Многие в России, притом далеко не глупые, с весьма широким кругозором, соратники и простые знакомые всерьёз говорили мне, что здесь за громкую русскую речь на улице можно крепко отхватить по лицу, что неукраинцев здесь тихо презирают и держат за людей второго сорта, что львовские обыватели- это особый, искусственно выведенный в гордыни и ненависти ко всему окружающему миру тип человека.
Возможно, где-то действительно есть место, где подобное существует. Но это не здесь. Это- не во Львове.
И даже будучи твёрдо убеждённым в надуманности всех вышеназванных стереотипов, чувствуешь себя немного не в своей тарелке, когда, спустившись со ступенек вокзала, видишь перед собой ту самую, как на фотографиях, едва-едва покрытую инеем булыжную мостовую, вырисовывающуюся на фоне чернильного ночного неба громадину старого собора, слышишь громыхающий по пустынной узкой улочке трамвай... С., встретивший нас с поезда, внезапно произносит: «Я говорю українською, тому що я думаю по-українськи». Но пока я продолжаю внутренне сопротивляться и ждать какого-то коварного подвоха, пока я ещё не понимаю, как это: думать по-украински? Как это возможно? Как это работает?
...Мы быстро шагаем по улице дальше, и вокруг меня всё ещё чужой Львов, город из глупых анекдотов и недалёких предрассудков...
...А спустя всего два дня я бодро разминаюсь в толпе среди своих и уже как будто бы много лет знакомых парней и девчонок, на той самой главной львовской площади Рынок. Сотни факелов, результат немалого труда инициативной группы соратников, один за другим раздаются с головы и до самого хвоста колонны. Я тоже получаю свой, и вот, наконец-то, откуда-то вспыхивает первый огонь, и все направляют свои факела к нему, передавая друг другу по цепочке свет и тепло. Я никогда нигде не видел, и, самое главное, не чувствовал, ничего подобного. Рядом со мной стоят ребята из Киева и Винницы, Сум и Севастополя, Умани и Ровно, и в их руках тоже ослепительный искристый огонь, тот же, как и у меня, зажжённый от единого и общего начала. А потом этот огонь начинает двигаться, заполняя собой от края до края узкую улицу, тянется вперёд, куда-то в гору, и я, обернувшись, вижу за собой целую реку света. И мы все вместе, в унисон с этим живым и дерзким огнём, поднимаем вверх свои кулаки: «Наша земля- наші герої!». Я уже, право, успел забыть, что это не мои земля и герои. «Слава Українi!»- и какой-то шустрый дедушка, возникший передо мной на тротуаре, улыбается, и, тоже сжав в кулаки свои руки, отвечает мне, именно мне: «Героям слава!». И мы идём дальше вперёд, и наша огненная река огибает остановившийся посреди улицы трамвай, из окон которого высовываются завороженные этим прекрасным зрелищем пассажиры, потом поворачивает на перекрёстке направо, и течёт дальше, привольно, радостно и по-своему зло. «Революцiя! Революцiя!»- рождаемое сотнями молодых голосов эхо несётся над мостовой и я уже верю, что Революция здесь и сегодня, уже воплощённая, выгравированная в наших лицах, наших пылающих факелах и развевающихся знамёнах, она уже настоящая, рождённая однажды и потому бессмертная навсегда. И старая львовская мостовая, стены этих видавших всё на своём веку домов и соборов, утонувший в шествии трамвай, звонкий серп месяца в небе- это всё сегодня за нас. И запечатлённая в бронзе легенда украинского освободительного движения, Степан Бандера, в тот вечер, окружённый этими прекрасными молодыми парнями и девушками с огнём в руках, совсем не такой, каким он был утром, он такой, как если бы бронза могла таять и превращаться в живую плоть...
Шалійте, шалійте, скажені кати,
Годуйте шпіонів, будуйте тюрми,
До бою сто тисяч робітників встане,
Порвем, порвем, порвем ці кайдани!
...Быть может, ещё в свои студенческие годы Бандера знал и любил эту не стареющую уже больше века песню. А теперь её поёт красивая девушка Я. из львовской группы PostReal, чьё выступление на концерте, также посвящённом памяти павших героев Крут, не только стало приятной неожиданностью, но и достойно заменило не сумевших приехать легендарную «Цирюльню» и «Широкий Лан». А когда на сцене перед полутора сотнями соратников наконец появляется «Nachtigall», восторгу публики уже нет никакого предела, и безумному круговороту крепких белых плечей и рук становится явно тесно в небольшом зале. Ребята поразили всех своим кавером на легендарную песню римских лациале, посвящённой героической Венгерской революции 1956г.: «Avanti, ragazzi di Buda!». И буквально вслед за этим на сцену уже поднимается венгерская команда «Feher Torveny», продолжая, песня за песней, раскачивать зал бешеными хардкорными ритмами. И вновь и вновь- вскинутые от сердца вверх кулаки, блеск глаз, полных восторга и отчаянной, только нам одним понятной, клокочущей отваги... И когда вечер завершает выступление «Сокиры Перуна», на чьей музыке

