Есть категирия людей, которые выслушивают чужие "жалобы и скорби" лишь для того, чтобы при первой же возможности (чаще всего при первой же паузе, которую с тяжелым вздохом позволяет себе расстроенный/запутавшийся/раздавленный человек, быть может, в первый раз в жизни решившийся открыть кому-то свою душу) с плохоскрываемой радостью и чувством превосходства сказать свое коронное: "Не расстраивайся ты так, у меня все еще хуже, чем у тебя:..."(или, в еще более запущенном варианте, тоже самое, но без первой части)/"Всем сейчас плохо, и мне тоже не лучше. Знаешь, как мне сейчас тяжело..."/"Всем плохо. У меня тоже самое, что у тебя сейчас, только...(подразумевается: только еще хуже)" В той или иной вариации. Но с патологической неизменностью смысла.
А затем, конечно же благородный "слушатель-спаситель" начинает рассказывать про свою "жизнь-злодейку" и многочисленные злоключения. Но не потому, что действительно так ощущает это, а скорее на автомате, по привычке. Душа его в этот момент обычно спокойна и "незамутнена" печалью. Нередко он говорит в назидательно-морализаторском тоне, с явным удовольствием намекая на то, что его "собеседник"(насколько это словно здесь уместно) "еще легко отделался"(с). И, конечно, никакого внимания к тому, кто случает человека из этой категории. Только "выброшенный кусок" подпорченного лицемерного сострадания. Это, конечно, если "повезет".
Но, естественно, наш герой, сам не замечает своего безразличия к окружающим. Сам-то ведь он чаще всего любит играть роль "всеобщего друга", этакого доброго помощника и заботливого слушателя. Ведь это так удобно. Скрыть холод и пустоту под пышные драпировки маски "рубаха-парень". Что интересно, иногда такие люди искренне верят в то, что они и правда такие "молодцы" и "на них мир держится". И это грустно. И достойно жалости.
Да, прежде всего жалости. Ведь как бы разрушительны порой ни были последствия действий такого человека, столь легко захлопывающего дверь сострадания перед самым носом страждущего, его стоит пожалеть: его нежеланное, столь страшное для него одиночество, в первое время жизни еще незаметное, будет нарастать с годами. И все тяжелее будет эта ноша. Как и ноша понимания, которая рано или поздно может появиться.
Стоит пожалеть его и за то, что такой человек сам от себя отсекает часть души. Ту часто, в которой могли бы поселиться чувства к другим людям.
И, наконец, его стоит пожалеть как и всякого другого человека. Стоит всмотреться в него повнимательнее. Гипертрофированные, но знакомые черты проступают сквозь его лицо. И вот отгадка: такой "всеобщий друг" - это не невесть откуда взявшаяся аномалия, это всего лишь одна из частных форм страшнейшего, хоть и не слишком заметного для невнимательного глаза, заболевания человечества. "Эти поговоритьфилы, эти послушатьфобы" - кажется, в "Колыбельной" Ч. Паланик так назвал современных представителей рода человеческого. Пожалуй, это достаточно точное название.
Жаль, что уши людей так часто зажаты ладонями, а глаза закрыты.
А ведь всего-то стоит останавиться на миг. Задуматься. И найти в душе те чувства, которые и делают человека человеком. Любовь. Тепло. Заботу. Сострадание. Внимательность.
Ведь это куда легче, чем кажется - дать капельку тепла тому, кто так нуждается в ней. Это не грозит потерей чего-то.
Надо просто хоть раз НЕ закрыть уши.
глаза.
Душу.
Но, видимо, это слишком сложно. Слишком уж люди приучили самих себя к тому, чтобы быть по отношению друг к другу хищниками.
The Cure. Одна из тех групп, музыка которых - это воплощенная в звуках Душа.
Песня, которую сегодня задумчиво наигрывал на гитаре. Вспомнилось, и решил выложить здесь.
