-Ты знаешь, он же Кай...Капризный мальчишка. Хо-лод-ный.
-Я поняла из какого материала сделан А. ... Фарфор.. Красивый и тонкий..
Даже скорей фаянс.. Легче бьется. (с).
-А ты и он 'ими' были? (с)
- Я бы еще не раз пощекотала тебя этим острым ножом! Ты ведь так смешно дрожишь. Ну, да ладно! Я отвяжу тебя и выпущу на волю! Можешь убираться в свою Лапландию. Только беги, что есть силы, и отнеси эту девочку во дворец Снежной королевы к ее милому дружку. Ты ведь слышал, что она рассказывала? Говорила она довольно громко, а ты вечно подслушиваешь! (с). Андерсен.
- А у меня ложка примерзла к шоколаду...
- Но и не Королева, ты что-то большое, то что греет... (с).
- Что ж ты глупая такая? Ты уже в свете своих фонарей совсем ослепла? Что ж беги безрассудно, беги не оборачивайся, беги так чтобы сдохнуть от судорог в коленях.
Прижимайся к Дьяволу крепче, ныряй в глаза и захлебывайся. Давай смелей, мы уже смеемся над тобой... (с)
- Никогда так нежно как сейчас меня не душили...(с).
- Новогоднее солнце осветило мертвое тельце девочки со спичками; она сожгла почти целую пачку. (с). Андерсен.
- Я - мастер,- он сделался суров и вынул из кармана халата совершенно засаленную черную шапочку с вышитой на ней желтым шелком буквой
"М".(с)
- А зато я смелая и сильная, а зато я младше, а зато...(с).
- А ещё мы гордые.
- Но я другому отдана и буду век ему верна! Осталось только определится которому из пяти...
- Девочка протянула ноги к огню, чтобы погреть их, - и вдруг... пламя погасло, печка исчезла, а в руке у девочки осталась обгорелая спичка. (с). Андерсен.
- Мы тогда *дружили*.
-А если почитать нашу с тобой переписку.. Два эмо-ребенка.
- Солено...
- Черт, мы ничего не ценили.
- Может стать первым после Бога. Верно и обратное, да?
- Не люблю его, не люблю, не люблю...У меня отняли игрушку...С которой я так и не наигралась.
- Просто наркотик. Кай на одну ночь...А потом пусть катится ко всем чертям, ах нет, к своей Королеве....
- Блядь,я скоро ебнусь, от этого взгляда...(с).
- Да, легче...До крови...(с)
- Сладко?
-почему?
-у тебя красивые глаза.
;
-почему?
-мне понравилось,как ты куришь.
;
-почему?
-ты похож на маленького принца.
В некотором царстве, в некотором государстве, за лесами, долами, морями жили-были на краю темного леса, старуха да дите нерадивое...Здесь луны такие, что дышать боль-но, и знаете, как-то безнадежно откровенно. За забором из костей, крови, сторожит равнодушная тьма.
- Эхх, выпьем, сына, где же кружка…
А за окном звенит цепью волк, воет…На полатях свернулись клубками гадюки, беспорядок, пряный запах алкоголя и дыма…А за заколоченными ставнями - холода.
- Знаешь, а люди любят осень, смешно, правда? Вычитали где-то, любят, любят, любят. Слушай, если твоя дурная ведьма повесится во-он на том крюке - кто меня снимать будет?
- Ежели смогу то… - мальчишка тяжело вздыхает, вертит в руках черную трубку. Здесь вечно живет тоска, ироничная, смешливая донельзя.
- Ох, чую всех переживу…От страха, ты же уронишь, непременно...
Рассеянное молчание, мальчишка не касается бутылки, у ведьмы на глазах слезы, размазанные по лицу мотком пряжи.
- Не смогу так, не смогу…Утоплюсь, в болоте с лягушками, веришь?
- Врешь…
В изразцовой печи горят письма, лунные, чужие. Алые ленты, малиновые, бирюзовые…Говорят, все счастливы, те, чьи чернила плавятся, сжимаются в пламени. Никто не вспомнит адресов, не нужно тревожить прошлое.
Заплаканная ведьма рассеянно мнет в руках змею. Сказывают, заходил сюда волшебник аглицкий, столетие назад, а гадюку возьми да потеряй. А метлу в тот год крысы сжевали, неурожай, засуха…
Что-то шумит, стучится в окно, мальчишка отворяет ставни, впуская вихрь кленовых и жирную летучую мышь, а в лапках - конверт, невероятно, добела чистый, штампы, числа, адреса…
Грозно пошатываясь, ведьма сползает со скамьи, в потемках нашаривая огромную лупу.
- Хорошо, ты только не рассказывай, испортит, как есть испортит, хотя и на порог не пущу… - и тихий смех сквозь слезы.
Ухал филин, и тихий рассвет, наполненный бесконечной, слезливой тоской нашего один-оче-ства.
а у лилички рвётся коса до пояса
роза красная в волосах.
