Ничто не вечно! Мне твердит рассвет.
Всё тленно в мире, остальное дым.
Разлука, встреча, год иль много лет,
Уходит всё, смывая тайны грим.

Рассвет спешит, и солнце высоко.
Играет время что-то из сонат.
Что за тобой всегда меня влекло?
Твоей души великолепный смрад?

Грохочет ночь алмазами огней,
Разносит дым по венам. Не уснуть.
Опять сквозь пустоту гнетущих дней
Мой непокорный стон проложит путь.

И вновь рассвет пытается внушить,
Что ничего не вечно, всё – пустяк.
Ведь он, бесстрастный, может полюбить,
Но всякий раз приходит просто так.

(Венум Омниум)

С неба падает снег.
Крупным бисером под ноги,
Словно крошечный век
В одной маленькой комнате.

Словно чьи-то шаги
В тишине тихим шорохом,
Осыпаются дни,
Перепутанным ворохом.

Заиграла метель
Сны мои занавесила.
Где-то бродит теперь.
Ей безудержно весело.

А бессмысленный бред
Превратился в бессонницу -
До рассвета навет
На беззубую звонницу.

Синий свет фонарей –
Чтобы помнили прошлое.
Безответность ночей
Стала слишком нарочною.

Почему мы всегда
Требуем оправдания?
С неба льётся вода
На промокшие здания...

(Венум Омниум)

Там высоко в небе…
Видишь? Это солнце! Нет, ты не плачешь! Просто солнце на столько прекрасно, что все, кто на него смотрят – льют слёзы, потому что красота солнца говорит нам, что мы никогда её не постигнем. От этого и грустят наши сердца, обливаясь кровью и заставляя слезоточить очи.
Всмотрись внимательнее. Разве ты не видишь ничего кроме солнца? А как же любовь? Разве ты не видишь, что красота окружена любовью? Нет? А от чего тогда сердце твоё так трепетно сжалось при слове любовь? Да, ты увидишь любовь! Привыкни к тому, что многое находится внутри, а не снаружи. Чаще закрывай глаза, всё равно в этом мире не пропустишь ничего важно нового за это время. А то, что ты так боишься пропустить – всего лишь дым. Мешает обзору, а если слишком близко подойти, то щиплет глаза. Белый, густой дым с запахом сжигаемой жизни. Теперь ты готов променять его на краски чувств? Там высоко в небе…
Видишь?

Напрасны

Никто не знал, что будут так напрасны
Паденья листьев в мрачный шёпот трав.
Иссушены, оторваны, бесстрастны.
Им всё равно, кто виноват, кто прав.

Они напрасны, смерть их – злая шутка,
И каждое мгновенье - горький плод.
Подувший ветер – сонная попутка,
Пункт назначенья – мрачный небосвод.

Потом вплетенье в грязь и боль природы,
Шанс превратиться в ледяную пыль.
Но стает снег, и пыль размоют воды,
И правда смерти превратится в быль.

Кто скажет им, что будут так напрасны
Их жизни, не стянувшие оков.
И падают, чарующе прекрасны,
Ещё живые листья моих слов…

(Венум Омниум)

Улицы…
Что есть улицы? Разве только дорога между домами, соединяющая их под одним названием? Разве только то, по чему могут передвигаться люди, суматошно опаздывая или наоборот беззаботно прогуливаясь? Или то, по чему стремительно проносятся, извергая дым из шумных моторов, автомобили?
Нет. Улица – это, прежде всего, воспоминания. Говорят, что каждое место, каждый закоулок, хранят определённые чувства и эмоции. Для каждого человека они будут свои.
Не важно плохие или хорошие. Улицы обшиты этими воспоминаниями, и когда одиноко бредёшь по родным местам, невольно переживаешь то, что когда-то давно происходило здесь.
«Помнишь, на этом месте, в четыре года, ты сильно подвернул ногу, разогнавшись и не заметив лежащего на дороге камня? Теперь ты инстинктивно обходишь вокруг эту злополучную точку. А вот тут, в четырнадцать, вы впервые поцеловались. Казалось бы, столь невинное и обыкновенное действие, да вы и целоваться-то не умели, а сколько воспоминаний? Вам ведь тогда казалось, что мир вокруг перевернулся. А вот отсюда, в семь лет, ты помог незнакомой бабушке донести сумки до дома. Помнишь, как от сказанного «спасибо» ты испытал гордость за свой поступок, ведь делал добро по своей собственной воле впервые? Конечно же, ты не мог этого забыть. Не важно, сколько времени пройдёт, ты всегда будешь проходить по этой улице, заново переживая всё то, что когда-то здесь случилось».
Спросите меня, есть ли место на земле, которое я люблю всей душой, больше, чем любые другие, какими бы великолепными они не были. И я отвечу, что это место – моя улица. Девять домов на окраине - такая мелочь, и ничего необычного в этих неказистых двухэтажках нет, а люблю я их больше, чем все самые прекрасные места в мире вместе взятые. Люблю, потому что, где бы я не находился, моя душа останется там, вместе с моим детством. Люблю, потому что это моя улица.