[314x229]
Оставила на ночь открытым окно.Проснулась от холода. В комнате пахло осенью. Действительно, у каждого времени года есть свой неповторимый запах, который трудно с чем-то сравнить...
Хочу зонт-трость зеленого цвета, как искусственная трава, на которой играют в холодную войну солдатиками «та-ра-рам». Я тоже буду играть в войну, прикрываясь зонтиком от людей. Буду уходить в подземку под звуки «гражданской обороны» и улыбаться в никуда. А очнувшись, я пойму, что мир перевернулся и играть больше не надо – я на зеленом…
Очень сложно говорить с человеком, любимой вечной "книгой" которого является тот или иной устав (в том числе и неписаннный, в том числе и просто "мнение большинства, которое всегда право"). Такой представитель рода человеческого начинает говорить и думать цитатами из этого устава, не редко при этом считая себя "интеллектуалом" и даже "в некоторой мере философом". Улыбается он всегда сниходительно, смотрит на других исключительно сверху вниз и неизменно считает себя куда более просвещенным, нежели все остальные. У такого "философа" и "интеллектуала" собственные мысли атрофировались вместе со всякими сомнениями (что, наверное, можно счесть для него при таком раскладе благом, избавляющим от всяких ненужных ему мук) в тот момент, когда "устав" стал для него ответом на все вопросы о смысле жизни. Но их ему с успехом заменила вера в его любимую книгу, придавшая, впрочем, еще и абсолютную уверенность в себе.
С такими людьми невозможно общаться. С ними можно только перекидываться словами, которые никогда не будут осмыслены в их головах и, уж точно, не дойдут до сердца. Таким людям невозможно доверять потому, что для них превыше всего далеко не человеческая жизнь, любовь, свобода воли или душа, а устав. И сохранность собственной шкуры. И станно, но когда я вижу рядом таких людей, мне чудится запах машинного масла, такой отчетливый и в тоже время едва заметный, как если бы оно заменило им полностью кровь.
И слишком часто, такие люди, даже искренне считая себя "гуманистами", но "гуманистами строгими", доходят в своих теоритических изысканиях до предельной жестокости (и, некоторые из них, к счастью, не все, а только "самые лучшие образцы "штамповки"", способны обратить теорию практику). Бессмысленно. Без понимения. Без осознания реальных последствий своих слов, если только они воплотятся в жизнь. Без сомнений.
я не отрицаю, что есть моменты, когда надо действовать по "уставу", потому, что иные поступки могут повлечь страшные последствия. я не отрицаю, что и в уставах нередко встречаются достаточно верные мысли (насколько может быть верна та или иная мысль). Но я стою за то, что всегда нужно осмысливать "устав", прежде чем следовать ему, и, если его выполнение способно принести вред (или невыполнение не несет никакого вреда, но важно для вас), находить в себе мужестово не подчиниться ему.
Но, когда человек, слепо уверовавший в "устав", ничтоже сумяшись, начинает говорить о человеческих жизнях как о "допустимом проценте погрешности",
Мои кулаки сжимаются сами собой.
Настроение сейчас - смешанное В колонках играет - Fields Of The Nephilim 'Elyzium'
Моя жизнь-это только моя жизнь,а твоя-это твоя и больше ничья.Бессмысленно делить себя на ощущения,которые пропадают,когда ты перестаешь быть нужен.Я может и тупой,но природную глупость гораздо более проблематичней истребить.И пусть всех их сожрут анаконды.Не важно,что думают остальные...Вспомнилось:
-Вы крепко привязаны,и когда свеча догорит,сработает система и клетка откроется.И вас укусит крыса,которая там сидит.Бешеная.А зубы у нее пропитаны цианистым калием...!
- (...) Но ведь тогда она сдохнет...
- (...) Да,действительно...
И не зовите больше этого автора-его дешевле убить.
