длинная занавеска разделяла помещение на две части, отгораживая рабочее пространство кабинета. По полу плыл холодный туман. Еще одним отличием было то, что сюда провели электричество от основного блока, питавшего прежде исключительно шахты. Подобного не мог позволить себе при всех своих полномочиях для своего офиса даже сам Викарь, смотревший на медицинское помещение, не скрывая зависть. Больница, оборудованная по предпоследнему слову техники, для рабочего доступа - это было пожалуй единственное проявление прав человека в этом мире. Между тем, здесь, как и во всех подземных постройках, чувствовалась опустошенность и разруха.
Внутри, казалось, никого не было: приемный стол пустовал, электрическая лампа (не керосиновая!) слабо мерцала, погружая помещение в полумрак; ручка и бумага были брошены. Над столом, на стене, оклеенной обоями, старыми, с исчезающим от времени рисунком – вертикальные голубого цвета линии пересекали горизонтальные телесного и на месте пересечений выплывали какие-то цветочки и листья, казавшиеся объемными на этой плоской картине –, висели маятниковые часы. Как и в прошлый раз, стрелки показывали семь двадцать три. Минутная обломалась посередине, её конец свисал перпендикулярно земле. Защитное стекло покрылось пылью, слева направо шла раздваивающаяся трещина. Тяжелый маятник из литого металла неподвижно висел, чуть не доставая полки с медицинской литературой. Сколько помнил Безымянный, стук механизма часов никогда не наполнял это помещение, как не происходило качения маятника. У этих часов явно была своя долгая история, потерянная во тьме забытья…
« Я не дам тебе узнать ТВОЮ историю!!!» - продолжал неистовый голос в его голове. Безымянный не мог ничего с ним поделать, но мысль, что с существом, или с духом, вселившемся в его подсознание, кто бы это ни был, придется уживаться в одном теле, пугала его сильнее всех напастей. И кому бы он мог хоть что-нибудь рассказать?.. С этой проблемой нельзя было обратиться в больницу: здесь не давали диагнозов, здесь залечивали мелкие раны, царапины и ссадины и один раз на веку Безымянного проводили операцию по удалению аппендикса, и то тогда из дальних секторов приехал доктор в белом накрахмаленном халате. Здесь не было психолога, как и, в большинстве, не имелось в нем нужды, - душевной помощи здесь не оказывали, ни за какие деньги…
Безымянный закрыл за собой дверь и, стараясь не шуметь – ему всего лишь нужен кусок бинта и йод, если он сможет его найти, – подошел к приемной. В нос сразу же ударил острый запах, больничный запах, который сложно с чем-либо спутать. Кресло приемной пустовало, а упомянутой дикарем дежурной нигде не было. «Так даже лучше,»- подумал он и, сев на проржавевший металлический стул, начал выдвигать и задвигать по одному ящика стола. К сожалению, внутри не нашлось ничего полезного: только бумаги и другие письменные принадлежности, сложенные в папки с номерами, пара шприцов и жгут – нет, это не то, что было ему нужно. По крайней мере, не в его случае…
Внезапно раздавший скрип заставил его вздрогнуть – это одна из ножек стула шаркнула о мрамор. Безымянный прислушался, но никаких шагов не раздалось. Сестра, если она и вышла, не заперев при этом здание, видимо не собиралась пока возвращаться. Или она насовсем покинула пост… или осталась дома… Стояла ночь, никому неприметная ночь – ничего удивительного, если она и в правду пренебрегла своими обязанностями. Ведь, действительно, маловероятно то, что ее побеспокоят в это время, когда рабочие шахты номер семь уже разошлись по лачугам… Последние встретились ему на пути, озлобленные и усталые. Одного вида Безымянного хватило, чтобы вызвать у них негодование. Бурные эмоции полились по средствам ругани, неприятных грубых жестов и насмешек. Кажется, только усталость и то, что они прошли вдалеке от него, заставила их пренебречь дракой, ограничившись словами. Их трясло, и от нескончаемой работы у них явно произошли помутнения в рассудке.
Обычно рабочие в подобных случаях спускали собак на служащих столовой или, если не оставалось другого, заваливались спать с невысвобожденными эмоциями. Но сон их бывал не долог – от силы четыре часа, – после чего они поднимались вместе с остальными, чтобы вернуться к работе. Он, Безымянный, боялся становиться таким, но ничего не мог с собой поделать, когда чёртова мания находила и на него, странно подбадривая на трудовые рекорды. Осознание ситуации приходило где-то к вечеру, когда уже не было сил держать в руках тяжелый молот или киянку.
…Это уже где-то было…
Скрип стоял в ушах. Избавляясь от него, Безымянный встал со стула и заглянул за занавеску. Как ему показалось поначалу, на кушетке впереди лежит скомканная простыня или плед – было Читать далее...