Чуть более чем через сутки наша планета преодолеет условную точку на своей орбите, произвольно выбранную человечеством для обозначения наступления нового витка вокруг Солнца. Виток будет 2012-ым по счёту от условно выбранного времени рождения одного известного исторического персонажа, авторитет которого, впрочем, также весьма условен и большинством землян не признаётся. Спешу сердечно поздравить Вас с наступающим событием и пожелать всего самого наилучшего. Ура.

Кстати, интересно. Предоставил бы оргкомитет московских митингов оппозиции слово Иисусу из Назарета на них, если бы тот проповедовал в наше время?)

В пятницу в очереди на эскалатор в метро подходит ко мне улыбающийся до ушей бомж и, не то в вопросительном, не то в утвердительном тоне выпаливает: "А вы- интеллигент. Аристократ. Артист". "Пошёл на хуй!"- слышу в ответ от себя. Очередь продвигается, бич теряется в толпе.

Что я наделал? Ведь я, совершенно не контролируя собственные мысли и слова, а значит, выдавая всё своё истинное нутро, расписался в характеристиках, противоположных тем, которые провозгласил мне в лицо этот бродяга.

Да, непросто найти интеллигента утром в московской подземке. Но, я надеюсь, чудаку когда-нибудь повезёт.

Два раза в неделю я прихожу на почту, чтобы забрать большой пакет корреспонденции для работы.

В будние дни с утра там, как правило, очень немного посетителей- и я долго сижу за широким столом по середине просторного и светлого зала, заполняя одно за другим уведомления на получение ценных писем. Иногда, давая отдых затекающей руке, я откладываю ручку и вслушиваюсь в грохот проезжающих за окнами трамваев, в глухие монотонные удары печатей где-то за стеной, там, куда не пускают посторонних, где день и ночь идёт сакральный процесс- рассортировка входящих и исходящих отправлений. Неуклюже кряхтит кассовый аппарат, производя на свет длинную ленту чека. Обрывки разговора у второго окошка: "Улица Скотопрогонная... Ско-то-про-гон-ная... Сто девять, ноль, двадцать девять... Да".

За стеклом витрины разместилась целая галерея поздравительных открыток и красочных конвертов, подготовленных к Новому году- быть может, самому "почтовому" из всех праздников. В начальной школе все мы читали эту восхитительную повесть: Чуку и Геку, живущим вместе с мамой в Москве, от отца, работающего в тайге начальником геологической станции, приходит телеграмма... Время на почте идёт неспешно,  и иногда, как это случается с письмами, теряется. И хотя с открыток на меня смотрят уже новые герои нашего с вами времени: Маша и Медведь, символ наступающего года- улыбающийся Дракон в своих разнообразных обличьях, всё таки кажется, что большая часть этих открыток пришла "до востребования" из тех невероятных времён, когда они были всё ещё единственной возможностью сказать далёким близким несколько тёплых слов.