мне даже глянуть на лиличку боязно,
не то, чтоб ладони лобзать.
она шагает по каждой площади,
как по красной. каблук трещит.
была бы иная, жилось бы проще мне:
семечки, сырники, щи…
а у лилички нежность руки проклятая –
пол-луны таращусь в окно
и вою. трахея забита кляпами –
глубочайшая из всех нор.
тосковать, в каждой рюмке спиртово плавиться:
кто ласкает её – гадать.
а она – и умница, и красавица,
строптива не по годам.
стоп, машина! я – под колёса бревенчато,
но великоват для авто.
не лечится эта зараза, не лечится.
ни в этой жизни, ни в той.
а у лилички брови вразлёт по-летнему.
арбат истоптан до дыр,
в кистях грабастаю два билетика,
глотать мешает кадык.
я бросался здороваться с незнакомками,
драться с мальчиками в «пежо» –
она не пришла. циферблатик комкался.
револьвер эрекцией жёг.
и потом, коробок черепной разламывая,
пуля видела наперёд:
не пришла на садовое? это не главное.
на похороны-то придёт.
вот и памятник. двух штанин бессилие.
в метрополитене – бюст.
а у лилички платье синее-синее,
до сих пор ослепнуть боюсь.
2001/02/06
здравствуйте.
-нет ответа.
-нет ответа.
-нет ответа
меня как всегда никто не слышит.
А у нас ветры. Алиса нервно курит, сжавшись в комок, пытаюсь растормошить, но отворачивается, равнодушна и вечно смотрит в небо. Прижмется к оконной раме, молчит часами. А потом говорит что-то, тормошит плед, учит, учит, учит…
- Ты иллюзия, нет тебя, нет. Понимаешь? – Меряю шагами комнату, альтерэго горбится по-вороньи и кутается в шаль.
- Так выгони. Не сможешь, я тебе говорю. Меня любят, попробуй отрицать это. – Шаль пахнет табаком и вишнями, по ночам Алиса кричит, врет, что снятся страшные сны.
А по утрам я боюсь разбудить её, пишу в тетрадях, в мельтешении расчетов и формул Его имя, издевательство. Кому-то интересно, сколько будет, кому-то интересно как давно, кому-то интересно зачем.…А я складываю события мозаикой, тоже не могу согреется. А по ночам мы вместе сидим над книгами.
- Мы же уедем, обещаю, немного осталось. – Жалостливо, третий день юлю, а Аля - в плед, одно слово - эгоисточка.
- Немного.…Два года это совсем немного, да?! Два…Два…Два…
Аля…Дикий petit mort, оттого что ветер откровенен, будто бы чертова осень по венам. Крики, разбитый фарфор и холод, Алиса пахнет вишней. И хлопнуть бы дверью, оставив себя дрожать, размазывать туш по щекам, два, два, два…
- Детка, ты бесполезна, понять бы это, ты не Королева, детка, далеко не...
И вдребезги.
The End.
Уездный город N ехидно скалился продрогшей весной, а до тепла так далеко... Точеная безысходность марта, перрон, а я просто уеду, не до меня всем, не заметят. Здесь холодные весны, а там.…И главное – между - вагоны, вагоны, вагоны…
Много раз пытался сам заварить чай, такой, как здесь, безумно сладкий, обжигающий. Но нет, не хватало то ли опыта, то ли желания. Да и в теплых квартирах все не так, как в купе старого поезда следующего до…Неважно, когда ждешь все по другому, я жду, каждый раз зря.
Мы учились в параллели, сложно было потерять знакомого, в городе который от чего-то стал тесен. Тоненькая, хрупкая мышка, безразличные серые глаза, растянутый свитер. Говорят, любила мои стихи, сама что-то строчила в своих блокнотиках. Бездарное, чувственное, а я не читал. И теперь совсем рядом, на расстоянии ладони, потерянная, раскрасневшаяся от быстрого бега. Едва не опоздала, поезд почти ушел. А в руках кошелек, документы, книжки. Довольна, убежала?
Восемь часов, холодное купе, крепкий чай все, все что угодно. Мы незнакомы, молчим. Говорят, девочка вышла замуж, и больше не пишет, а ещё живет далеко. Говорят, работает редактором, одинока и холодна, курит... Говорят, публикуется, печатает романы, кормит голубей на площадях. Говорят…
- Эта весна, убивает, такая сука.…
Губы до крови прокусаны, ожидание и только. Я перед такой раздет и жалок, гол как церковная крыса.
- Скажи, как долго не виделись?
- Десять лет, представляешь, как время бежит…Нам – восемь часов, а потом не найдешь.
Говорят, говорят, говорят…Я грубо раздевал, девочка отлично играла. Прижималась ко мне мокрой щекой, шептала что-то. А я не мог остановиться, охваченный непонятным чувством – желание, ярость, желание. Нам немного осталось, да и то лишнее.… И старый поезд просто следовал до…