Последняя запись сделана в 2013м, значит прошло 10 лет - очень долгий срок, но я сразу вспомнила пароль. Как будто находишь под старыми обоями и плакатами заколоченную дверь, и вдруг вспоминаешь что у тебя сохранился ключ.
Когда-то говорили: "из интернетов уходят счастливыми". Что становится не о чем писать. Я ушла, потому что здесь было много смешанной боли. Но и красоты было много. В этой комнате мне есть, на что оглянуться.
Теперь у меня есть муж и ребенок. Я узнала, что такое когда дружба исходит на нет, и что такое когда умирают люди. Я увидела много прекрасных мест в мире - скалы Большого Каньона и Северный ледовитый океан в Мурманске, и сотни других чудес.
И вместе с тем дни состоят из простых и взрослых действий, где не осталось места тому, что есть в этой комнате. Мне этого не хватает, я хочу оглядеться.
Я думаю о его улыбке. И смехе. У него был очень прикольный смех. Я помню его счастливым. Легче, конечно, помнить его молчаливым и чужим, но я люблю вспоминать, как он радовался. Как он очень, очень любил музыку... Он всегда был мил с моей мамой. Многие думают о нем как о психе и деспоте, в то время как он был самым милым человеком, которого я когда-либо знал. И я люблю вспоминать форму его рук и то, как он закусывал губу, когда брал гитару. Я вообще часто о нем думаю.
Well you only need the light when it's burning low
Only miss the sun when it starts to snow
Only know you are lover when you let her go
Only know you've been high when you're feeling low
Only hate the road when you're missin' home
Only know your lover when you've let her go
And you let her go
Staring at the bottom of your glass
Hoping one day you will make a dream last
The dreams come slow and it goes so fast
You see her when you close your eyes
Maybe one day you will understand why
Everything you touch all it dies
Staring at the ceiling in the dark
Same all empty feeling in your heart
Love comes slow and it goes so fast
Well you see her when you fall asleep
But never to touch and never to keep
Because you loved her to much
And you dive too deep
Only know you are lover when you've let her go
And you let her go
Through the storm we reach the shore
You give it all but I want more
I can't live with or without you
Я всё никак не успокоюсь насчёт этих книг. Мечтаю скупить их все на "озоне" или как там, и раздать всем и каждому - а там очень много.
Она объяснила мне, что это у них называется зал дубляжа. Люди на экране открывают рты, как будто говорят, но голоса им дают те, которые сидят в этом зале. Если с первого раза не получилось и голос раздается не вовремя, переделывают. И тогда очень интересно смотреть: всё начинает идти назад. Мёртвые оживают и, пятясь, занимают свое место среди действующих лиц. Достаточно нажать на кнопку, и всё возвращается как было. Машины катят задним ходом, собаки бегут задом наперёд, а взорванные дома в один миг на ваших глазах поднимаются и восстанавливаются. Пули вылетают из тел, возвращаются в стволы автоматов, и убийцы пятятся и задом наперед выскакивают из окна. Если на пол выплеснули воду, она поднимается и возвращается в стакан. Пролитая кровь всасывается в тело, от неё и следа не остается, и рана закрывается. Кто-нибудь харкнул, и его харкотина влетает ему обратно в пасть. Лошади скачут задом наперёд, а тип, который вылетел с восьмого этажа, оживает и возвращается обратно в окно. Настоящий мир наоборот, и ничего прекраснее в своей жизни я, наверное, не видел.
(с) Эмиль Ажар/Р. Гари "Вся жизнь впереди"
Now that I've found you
And seen behind those eyes,
How can I
Carry on?
Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
Мой шестидневный труд, мой выходной восторг
На четвертый год я имею смелость провезти тебя парой кварталов до одного из родных тебе дворов, где мы говорим в темноте и проблеске фар. После я долго думаю, в какие строчки это можно было бы облечь, чтобы не растерять, на чем выгравировать, в какую материю обернуть каждое из слов, до которых мы так долго росли в собственном измерении и темпе - прохладных и простых - сколько путей мы изъезжаем на высоких скоростях, трудясь на извне, но друг к другу приходим пешком по жаркой сухой дороге. Когда-то я пишу сестре, что это единственное место, за которое так цепляется сердце - за все частички обстановки, где мне так уютно и спокойно, будто ничего плохого никогда не случится. Ты всегда находишься поблизости, когда cреди крошечных перебежек под огнестрельными вспышками трагических ноябрьских инсайтов над головой, мне доводится открыть несколько прекрасных книг: я проглатываю "Обещание на рассвете" Ромена Гари, отдавая по несколько вечеров зелёному кафе напротив Пушки - "вторая" жизнь, слишком далекая от тебя, закрывая ноющие раны отрывками вроде
/Тем не менее, я был далек от отчаяния. Я и теперь не научился отчаиваться, а только делаю вид. За всю свою жизнь я так и не сумел дойти до последней степени отчаяния. Ничего не поделаешь: во мне все время сидит кто-то, кто продолжает улыбаться/ или например (читайте, читайте) /Тогда я пережил первый страх из тех ожогов внезапного и полного одиночества, которыми в дальнейшем меня отметил уход моих товарищей, пожизненно наградив тем потерянным и отсутствующим видом, к которому я, похоже, уже привык. С новыми друзьями, появившимися у меня после войны, я только сильнее ощущал отсутствие тех, с кем продолжаю жить бок о бок. Порой я забываю их лица, их смех и голоса ускользают от меня, но это только делает их ближе. Небо, Океан, пустынный пляж Биг-Сура до самого горизонта: странствуя по свету, я всегда выбираю края, где достанет места для всех, кого уже нет со мной/.