Настроение сейчас - ~

Лихорадка Метро
1.
…после того разговора Сулика всё чаще стали посещать видения. Они приходили, как ночные кошмары – в то время, когда дикарь спал. Безымянному с соседней койки, в основном, была слышна его одержимая речь сквозь сон: он вскакивал неожиданно со своего лежбища, когда Сулик начинал во весь голос бубнить себе под нос какую-то нелепицу. Кожа была покрыта мурашками, а на лице застыла холодная испарина. Безымянный оглядывался по сторонам, отождествляя себя с подземельем и пространством палатки, глубоко все еще нервно втягивал воздух пропитанный голубоватым туманом и только после, когда сердце переставало вырываться из груди, когда в глазах переставали мелькать обрывочные лики и образы, фигуры и видения из полузабытого прошлого, он обращал внимание на причину своего пробуждения – бредящего во сне соседа. Произносимое никак по смыслу не было связано с их печальной действительностью, и, в то же время, так сильно не сходилось с представлениями о том, чего касаются лунатики при разговоре во сне. И не это больше всего пугало Безымянного – Сулик говорил без того, привычного ему дикарского акцента, к тому же он говорил непонятно, иногда используя неизвестные Безымянному термины и переходя то и дело на какой-то малознакомый диалект, отчего смысл сказанного бесследно ускользал. Предложения, как оказалось, были вполне осмысленны и направлены, видимо, к какому-то человеку, вернее к какой-то девушке по имени Катрина. По большей части, из того, что было им услышано в последние из таких ночей, это был разговор с ней…
На утро дикарь не отвечал на его вопросы по поводу бессонных ночей, полных разговоров с несуществующими людьми, с присущим ему мистицизмом игнорируя любые его попытки разобраться в происходящем. Сам он лишь делал сомнительные предположения о духах, являющихся к нему по ночам, разве что этот вариант не удовлетворял ни любопытству Безымянного, ни его строгому мышлению. Каждый раз опросы заходили в тупик, Безымянный терял нить разговора, ударяясь о железную уверенность дикаря, смотревшего на него надменно, чуть изподлобья, и получал единственный ответ о личности обладательницы девичьего имени, изредка упоминаемого в слезных обращениях, - « один из духов ночного метро». Лихорадка. Туман. Явь. Сон. Границы этих понятий в условиях каждодневного каторжного труда, однообразных будней в шахте и бедных на события вечеров носили столь расплывчатый характер, что Безымянный порой и правда терялся в его сомнительных объяснениях, переставал разделять свое и чужое, а разговор с дикарем, по сути, на разных языках только усиливал это ощущение сковывающей неопределенности. Хотя это с самого утра портило ему настроение, Безымянному приходилось мириться с подобным раскладом. Махнув на всё рукой, он раздвигал в стороны занавески у выхода из палатки, служащие и дверью, и материалом для заплаток рабочей роды, то и дело рвущейся в самый неожиданный момент, пропахшей соляркой и рудой, и, припоминая возможные последствиях золотой лихорадки в условиях метро, лениво шагал к шахте.
Одним из вечеров он не совладал с собой, решившись проследить за дикарем – ни в коем случае не засыпать, пока духи не начнут говорить. Возвращался с работы он даже позднее обычного. Хоть света и не убавилось – покрытые угольной копотью лампы привычно искрили и мерцали, издавая еле слышное ровное жужжание - два туннеля до дома показались ему более темными, чем прежде. Очевидно, то сказывалась усталость: тело упрямо не подчинялось командам, ноги подкашивались, руки висели неподъемно. И только отдельные мысли проносящиеся в голове, казалось, сохраняли какую-то остаточную активность, а внутренний голос неустанно твердил свои «зачем» и «почему», направленные на объяснение причин побудивших его изнурять свой организм сверх всех норм, что в последнее время было свойственно многим его соратникам. И появление «ночных духов» сказывалось на этом не в меньшей степени – человеко-часы пропущенных снов неутомимо накапливались где-то, в то время как под глазами разрастались синяки. Положенных на каждого обеденных порций едва хватало на утоление аппетита, вновь, однако, набрасывающегося уже где-то по пути из столовой. Условия жизни были невозможными. В условиях дефицита всех материальных благ при подземной жизни выбор был прерогативой лишь избранных. Остальные, ругая никчемное существование, довольствовались тем, что им полагалось, а заходя в шахту, забывались за работой.
Безымянный шел домой прямиком из столовой. Желанного чувства сытости в этот раз к нему так и не пришло – тарелка слипшихся макарон, сухая хрящевая котлета, пара ломтиков хлеба проскочили в один присест. В животе уже немного урчало, хотя и это было как-то безразлично теперь, когда ноги несли его к палатке, а весь организм был настроен на законный отдых в кровати.
То, что сосед его, когда Безымянный вошел в узкое затемненное помещение палатки, уже спал без задних ног, укутавшись в поеденный молью плед, Читать далее...

