Нельзя, под страхом страшным нельзя разговаривать ночью в полный голос! Нельзя ночью, под утро, заниматься каждому своим делом! То нежно-хрупкое, волшебно-эфемерное состояние-окружение-настроение способно вместить только одного человека, окруженного специально подобранной для этого момента музыкой! Колонки вкрадчиво шепчут слова, наигрывают мелодию, телефон стыдливо жужжит вибрацией, сообщая о новом сообщении, и ты наедине со своими мыслями, раздумьями и добровольной, желанной бессонницей, стараешься неслышно дышать, нажимать на клавиши особенно аккуратно, зорко следишь за уровнем звука, сведя его почти на ноль… И тут кто-то еще врывается, да, сама виновата, сама разбудила, и теперь не уснуть никому из вас, и каждое сказанное вслух слово как пуля в это с таким благоговением выдуваемое стекло, и жах! сеть трещин накинута на всю поверхность, и еще раз! и брызги осколков полетели водопадом… и музыка уже не нравится, и заснуть невозможно, и продолжать прежде начатое нет никакой возможности…
Нельзя, нельзя громко разговаривать ночью.
4 утра – время для одиночества.
День начался с ночного кошмара, упавшего телефона и душераздирающих криков младенца за окном.
...в конце концов, дневник это или нет?! Могу я просто вылить сюда то тяжелое, что больше нет сил носить в себе?! Криво, бессюжетно и некрасиво?!
Нашу с тобой историю простой не назовешь. Мы пережили столько всего, что, кажется, хватило бы на 3 жизни, по меньшей мере. Шутка ли дело, почти 17 лет плечом к плечу.
Мы росли, взрослели, формировались вместе. Даже не общаясь, мы каким-то образом сохраняли свое влияние друг на друга.
И вот ты нашла себя в вере. Даже не себя, а решение внутренних конфликтов, конфликтов с самой собой. Тебе больше не нужны советы подружки, выход из ситуации тебе теперь подсказывает духовник, бережно (я надеюсь) направляя тебя по православному пути.
Мне обидно и совершенно непонятно. Как-то по-детски, очень-очень. Нет, я не буду искать твоего общества и доверия. Я все еще придерживаюсь того мнения, что каждый выбирает для себя, как сказал однажды классик. Я сама уйду, отступлю, развернусь и пойду немного другой дорогой. Потому что теперь мне не очень понятно, как с тобой общаться. Как с тобой обращаться. Что тебе говорить, а про что лучше промолчать. Мне стало сложно с тобой.
«Я не знала, как тебе сказать, чтобы не хвалиться, и поэтому вообще не стала говорить», - сказала мне ты. И я не стала больше ни о чем тебя спрашивать.
Не ты ли мне год назад говорила, что не видишь ничего зазорного и уж тем более грешного в том, чтобы вести себя так, как хочется тебе самой, если при этом ты не наносишь вред окружающим?
Не ты ли скептически пожимала плечами и недоумевающе хмыкала, когда я говорила, что не буду с кем-то спать, лучше перетерплю, я и так нарушила все заветы Церкви, не сохранив себя для единственного мужа?
И ты нашла дорогу к Богу. Ты нашла в этом успокоение и ответы на мучившие тебя вопросы. Возможно, ты даже поняла бы меня в каких-то вещах.
Ты знаешь меня как никто другой, ты знаешь, что вопросы веры были всегда, с самого раннего возраста очень близки мне.
И ты, зная все это, решила, что я тебя не пойму?
Ты посчитала хвастовством рассказать, поделиться со мной этой радостью, что ты нашла облегчение и выход из внутренних лабиринтов в вере и Боге?
В последнее время я чаще всего обращаюсь к Богу в самые радостные моменты, когда меня переполняют эмоции, и я, не в силах сдерживаться, благодарю Всевышнего за то, что Он паровал мне возможность все это пережить и испытать. И я считала, что открыть для себя Веру это счастье и радость, которой хочется поделиться с теми, кто понимает, отчего эта радость преумножится и станет полнее. Но никак не то, чем можно похвастаться.
Я всегда считала, что я из тех, кто поймет. Самонадеянно, ага.
И вот я не знаю, о чем с тобой говорить. Что тебе рассказывать. Чем с тобой делиться. И вообще, стоит ли рассказывать и делиться. Оказалось, что я тебя совершенно не знаю. Некоторые мои проблемы для тебя…даже не знаю, как сказать. В общем, не с тобой их обсуждать. А все твои проблемы решает духовник. Посчитав, что я не пойму, ты отвернулась и ушла от меня. И мне обидно. Вот так. Просто обидно.