Вы можете считать меня умершим,
Слёз в мире больше от того не станет.
Пускай я упаду листом сгоревшим,
Из пепла моего любовь восстанет!

Она взойдёт подобно солнцу в мае:
Торжественно и так нетерпеливо,
Но что за грусть тогда меня терзает,
Так хладнокровно, лживо, молчаливо.

Наверно всё же время нас не лечит,
А просто боль становится тупая,
И горечь та же кажется нам легче,
А дни сильнее раны углубляют.

И через много лет, уже как сито,
Сквозь раны пропускаем, будто воздух,
Что стало нами так легко забыто
И что, увы, исправить будет поздно

Я ваших слёз не требую, извольте,
Вы можете считать меня умершим.
Из моей грусти обелиск постройте,
Как память в вечность навсегда ушедшим.

(Венум Омниум)

На косяки с ритмом не обращайте внимания, потому что это песня и на мелодию как раз ТАК ложиться лучше.
Ведьма

Взгляд смотрит прямо из ясных очей,
Не избежала ты этих сетей
И вот, без суда ты осуждена
И на растерзанье волков отдана.

Несколько сотен на площадь пришло
Жаркое небо огонь разожгло
Ведьма, распятая в позе Христа
В вещем бреду не сорвётся с креста

Те, кто любил - так жестоки теперь
Каждым из них правит огненный зверь
Дьявол в ладони по камню вложил.
Кому священник так славно служил?

Ты отказала ему, не любя
Ведьмой назвал он сегодня тебя
Ну а толпе только слово скажи
В клочья порвёт из-за праведной лжи.
И правит тобой толи сон, толи бред
Толи смерть для тебя не хранит уж ответ…

Ты!
Отведал ли боли сполна, чтоб быть в праве другим причинить?
Ты!
Смог ли в себе осознать, чему Бог нас хотел научить?
Ты!
Считаешь: убийство во благо есть благость, а вовсе не грех?
Ты!
Не думал, что рано иль поздно на смерть призовут нас всех?

Молитва не свята из проклятых уст
Убитое тело снимает Иисус
Со святого орудия дьявольских слуг
Не скрывая ни слёз, ни дрожания рук

Проносится звон от удара часов
Сквозь пучину чужих, не прощеных веков
Как и прежде невинных здесь кровь пролита
Ради зрелища имя терзают Христа
Но Господь защитит, сохранит и спасёт
Толи нас, толи их, толи времени щёт…

(Венум Омниум)

Понимаешь ли ты, что внутри меня свет,
И лишь ночью могу я сиять во все силы.
Ты в глаза нежно смотришь уже столько лет
Стоя молча у края разрытой могилы.

Неужели ты думала, что я смогу
Жить, как раньше, не видя твой облик небесный,
Да и вовсе не жить мне на том берегу
Этой тихой реки между правдой и лестью.

А теперь ты стоишь, так печально и грустно,
Глядя мёртвому телу в пустые глаза,
Но ты – солнце, и ветер прогнал твои чувства,
А моей тишины не коснётся слеза.

Если б ты подошла и взглянула поближе,
Не меня ты узрела в той яме сырой.
Но несчастный тот тоже тобой был обижен,
Я ж всё время стоял у тебя за спиной.