НАРОД У МЕНЯ ВСЕ АФИГЕННО!!!!ПРОСТО СУПЕР!!!!!!!!!!!!!!
))))

В колонках играет - From Ashes
Настроение сейчас - ~

Помещение ангара залил красный свет тревоги…
Зашумели защитных механизмов Окна медленно закрыли щиты серого металла. Вой сирены бил по ушам. Женский голос системы оповещения нарочито мягко сообщал об опасности – код 404.
- Черт! Что, черт побери, происходит… Что… что такое? - неистовала Наталья, вертясь на месте. Не скрывая удивления, она тревожно осматривалась. Представляла ли она в ту минуту, какая опасность нам предположительно угрожает.
- Этот код используется в случае начала военных действий…
- Где?! Террористы?…
- Боюсь, что нет. Сигнал оповещения 404 сообщает о том, что началась война…
На лице Натальи застыл немой вопрос. Последняя фраза, сказанная мной нарочито спокойно, чтобы Мышь поняла серьезность ситуации, не могла вызвать у неподготовленного человека иной реакции – она выглядела потрясенной и молчала, застряв глазами на мне…
Это был код оповещения, используемый исключительно в условиях военного времени. Я ожидал от выпускного вечера чего угодно, кроме внезапно начавшейся войны. Сообщение, прозвучавшее как гром среди ясного неба, шокировало своей простотой и лаконичностью.
Так бывает всегда, подумал я в тот момент, уроки кризисной истории показали, что это происходит, когда меньше всего этого ожидаешь… Когда никто к этому не готов… Время накапливает ожидание кризиса… История накапливает упоминания о кризисных явлениях… Какая-либо сила держит на себе ответственность, будь-то природный катаклизм или порождение человеческого идеализма и самолюбия. А человечество, или какую-то его часть, прижимают к барьеру, продавливают сквозь сетку кризисных явлений. Те, кто остаются после этого получают бесценный шанс дожить до следующей «проверки» Их последствия знакомы каждому, кто жил в наше неспокойное время… Наталья ждала разъяснений, а ко мне волной подступало разочарование. Опасность была не при чем, будь то даже начало столетней войны – лишь в ту минуту пришло осознание факта того, что, влияя на ход современной мировой истории во благо Российской Конфедерации, мы не подавляем, а создаем новые, возможно более опасные кризисы…

- Скорее! Нельзя терять времени!
Перед глазами бегали красные огоньки, в ушах стоял оглушающий шум сирены. Кто, зачем, куда… Что произошло… Она почти растаяла несколькими минутами ранее, почти достигнув желаемого, и теперь все рушилось. Опасность, о которой он говорил, еще не дала себя знать себя, но уже стало предельно ясно, что ничего хорошего от красных огней ожидать не стоит.
«На этом заканчиваются сказки…» - подумала она в тот момент. Та сцена, которой заканчивают красивые истории… что находится за ней, на ненаписанной странице захлопнутой книги? Очевидно, то про что не хочется говорить и знать… то, что портит прекрасную гармонию, подобную песне… то, на чем заканчивается красота и притягательность повествования… то, где начиналась реальность, которой нет места в идеалистическом мире слова… падение… за кулисами истории ютится расправа над расслабившимися героями, только постигшими счастье финала...
- Всему командному составу прибыть в корпус 9. Всем механикам и персоналу – тревога, тревога…
Григорий определенно что-то говорил, но она уже не слышала ни его, ни приторного голоса оповещающего об опасности киборга. Сергеев тянул ее за руку вглубь ангара, наполненного выстроившимися в ряды механическими гигантами. С каждым шагом нарастало напряжение. В воздухе стояла дрожь…
- Быстрей! – крикнул он и потянул еще сильнее, отчего девушка упала. Она попыталась подняться, но вновь оступилась, - Ногу подвернула?
- Нет… - машинально ответила она, поднимаясь осторожно, - Каблук на туфлях сломался…
- Бежим! Они могут появиться здесь в любую минуту…
Кто такие «они», она спросить не успела – юноша метнулся к панели управления близ переходной площадки…
За спиной сквозь шум доносился его голос, но девушка не торопилась вслед. Туфли, подаренные мамой на восемнадцатилетние, снятые, лежали в ладони, взгляд прильнул к залитой светом площадке напротив сервисной станции, где они стояли еще несколькими минутами ранее. Произошедшее рушило многое… Это ломало не только желания, но и цели… Если это и правда война, то теряют смысл прежние расчеты… Она хотела, чтобы новая жизнь начиналась не так…
С потолка ангара посыпалась железобетонная крошка. Толстые стены содрогались под напором неизвестной силы, за которой, судя по всему, скрывались взрывы снарядов. Отчетливей стали слышны орудийные выстрелы – шум, в котором узнавалась никогда прежде не познанная по собственному опыту жестокая мелодия войны, чарующая и волнующая своей всепоглощающей стихийностью. И даже если в слова Сергеева вкралась какая-то ошибка, не сегодня-завтра произошло бы нечто подобное… это должно было произойти…
Где-то вдали разбилось стекло. Что-то массивное врезалось в стену, импульсом повалив один из ванзеров. Красный свет тревоги начал Читать далее...

