Аделаида - красный оттенок лилового. По другим источникам, темно-синий. В 40-50-х годах XIX в. употреблялось в печати: встречается у Тургенева и Достоевского.
Адского пламени - лиловый оттенок красного. Или перламутрово-красный. Или черный с красными разводами.
Бедра испуганной нимфы - оттенок розового. Возможно, возникло в начале ХIХ века с появлением нового сорта роз. (Существует еще цвет "бедра нимфы". Это бледно-розовый, нимфа спокойна.) По другим сведениям, это был розовый с примесью охры. Таким цветом при императоре Павле красили подкладку военных мундиров. Но так как ткань для офицеров и солдат была разной по качеству, офицерский оттенок звался "бедром испуганной нимфы", а солдатский -- "ляжкой испуганной Машки".
Бланжевый, или планшевый (от фр. blanc -- белый) - кремовый оттенок белого.
Блакитный - сине-голубой.
Внимание, Вы - КЛАССИК |
Вы увлекаетесь серьезной классической литературой. Вы предпочтете Драйзера любому Минаеву. У Вас хороший вкус, вы умны и начитанны, вы наверняка хорошо разбираетесь в литературе всех веков. Таких как вы мало, и я присуждаю Вам звание "Интеллигентный Уникум"!![]() |
Пройти тест |
вы, молодой человек, не логичны в своих высказываниях
сказали мне однажды в приемной комисии театрально-художественной студии вроде бы Горковского Мхата.
сказали, я посмеялся и решил не заострять на этой проблеме внимания - всеравно меня не кому слушать...
если ты сожжешь их все - однажды тебя самого не останется
говорил мне мой Солнцелкий Бог, когда я сжигал последнюю стопку своих фотографий.
а когда его не стало, я сжег единственное фото, которое мне нравилось, дурацкие пять картинок из аналоговой чернобелой фотокабинки на винзаводе. это было первое и последнее фото, на котором мне не было одиноко
и что же в итоге?
еще одна непонятная запись черт-знает-где, которую никто не стремится прочитать, и которая лишена всякого смысла.
и сожаление о том, что меня действительно почти не осталось...
я все еще как дурак верю
что однажды у меня будет свой дом, где меня будут ждать, даже если это будет более чем не реально и менее чем не логично
просто потому что
каждый
должен
во что-то верить
по крайней мере для меня, это единственный способ дышать.
Скажи, сейчас тебе легче ли дышится?..
У тебя есть свой дом, где тебя любят и ждут... а ведь прошло совсем не много времени...
И есть человек, зачитавший твой дневник до дыр и готовый разорвать на цитаты... Человек, который тебя даже не знает. Человек, который ничего для тебя не значит. Человек, который завидует каждому дню твоей жизни и каждому волосу, оставшемуся в твоей кровати на несвежих простынях... Простынях, не знающих одиночества...
Скажи, сейчас ты улыбаешься ли?.. на фотографиях, которых не осталось... Потому что на тех, других, где есть он, ты улыбаешься за кадром, я это знаю...
Скажи, не сожалеешь ли?.. Ведь мы теряем себя каждый день, каждый новый вдох меняет нас, и никогда не вернуться назад...
Скажи, заслужил ли?.. Заслужил ли он, чтобы ты ответил "нет"?..
Ты будешь клавишей с нотой "соль" в октябре, оставаясь на мокрых клочках афиш, пряча в ладонь сигареты и скалясь стегающим каплям навстречу. В октябре ты - струна, постоянно звучащая "ре", с сырыми ладонями и побледневшей кожей. Ре. Перерезающая назавтра в тот момент, когда утром, сонный, ты подойдёшь к окну полить цветы. А в окне такой пристальный октябрь, такой, как влажная труха из старой тумбочки, ждёт тебя; и такая любовь недоступна человеку. Твоя сильная нота застаёт вас врасплох. "Ре" - говоришь ты ему, "соль" - рисует он тебе падающими на холодную землю монетками. Октябрь целует долго, оставляя внутри шрамы. Входная дверь закрывается с убегающим по ступенькам коротким эхом.
В кафе пепельница и горячая чашка. Телефон беззвучно светится, а ты, размешивая сахар, пишешь ложечкой в кофе: "люблю тебя". Потом закуриваешь и ждёшь, пока остынет.
"Ре" - произносишь ты тихо. "Соль" - роняет он на землю монетки за окном.