Самым большим потрясением в Кёльне стал Кёльнский собор – он вспарывает небо и растворяется в нём, одновременно. Он диссонирует с миром и, в тоже время, его же плоть от плоти. Он обрушивается на тебя всей мощью, когда ты, ещё расслабленный и тёпленький, выходишь из здания вокзала. И встретив его, так неожиданно близко от себя, ты никогда не сможешь просто пройти мимо и остаться прежним. Ощущение от его вида сравни чёрной дыре в пространстве.
Внутри – святилище. Я впервые увидела по-настоящему достойное католическое святилище. Это место ни на что, знакомое мне, не похоже, ведь здесь происходит не общение с Творцом, а понимание. Осмысление его Творения. Здесь ты по-настоящему осознаешь всю неопознанность и безграничное одиночество этого мира, ощущаешь его каждой клеточкой тела. И не важно, сколько японцев рядом с тобой щелкают фотоаппаратами.
Сам Кёльн встретил меня неожиданным образом родителя и ребёнка – этот символ сопровождал меня повсюду. Везде – в уличных скульптурах, внутри собора, в архитектуре, да и среди обычных прохожих – он слишком заметно бросался в глаза.
Далее, слегка пришибленная, я пошла в Римско-германский музей. Там, пройдя вдоль ряда, так любимых римлянами, скульптурных голов, и поймав себя на мысли об обилие сифилитиков в древнем Риме, я встряхнулась и начала смотреть внимательней. Разглядывая мозаику философов, я честно пыталась понять, как этот насупленный мужик в синем полотенце мог написать трилогию Эдипа. Стеклянная посуда и мозаика Дионисия – в общем аккуратно всё посмотрела и осталась довольно самим фактом похода в музей.
Позже я, разумеется, пошла пить кёльш. На самом деле у местных жителей есть шутка – не дай Бог дойти до такого состояния, что нам придётся пить местное пиво. По-моему они зажрались на него наговаривают. Пройдясь по набережной Рейна я нашла просто замечательный бар – Kennchen– его держит седовласый хорват и просто изумительной красоты официантка-грузинка с низким, хрипловатым тембром голоса. Напоследок я пошла прогуляться вверх по Рейну.
Наверное стоит написать заключение о Кёльне вообще, но я не могу. Потому что я на самом деле не была в Кёльне - слишком короткий промежуток времени, чтобы познакомится с гродом. Но я была в Кёльнском соборое - и вот что я уж точно вовек не забуду, так его!
А в странах за морем, где люди крылаты,
Жил брат мой, он был королем
И глядя, как кружатся в небе фрегаты,
Я помнил и плакал о нем.
Я очень давно мечтала увидеть Нойшванштайн – этот прекрасный лебединый утёс. Даже мечта увидеть Альпы, не может с этим сравнится. И вот, с кучей идиотских приключений, мы доехали сначала к маленькому городку Фюссен, а через пять минут уже были на нижней парковке, перед пешеходным подъёмом. Где-то я читала, что эти два замка дают процент в годовой доход Германии – ну что же, в полнее возможно. Народу там была – тьма – и как положена, в таких местах, добрая половина явно не понимала: где они, зачем они здесь…
Найти лучшее место для своего последнего замка Людвиг II, и правда, не смог бы. Меня давно увлекали тайны судьбы и жизни этого короля и, побывав в замках где он вырос и, который он считал своим главным творением, я, возможно, чуть лучше стала его понимать.
Если у вас будет возможность зайти внутрь – не пожалейте денег ни для Хоеншвангау, ни для Нойшванштайна – я часто слышала мнение, что внутри они – обычные замки, ни чем не отличаются. Меня смущало это явное противоречие между обликом и «начинкой». Теперь я могу сказать точно, основываясь на личном опыте – ничего подобного! В интерьерах замков главную роль играют иллюстрации к операм Вагнера и старинным германским легендам. Лебединый мотив представлен, в первую очередь, иллюстрациями к легенде о Лоэнгрине – мне, почему-то, очень нравится считать судьбу Людвига – продолжением легенды о Рыцаре-лебеде – есть в таком завершении что-то мучительно прекрасное. Оба замка – необычайно уютны, да и вообще скорее напоминают огромную игрушку, а не простое жилище. Там нет аляпой роскоши – всё необыкновенно празднично и утончённо. Мне больше всего понравились росписи в спальне короля, посвящённые опере Тристан и Изольда.
Замок Нойшванштайн весь окутан безумным одиночеством. Есть множество историй, рассказанных слугами, о том, что из-за запертых дверей кабинета, где в одиночестве сидел король, доносились разные голоса, с которыми он беседовал. Возможно, он построил себе последний форпост своей жизни, где можно было бы жить, не страшась своего вечного одиночества.
Когда я вышла из замка и встретила своих немецких попутчиков и поделилась мыслями с ними, они мне спокойно ответили, что так ему и надо, этому старому пидерасту, что ни для кого в Германии не секрет об их связи с Вагнером. На нижнем этаже замка находится сувенирный магазин. Он по-настоящему огромен и ассортимент варьируется от магнитиков до целого чайного сервиза. Портрет Людвига занимает больше его половины. Получается, что сначала они его предали и убили, потом стали наживаться на его образе и творениях – но уважение к нему, за это время, не прибавилось ни капли. Знаете, это чертовски напоминает мародёров.
хочу дать на сравнения два очерка, первый принадлежит перу (или скорее печатной машинке) Хорхе Борхеса, из книги "Создатель", второй - Максу Фраю, из "Книги для таких, как я", соответственно.
Борхес настаивает - то что уже раз произошло, непременно повторится ещё, неважно какое количество времени пройдёт, возможно, через многие века, но, всё же, любой поступок получит своё отражение. нет и не было ничего неповторимого.
СЮЖЕТ
Макс Фрай дополняет - любой миф, насколько невозможным бы он ни казался, получает своё повторение, а, возможно, и продолжение, но уже в реальном мире.
Возвращение Крысолова
круг замкнётся, но для того чтобы повторится бесконечное количество раз в другое время.
В годы позора и тупоумия ухватки торговой рекламы и litterature pour consierges применялись к управлению страной. История раздвоилась: одну, уголовную, составляли тюрьмы, пытки, подкупы, похищения, убийства и поджоги; другую, театральную – бредни и сказки для баранов.
если вести линию в бесконечность, можно соединить все точки!..