Как хорошо быть одному,
как хорошо жить для себя,
не дарить сердце никому
и не страдать, ЕЁ любя.

Как будет здорово тогда,
когда забуду навсегда,
её печальные глаза
и как была горька слеза,
когда не стану по ночам,
внимать во сне её речам,
когда не буду каждый час
мечтать обнять её хоть раз,
когда увижу её вновь
и не начнёт кипеть вдруг кровь,
когда тепло моих подруг,
заменит ласку её рук,
когда не стану по утрам,
глядеть в оранжевый экран
с надеждой жалкой, что меж строк
её пропущенный звонок,
когда прощу её за всё,
когда забуду то, чего
простить я в жизни не смогу,
тогда я уж, видать, помру...

Снова эта чёртова весна!
Снова это про'клятое Солнце!
Снова моя тёмная душа
Грезит Ей и сердце сильно бьётся…

Снова в этой чёрной пелене
Загорелась искра небольшая,
Снова причиняя боли мне
Разрывает грудь она, пылая.

Гасни! Гасни, сволочь! Затухай!
Я же гордый, сильный, не сломаюсь!
Мои чувства льются через край,
Но при встрече с Нею я теряюсь.

И она мне вроде не нужна…
Мне всегда хватало ясных глаз.
Если б только не была она
Всегда так прекрасна, как сейчас!

Подошёл, собрался, говорю…
Она вроде как мне тоже рада…
Видно знает, что её люблю.
Или чувствует, когда я рядом..

Может сделала подарок мне она
И прийти на встречу согласилась?
Иль в награду, за то, что во Тьме
Искра Света в пламя превратилась?

Вот моя единственная слабость,
И я не могу бороться с ней,
Но пока в груди и'скра осталась,
Всех людей на свете я сильней!

Что ж? Цвети, красавица-весна!
Что ж? Сияй, прекраснейшее Солнце!
Просит Света моя темная душа,
Пока снова Тьма в ней не проснётся…

Ты - ангел, юный и наивный.
Тебя пугает страсть и суета,
Я мог любить тебя и быть тобой любимым,
Но жизнь, увы, не так, как смерть проста.

Ты скромная, от взгляда ты таишься,
Порой я видел страх в твоих глазах.
Ты даже лифтов, вплоть до паники боишься!
А я уж было начал о парнях...

Ты всё-таки ещё ребёнок, Таня.
Ты милое, невинное дитя,
Жаль, всё это пройдёт, и жизнь играя,
Когда-нибудь убьёт и нежность, и тебя...

Они снова шли держась за руку, молча, не зная что сказать друг-другу, натянув искусственную улыбку на свои донельзя кислые лица. А на дворе стояла поздняя осень: серое свинцовое небо нависало так, что казалось, вот-вот свалится на голову, стоял тяжёлый туман; из-за него едва было видно церковь, стоящую на другом берегу реки; мороза ещё не было и снег, некогда выпавший, таял, смешиваясь с придорожной пылью, глиной, тоннами лежащей на дорогах и тротуарах и превращаясь в противную гадкую массу. Кое-где из под снега виднелась ещё зелёная трава, угнетаемая холодом и недостатком Солнца и готовившаяся к смерти.
Нечто похожее творилось и в его душе: там, конечно не было столько грязи, наоборот, душа его была полна света, в ней горело яркое Солнце... на которое кто-то беспощадно лил вёдрами чёрную жижу, так что с каждым ведром света становилось всё меньше. Сейчас он любил её, и ему было горько осознавать то, что всё складывается так жестоко-неправильно.
Он помнил, как всё начиналось: как она добилась его внимания, как заставила полюбить её… Он не понимал, зачем она это сделала: чтобы доказать кому-то или прежде всего себе, что она чего-то стоит, получить новую игрушку, каких у неё ещё не было или из-за чего-то такого, что не подвластно мужскому разуму.
Он помнил как всё продолжалось: как безумно они любили друг-друга, как им было хорошо вместе, как она была внимательна, ласкова и нежна, как мир вымирал в то время, когда они часами стояли на берегу спокойной реки и целовались…
Он думал о том, что случилось сейчас, но не мог понять причину произошедшего – теперь всё пошло под откос…
Он пытался посмотреть ей в глаза и задать туда свои вопросы, но она ловко уходила от ответа, отводя взгляд в сторону.
Кроме того, он боялся смотреть туда, боялся того что, казалось бы, идеальная пара, которая на зависть всем знакомым, просуществовала в полном согласии больше полугода, от которой за два десятка метров можно было почувствовать тихое, нежное веяние ветра, эдакую «волну настоящей любви», вдруг самоуничтожится.
Он ненавидел себя за собственное бессилие, которое он проявлял постоянно и их отношениях, но ничего поделать с этим не мог, потому как был он слишком слаб для каких-либо решительных поступков.
Он шёл и думал о том, что сделал неправильный выбор, встал на неверный путь, что он живет свою жизнь зря, ибо у несчастного человека, которой не собирается что-то менять нет смысла в жизни.