Хочется сказать, что мы столько пережили вместе. А выяснилось, что все это суета сует и ничего это все не стоит.
Что ж, значит, не стоит.
Да и само прошлое тут не при чем, ведь на то оно и прошлое.
Существует ведь (ведь существует?) личное восприятие человека, когда ты относишь кого-то к первому кругу, пусть вы и общаетесь всего-ничего, год, может, даже полгода, а тот, кого ты знаешь всю жизнь, остается чужим человеком.
Я относила себя к первой категории людей в твоем личном табеле о рангах. А оказалась в второй.
Вот такая она непредсказуемая, тонкая нить человеческих взаимоотношений.
Из распущенной весны в апатичную осень.
Неожиданно, без предупреждения.
Огромное, закованное в лед озеро, для нас, крошечных человеческих песчинок, сравнимое с морем, безразлично взирало затуманенным взором сквозь смеженные веки на наши восторги, не придавая нашим передвижениям по собственному телу никакого внимания. Для него мы не больше, чем чайки, вечно суетливые и озабоченные склоками с утками, своими постоянными соседями и соперниками в борьбе за пропитание. А наши захламленные и перегруженные ежедневными мелочными проблемами сознания никак не могли вместить в себя эту как будто бы нами укрощенную мощь, смиренно лежащую под нашими ногами. Небо, недобро отвернувшись и укрывшись облаками, прятало от нас в тумане линию горизонта, рыбаков, склонившихся и словно застывших над лунками, далекие берега и устало привалившиеся к пристани и уснувшие корабли. А мы, не стесняясь и не пряча эмоций, по-детски визжали от восторга.
Этот город нас не ждал. Погруженный в полудрему, он не ждет никого и никому не рад, устав от липкого, всюду проникающего тумана, от снега, от сырости, от холода. От медленного, неотвратимого разрушения.
Пустынная, словно вымершая главная набережная, отрешенные машины на перекрестках, обращенные в себя взгляды прохожих, безразличные продавцы за прилавками магазинов советского типа, промозгшие, осунувшиеся и ссутуленные низенькие дома.
Скульптуры на набережной, как древние языческие идолы, безмолвно осуждали нас, бесстыдно радостных и несдержанных, фотографировавшихся в нелепых, подчас даже неприличных позах.
Но нас это не останавливало.
Мы пили туман как коктейль в баре, пьянея совершенно также. Мы заразительно смеялись, заставляя раздражительно хмыкать проходивших мимо.
В нашем распоряжении было всего лишь два неполных дня, и нам нужно было успеть узнать тебя, неприветливый Петрозаводск.
Ты промочил нас насквозь и напоил туманом.
…нас, промокших, прозябших и продрогших, сгребли в охапку и повезли туда, где тишина оказалась такой громкой, что потребность говорить, издавать хоть какие-то звуки оказалось жизненно необходимой. Вокруг нас природа спала самым крепким сном, сном четырех часов утра, сном в ожидании весеннего пробуждения. Над головой простиралось звеняще безмолвное небо, звезды-философы горели пылающей алмазной россыпью, и ни одно облако не смело нарушить их величественности, лишь жалкая их кучка испуганно и сиротливо жалась к краснобокой луне.
…и ты, во всей этой калейдоскопической реальности, созданной лично тобой, был МОИМ.
Ты уходил от меня лишь на требуемое работой времени и возвращался, чтобы прожить оставшееся количество часов со мной, только со мной.
Мы жили друг другом эти важные даже в масштабах Вселенной 58 часов. Я дышала твоим дыханием, смотрела твоими глазами, и мое сердце сокращалось, перегоняя твою кровь.
Моя жизнь заключалась в этих 58 часах, как когда-то заключалась в 39 часах Калининграда. Ты никогда не будешь моим. Все,
Мои самодостаточность и независимость, терпеливо и заботливо взращиваемые в течение последних трех лет, неожиданно послушно и необъяснимо покорно отступают в тень, заискивающе глядя мне в глаза и уступая место не подвластному разуму трепету в ожидании смс, звонка, встречи.
В ожидании тебя.
Становится невозможно молчать, хочется говорить и говорить о тебе, обо мне с тобой, о нас завтра, послезавтра, на выходных, на каникулах, о нас зимой, летом, на море, в горах. Планы и желания летят куда-то в стратосферу, даже не оглядываясь на разум, тщетно пытающийся вернуть обезумевшие чувства на землю.