Да и еще одно:очень трудно верить человеку,который говорит правду,когда ты на его месте наверняка соврал бы.Все мои комплексы-от недоверия.Из тех,кто предпочел быть собой,многие так и остались никем...
Так много записей, написанных от руки в блокноте, и так сложно, порой их перенести в сеть, даже когда чувствуешь, что это необходимо.
Кажется, что вместе с прохладным воздухом и сигартным дымом в наши легкие незаметно и неумолимо проникает сама Осень. Хотя, кто знает, возможно, она послелилась в нас гораздо раньше. Еще полвечности назад.
Осенний ветер перебирает прохладными пальцами мои волосы и что-то шепчет над самым ухом так, словно рассказывает мне какую-то очень важную для меня историю, смутно знакомую и одновременно неизвестную мне вовсе, и в его голосе есть что-то от голосов всех знакомых и незнакомых мне людей, от древних легенд и от печальной и противоречивой музыки моей собственной Души. На мгновение я позволяю себе закрыть потяжелевшие веки и раствориться в музыке и ветре. Моя Душа танцует с мириадами болезненно-острых образов из прошлого, с вечным мудрым странником Ветром, с Музыкой дождя и с моей собственной тенью и, кажется, что этот миг длится целую вечность и, кажется, в нем есть все - от самой горькой боли до почти невыносимого Сачастья, наполняющего все мое существо. Но в этом упоительном осеннем вечере бесконечно не хватает Тебя, держащего меня за руку и согревающего меня удиветельно нежным и теплым взглядом пронзительно-зеленых всегда чуть грустных и таких глубоких глаз. Тебя, такого противоречивого, ранимого, сложного и прекрасного. Такого моего. Художника. И сердце болезненно сжимается и протяжно болит.
И, знаешь, каждый вечер, когда я еду с работы домой, мне кажется, что дома меня ждешь ты, мой Художник. Мне кажется, что ты сидишь в нашей комнате, неспеша пьешь горячий чай, и, гляды в распростершуюся над городом темно-синюю ночь, думаешь о том, что уже совсем скоро я буду дома и чуть заметно улыбаешься самыми уголками губ, словно боясь спугнуть волшебное предчувствие счастья, затаившееся в сердце. я чувствую твое тепло и твою заботу, я знаю, что в этот миг ты действительно думаешь обо мне, и от этого ощущения мне становится бесконечно тепло и уютно. И мне хочется весь вечер бродить с тобой по крышам, танцевать с тобой под музыку наших собственных сердец, а ночью, когда мы совсем устанем - заснуть, обнимая друг друга. И каждый раз, когда, открыв входную дверь, я вхожу в полутемную пустую комнату, где нет тебя, и вдруг вспоминаю, что ты сейчас за более тысячи километров от меня, мне приходится плотно смыкать веки и опираться рукой о стену, чтобы не потерять равновесие, и глухая тяжелая боль захлестывает меня подобно орогомной волне. Но я знаю, что однажды вечером я войду в нашу комнату и увижу тебя. Ты подойдешь ко мне, улыбнешься и крепко обнимешь меня. И я обниму тебя в ответ, чтобы больше никогда не отпускать. И я знаю, что ты рядом, Художник, как бы далеко фиизически мы ни были. И, знаешь, когда мне грустно, я чувствую твои нежный успокаивающий голос в моем сердце и тепло твоих мысленных прикасновений, и боль отступает.