(Венум Омниум)

Один раз мне задали вопрос, на который я ищу ответ до сих пор. Зачем придумали любовь? Возникает другой вопрос, что же есть такое – любовь? Однозначного ответа нет, на этот счёт бытует множество мнений, и каждое из них правильное. Начнём с того, что каждая сущность порождает саму себя. Как человек воспроизводит человека, как семена растения воспроизводят такие же растения, так и любое чувство является причиной для действий, которые можно назвать в общем этим самым чувством.
Что же порождает любовь? Любовь – это одновременно: весь мир в одной точке сосредоточения, и гармония и идеальность каждой точки мира вокруг; это глупости, сказанные вслух, и мудрые слова, выдержанные в мыслях; это пара слов, несущих наиглубочайшее содержание, и огромный роман не о чём; это розовые облака, и поющие звёзды; это приятное дуновение урагана и нежный шёпот ливня, и иглами врезающийся под кожу тёплый день; это одиночество, когда вокруг миллионы людей; это безумие, охватывающее умы миллионов, и то, что редко случается с безумцами. Любовь – это весы, на которых с одной стороны всё доброе и светлое, а с другой – мрак, тоска и боль. Эти весы парадоксально колеблются, и предугадать положение стрелок невозможно. Но, при всём своём непостоянстве и импульсивности, любовь – наивысшее чувство, стоящее над миром.
Так зачем же придумали любовь? А никто её вовсе и не придумывал. Это любовь создала нас и управляет нами, и мы этому искренне рады, хотя категорически против этого.

Она удалялась быстрым шагом, гулким эхом, разносившимся вдоль пустой улицы. Он смотрел ей в след, силясь разглядеть удаляющийся силуэт, но огромное солнце светило прямо в глаза. Картинка начала размываться и чернеть, тогда он сомкнул веки и потёр их пальцами, нагибая шею. Открыв же глаза, увидел длинную закатную тень, плясавшую возле ног. Тень ещё немного помаячила и стремительно умчалась по раскалённому асфальту куда-то влево, растворившись в стене дома. Звук шагов стих. Стояла вечерняя жара. Солнце было не активным, но продолжало припекать, и улица, посреди которой он стоял, служила красному солнечному зареву посадочной полосой. Всё было залито алым светом.
- Не удержал, – глухо прошептал он потрескавшимися от жажды и палящего солнца губами.
***
Огромное, почти в пол неба, солнце, практически скрылось за край горизонта, когда замок на двери щёлкнул, и он вошёл в прохладный коридор, в котором царила уже практически кромешная темнота. Нигде не задерживаясь и не включая свет, он прошёл в комнату, по пути сбрасывая обувь и одежду, расстелил постель и упал на кровать, прикрывшись пустым пододеяльником. Закрыл глаза, но что-то сразу же начало колоть в веки изнутри.
- Что за чёрт, – подумал он, резко открывая глаза и переворачиваясь на спину. Широко раскрыв их, и часто моргая, он уставился в потолок, пытаясь понять: что же стряслось с глазами, но мимолётное ощущение боли пропало. Он даже попытался закрыть их ненадолго, и ничего не произошло. Тогда, успокоившись, снова закрыл глаза, попытавшись уснуть, но на этот раз уже острая боль, словно иглами, пронзила тонкую кожу век и не давала их раскрыть. Только через некоторое время боль прошла, и вместе с болью ушёл сон, будто желания поспать после двух суток бодрствования и не было вовсе.
Поняв, что и в эту ночь поспать не сможет, он обречённо вздохнул и встал с постели. Не торопясь, он подошёл к окну и раскрыл державшие его ржавые шпингалеты. Достал сигарету из пачки на подоконнике и принялся искать несуществующий карман джинсов, в котором должна была лежать зажигалка. Вспомнив, что джинсы снял где-то в тёмном коридоре, положил сигарету, решив не курить сегодня.
Ночь пахла лугом и свежей листвой. Лёгкий ветерок с интересом заглядывал в распахнутое окно, обдувая своей еле уловимой прохладой тело. Где-то вдалеке догорали огни пустого города. Ещё дальше виднелась чёрная полоса реки, огибавшей город полукругом.
- Пётр. Ну и чего тебе не спится опять? – спросил низкий, но мелодичный и бархатный голос откуда-то справа.
- Не знаю, Сань. Чего-то опять не клеится. Видимо мой организм обиделся за что-то на мою душу, и не хочет давать ей отдыха.
- Это из-за неё, да? Ты уже говорил с ней?
- Сегодня. Я не смог её убедить. Она сказала, что не готова сейчас к подобным трудностям…
Наступило молчание длинной в несколько минут. Звёзды тихо перемигивались друг с другом, не желая быть услышанными. Начали замолкать сверчки, беззаботно певшие до этого в траве.
- Иди, спи, Петруха, не истязай себя. Она просто не любит, вот и говорит, что не готова. Не стоит хватать судьбу за подол, коли упал. Нужно вставать и идти дальше. Вот, возьми, - из темноты показалась рука с протянутой зажигалкой, - Ночь – не твоё время, Пётр, оставь её в покое…