Фигня такая. Написать о себе 10 прилагательных.

1) Финтрольный (а как же??))
2) Флудословный (много лишнего говорю часто, что-то в последнее время больше хочется молчать)
3) Ненормальный (а разве нормальный?))
4) Понимающий (римляне, дайте мне свои уши... хотите я дам вам свои(с)))
5) Вневременной (потому что буддист частично))
6) Хренетворящий (и бредокреативный))
7) Потерявшийся (запутался я... не знаю, что и куда... и стоит ли...)
8) Романтичный (тут и коментировать нечего)
9) Позитивный (все возможно превратить в плюс...)
10) Практичный (...из всего можно извлечь пользу)

Знаю, что добрая половина из этого - причастия, но это мелочи))

Хотя и не публикую флешмобы, но решил сделать парочку исключений))
[500x375]

В колонках играет - "Paprika" Soundtrack
Настроение сейчас - ~

…гравитация играла с нами, как хотела, каждодневно меняясь, резко и неожиданно. Как оказалось, приборы в исследовательском корпусе станции были не в состоянии точно рассчитать график изменения притяжения обоих солнц, хотя это на первый взгляд казалось не так сложно – задачка на школьном уровне – но, очевидно, они не были рассчитаны на учет частых выбросов масс со звезды на звезду, которые делали двухзвездную систему этаким колебательным контуром космических масштабов. Так что, гравитация не подчинялась здесь своим негласным правилам, временами впечатывая нас в кресла, точно мы разгонялись на межзвездный прыжок, то практически полностью исчезая. У некоторых от этого усилилась головная боль и чаще стала давать о себе знать комическая болезнь, проявляющая себя ломящимися суставами и болью в мышцах. А некоторые просто при очередном повороте приходили в бешенство и изливали злобу, как могли – кто в каюте отдыха убивался на тренажерах, кто-то злился на коменданта и тех, кто придумал отправить исследователей в этот форпост вселенной, грубел и вел себя неподобающим образом, некоторые - банальнее – выкладывали злобу на первое, что попадется под руку в момент скачка гравитации… И подбор участников экспедиции согласно психотипам, способностям и склонностям к длительному многолетнему заключению в замкнутом пространстве в компании себе подобных, рушились, от того что люди переставали вести себя как прежде…
Очередной переход, которых легко избегали во время межзвездного перелета за счет сложных стабилизаторов и дополнительных двигателей, работающих на вращение, но не могли избежать, находясь на нестабильной планете, застал станцию во время дежурства Чеза в три часа пополудни местного времени. Лениво посматривая время от времени на мониторы в углу, он насвистывал какую-то мелодию. В каюте, заставленной научно-исследовательской и вычислительной аппаратурой еле слышно шумела система вентиляции. Как всегда в это время здесь было душно и солнечно – красноватый рафинированный свет сочился через фильтры на пололке и стенах. Предметы отбрасывали размытую тень от двух противостоящих солнц. На столе были развалены бумаги, распечатки, статистики, сверяясь с которыми, Чез составлял еженедельный отчет для отправления на спутник связи. В момент, когда гравитация резко спала, он занес карандаш над бумагой и, не рассчитав силы, сделал дырку в бумажном листе. Грифель карандаша с глухим звуком сломался.
- Черт… - выругался он, чувствуя как вес тела стремительно уменьшается. Поднявшись, и стараясь не оторваться случайно от земли, он сверился с датчиками на противоположной панели. Ощущения не соврали – по показаниям сейчас было меньше седьмой части нормы гравитации.
«Аа… опять!!» - разнеслось из динамика напротив.
«Да, выброс зафиксировали минуту назад, очень мощный» - вторил кто-то по внутренней связи.
Чез, скучая обернулся в сторону мониторов, рассматривая обстановку в каждом из 10 секторов базы. В основном, картина представилась обычная для перехода – осторожно шагающие человечки в сине-белой форме, борющиеся против гравитации, монотонно серые стены коридоров, узкие каюты, переходные площадки и служебные помещения… Две камеры показывали пустынную местность, курганы и небольшие оазисы за пределами станции. Животные в биологическом корпусе шумели воодушевленные или раздраженные изменением гравитации. Собака Грина, пытаясь оторваться с привязи, прыгала почти до потолка, затем медленно, возбужденно тявкая, опускалась на пол каюты. Чезу хотелось облаивать переставшие приносить радость чудеса гравитации, как то делал питомец их связиста, но он пока умел сдерживать себя, от чего его так часто в последнее время и ставили на дежурства…
«Эхо опять долго сильное стоять будет…» - предположил Шульц. «Ну вот, - равнодушно подумал Чез, - Можно не торопиться с отчетом…»
«Ооо… уже зашкаливает…» - с помехами донеслось через минуту. Значит, была потеряна уже не только связь со спутниками передачи, но и даже внутри экранированной станции связь работала с дефектами. Чез развалился в кресле, ожидая развития событий…
Гравитация тем временем опустилась до одной десятой нормы…
Чез расслабился, чтобы не делать резких движений, о которых в последствии мог бы пожалеть, и уставился на пустыню во фронтальном иллюминаторе. От края до края горизонта волнами шли песочные курганы, состоящие из железо-кремниевой крошки. Вдали виднелись редкие высокие приплюснутые валуны, которых на полюсе этой планеты было не так много по сравнению экватором, изрезанным полосами горных массивов. Небольшие озера поднимались в воздух, точно испаряясь, и становились похожими на легкие припечатанные к земле облака или густой туман. Датчики указывали на то, что вне базы стабильно держится 65 градусов по Цельсию, давление традиционно почти отсутствует. Разряженная аммиако-кислородная атмосфера сохранилась на этой изогнутой сильно Читать далее...