Наконец, я получаю свои письма. Одно за другим их кладут передо мной, и я успеваю бросить лишь короткий взгляд на оказавшийся в моих руках конверт или пакет, прежде чем бережно прячу его в свою сумку. На большинстве- ставшие привычными российские марки, маленькие- с лесными животными, или большие- со стенами кремлей разных русских городов. Но вот вдруг попадается на глаза разноцветная керамика, резные чубуки и забавные тряпичные куклы- это Украина. Вот промелькнул неизменный многие годы профиль Елизаветы II и лаконичная подпись "Royal Post" вместе с ним- да-да, это письмо пришло нам из Туманного Альбиона. Резные дубовые листья латвийского герба. Народные казахские акыны. Дикие кошки пустынь Туркменистана- леопарды- на больших квадратных марках...

Я выхожу из дверей почты. За те полтора часа, что я провёл там, Москву накрыл сильный снегопад. Мне приходит в голову мысль не ждать трамвай, а прогуляться под столь долгожданным снегом до работы пешком. Офис встречает меня будничной обстановкой, с её непрекращающимся трезвоном телефонов и шипением кофеварки- желая ещё хотя бы на пару минут отсрочить начало трудового дня, я не спеша перекладываю толстую кипу полученных сегодня писем из пакета в предназначенный для них лоток под моим столом. Я вновь с удовольствием слышу этот приятный почтовый запах- запах потёртой бумаги и сладкого клея. К этому чудесному запаху оказывается подмешанным ещё и запах сегодняшнего московского снега, который успел нападать и внутрь пакета. И снова я вижу конверт с туркменскими кошками- теперь рядом с ними, на толстой белоснежной бумаге, влажные следы растаявших снежинок. Наверное, так это красивые гордые кошки, прибывшие утренним бортом из далёкого солнечного Ашхабада, оттуда, где никогда не бывает снега, скучают по родной пустыне, думаю я.

За широкими окнами детского садика на красные листья раскидистого клёна медленно падал первый снег. Сегодня на завтрак была манная каша. Зал был наполнен её густым приторным запахом, звуками расставляемых нянечками на столах тарелок, раскладываемых ложек и разливаемого по стаканам из большого алюминиевого чайника какао. Привычно поскрипывали деревянные стульчики, на которые неохотно, всё ещё спросонья, рассаживались дети.

Вдруг в приоткрытую форточку ворвался звук гудка расположенной поблизости фабрики. Спустя минуту вслед за ним принялись выть ещё несколько сирен, видимо, со зданий ДК и горсовета. То убывая, то вновь нарастая, протяжный заунывный вой долго и страшно летел над городом и, казалось, будто широкие окна с заснеженным клёном за ними начали медленно запотевать от этого звука.

"Отложите ложки и встаньте"- громко сказала воспитательница. Дети недружно начали подниматься, роняя измазанные холодной кашей ложечки на тщательно протёртые до этого столы. Они не понимали, почему из-за этого тревожного звука за окном в суете прерывается завтрак.

На лице молодой воспитательницы тоже кричала растерянность. На её глазах выступали слёзы. "Дети, умер Леонид Ильич Брежнев"- сказала она.

Мы навсегда обречены быть зависимыми от всех, кто смотрит на нас, от людей кто когда либо как угодно нас знал. И эта зависимость невыносима, особенно когда думаешь о том, что где-то там, в одном из миллионов чужих далёких "я", ты так навсегда и останешься таким, какой ты не есть: останешься дистрофичными запястьями, как у узника Дахау, останешься жиденькими усами под носом, останешься чем угодно вопиюще неглавным. Как будто тебя копируют и нелегально распространяют.

Разве что матери видели нас разными, разве что зависимость от этой единственной женщины не должна быть тяжестью.

По британским законам личная переписка рассекречивается тогда, когда умирает последний человек, как-либо упомянутый в ней. Это мудро.

С самого начала революции в Ливии я поддерживал повстанцев и последующую военную операцию стран НАТО. Конечно, моя поддержка была мотивирована ровно настолько, насколько это позволяли сделать разные средства массовой информации, рассказывающие о событиях в далёкой и чужой стране. Нет необходимости снова обосновывать свои взгляды. Каддафи, на мой взгляд, безусловно виновен- но, господа, он, вместе с тем, заслуживает самого искреннего снисхождения.

