То была красивая история без лишних слов, без пошлых мыслей. Лишь только двое, кого свела сама судьба.
Пересеклись мечты, пересеклись желания, пересеклись пути, сердца нашли друг друга сами.
Многим из тех, кто к ней подходил, она улыбалась и отвечала, но ни одному из них не улыбались её душа и сердце.
Моя подруга однажды сказала мне простую, как и всё замечательное, вещь: представь, что твоя душа – цветок, и если ты чувствуешь, что он распускается, значит это тот человек; или наоборот, но смысл в общем один.
Так вот, рядом с Монсифом моя душа отдыхала и цвела. Здесь, на берегу Атлантического океана, на пляже в 12 км, где вовсю кипела жизнь, для меня существовали только небо, океан, песок и мы.
Три дня. Три ничтожных дня и одновременно это столь много, потому что ещё ни с кем за границей из тех, кто со мной знакомился, я не проводила столько времени. Но я и не встречала такого замечательного человека среди арабов.
26 лет. А мне 17. Он настоящий красавец, а за мной ходит вся мужская (и бОльшая) часть пляжа, а мне не нужны они, потому что рядом потрясающий человек, а в голове воспоминания о том, как не хотела ехать в Марокко, как мечтала об Англии, где сейчас предотвратили теракты.
Марокко, 2 года назад я была на этом пляже и не думала, что вообще вернусь, тем более встречу Его.
Агадир, курортный городишко, куда я приехала за 4 дня до возвращения в Москву, исколесив всю страну на джипе с родителями. Городок, куда приехал он с друзьями из Касабланки, где я была 3-его августа, когда и он ещё не покинул её.
Я просто гуляла по пляжу, примерно в половине четвёртого, когда со мной снова начали знакомиться, только я подняла глаза, моя душа, кажется, влюбилась.
Монсэф. Впервые я услышала это красивое имя, ласкающее слух. Он и его младший брат Юнэс 21ого года пытались объясняться со мной. Монсэф смеялся, стеснялся порой. Подарил мне плетёный кожаный шнурок со своей шеи, который его брат трижды обмотал вокруг моей руки.
Мы провели втроём почти 4 часа. Мой отец был очень зол, потому что несовершеннолетняя светленькая иностранка веселилась с арабами на пляже в мусульманской стране.
Мы играли с ракетками и мячиком, точнее меня учили играть, учили арабскому, который я как раз выбрала в университете, я учила их русскому, они читали мою книгу Коэльо и спрашивали, что такое по-русски Заир, а я сама толком не знала, как объяснить, отвечая, что это и не по-русски.
Почему-то мне казалось, что я больше нравлюсь его брату, хотя это так глупо, ведь смущался и заглядывался он.
На следующий день, не выдержав, я написала, что хотела бы увидеться.
Боялась, что придёт его брат, а не он, потому что думала, что мобильный его брата, но, выйдя на пляж из отеля, увидела, как мне навстречу идёт Монсэф.
Целый день мы провели вместе с ним, а вечер и с его друзьями. Я была счастлива.
Я понимала, что многие меня осудили бы за то, что я с какими-то незнакомыми арабами вот так провожу время, хотя в Москве у меня есть любящий человек, есть парень, с которым, правда, проблемы, и есть 3й, желающий стать таковым.
Мы болтали обо всём на свете.
Это было так легко. Хотя он постоянно говорил, что будет учить английский, потому что ему ещё столько хочется мне сказать
- Сафи, - говорила я, и мы вместе смеялись.
- Сафи? переспрашивал он.
- Сафи! Уаха, - отвечала я.
И то, и другое означает ок .
Мне так нравилось, как он говорил это и Л’а ( нет ) друзьям. А ему, казалось, нравилось слышать моё Сафи .
Только вечер, пустеющий пляж, отдаляющийся океан и мы, сидящие рядом. Нет, не в обнимку и даже не за руку, а просто рядом.
Нет, без всяких мыслей дурных, а лишь с открытым сердцем, душой и чистыми словами.
Он вылепливал моё лицо из песка, а я сидела рядом, любуясь океаном, слушая ветер, отвечая иногда улыбкой на его улыбку. Он восхищался моими глазами, их цветом, светлым цветом моих волос и кожи, а я любовалась им, смуглым, кареглазым, красивым.
Мы рисовали на песке то, что не могли объяснить и вспомнить по-английски, мы изображали это, устраивая целый спектакль театра одного актёра. Он не мог понять, как за меня в Египте предлагали 350 000 $, а в его стране тысячи верблюдов. Он говорил, что я ведь не товар, не мебель, не стол, как можно так говорить обо мне. Он поразился столь огромной для него сумме, но ещё больше поражался отношению ко мне. Это недоумение на его лице, искреннее непонимание, молчание и его слова о том, что у него нет столько денег, но есть любовь, которую он готов подарить мне.
Вечер второго дня. Опустевший пляж и 1 слово, которому я научила его: Закат. Его друзья, которых полюбила я и которые, вроде, отвечали взаимностью, пара фотографий на прощание всех вместе, пара видео в телефоне и желание разорвать жёлтенькую бумажку – билет на автобус до Касабланки. Но я отдала билет его другу, чтобы Монсиф не совершил глупость.
Его друзья скандируют Casa! Casa! Casa! .... , а он обнимает меня, и слёзы рвутся на волю. Они прощаются со мной, желают мне всего наилучшего и оставляют
Читать далее...