В колонках играет - Deadlock
Настроение сейчас - ~

Тем спасибо, кто поднял ростом...
Тем спасибо, кто бил не в спину...
И простите, что понял поздно...
Видно были на то причины...
Ничего не бывает просто...
Ксюша, Торос, Степан, Алина -
Вы мои путевые звезды,
Свет горящей во тьме лучины.

В колонках играет - Skyfire - Tranquilities Maze
Настроение сейчас - ~

На три четверти из мрака,
Я с тобой давно знаком.
Ты вообще такая Няка!))
Только жить с тобой - дурдом...

То ты лаешь, как собака,
То - поджечь грозишься дом...
Грусть в глазах твоих, однако,
Душу режет, точно льдом...

И не то, чтобы из страха...
Да и суть почти не в том...
Ты нам всем нужна, неряха!
Без тебя - мы все умрем!

Помнишь, про Ферми-Дирака?
Нет? И ладно... Перейдем
К истинам простым без смака -
Прогони печаль пинком!)))

В колонках играет - Grayceon - The Ride...
Настроение сейчас - ~

Полярная ночь отступила уже довольно давно. Горизонт, к которому двигались нарты, запряженные шестью взлохмаченными супер-кошками, плавился багрово-красным солнцем, знаменовавшим начало новых полярных суток. Буран успокоился еще вчера, так что Энгус, осторожно держась за поводья обеими руками, стоял в нартах в полный рост, вглядываясь в далекую снежную границу, озаренную багровыми лучами северного восхода. Исчезнувший ветер, казалось бы, должен был принести долгожданное облегчение – два из трех дней перехода через пролив сопровождались негодованиями стихии, заносящей рыхлым снегом все вокруг, от чего каждая их даже короткая остановка на сон и подпитку сил гордых тягловых кошков, оборачивалась борьбой с силами природы – один раз они даже чуть не потеряли груженые нарты, скрытые сугробом навалившего за время сна снега. Но, если прежде, снег изолировал голоса кошков, то теперь Энгус, морщась, слушал критику в свой адрес от пушистых существ, и не знал, как ему вести в подобной ситуации.
«Энгус, говорил же, нужно было подождать пока вернется Стен со своими лайками!» - сетовал Притс, приятель с базы полярников, после того как начались неприятности - «Вся эта идея с супер-кошками…»
И тут Энгусу нечего было ответить. Лаек Стена он ждать не мог, так как сильно отбился от графика и должен был успеть в Ричнорз не более чем через трое суток. К сожалению не полярных… Его же лаек подбил прошлый переход, оказавшийся значительно тяжелее предыдущих двух и не самая удачная встреча с Северной Чудью, который оказался не таким милым белым двухметровым лохматиком, каким его обычно изображали в учебниках и описывали опытные северяне-первопроходцы. И это «чудесное» существо, разбудившее лаек и вместе с их хозяином металлическим лязгом и грозотом, с удовольствием трескал сгущенку, глотая банки одна за одной. Лай собак разбудил в нем его звериную сущность – выгнувшись, выпятив высоко лапы с острыми когтями он зарычал, так что рык эхом прошелся по округе, после чего выпучив глаза, как о нем рассказывали редкие выжившие после столкновений с ним, свидетели, пошел вперед, махая лапами вокруг себя, как снегоуборочный аппарат. Энгус побежал прочь – ружье осталось в нартах, около которых и буйствовал «чудесный» северный гигант. Упрямо лающие, не понимающие своей печальной участи, собаки попадали под удары лап Чуди, и когда лаять было некому, Чудь успокоился и некоторое время продолжив питаться запасом человека, скоро удалился. Из восьми собак выжило пять, да и те уже не тянули с тем волчьей напористостью и силой, каковая им характерна. По прибытию на базу они косились убитыми взглядами на своего хозяина, в связи с чем было решено не продолжать их дальнейшее эксплуатирование в ближайшее время. Но Энгус торопился…
Кратчайший путь до Ричнорза проходил по льду вечномерзлого озера, опасного маршрута, где тяжело работала, зетам в большинстве случаев выходила из строя любая механика, не говоря уже о компасах и электронике, которая поэтому была редкой гостью этих мест. Притс поэтому категорически отказался давать Энгусу свой снегоход, даже если бы от того зависели не только жизни трех тысяч жителей поселка Ричнорз, но и, как он сам выразился, Так что супер кошки появились очень кстати, когда пропала всякая надежда, что груз лекарств дойдет до Ричнорза, страдающего от лихорадки, в срок.
Пять супер-кошек во главе с шестым клином шли север. Во время своего путешествия, относительно целей которого они потом постоянно упоминали какую-то «Атлантиду» и ее священные поиски, они наткнулись на базу Притса. Четверо из них, с гордой осанкой и вздернутыми мохнатыми ухами тащили небольшую касатку, держа за плавники, остальные двое шли чуть впереди, задавая ритм ходьбы. Когда двое старых товарищей осознали их присутствие на базе, старший из кошков уже распоряжался на счет того, кто где будет спать «в этой лачуге». Когда полярники оторвались от обсуждения их положения, подойдя к непрошенным гостям, те четверо кошков уже закрывали дверь технического ангара. На вопрос, что они делают, тот из них, что скорее всего был лидером, ответил, что засовывает рыбешку в холодильник.
Кошки предложили свою помощь первыми. Они конечно были крупными даже для своего вида, но оставались некоторые сомнения по использованию их в качестве тягловых животных. Сами же кошки, не долго обсуждая этот вопрос между собой, быстро составили на бумаге контракт, поставили «человеков» столь легкой определенностью их поспешных заявлений. Энгус, впрочем, обрадовался тому, что имеет возможность успеть в срок. Осознание же того, что с супер кошками не стоит им иметь дел, вернулось к ним лишь после того, как они скрепили договор традиционно по-кошачьему…
В небе изредка появлялись снежные стервятники, высоко кружившиеся над черной точкой саней, и затем, обделенные добычей, летели в прежнем направлении. Энгус, чтобы как-то отвлечься, смотрел вдаль, Читать далее...