Страшно, как в начальных классах перед экзаменом по английскому языку, что это окажется вновь фарсом и профанацией.
Не вижу причин, почему да, закрываю глаза на причины, почему нет.
Может, мое сердобольное подсознание сочло тебя подходящим объектом для сбрасывания излишков тщательно сберегаемых сильных эмоций, восторгов, неоправданных надежд, возвышенно глупых чувств и иррациональных желаний?
Обязательно проведу скрупулезный анализ этого направления развития складывающейся ситуации. Только потом, как-нибудь на досуге. Если не будет возможности занять это время тобой.
А пока…
Пожалуй, крепко зажмурю глаза, зажму нос и шагну, рискуя разбиться о поверхность воды этого омута, бесконечно глубокого и совершенно не оставляющего даже призрачной возможности рассчитать и прикинуть последствия этого шага, шага, ни направление, ни характер которого также невозможно определить: то ли это показатель успешной ремиссии и полного восстановления после длительного и сложного лечения, результатом которого является способность выдержать лавину чувств и при этом испытывать сумасшедшее счастье, то ли безрассудное возвращение к уже пройденным, между прочим, без особого успеха этапам развития пресловутых отношений, возвращение, не обещающее ничего, кроме всеобъемлющей боли от обескураживающего разочарования и самообмана.
Пожалуй, позволю себе не растрачиваться на подобные размышления. Ни секундочки.
Проснулась раньше обычного непривычно бодрой.
- Понедельник.
- Начало седьмого.
- Утро.
- Дом еще погружен в безмятежность сна, обволакивающую, ласковую, как будто даже мягкую на ощупь. Наслаждаюсь этой нежной тишиной чуть-чуть со стороны,передвигаюсь тихо-тихо, чтобы не разрушить эту хрупкую негу,сотканную из звуков просыпающегося города за окном, начинающего закипать чайника, недоумевающих, запоздавших и отключенных за ненадобность — ведь я уже проснулась — будильников, вздохов и сладких похрапываний еще досыпающих домашних...
- ...и песен чаек.
- Не крикливых базарных воплей ворон, не глупых и пустых чириканий воробьев, хотя их никто не отменял, их голоса органично вписываются в общую мелодию шуршания шин по асфальту, разогреваемых двигателей, громыхания мусорных баков, хлопанья дверей, плеска воды...
- ...а песен чаек.
- На юго-востоке Москвы, в середине безнадежно заснеженного апреля, в начале утра понедельника, окруженная привычными делами-заботами, замерев на миг и вся обратившись в слух, я внимаю песням чаек, даже не стараясь понять, откуда им тут взяться.
- В разрез с логикой, наперекор всем правилам.
- Это утро меня встречает песнями чаек.
-
[600x399] -
Сегодня впервые оценила силу фотографии в полной мере. Не профессиональной, не постановочной, не точно выверенной, а простой фотографии, снятой на мыльницу кем-то хорошо поддатым. Спасибо ему за это.
Вопреки, назло, наперекор, сверх, несмотря. Как угодно.
Зазря, впустую, бессмысленно, бесполезно, глупо, в конце концов. Как пожелаете.
Но я люблю. Люблю, не требуя ничего в ответ.
PS. С прошедшим тебя, родной.
Вот и думай теперь, что это было? Увлечение? Тоска после почти годовой тишины? Или просто короткое замыкание, которое затянулось на 3 года?
Воспоминания как жемчужинки: целая горсть розовых, голубоватых, белых шариков приятно пересыпаю из одной ладолшки в другую, нанизывая их на нить нашей истории любви.
Нет.
Любовь не уходит. Она не испаряется в никуда, оставляя после себя риторический вопрос: а что это было?
Нет.
Она остается навсегда, и именно это можно назвать отношениями. Когда вы, возможно, сами того не осознавая, знаете, что по меньшей мере, поседеете вместе, а может, если повезет, и умрете в глубокой старости в один день. И неважно, что сейчас один только его вид вызывает в ней нервный тик, а звук ее голоса наводит его на мысли о суициде.
Это все ерунда.
Только в конце жизни, пройдя с человеком рука об руку все положенные испытания, вы можете сказать, что у вас серьезные отношения.
А все остальное - полная ХЕРНЯ.
И называть примитивное удовлетворение физического желания, щедро присыпанное (в лучшем случае) положенными в этом случае нежными словами, брошенными невзначай многозначительными взглядами, серьезными отношениями, по меньшей мере, глупо.