Я уезжаю в темноте, улыбаясь и баюкая что-то, от чего потом достанет пары недель, чтобы видеть будущее во всем и не вырастать из того, что мы всё ещё ждём друг друга, разгуливая по другим.
то благость за окном и позолота,
то тягота встает из-за плеча,
как будто бы столетья ждал кого-то,
дождался и облаял сгоряча.
и зимние негретые квартиры, -
в них череда больших сезонных стирок,
и медленное сушится белье, -
и зимнее пальто из сундука,
такое - хоп! - как лета не бывало.
смирение, носки и покрывало,
тоска, тоска, смирение, тоска.
зови гостей в вечернее жилье,
где роза с дня рождения не вянет,
и греется хорошее вино.
готовь фураж, заклеивай окно.
мы будем жить, мы будем все равно
учить язык веселый ноября, -
тот, на котором хмурые славяне
так трудно, неохотно говорят.
(c) вспоминаем асю анистратенко и другие разные стихи под ноябрь
Это цитата сообщения lj_pirozhki_ru Оригинальное сообщение
Без заголовка
прошу мне срочно изготовить
и научить его носить
протез осмысленного взгляда
и чтоб не видно что протез
Это цитата сообщения ITDalee Оригинальное сообщение
Arabic calligraphy
[показать]
[показать]
[показать]
Это цитата сообщения ITDalee Оригинальное сообщение
[показать]
[показать]
[показать]
[показать]
Лев дремал, время от времени лениво открывая свои золотистые глаза, полные отчаяния, которое свидетельствует о том, что он не в состоянии ни жить, ни умереть. Волк наматывал круги, совершая ритуальный обход вокруг собственного безумия. Тигр принюхивался к решетке, выискивая слабое место. Каждый раз в зоопарке Герман думал о том, что он находится в концлагере, который род человеческий выстроил для живых существ. Воздух был полон тоски по древним лесам, пустыням, горам, долинам, покинутым норам и оставленным семьям. Их согнали сюда со всех концов света и обрекли на гибель от изоляции, скуки, недостатка любви и дружбы. (с) Исаак Зингер, "Враги. История любви"
Это цитата сообщения Rue_de_Dames Оригинальное сообщение
Georges Jeanclos
Французский скульптор, еврей. Родился в 1933 году в Париже. Умер в 1997 году. Закончил Высшую школу изящных искусств.
Это цитата сообщения lj__raido Оригинальное сообщение
белые лодки
бологое валдай соловки
названы так
чтобы их сложить нанизать на нитку
чтобы сырая гать
подвесные леса
и фонарь над водой
чтобы ехал, сквозь ночь повторяя:
"всё, что было когда-то мной...",
чтобы стучались, и чай, и звенела ложка,
нержавеющая молодая сестра неутешная
разбитой бутылки на лунной плотине.
та глядела и умерла.
а эта живёт и звенит.
всё, что было когда-то мной, никуда не умрёт:
перебираю себе: это облако, это дерево,
верю всякому зверю,
иду по высокой траве к небольшой воде
*
белый день.
белый
день.
как будто у глаза украли зрачок.
просыпаются.
на ходу качаются, как моряки.
сдают полотенца.
идут курить.
что ещё можно делать с музыкой,
что ещё.
жить?
Резерв слов едва вызревает за месяц, единственно благодаря непрерывному потоку книг, когда я наконец добираюсь до печатного и до жизни в принципе. Где-то между бездомных, разгуливающих с хрипящими бумбоксами подмышками, и старыми женщинами, гадающими друг другу по ладоням в грязном углу подземки, я собираюсь на полуторанедельный байкал, собираю маму на сицилию и осваиваюсь в веренице новых имен локальных революций, смотрю на них так, что вот-вот сверну шею, и стараюсь не бояться громко говорить на толпу. На выходе с весны и первого летнего месяца я получаю собственный правовой смелый микрокосм, evolution-revolution-love, множество винных истин и плавающее мужество выносить все это одновременно. И пока все рекомендуют друг другу десятку правил путешествий от Коэльо, я устало читаю где-то у Толстой: "Муть в душе". Думаю, и правда, муть.