В колонках играет - Evenfall
Настроение сейчас - ~

- Прямо на месте преступления! - рявкнула она злобно, отталкивая взятого врасплох Велталя внутрь помещения. Опомнившийся Виталий дернулся в сторону, стремительно бросился на Суккубус, чтобы выбить из рук револьвер, но девушка опередила его, подалась в бок и ударом колена в область паха остановила попытку выпускника. Виталий, скрючившись, рухнул на месте. Она чуть отошла от него, показательно наставляя на него револьвер.
- Поднимайся... и не вздумай повторить что-нибудь подобное! Не забывай, я знаю все те же трюки, что и ты... - презрительно добавила она, и, выждав, пока, корчащийся от резкой боли студент поднимется, продолжила - Но вот опыта и практики тебе явно не хватит, чтобы справиться со мной... Быстро - в кабинет!
Суккубус улыбалась так же хищно, как и в первую их встречу. Она совсем не изменилась с тех пор, думал Виталя нехотя, преодолевая в себе острую боль, двигаясь в кабинет. Выражение ее горящих глаз говорило, прежде всего, о том, что она все еще помнит, как гонялась за ним тем утром. Очевидно, она прочитала на его лице немой вопрос и, закрыв за собой дверь, держа расстояние между ними, заговорила:
- Прежде всего мне следует извиниться за то утро...
Лицо Витали только сильнее напряглось...
-... мои выводы были преждевременными. Я посчитала, что это ты... или кто-то из вашей компании... - она сморщила брови, - подстроил всё - телефон, ресторан, письмо... Но в дальнейшем я поняла, что ошибаюсь - пожалуй, я совершила глупейшую ошибку, переоценив вашу компанию... Поэтому мне, наверное, следует извиниться... - на мгоновение Суккубус даже забыла о словах Аликса и о нем самом, потому что превыше чувств к этому человеку у нее была накопившая злоба, и она понимала, что, вероятно, это ее первая и последняя возможность вылить ее, не ограничевая себя рамками морали. Не воспользоваться случаем уничтожить корневой элемент, из которого росли ее отрицательные эмоции, было нереально, да и лишь в этом она видела путь очищения. Очищения огнем... Пусть на этом месте должен был быть Григорий Сергеев, а не этот остряк с задатками программиста, но из-за этого студенту у нее также накопилось немало негатива, - Не думай, что это избавляет тебя от ответственности! Вы ворвались в мой кабинет! Какие бы цели вы не преследовали, ты искупишь это сполна!
Виталий холодно уставился на оружие в руках замолчавшей Кубовой, оттягивающей время для выстрела, чтобы получить больше удовольствия. В том, что рано или поздно, она выстрелит, Виталий не сомневался. Выстрелит, когда посчитает нужным. Ее угрозы он воспринял спокойно, но в уме, между тем, строились необычно жестокие картины, в которых он расправляется с ней не менее варварски, чем она собиралась поступить с ним. По отношению к ней нельзя было иметь поблажек, даже не смотря на то, что это была девушка, слабее физически - она умела обращать силу нападающего против его самого - тактического же перевеса у Виталия не было в причину того, что их с Кубовой учили одни и те же люди, одному и тому же, только у закончившей академию по той же специальности Кубовой действительно было несколько больше опыта, раз она пережила кошмар 2052-го, память о котором студенты восстановили не так давно. Лицо его было абсолютно безразлично, что даже немного раздражало ее.
- Перед смертью... ты не соизволишь рассказать зачем вы взломали дверь моего кабинета? Впрочем, - она бегло оглянулась вокруг, примечая что изменений, за счет сорванной шторы и несколько изменившегося, но не исчезнувшего, хаоса на письменном столе, - я кажется понимаю, зачем вы это сделали, но меня больше интересует почему твой товарищ выскочил из кабинета, схватившись руками за голову и крича что-то? А-а? Не пояснишь? - она сделала выпад револьвером, точно показывала, что ждет Виталю в случае, если он не ответит на заданные вопросы.
- Если бы я знал, Суккубус… - спокойно бросил он.
- Хмм...
Никто офицально так к ней не обращался. Определенно, она была в курсе того, что между собой, а иногда и при старших по званию, они именуют ее именно так, но в лицо ей слышать это прозвище пока не приходилось. Ее это, на удивление, нисколько не трогало, даже немного ободряло, потому что имя это, и даже она частично с этим соглашалась, подходит к ее брутальной личности как никакое другое. И если студентов бросает в дрожь упоминание одной ее клички, то это уже не может раздражать...
- Что ты хочешь этим сказать?
- То, что сам не понимаю, что произошло... Не было никаких причин к тому, чтобы он вел себя так... Просто, как будто приступ - хотя подобного с ним никогда не происходило - он схватился за сердце и упал. Когда мы подошли к нему выяснить подробности произошедшего, он оттолкнул нас в сторону и, бурча что-то, выбежал прочь. Лара побежала за ним, а затем... - Виталий осекся, потому на этом месте в рассказе появлялась сама Кубова, так что продолжение было не уместно...
- Странно... - Читать далее...