Замерзшими пальцами достаю из кармана куртки зажигалку и закуриваю. Дым дает иллюзию спокойствия и возможность читать по его привольным завиткам саму Осень. Маленький теплый огонек сигареты не дает утонуть в темно-синей грусти этого бездонного вечера и собственных мыслей. Пальцы машинально ощупывают гладкую черную поверхность зажигалки и, вдруг, останавливаются, наткнувшись на крошечную сеть порезов-иероглифов, выведденных на ней твоей изящной бледной рукой. Поток мыслей, чувств и эмоции пробегает по моим озябшим рукам к самому сердцу, и я слышу биение твоего сердца, Художник, совсем рядом с моим. Эта зажигалка хранит кусочек твое памяти и твоего тепла. Такой важный и такой дорогой. Такой спасительно-теплый в этой кажущейся бескрайней беззвездной осенней ночи. я сжимаю твою зажигалку, оставленную тобой у меняв сумке в ту нашу встречу, в своей руке и вновь закрываю глаза. Осенний ветер ласково перебериает мои взъерошенные волосы и по-прежнему тихо шепчет свою бесконечную и такую важную историю. я знаю, что ты рядом, Художник. я чувствую твою заботу и любовь. не грусти и не бойся ничего, помни, я рядом с тобой, любимый. Как бы далеко мы ни были.
И, знаешь, когдя я думаю о тебе, мне уже не холодно в этом кажущемся бесконечном прохладном осеннем вечере.
Странно видеть, как он, мой старый друг детства, снова пытается переписать ту грустную историю. Грустную историю, о которой гораздо легче думать как просто о грустной истории и не более, не соотнося её с собой. Иначе становится слишком тяжело, и прирученная привычная боль выходит из-под контроля, заставляя сжимать зубы, чтобы не кричать. На этот раз он пытается переписать прошлое уже совсем по-другому. И все же это будет ложью. Любое переписывание истории нашего прошлого будет ложью. Можно придумать взамен тысячи эпизодов из вымышленной жизни без слез. Можно даже выдумать нечто очень правдоподобное, пытаясь переписать собственную память. Но боль, монотонно и беспощадно терзающяя сердце при скрипе качелей и первых порывах холодного осеннего ветра, от этого не станет легче, она останется навсегда. Не пройдет острое чувство вины, вспышками боли прорезающее мозг и истерзанную душу. И мы не научимся так прощать себе прошлое. Не научимся. По-крайней мере так. И память по-прежнему будет хранить все.
Слишком театрально
Слишком горько
Слишком глупо
Слишком правдиво
Слишком больно
Жизнь не из тех книг, которые можно переписать с чистой страницы, забыв о предыдущей "редакции".
Ложь навсегда останется ложью. Боль навсегда останется болью. Пусть и видоизменившейся. Пусть и утихшей.
И лишь шрамом пролегшее по душе слово друг...
оно по-прежнему будет правдой.
И это по-прежнему будет слишком больно.
Настроение сейчас - грусть В колонках играет - Dead Can Dance
- Небо за окном плачет.
- Оно не плачет, оно оплакивает.
То, что прошло и уже не вернуть. То, что было. То, что ещё будет, но не у нас.
Тех, кого мы потеряли безвозвратно. Тех, кого мы потеряли по своей глупости. Тех, кто ушёл сам.
- Небо за окном плачет.
- Оно не плачет, оно рассказывает.
О том, что у нас впереди: улыбки, встречи, расставания, радость и боль, эйфория и отчаяние.
О тех, кто нам ещё повстречается, кто будет рядом, кто пройдёт мимо и кто задержится навсегда.
- Небо за окном плачет.
- Просто дождь идёт. Осень же.
Мы с тобой, N., кажемся нарочито, даже чересчур непохожими на первый взгляд. Разные манеры, иные интонации речи и порой кардинально отличающиеся друг от друга взгляды на жизнь, пожалуй, настолько разные на первый взгляд, что именно их взаимная непохожесть почти сразу же бросается в глаза тем, кто поверхностно знаком с нами обоими. И лишь что-то неуловимое в глазах роднит нас. На, для того, чтобы увидеть это, нужно присмотреться. Да, пожалуй, еще кое-что делает нас похожими: вспоминая наши стрые и не очень разговоры, тем не менее, кажется, уже успевшие превратится в еще один осколок мозаики истории, так часто мы не можем вспоминить, кто произнес ту или иную фразу, ты, мой старинный и по-прежнему загодочный друг, или я.