«Ну мы переспали, но я не знаю, получится из этого что-нибудь или нет…. Хотя он мне песню на стену в контакте повесил! И сообщение два дня спустя написал, спросил, как дела!» и начинается высасывание из пальца некоего подобия этих самых пресловутых «серьезных отношений». Противно слышать это от других, противно понимать, что у самой голова занята подобными мыслями.
И вот я сижу напротив тебя, пересыпаю наши общие воспоминая из своей ладошки в твою и обратно, и начинаю сомневаться в подлинности этих жемчужинок. Безусловно, на момент рождения каждого перламутрового шарика все переживаемое казалось и, что самое интересное, было подлинным и самым натуральным. Вот только по прошествии некоторого времени оказалось, что это все-таки подделка.
Ну а с другой стороны, Коко Шанель носила исключительно бижутерию! Поддельный жемчуг иногда ничуть не хуже природного, а подчас любимые бусы из искусственных бывают дороже и ценнее, чем колье из натуральных жемчужин.
Поэтому не надо преувеличивать количество сущностей и пытаться обмануть самое себя.
Я счастлива, что это было.
Сумерки спускались на город как грязь на стекло: медленно, неравномерно, оставляя подтеки и разводы.. Город, лишаясь солнечного света, озарялся бесконечными и непредсказуемыми всполохами мириадов разноцветных огней. Где-то высоко неистовствовал горячий ветер, покрывая тяжелыми темными тучами бездонное ультрафиолетовое небо, еще хранившее персиковые следы ушедшего солнца.
Он вез меня домой, времени у обоих уже совершенно не было, как вдруг, внезапно остановившись на Кадашевской набережной, он заглушил мотор, открыл мою дверь со словами: «Пойдем пройдемся!»…
Фонтаны, что-то нашептывая друг другу и меняя цвет в зависимости от темы беседы, невольно заставляли забыть о насущных вопросах и погрузиться в немое созерцание. «Деревья любви», сплошь увешанные замками, беззвучно пели гимн самому прекрасному и непостижимому чувству на земле. Где-то вдали извивались огненные ленты-змеи пойстеров, звуки там-тама, смешиваясь с песнями, смехом и голосом флейты, текли вдоль набережной словно еще один рукав Москвы-реки, погружая в свои воды всех встречавшихся на пути, а саксофон, белым парусом разрезавший волны этой бесплотной реки, решительно рвал оставшиеся с понедельничным вечером связи, унося твое сознание почти что на Фиджи. Белые ягоды фонарей, дарившие скорее настроение, чем свет, ветер, трепавший подол моего платья, и Он, возвышавшийся над толпой как Эверест, закрывал собою меня от ветра и половину неба от меня...
Однажды я прожила 2 самых волшебных предутренних часа в жизни.
...есть, и оно совсем рядом! Протяни руку, и на ладошке лежат 2 кругленьких его проявления, которые гарантированно вернут тебе удовлетворительное настроение и добродушную улыбку)
Со всем справимся с Божьей помощью и успокоительным!
«Лучше 20 раз ошибиться в одном человеке, чем сомневаться в каждом»
А. Б. Стругацкие
Что ж, вот я и ошибаюсь. Болезненно, тяжело.
Вновь и вновь.
Ну и пусть. Я все равно не буду сомневаться в каждом.
Только теперь предусмотрительно не стану раздвигать ноги на ширину души, когда от меня хотят всего лишь секса.
Ты теряешь дар речи от осознания того, что мы вот так сидим и разговариваем, как будто между нами не лежит прорва событий и никогда не вешался железный занавес. Ты смотришь на меня и молчишь, не в силах вымолвить ни слова. Я тоже молчу, потому что мне неловко, что ты не отрываешь от меня глаз, мне нечего спросить, я в курсе того, что происходит в твоей жизни ровно настолько, насколько это необходимо. Между нами лишь столик с моим обжигающим латте и твоим спрайтом. Проскальзывают какие-то ничего не значащие фразы, общие, не несущие в себе ничего, кроме звуковых волн. Ты просишь пододвинуться поближе и, не дожидаясь разрешения, передвигаешь свой стул на мою сторону. Дрожащей рукой держишь кончики моих холодных пальцев и вспоминаешь, что они у меня почти всегда холодные.
Дышишь на них, стараясь согреть.
Крепче сжимаешь мои руки, целиком помещая мои ладони в своих.
Я здесь, я рядом. Такая родная и такая незнакомая.