Мир попрощался с одним из самых замечательных лиц в истории ушедшего XX столетия. Замечательного, конечно, не своим вкладом в процветание и прогресс всего человечества- замечательным просто самим по себе. Возможно, подобная "замечательность" весьма поверхностна- но именно она в самом ближайшем будущем попадёт в учебники по новейшей истории. Благодаря Каддафи весь мир узнал о, в общем, ничем, кроме фиников и нефти, не замечательной североафриканской стране, где развернулся смелый социальный эксперимент. Как любой великолепный оратор, Каддафи был никудышным мыслителем и писателем- но этот эстетствующий дурак никого не оставлял равнодушным своими утопичными идеями и фееричным бредом на самые разнообразные темы. Трудно представить, что Каддафи сам искренне верил во всё, что нафантазировал и даже, по мере сил, попытался воплотить в жизнь- но, похоже, дело обстояло именно так, и это обстоятельство станет его пропуском в историю. Конечно, как актёр своего жанра, Муаммар задержался на сцене непростительно долго, и его былой образ будет теперь навсегда испачкан мерзкой предсмертной маской, которую показывают сейчас по телевизору- но ведь вся планета, затаив дыхание, следила за его невероятным фиаско. А теперь громко поаплодирует смерти злобного шута. Можно было бы опускать занавес- но представление продолжится без антрактов. Вряд ли ливиец, стрелявший в голову ненавистному ему диктатору понимал в тот момент, что не просто нажимает на спусковой крючок автомата. Передвигалась стрелка на часах истории. XX век стал ещё немного дальше от нас- на имя Муаммара Каддафи.

Впереди нас ждёт захватывающее будущее, и мало что другое предвосхищает новое время настолько, как сокрушительное падение ещё вчера казалось вечных фигур в мировой политике. Сегодня новую страницу в историю наступившего столетия написали жители Ливии, а завтра- ведь отныне нет ничего действительно невозможного- целую главу в ней могут рассказать молодые русские националисты. Только хватит ли им отваги сделать это?

Я не пытаюсь ничего предвосхищать. Я лишь со своих позиций скромно желаю, чтобы будущую дорогу человеческой истории освещало как можно большее число харизматичных, дерзких и даже сумасшедших лидеров. Лидеров-художников, лидеров-поэтов, которые поведут за собой общество людей, а не массы обывателей. И лучше злой гений, чем посредственное уёбище с айфоном.

Утренний час пик на "Выхино", поток человеческих тел из прибывающих электричек медленно тащит меня в двери подземки. А в неожиданно очистившемся за ночь от туч московском небе летят к юго-востоку стаи птиц. Один за другим следуют большие и малые клинья, отдельные рассеянные группки, а бывает, что расположившиеся друг рядом с другом стаи, как будто в определённом кем-то строю, образуют в небе замысловатые вытянутые фигуры. И всё новые и новые караваны крылатых путешественников появлялись над головами толкающихся в очереди к турникетам людей. На земле двигались тысячи людей, а в небе двигались тысячи птиц. Я подумал, что, возможно, построенная людьми железная дорога может служить неплохим ориентиром для птиц- все они восхитительно точно придерживались одного курса. Юго-Восток, наверное, туда, где степи Средней Азии. Или дальше, до самой Индии. К сожалению, я не знаю, что за птицы летели сегодня утром высоко над Москвой. Но я пожелал всем им удачно добраться до места своего трудного перелёта, а когда отступит зима- вместе с молодым солнцем возвращаться назад, на нашу Русь, там где моя и их родина.

"Осторожно, двери закрываются. Следующая станция- Рязанский Проспект".