Пустой дом

Я чувствую порой, что дом мой пуст.
Глазницами повёрнутый к рассвету,
Он не имеет более тех чувств,
Что греют путника, вернувшегося к свету

Родного очага. Порой я слышу
Признания среди пустых зеркал,
А на стене лишь тени глухо дышат.
Моих терзаний равнодушных бал.

Не пустота, но постоянство ночи,
И помутневших окон серый дым.
За что в судьбе моей поставлен росчерк,
Над пунктом безответным и немым…

(ВенумОмниум)

Это был серый, промозглый вечер. Она сидела у окна, наблюдая, как на землю обречённо падают последние капли уходящей осени. Упав, они вплетаются в мягкое, ещё не усохшее жёлто-красное тело, из опавших листьев. Кажется, что дождь, мелко перебирая ножками, бегает по двору, и нашёптывает какую-то завораживающую песню.
Хмурое небо, не появлявшееся в городе с самого августа, неожиданно нагрянуло, и в этот день, замёрзшие от утреннего тумана птицы, спрятались под козырьки домов, не желая мочить перья.
Дом был наполнен светлой печалью, и вечерняя тишина навевала молодой девушке мысли о чём-то безвозвратно утерянном, о том, чего больше никогда не будет в её жизни, о том, о чём молчали часы на стене её комнаты.
Скользкий ветер, пробирался меж голых веток, небрежно расталкивая их. Вдруг его порыв внезапно усилился и он на полном ходу врезался в её окно. Она вздрогнула от неожиданности, ведь вместе с ветром её спокойствие нарушил резкий, диссонирующий звон дверного колокольчика. Странно, ведь она никого не ждала сегодня. Щёлкнул шпингалет на двери, и в комнату вошёл Андрей. Он был явно чем-то встревожен. Невысокого роста, с пепельно-серыми волосами и такого же цвета глазами, в промокшей тройке, хорошо выглаженной, и красной рубашке с расстегнутой верхней пуговицей. От него доносился лёгкий аромат дорогого коньяка, а в глазах, обычно спокойных и расчётливо прищуренных, читалась рассеянность.
- Надя, я хочу сказать тебе одну вещь, – начал он встревожено. Его голос слегка дрогнул, но он продолжал, - Ты знаешь, я очень долго пытался разобраться в своих чувствах. Мне приходило в голову множество разных вариантов, но решение, о котором я тебе хочу сегодня сообщить, я принял твёрдо и окончательно.
Она смотрела на него с недоумением. Человек, которого она искренне любила, совершенно был не похож на себя. Он говорил уже с нескрываемым волнением, и то, что он говорил пугало её.
- Надя. Нам нужно расстаться. Я тебя не люблю.
Она вовсе не удивилась сказанному. Знала, что Андрей скажет именно это. Просто она не была готова к этому именно сейчас. Столь безмятежное спокойствие ещё не до конца отпустило её мысли. Она смотрела на него сквозь пелену слёз, закрывающих глаза. Весь мир поплыл перед взором. Но вот, одной капле удалось прорвать невидимый барьер, и слёзы потекли по нежным щекам, в миг побледневшим.
Она оттолкнула его с дороги и бросилась бежать, не понимая ни того, куда несут её ноги, ни того, что делать дальше. Только мелькали перед глазами картинки: лестничная площадка, дверь подъезда, ненавистный теперь ею двор, уже не казавшийся ей столь привлекательным своей умиротворенностью. Она не вспомнит и сейчас, как оказалась на берегу кипящей осенним ливнем реки, несущей свои воды на север. Приземлившись на мокрый каменистый берег, она утонула лицом в своих дрожащих ладонях. Только было видно, как плечи её судорожно вздымались и опускались с прерывистыми выдохами. Рыдала беззвучно, даже не всхлипывая на вдохах. Рыдала так, как плачут когда не остаётся ни сил, ни воли. Когда душа наполнена лишь дождём.
Сколько она так сидела не известно, но беззвучный плачь, сменился жалостным воем, который издают попавшие в капкан собаки, одиноко блуждавшие в лесу. Этот вой услышал парень, случайно проходивший по набережной. Это был молодой поэт, любивший гулять под дождём, слушая тихое пение капель, разбивающихся о водную гладь реки. Он был высокого роста, с чистыми голубыми глазами, лучащимися ярким светом. Чёрный кожаный плащ, изрядно промокший под дождём, длинные мокрые волосы, небрежно лежащие на его плечах и спине - всё это выдавало его яркую душу, совершенно не похожую на души окружающих людей. Его сердце, услышав сдавленный вой, сжалось до размеров маленького ореха. Кто бы это ни был, ему нужна сейчас хоть чья-нибудь помощь.
Он перешагнул через загородительный барьер и, подойдя к обрывистому склону, увидел девушку, одиноко рыдающую на самом берегу. Она была босиком, и ноги её были изранены от долгого бега по острым камням. Бегом по влажным листьям, он спустился к ней, и, сделав последние два шага более медленно, сел на холодные камни рядом с плачущей незнакомкой. Надя подняла на него свои заплаканные глаза и резко отшатнулась, испугавшись его странного вида.
- Очень больно, да? – спросил он спокойным голосом, в котором были и нежный бархат, и низкие, грубые ноты, вырывающиеся из самой глубины его груди.
Ничего не ответив, она молча покачала головой, до сих пор не осознавая, как он появился рядом. Ей хотелось, чтобы весь мир сейчас оставил её в покое. Но нечто доброе и необычайно нежное было в его безмятежном взгляде. Спокойно он смотрел в израненную душу девушки. Она была открыта перед ним, как книга, оставленная открытой на столе в читальном зале.
- Боль пройдёт, ей нужно дать время. Гораздо важнее сейчас не остаться одной, – говорил он мягко и нежно так, что хотелось наслаждаться каждым звуком - Вам есть куда идти? – спросил он, с интонацией, с которой обычно спрашивают: «который час?».
- Да, но я не хочу туда Читать далее...