Настроение сейчас - осеннее и дождливое В колонках играет - Antony And The Johnsons 'Soft Black Stars'
just a strange kind of nothing where it used to be me
Кухня. Четыре стены. Окно. Комп. Колонки. Привычная чашка несладкого зеленого чая. The Cure. Слушал Pornography, очень живо вспомнилось... Зима, я еду в электричке в универ. На улице еще темно. Одеваю наушники, чтобы отгородиться от гула, включаю музыку, делаю громче. Еще. Слушаю The Cure. Музыка разрывает на части. Самара. Электричка останавливается, выхожу из вагона, забыв надеть шапку. А в наушниках - Смит рвет душу. Мокрый снег валит с темного еще неба хлопьями. В лицо и за шиворот. А в наушниках - Смит рвет душу. Иду по платформе, сталкиваясь с людьми. Стряхиваю снег с ресниц. А в наушниках - Смит рвет душу.Дохожу до края платформы, спрыгиваю, подскальзываясь, иду по переходу. Кто-то хлопает по плечу, здоровается, начинает что-то говорить. Оборачиваюсь - одноклассник. А в наушниках - Смит рвет душу. Киваю, надеваю улыбку, говорю что-то, иду дальше. Вот я на троллейбусной остановке. Вспоминаю про шапку, поздно, волосы уже мокрые. Сажусь в троллейбус, прислоняюсь к холодному стеклу. Еду в универ. А в наушниках Смит. Все рвет и рвет душу...
I chose an eternity of this Like falling angels The world disappeared Laughing into the fire Is it always like this? Flesh and blood and the first kiss The first colours The first kiss...
В колонках: The Cure - Disintegration (Live Version)
Заплаканные улицы ночного города утонули в медовом свете фонарей,
деревья перешептывались, шурша позолоченнной листвой, уютные скверы хранили молчание о былых свиданиях и лишь загадочно улыбались звездному небу.
Кто-то таял в чужих объятиях, забывая обо всем на свете.
Под осуждающими взглядами тысячи глаз, бросался в водоворот стихийных событий, не задумываясь о разоблачающем завтра, точно это самое завтра никогда не случится.
Наступило время причинять боль, - прозвучал грустный голос, - и тебе придется с этим смириться, любовь моя.
Все звуки стихли, тишина заполнила пустоту тяжелым ожиданием неизбежного.
Что-то очень важное всколыхнулось в груди тревожным трепетом,
И лишь только эхо прокричало в ответ: "моя",
погибло, так и не успев заявить о своем нечаянном пробуждении.
[459x500] В колонках играет - Ночные снайперы "Стань моей птицей" Настроение сейчас - ...
Мы просто люди...
Встречаемся с вечностью и расстаёмся мгновением...
Целуямся в кровь по губам и режем словами кожу...
Улыбаемся всему миру и плачем ночами в подушку...
Прощаемся навсегда и обнимаемся,будто и не было разлуки...
Мы играем судьбами и ласкаем холодностью...
Мы слишком разные и так похожи...
Нас гложет совесть,но мы режем её на ленточки для наших крыльев...
Нас окутывает разочарование,и это начинает нам нравиться...
Мы гонимся за счастьем и сами не понимаем его смысл...
Мы хотим детей и готовы умереть,узнавая о новой жизни внутри нас...
Мы жаждем свободы и прячем мечты о белом платье...
Мы ищем знаки и отвергаем судьбу...
Мы слишком запутались...
В этом мире...в этой жизни...в этом городе...в этих чувствах...
И как бы то ни было,мы всё равно ждём того,кто сможет отогреть наш цинизм...
Кто будет другом...любовником...родным человеком...
От чьих прикосновений будет сбиваться дыхание...
От чьего голоса сердце будет стучать где-то в висках...
Кому мы разрешим всё и даже чуточку больше...
И кто наконец даст нам понять,что всё это - не утопия...