Я люблю свой народ за то великолепное безрассудство, которое демонстрируют его столь молодые- и, я уверен, лучшие представители. Им повторили десяток раз- сдали знамёна, разошлись группками к метро, без лозунгов, кричалок и провокаций- но через сто метров от места завершения марша эти прекрасные юноши и девушки снова вместе, в неровном, но стремительном строю. Они отлично знают, что сегодняшний вечер им придётся провести в отделении полиции, что им грозит штраф, административный арест, проблемы дома и на учёбе. Но это не останавливает их. Они весёлые, грубые и злые- и их, полные нецензурных слов, выкрики несут в унылый осенний пейзаж заряд веселья и ненависти. Ослепительная фашистская весна под зарядами холодного дождя.

А мимо них по Кутузовскому проспекту проносятся в своих машинах представители поколения отцов этих ребят. Презрительно безразличные к шагающей по тротуару молодёжи. Ведь они всю жизнь привыкли бояться. Они боялись, что их уволят с работы, где они зарабатывают далеко не миллионы- за то, что они выскажут своё недовольство происходящим в стране. Они боялись получить по зубам омоновской дубинкой- если примут участие в какой-нибудь акции оппозиции. Они боялись за своих детей, которые всё равно поступили по-своему. А ещё они привыкли опускать глаза, когда рядом с ними кто-то не боится. Или крутить пальцем у виска. Ведь всему причиной юношеский максимализм и плохое образование, а ещё мы здесь всё равно ничего не изменим, за нас всё давно решили, а Христос велел терпеть. Но была ли в их юности эта безбашенная затея продолжить марш через мост прямо под окна Белого дома? Было ли в их молодости это ликующее в пасмурном октябрьском небе знамя? Что они знают о переменах, если никогда не пытались изменить хотя бы своему страху и скепсису?

А может быть, это детям должно быть за многое стыдно перед своими родителями и дедами. Но мы не станем поколением менеджеров по продажам.

[700x466]

Одна курортная забава буквальным образом заставляет меня ненавидеть людей и желать им самой мучительной смерти. Набережные южных городов в сезон буквальным образом наводнены сомнительными лицами, предлагающими отдыхающим за сдельную оплату сфотографироваться с обезьянкой, орлом, большим попугаем или ещё каким-нибудь животным или птицей. Часто бизнес таких подонков процветает и в средних широтах, особенно на разнообразных массовых гуляниях, вроде очередного дня города.

Начнём с того, что никогда не понимал, что называется, фишки такого фотографирования: ну вот будет у тебя фотография с мартышкой из Ялты, мартышки что- водятся в Крыму, и служат подобием местного сувенира? Удивительна также страсть этих дельцов к эксплуатации достаточно беззащитных живых существ- все сплошь с соколами-доходягами или отощавшими воронами- попробовали бы они иметь дело с настоящим хозяином крымских гор, орлом-могильником!

Во-вторых, фотографирующиеся с такого рода "сувенирами" не могут не понимать, в каких условиях содержатся эти животные и птицы, наколотые транквилизаторами, с обрезанными крыльями, все опутанные поводками; сомнительно, что такое животное отрабатывает на набережной даже один курортный сезон. Можно вообразить себе количество жертв торговли экзотическими и редкими животными в этой стране, связанное с, как, наверное, называют это сами дельцы, "ротацией кадров". И это продолжается многие годы и каким-либо образом воспрепятствовать этому массовому убийству пока что законодательных механизмов, видимо, нет. И если люди, фотографирующиеся на улице с животными, всё это понимают- то почему продолжают обеспечивать клиентами данный бизнес? А они продолжают делать это, потому что не будь спроса на такого рода забаву, ни один бы из этих подонков не стоял на улице с животными и птицами. Таким образом, люди, с радостью соглашающиеся сфотографироваться с очередной "милой зверушкой"- либо клинические идиоты, либо подонки, точно такие же как воротилы этого преступного бизнеса. Впрочем, в обществе, где считается нормой эксплуатация человека человеком, жестокое отношение к животным вообще не представляет даже подобия моральной проблемой. Напротив, это здорово и весело.

Я считаю, что к людям, столь цинично издевающимися над животными, гуманно и справедливо применять отстрел. Жаль только, что энтузиастов отстреливать подонков вряд ли найдётся по вышеназванной причине.