Не справившись, как всегда, с собой, сгребаешь меня в охапку, и дальше у меня перед глазами мелькают лишь фрагменты знакомой улицы, подъезда, этаж, ах да, 9ый, а я и забыла, дальше налево, след на стене от пены для бритья, «…мы тогда войну с братом устроили, помнишь?», еще налево, дверь, тяжелая и приятно чавкающая, когда закрывается, арка, налево, в большую комнату…
…ты жадно впиваешься губами, руками, всем телом в меня, вспоминая и узнавая заново родинки, ямочки, изгибы, округлости, из наивно-девчачьих превратившиеся в соблазнительно-женские…
«Ты совсем другая…»
«Еще бы, ведь почти 4 года прошло…»
Взгляд, вздох, стон, рык от нетерпения и нечеловеческого желания, наконец-то спустя издевательски долгих 4 года я близко, я почти твоя, еще немного, и буду целиком принадлежать тебе, только тебе, на всю оставшуюся жизнь, и больше никого в моей жизни не будет, только ты, ты один, теперь-то ты своего шанса не упустишь, еще чуть-чуть, еще сотая доля мгновения, и…
…ты просыпаешься. И обреченно вздыхаешь, потому что это всего лишь сон.
…я просыпаюсь. И облегченно вздыхаю, потому что это всего лишь сон.
ГОСПОДА, Я ВАС УМОЛЯЮ.
вы потратите минуту своего времени, а мне сильно поможете.
проголосуйте за меня, пожалуйста. там регистрации не нужно, в поле, где написано "Что ищем?" вводите мою фамилию (Гуляева), и вас выбрасывает на мою страничку с 5ю фотками. проголосуйте за каждую, слева от фотки есть шкала с цифрами, поставьте мне оценку, желательно, 5))) это недолго, совсем быстро, а мне поможете....
заранее спасибо, администрация)
Век живи – век учись.
Жизнь постоянно преподает нам уроки, другой вопрос, можем ли мы их распознать и усвоить преподаваемый материал.
…он все делал не как все, стараясь отличиться во всем без исключения. По-другому он просто не умел. Вот и сейчас так: он ушел, а все остались. Только он перегнул палку. Он оказался не прав в своем последнем стремлении к исключительности. Надо было, как все, остаться. А он ушел. Ушел, оставив нас всех в недоумении, полной растерянности и горе. Нелепо, глупо, бессмысленно, незакономерно, н.е.п.р.а.в.и.л.ь.н.о.
Скорбь была почти овеществлена. Количество вот-вот перешло бы в качество, и горесть, отчаяние, безысходность, боль, боль особая, рвущая души в клочья, выворачивающая сознание наизнанку от невозможности от нее избавиться, валунами, глыбами, пластами, потоками завалили и скрыли бы под собой всех присутствовавших наподобие земли, которая скрыла его.
Физически трудно было быть там. А не быть – невозможно. Театр абсурда. Только вместо подмостков сцены – холмы погоста. Ощущение ошибки не покидало никого ни на мгновение. Как будто бумагу неправильно заправили в принтер, а печать уже началась, и уже поздно ее отменить, поправить лист никак не удается, и, махнув рукой, ждут, когда принтер выдаст этот брак, чтобы заправить новый лист как надо, и все пойдет как прежде, правильно и гладко. Вот и тут, отказываясь верить в реальность происходящего, стоишь и ждешь, когда все закончится, чтобы исправить допущенные ошибки, и тогда все пойдет как надо, без брака. Только ожидание это тщетное.
Равнодушное солнце усугубляет и без того тягуче-вязкое состояние, двигаюсь как будто сквозь кисель. Голова больше похожа на октаэдр в четырехмерной системе координат, чем на часть тела.
Как же это нелепо! Сам, своими руками оборвал ниточку своей жизни и обесцветил нити жизней своих родителей. И коренным образом изменил мою и, скорее всего, не только мою, жизнь.
Смысл избитой фразы про хрупкость жизни стал до конца понятен лишь на кладбище, когда перед глазами помешавшаяся от горя мать, отрешенный отец и потерянные, беспомощные, заплаканные лица друзей. «Берегите родителей», - сказала мама, гладя его по волосам и поправляя венчик на лбу. Чаще всего мы не думаем о том, как наши поступки отразятся на других людях. Он хотел скорости, хотел экстрима. А получил билет в Царствие Небесное.
Он ушел и, сам того не зная, преподал тем, кто остался, очень насыщенный урок. Близких он заставил учиться жить без него. Друзей – задуматься о жизни. О том, что никто ни от чего не застрахован. О том, что ты обязан взвесить пользу и возможные последствия действия, которое собираешься предпринять.