О чём молчит гитарная струна?
В руках у лира, кончившего песню.
Какой тоской наполнена она?
Последний крик свой, отпустив в полёт.
Быть может это только тихий звук,
Летящий безмятежно в поднебесье,
Иль мысли провалившиеся вдруг
Под искренней печали тонкий лёд.

(Венум Омниум)

Мы вместе?
(Посвящается Колочеговой Ирине)

Все говорят, что мы с тобой вдвоём,
Но мы на самом деле одиноки:
Мой дух – навечно опустевший дом,
А помыслы наивны и убоги.

Твоя душа – опавший, жёлтый сад,
Что дарит мне покой осенним светом.
Скажи, быть может, кто-то виноват,
И нужно было чьим-то жить советом?

Пусть скажут все, что вместе мы с тобой,
Пусть треплются, в чужую жизнь влезая.
Важнее мне, о чём молчит прибой,
На струнах волн чарующе играя.

Ведь лучше слов порою промолчать,
И наплевать что думают другие.
Любовь и дружбу сложно отличать,
Коль на уме лишь пошлости пустые.

(Венум Омниум)

Признание в любви

Твоих очей такой печальный взор,
Опять обжог меня прикосновеньем
Опять любви заманчивый узор
Меня коснулся властным дуновеньем

Но знаю я, что я совсем не тот
Кто должен быть сейчас с тобою рядом
Какой же я наивный идиот
Коль думал устоять под этим взглядом

Теперь я вечный пленник твоих глаз,
И коли быть нам вместе - не случилось,
Мне нужен лишь один последний час
Чтоб вечно ты одна потом мне снилась

Не утешай меня, коль нам не быть вдвоем,
Чтоб с этим справится, во мне найдутся силы,
Моей любви пустой навечно дом
Меня проводит до сырой могилы

Но, если в сердце есть твоём ответ,
Что душу мне перевернёт внезапно,
Моей мечты неугасимый свет
Твоим глазам оставлю безвозвратно.