В колонках играет - Graveworm
Настроение сейчас - ~

    У эскалатора растекалась лужа крови…
  Рядом суетилась уборщица со шваброй, размазывая по полу липкую темно-красную жидкость. Движение эскалаторов прекратили, и уже несколько минут рабочие метрополитена не без интереса копались в разорванных ступенях самоходной лестницы, отрывали оплавившиеся куски пластика и резины, повисшие на искореженном металлическом каркасе. По всему было видно, что эскалатор у самого спуска разорвало изнутри. Часть разрыва затащил вниз механизм, так что с каждой отделенной деталью, удивление рабочих нарастало. Несмело они высказывали свои догадки по поводу инцидента, но, устремляя взгляд на протянувшийся на пятнадцать метров кровавый след, замолкали, теряя и без того непрочную почву для рассуждений.
   Диспетчер станции, покинувший вахту, угрюмо наблюдал за непривычным трудом рабочих, ожидая пока будет вынесен приговор эскалатору, в любой момент готовый вернуть к жизни оставшиеся три и передать наверх, чтобы сняли заграждение и пустили людей. Но монтеры не спешили с выводами, да и сложно вынести строгое решение для случая, не имевшего места прежде за всю полувековую историю станции, как, в принципе, и всего городского метрополитена.
  Более того, сложно было сказать даже, что конкретно произошло. Во внешних структурах уже изучались пленки камер наблюдения, а корреспонденты газет и телевизионных каналов, точно гончие псы, быстро ступающие на след жертвы во время охоты, уже опрашивали немногочисленных свидетелей. И те, скорее всего, отмалчивались. Или преувеличивали, так как даже диспетчер, непрерывно наблюдающий за бесконечным человекопотоком, проглядел мгновение инцидента. Будь то взрыв, кровавые следы можно было бы объяснить человеческими жертвами, но тогда возникал другой вопрос – куда исчезли части тел. Вопросов было слишком много.
    Эхом с противоположного края платформы доносилась музыка флейты. Молодую длинноволосую девушку, что стояла напротив одной из опорных колонн, увлеченно извлекающую ноты из деревянного инструмента, от чего-то не погнали прочь, когда началась суматоха, связанная с инцидентом. Точно мелодия эта отгоняла подобные мысли у занятых демонтажем рабочих или, точно она сроднилась с этим местом, каждый вечер в одно и то же время приходя сюда, чтобы играть. Редко она отрывала взгляд от проезжающих мимо, не останавливающихся теперь на этой станции, поездов на раскореженный эскалатор, от чего в мелодии на мгновение появлялись трагические нотки. Драма мелодии, повторяющиеся в отрывках музыкального произведения, впитывалась настроением молчаливого юноши, поникши сидящего напротив девушки…
    Его появление она заметила не сразу. Точно заблудший зверь, увидевший огонь костра, и осторожно приближающийся к очагу, он занял место рядом с ее музыкой, холодно рассматривая колонны. На зверя он походил сильнее еще оттого, что на руке его были резаные раны, и из них каплями стекала кровь. Юноша отрешенно смотрел на их падение, завлечено вслушиваясь в плавные переходы музыки. Казалось, он и завоет сейчас совсем по-звериному.
    Она не знала кто он, что он. Ей непреодолимо хотелось спросить, но останавливало ощущение того, что он может исчезнуть, как призрак, когда она отпустит инструмент, и вместе с тем, прекратится мелодия. А этот человек-призрак мог быть ее первым настоящим слушателем. Поэтому она играла дальше, просто наслаждаясь мгновением этого призрачного признания. Необъятное складывалось в простую улыбку.
    А монтеры шумели где-то далеко тяжелыми инструментами и вопросами…