Ты мне показал, что я люблю жизнь. Я люблю жить, и я хочу жить. Вкусно есть, сладко спать, маяться дурью от безделья, сходить с ума от горя, отдыхать с оттягом, плакать навзрыд, заразительно смеяться, я хочу и буду жить. Нет неразрешимых проблем, все как-нибудь, но обязательно образуется. Неважно, сколько у меня проблем, важно, что они у меня есть, и значит, я живу, и мне надо находить силы и способы с ними справляться.
Презираю тех безвольных, бесформенных, разлагающихся существ, которые всерьез полагают, что жизнь дерьмо, что единственное верное решение – свести с ней счеты, не дожидаясь окончания отмеренного срока. Это не люди. Это грязь. Это бактерии, способные заражать подобными еретичными мыслями других. Ненавижу.
Люблю, люблю жизнь, люблю тех, кто делает мою жизнь такой, какая она есть.
Благодарна за все, что уже пережила, и за то, что придется пережить. Ни звука ропота от меня не будет слышно, никогда, что бы ни случилось, что бы ни произошло, ведь нам не дается больше того, что мы можем пережить. Значит, переживу и
Мне приснилось, что мы с тобой поженились. Как-то сумбурно, сбивчиво, как у нас с тобой все всегда происходит) позвали гостей, родителей, собралось человек 10, не больше, одевались кое-как, фактически, что нашли, то и одели, только у меня платье очень красивое было) на церемонию мы опоздали и кольцами обменяться забыли))
Потом, когда за стол сели отмечать, мы долго не знали, как всех выпроводить, потому что устали от шума, от людей, от всего, и хотели побыть одни. Тебе очень нравилось, как я выгляжу, особенно мои ажурные чулки, в которых я играла в нашем последнем спектакле)
…и нам так хотелось оказаться наедине…
Сон продолжился тем, что я была беременна твоим ребенком, на ранних сроках, и мы ждали мальчика. Я поехала на вечеринку к своим одноклассникам, которые непривычно тепло меня встретили…
…и все казалось таким правильным, таким логичным… ни у кого не возникает никаких сомнений, что ты со мной, а я с тобой, что свадьба – это так, простая формальность, что мы уже очень давно не просто вместе, а мы это мы, неразделимый полноценный организм. И ребенок – не новость, не неожиданность, а логичное проявление развития этого организма. И все казалось, нет, не казалось, а было таким правильным, само собой разумеющимся, естественным, таким, каким должно быть…
Мне не нужно было ничего тебе говорить, ты уже знал, чего я хочу. Я делала то, о чем бы ты подумал спустя долю секунды. Для нас перестали существовать обиды, ссоры, недопонимания. Было только Я, состоящее из тебя и меня, и мир. И всё. Никаких мелочей.
…и я проснулась. В залитой мягким солнечным отсветом комнате на стенах лениво шевелились солнечные зайчики от диско-шара, смущенно ворчал на кухне холодильник (его обычно не слышно, но сейчас по-утреннему тихо, несмотря на половину первого по полудни, все уехали по делам, оставив меня, кота и деда млеть в сонном царстве. И мы послушно млеем), ласковое одеяльное тепло еще не превратилось в дневную духоту, и во мне все еще жило ощущение правильности, пришедшее из сна…
…но справа от меня только ноутбук, а не ты. Из головы не выходит конец четверга. и становится как-то… обидно. Как будто мне показали то, что могло и должно было бы быть, и было бы столь желанно, но уже никогда не будет. Как будто кто-то из нас свернул и пошел другим путем, оставив наше будущее, которое уже никогда не наступит, где-то в стороне. А может, у нас просто разные дороги.
Дым вальяжно, чуть сонно расползается по комнате, двигаясь в унисон с неясным объемом мыслей, поставленных на repeat. Тихо, уютно шепчут колонки родную, многократно переосмысленную и переобдуманную музыку. К половине четвертого реальная жизнь видит самые яркие и глубокие сны, и виртуальная все-таки сдалась и уснула, оставив меня в блаженном уединении с самой собой. Ненавязчиво восходящее солнце, ведя за собой застенчивое утро, ловит для меня волну нирваны, великодушно подставляя восходящий ветер спокойствия и умиротворения, позволяющий свободно парить на распростертых размышлениях чуть-чуть о насущном и, конечно же, о бренности бытия. Треки корректируют мой полет, то поднимая меня чуть выше, то спуская почти к самой (но условной) земле, придавая разные оттенки едва заметной улыбке, поселившейся на моем лице в это очередное тихое, мое утро.