А где-то на небесах за происходящим смотрел Господь, потому что в последнее время Он ничем другим не занимался, кроме того, как наблюдал за своими страдающими «детьми». Смотрел и плакал… и слёзы Его были столь горьки, сколь не были горьки они, когда Он оплакивал детей, оставшихся сиротами, матерей, переживших собственных детей, жён, потерявших своих мужей… Он не знал, что произойдёт с ними в дальнейшем, ибо даже Ему не дано этого знать, Он мог лишь наблюдать, потому что, хоть и звался Он «Всемогущим», но мог не больше, чем тот, кто сейчас шёл по бетонному мосту, держал за руку свою девушку, которую он всё же любил, и тихонько в душе ненавидел себя.

Было холодно и уже темнело. Повсюду лежал мокрый снег, который тщетно пыталась удержать от таяния наступающая зима.
Они встретились здесь, среди толпы мало, но всё же знакомого народа, не знающего зачем он сюда пришёл.
Они встретились здесь, чёрное и белое, недавно полностью разочаровавшиеся в природе своего цвета, переставшие верить в его истинность и однородность.
Они встретились здесь, они шли сюда только из-за этого момента, только для того чтобы взглянуть друг на друга…
Он посмотрел на её белую, словно снег шубу, перевёл взгляд на золотые волосы, потом взглянул ей в глаза. Он очень редко смотрел людям в глаза, он слишком многое в них видел, он боялся знания, что противоречило всем его принципам... Он сам был одним глобальным противоречием…
В её глаза трудно было смотреть: в них было слишком много противоречий, как и в нём, но он смотрел в самую их глубину, туда где можно было раствориться полностью, если хоть раз дать слабину. Но он был сильным. И в то же время сейчас он очень хотел поддаться слабости, хотя бы на миг…
Они смотрели друг-другу в глаза несколько секунд, но для них прошла целая вечность, они хорошо понимали друг-друга, они испытывали одни и те же чувства: тоску, обиду, собственное бессилие и… любовь… Любовь неземную, нечеловеческую, ибо не требовала эта любовь ни взаимности ни необходимости быть вместе… Они любили.
Они молчали… Всё уже было сказано, а что не сказано понято без слов. Казалось, она подошла к нему, что бы сказать нечто очень важное, настолько важное, что перевернуло…а скорее сломало бы всю их жизнь…но…она молчала, она была умна и всё превосходно понимала, она понимала ВСЁ…и…прощала.
Она первой разорвала их зрительный диалог, опустив глаза на его чёрную куртку. Она ушла… А он остался среди всё той же непонимающей для чего она пришла сюда толпы, он старался не смотреть ей вслед.
Он знал что через пять минут всё вернётся на круги своя.
Он знал что они никогда не будут вместе.
Он знал что он любит.
Он знал что любит не её одну.
Он знал что больше всего любит себя, и понимал, что себя же больше всего и ненавидит. Ему было хорошо и плохо , он был счастлив и несчастен, ему хотелось плакать и смеяться, он был всего лишь глобальным противоречием…

Причиной создания этого дневника послужил величайший сплин, напавший на меня. в таких ситуациях очень хочется высказаться... просто высказаться, пусть и стуча пальцами по клавиатуре...
Сразу отмечу, что я не ручаюсь за достоверность рассказов изложеных ниже, ибо это ни что иное, как маленькие литературные произведения слегка автобиографического характера...