Фотографии Ёльф823328 :

7.04.2007

В колонках играет - Naglfar - Harvest(2007)
Настроение сейчас - ~

If, Then, Else...

 

     Их сбило с ног очередным, оказавшимся сильнее предыдущих, толчком. Твердь разверзлась. Он бросился к ней, но тут же остановился, когда увидел раскрывшуюся между ними пропасть. Точно огромную черную пасть…
   - Алекс!
   - Мери!
   Они бессмысленно тянули руки навстречу друг другу, но расстояние разделившей их пропасти, было слишком велико. От безнадежности происходящего Александр осел на холодную землю и еле слышно выругался. Рыжеволосая Мерил мрачно смотрела вглубь бездонного провала. С ломаного края опасно срывались в темноту обрыва куски каменной породы, черный дерн прямо вместе с травой. Дрожь земли, между тем, прекратилась. Трещина, немного изгибаясь, тянулась к обеим сторонам горизонта, конца ее не было видно. Точно планета, на которую их  забросило, раскололась на две половинки…
   - Не перепрыгнуть… - сухо выдавила она из себя, поймав его холодный взгляд. Он промолчал – им овладевало чувство дежа-вю. На какое-то мгновение ему показалось даже, что странные миры, между которыми они безрассудно прыгали, всего лишь повторение прошлой жизни, деталь за деталью. Образы, наслаивающиеся друг на друга, подозрительно напоминающие что-то минувшее. Если не в окружении, так в ощущениях… Он взглянул на Мерил – впервые за сутки он видел ее мрачной, поникшей. Такой ее, бывало, он видел раньше, по времени неопределенно раньше… до того, как он, убегая по кладбищу от собак, упал в канаву и очнулся под палящими лучами солнца голубой пустыни одного из «миров»… И теперь очередной разрыв между ними. Разве не было этого раньше?..
   - Что делать, Ал?
   Голос ее дрожал. В глазах стоял страх, понятный и до боли знакомый страх расставания. К тому же такого глупого… почти мнимого. Оставаясь рядом и в то же время так далеко…
   - Не знаю… - откровенно ответил он, - Все так мгновенно произошло…
   Слова терялись. В голове перепутались все мысли, но усугублять их неприятное положение безрассудными словами, неподкрепленными решением проблемы, не хотелось. Поэтому он замолчал.
   Так они, молча, иногда неуверенно поглядывая друг на друга, дождались заката…
  - Мне не нравится этот мир… - прервала молчание она.
   Все миры были странными фантазиями, дивными и немного пугающими. Снежными и горячими. Солнечными или совсем мрачными. Хаотичными или выстроенными в странные последовательности территорий. Живыми или мертвыми. Они были разными, но каждый из них оставлял после себя вполне определенное впечатление. А их забавляло, прикладывая резные ручки к земле, скалам или даже пустому воздуху, открывать двери между ними. Прыгать в новое, неизведанное пространство. Словно дети, нашедшие себе забаву… Смех, радость… К тому же они так давно не виделись, что совсем не придавали значения тому, куда их бросало…
   - Сколько у тебя осталось «ручек»?
   - Две… - она неохотно потянулась к поясу, - нет три…
   Черт, подумал он… А если все-таки разбежаться… Быть может, тогда он достанет. Нет, хотя бы руками зацепиться… Он нахмурился – сумасшествие и слепая вера не спасли бы его сейчас, ведь раньше Алу не приходилось выполнять ни сложных прыжков, ни заниматься опасным скалолазанием.
   Мерил оторвала одну из ручек от связки на поясе.
   - Ты думаешь, стоит попробовать?
   - Думаю, у нас нет иного выхода… - ответил он, поняв по ее интонации смысл вопроса, - Только над самой пропастью…
   - Как?.. – удивилась она, поднимаясь на ноги, - Это самоубийство, Алекс!
   - Да… но… по-другому у нас не получится… - ее лицо дрогнуло, выражая переплетение

Читать далее...

Есть фарша полкило
И есть мука для теста.
Пока еще светло
Давай обеда вместо
Лепить с тобой слонов!
Сибирских и монгольских,
И с южных островов,
И с пиков Альпов скользких.
Одарим их теплом,
Замесим солнце в тесте,
Пока еще светло.
Давай их слепим вместе...