Моменты этого блаженства коротки, еще буквально час-полтора, и привычный ритм возьмет свое, вступит в свои законные права на мое время, действия, дела, постепенно прибавляя скорости, яркости, увеличивая амплитуду эмоций и переживаний.
А пока ночь отогнала от меня все опасное, способное заставить глотать успокоительное пачками, судорожно дозваниваться до нужного человека, тщиться удержать в памяти все то, что непременно, вот в эту самую секунду должно оказаться сделанным, смог, гомон, разговоры по делу ни о чем и ни о чем, но по делу, все это еще не наступило, оно еще по ту сторону горизонта, вместе с сонным солнцем, которое, как я с утра, почти встало, ну еще 3, нет, 5 минут, и всё, точно встаю, сейчас, еще чуть-чуть…
Уже проснулись птицы, со сна прочищают горло чуть фальшивыми пока нотами, первые настырные машины уже куда-то опаздывают, они не с ночи ездят, они утренние, они звучат по-другому, первые движения на улице. В асе появляются люди, за окном «жаворонки» снимают свои машины с сигнализации. День непреклонен, он медленно, но уверенно берет бразды жизни в свои руки, ночь послушно отступает, забирая с собой нежно-розовые облака, робкий прохладный ветер, застенчивость неба и нахальную луну.
Но смена небесного караула еще не произошла, и пока цвета - пастельные, звуки – приглушенные, мысли – ленивые и мягкие, чувства – сонные и спокойные, день пока еще не начался, все пока что спят… А я не сплю…
Хорошо…)
…Никогда не знаешь, сколько раз еще наступишь на одни и те же грабли. И даже зная о том, что грабли лежат на твоем маршруте следования, вот же они, ты их отчетливо видишь, вон гладкий деревянный черенок, отполированный бесчисленными прикосновениями, заостренные подкрученные зубья без краски на кончиках, которые из-за этого посверкивают опасным, внушающим легкий трепет блеском, ну вот же они, ну сверни чуть-чуть в сторону, обойди, не надо проверять давно доказанные законы физики, все просто, проще некуда, есть рычаги, есть точка опоры. Куда придется удар, зависит уже от длины рычага. Всё. Больше никаких дополнительных условий не требуется.
Вопрос: зачем искать решение опытным путем?
Ответ: …а вдруг в этот раз по-другому получится? Вдруг это все-таки не грабли? Вдруг все окажется в результате хорошо?...
И снова убеждаешься, что нет, исключения в этой предельно простой задаче крайне редки, и очередная твоя попытка опровержения провалилась…
* * *
…Людям свойственно бояться. Кому-то нужно больше адреналина, и тот слывет в обществе смельчаком и сорвиголовой, а кому-то вполне достаточно минимальной дозы, и он осторожничает вдохнуть поглубже. Но не всегда мы понимаем, что наш страх причиняет боль другим, тем, кто не боится. Нам страшно сделать один решительный шаг, замахнуться и разрубить гордиев узел, посмотреть в глаза реальности, со всеми ее проблемами, сложностями, тупиками и магистралями возможностей, бросить ей, хамской, продажной шлюхе, вызов, плюнуть ей в лицо кровью после очередного ее точного удара, разозлиться, озвереть от ее выходок и шуток, и шагнуть вперед, игнорируя упирающийся в грудь ствол, идти, идти, идти, шаг за шагом, подняв голову и наклонившись вперед, как при сильном ветре, продираясь сквозь собственные сомнения, страхи, боль, ужас, неуверенность, робость, трусость, нерешительность…
…И увидеть, что она, эта трусливая мразь, отступает под напором твоей ярости, решительности, силы воли, силы духа, сдается, убирая пистолет, очищая дорогу от фугасов и мин, и ты видишь ясное и чистое небо вместо грязной простыни туч, ослепительное и нежное солнце вместо линялой луны, сочную, пахнущую счастьем траву вместо пыльного тяжелого снега, вдыхаешь прозрачный, пряный воздух вместо раздирающего легкие жирного смога, и понимаешь, что все хорошо, что есть, за что бороться, не забывая при этом, что дальше, возможно, будет еще тяжелее, что это временная передышка, но уже осознаешь, что нельзя, ни в коем случае нельзя отступать, нельзя давать волю сомнениям, малейшая слабость – и все, ты пропал…
Но надо решиться сделать этот первый шаг, найти, собрать последние уже даже не остатки сил, а тени от остатков, надо!
Решиться и принять на себя последующие за принятым решением проблемы, найти вместе выход из них и оказаться победителем.