(Венум Омниум)

Апокалипсис

Земля ожидает последнего вздоха,
Сомкнутся навеки одиннадцать лун.
Проносится мимо страданий эпоха.
Создатель пророчества - вовсе не лгун

Всё тучи сомкнуться огромной стеною,
Закрыв от людей лица звездных систем.
Идёт апокалипсис узкой тропою
На встречу создателям лишних проблем

Припев:
Как только на землю из чёрного неба
Обрушится пепел пылающих крыл
Исчезнет желание зрелищ и хлеба
Поймёт человек, что неправильно жил

Но поздно молить у кого-то пощады,
Терзали людей и огонь, и вода.
Бездушных созданий кричащие взгляды.
Умрёт этот мир, в этот раз навсегда!

Припев:
Как только на землю из чёрного неба
Обрушится пепел пылающих крыл
Исчезнет желание зрелищ и хлеба
Поймёт человек, что неправильно жил

Идёт апокалипсис узкой тропою
На встречу создателям лишних проблем
Всё тучи сомкнулись огромной стеною,
Закрыв от людей лица звездных систем.

Проносится мимо страданий эпоха.
Создатель пророчества - вовсе не лгун.
Земля ожидает последнего вздоха,
Сомкнулись навеки одиннадцать лун.

(Венум Омниум)

Ветра в поле…

Подставь ладони звёздному дождю,
Раскрыв объятья для безумной воли.
Спроси себя, как долго кораблю
Искать блуждающего ветра в поле?

Твой парус стал подарком небесам,
И ты, подвластный неизвестным водам
Плывёшь туда, куда не знаешь сам,
Меняя дни и ночи год за годом.

Ну, повернись и сделай шаг вперёд.
Не чувствуя ни нежности, ни боли,
Взгляни, как ласковый рассвет встаёт,
И сделай вдох на встречу ветру в поле.

Спустя десятки лет ты станешь стар,
И думать будет поздно о престоле
Скажи спасибо ветру в синем поле,
За то, что жизни тебе отдал дар.

(Венум Омниум)

Пломбир.

Как белый пломбир, на ладонях расплавленный.
Течёт моя жизнь по извилинам рук.
И берег невзрачный, судьбе предоставленный,
На остром локте обрывается вдруг.

И детские слёзы на землю закапали,
Но кто это плачет, так горько, навзрыд.
Дитя. На коленках с большими заплатами.
Душа моя. В жизни вкусила обид.

Стекает на землю вся жизнь моя грешная,
И в детской руке лишь бумажка лежит.
Такая для сердца защита потешная
От жутких мучений и горьких обид.

(Венум Омниум)

Настроение сейчас - Охренено)))

Задумка была давно...и вот...песня готова...сегодня родился текст...

Один день

Утро опять наступает поздно
Мой город застыл, как лёд на стекле
Опять я иду в тишине по звёздам
Мелькнувшим случайно в твоём окне

Истина здесь, за углом, притаилась
Ждёт когда я вновь мимо пройду
Наверное, мне всего лишь приснилась
Мимолётная жизнь в весеннем бреду

Утро опять пустило корни
В повседневную жизнь городской суеты
Но ты не сдавайся! Друг мой, помни
Как прекрасны были твои мечты

И первый луч озорного рассвета
Пробил тишину из янтарных снов
И лик золотой озорного лета
Уж виден во взглядах дворовых псов

День раскалил мостовые бульваров
В лужах бензиновых таит лёд
Пьяный бомж продаёт стеклотару
Город простуженный плечи жмёт

В галдящей толпе суматохи весенней
Иду не спеша, поедая воздух
Мимо промчалось моё настроенье
Вот…уже очень поздно…

Гаснут огни ярко-красного солнца
В небе уже замелькали звёзды
Облако грёз не стучась ворвётся
Впереди вся ночь и ветер промозглый

И снова иду, не спеша, по крышам
В твой тихий приют из пепла и света
Город застыл, сопит еле слышно
Ждёт новый день… Всё начнётся с рассвета…

(Венум Омниум)