Взять на себя не эфемерную, а реальную ответственность.
Принять вероятность тягот и боли.
И не испугаться.
И верить, слепо, сильно, отчаянно верить, что все будет хорошо.
А ты боишься. Ты трусишь.
Неужели ты думаешь, мне самой не страшно?...
* * *
Сидя на автобусной остановке в ожидании окончания встречи, стоя на платформе и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу – времени уже совсем нет, ну неужели так сложно было выйти на 5 минут пораньше? – в ожидании поезда, обновляя страничку контакта в ожидании нового сообщения…
В ожидании звонка.
В ожидании новостей.
В ожидании изменений.
В ожидании…
Недавно поймав себя на слишком частом употреблении этого слова, задумалась и пришла к противоречивым, но не лишенным смысла выводам.
Мы всю жизнь чего-то ожидаем. Ждем.
Иногда в прямом смысле, когда нужный человек задерживается, иногда в
Как здорово послушать тишину,
Особенно когда нет сил подняться,
Оставив куртку на полу валяться,
Ты забываешься в горячечном бреду.
Но сон не сон, и явь другая,
И тело кажется как будто не твоим,
И мысли прочь, сознанье предавая,
И воздух, как в пустыне, недвижим.
Таблетки, капсулы, микстуры
Собьют на время сильный жар
Но, знаешь, полегчает ненадолго.
Не органы горят. в душе пожар.
Истерзанная болезнью, слабеет сила воли. Живешь конечными пунктами, разбивая простейшие процессы на микрозадачи: дойти до шкафа, одеть сапоги, сесть в машину, дождаться, когда довезут до пункта назначения...
Усталость превысила все человеческие границы, но не от необъятного количества дел, а от постоянного ощущения слабости.
Зато учишься экономить силы на такой, казалось бы, ерунде как ожидание. Ты уже не ходишь взад-вперед, переминаясь на коротеньких остановках с ноги на ногу, а стараешься сесть или по возможности лечь и как можно дольше оставаться в состоянии легкого оцепенения.
В голове только мысли о несметном количестве лекарств, которые необходимо принимать, чтобы исправить существующее положение. В результате начинаешь пить таблетки для ликвидации побочных эффектов от предыдущих препаратов. А потом таблетки от проблем, вызванных предыдущими таблетками. Замкнутый круг.
Понимаешь, что сходство с жигулями 20летней давности поразительное: захлопнешь дверь - багажник откроется, закроешь багажник - дворники заработают, дворники заработали - все, приехали. Тормоза отказали.
И так не вовремя звонок, который взрывает остатки рассудка, рвет в клочья картонную стеночку привыкания к отсутствию.
И снова вода в озере слез мутная...
...вот сразу же перезвонить, наорать, как же ты можешь даже не спокойно, а просто жить, когда я корчусь, бьюсь в конвульсиях, захлебываюсь собственными слезами и не могу понять, что нужно сделать, чтобы снова дышать как раньше, размеренно, равномерно, поставляя мозгу необходимое количество кислорода, как заставить себя перестать оглядываться назад, искать толпе твое лицо, высматривать в новых знакомых твои черты и думать про себя "а, куда ж ему до тебя..."
Выреветь, выстонать и вытащить из своих недр профессионально замаскированные боль, страх, обиду, непонимание, ожидание, тоску, тоску по тебе! Слишком уж много пришлось прятать...
Вскрыть этот огромный нарыв, выплеснуть все содержимое на тебя, ведь это ты сильный, и ты ушел, а я слабая, и я осталась ждать!
Кричать что есть мочи, во все горло, раздирая и выплевывая лохмотья голосовых связок, кричать на весь Ленинский проспект, на всю Вселенную, что я ненавижу тебя, презираю за твое хладнокровие, за твое равнодушие, за твое вранье, ведь если бы ты любил, ты бы не смог вот так уйти, ни разу не обернувшись, презираю за твою трусость, за то, что свел к минимуму нашу крошечную возможность пересечься, в Сети ли, в жизни ли, да везде! Ненавижу лютой, страшной ненавистью, что тебя нет рядом, когда это нужно, как ни разу не было нужно за все НАШЕ время, когда я нуждаюсь в тебе, в твоем присутствии в моей жизни, за мои слезы, за мои воспоминания, за время, которое теперь превратилось в ожидание облегчения, точнее, ожидание, когда затянутся кровоточащие гноящиеся раны на всем живом, от которого оторвали половину. Выдрали. Без анестезии, даже местной.
Спросить наконец, как ты можешь жить, потребовать