Рисуешь белый стол на фоне белых обоев и себя в разрезе.
В трёх проекциях.

Рядиться в сочно-красное.
Бить за проступки.

Она красивая. Некрасивая и предсказуемая. Она падает на колени, разбивая их в кровь, и рыдает. Ее слезы скатываются с небес на мои ладони. Они соленые и все еще тепло ее хранят. Я слизываю эти противные капли и смеюсь. Мне смешно и как всегда совсем не стыдно. Я ненавижу ее. Я не смогу жить без ее истерик. Без ее любви ко мне. Без её любви к нему. Она – горькая капля в моем счастье. Она не похожа на тебя. На тебя, такого несовершенного и нежно-эгоистичного. Она строит за моей спиной планы на моих дорогих и любимых. А потом рассказывает мне кого и сколько и когда. Ее лицо жжет мне глаза и опаляет ресницы.
Она – открытый колодец, без дна и намека на лестницу, на моей дороге. Она зло. Это они мне сказали. Она плохо влияет на систему запутанных и испорченных нервов внутри меня. Тоже они. Ромашки в моих руках осыпались и отвернулись от ее дыхания. От ее звонков часто и не вовремя я совсем перестала спать. Перестала завтракать и выходить на улицу. Она отбирает у меня его, потом бросает. А он режет себе вены, взяв в зубы ее фотографию. Обняв меня одной рукой. Моя кровь свернулась, и понятия не имеет, как отобрать у нее весь комплект моих сердец. Я не представляю, зачем пару сотен лет назад я вернула ее.
Я попросила ее остаться. Родная, я не смогу без тебя. Это я так сказала. Умру, если не скажешь, что любишь меня. И это я. Я давно перестала верить в существование во мне здравого смысла. Я никогда еще не бывала так часто дома. Никогда еще не видела столько ее фотографий на стенах моей комнаты. Я не могу смотреть на нее по утрам. И по ночам. Она исчадие меня. Мое тридцать первое я. Она никогда не знала меня. Мы не знакомы. И я бы хотела не знать ее. Хотела бы проходить мимо и не здороваться мысленным поцелуем.
Я не приду на ее похороны. Приду. И принесу зеленые розы. Она улыбнется. А…, все та же ты? Это она так скажет. Ее мать поправит ей челку, закрыв пулевое ранение. Ее мать обязательно упадет в обморок, а потом попросит рассказать, как все прошло. А никак. Закопали и все. Никто не рыдал и не бился в истерике. Только высокий молодой человек с длинными светлыми волосами стоял около резной ограды и неожиданно обмяк, когда заколачивали гроб. Потом, говорят, его никто не видел. Потом, говорят, он кидался на землю и говорил, что всегда любил ее. Ее одну. Я расскажу это все ее матери и ударю по лицу наотмашь.
Потом меня увезут куда-то, и будут долго внушать, что она мне приснилась, и что я жила только тобой. Ты заберешь меня и вернешь в наш дом. Там не будет уже ее фотографий и мыслей, расписанных на моей пятой стене. Мы только слезы наши будем считать на клавишах рояля. Мы только не о ней будем говорить за ужином. Мы будем целоваться не так, как она нас этому учила. Она ушла. Канула в лету. А ты остался в моей постели. Ты не забыл ее, но все еще помнишь меня. Выпьем ее навсегда. Выбьем из наших пустых сердец.

наверное только когда мои слова разберут без остатка, все мысли рассуют по большим и маленьким коробочкам, засветят пленки и перемотают кассету, когда их будут пересказывать на ночь шепотом десятки людей, а самые оригинальные даже заменят собою меня, мною себя, и перепишут меня заново моими же - наверное только тогда я пойму, что уже закончилась. иссякла, все, без остатка высохла уже. и мне не останется ничего, кроме задохнуться в пустой комнате от невозможности разрушить эту свою грёбаную пятую стену, распилить её на кусочки просто потому, что дышать хочу, говорить хочу, а рот липкой лентой заклеен, бантами узлы на глазах моих и руки в крови, в чьей-то крови вены, в землю втоптаны листья все, по асфальту разбросаны все спички, мне тесно и страшно, и холодно мне
без тебя наверное только тогда я пойму, что на самом то деле ничего и не было, были только дыхания мои и истерики, и то, как я просыпалась ночами, да, серыми, такими снежно-зимними ночами и думала, думала, думала о тебе, о твоих руках, о волосах – лучах золотых на моих запястьях, о твоих губах, плечах, на которых кожа наверное истерлась в кровь от моих мыслей, я все думала, что, может быть, ничего и не было, я думала, что ,может быть, ты подаришь мне кусочек себя, совсем маленький кусочек, чтобы только закрыть дыру на сердце, залатать, залепить её пластырем и твоими мне обещаниями, твоими бесконечными, как наши ночи, словами о том, что любовь – не любовь, а весна слишком странная. и я все думаю, что, может, это ты мои слова украла – тогда, когда нашей первой, белой, мы договорились, что я абсолютно против, что совсем не к тебе и не отсюда, и вообще не имею никакого отношения, и ты сказала, да, да, дорогая, ты можешь идти, да, я не отпущу тебя никогда, ты сказала, о, боже, ты так предсказуема, ты сказала, ты что, действительно меня все это время любишь? ты бежала, бежала во сне, до сих пор бежишь, а я, сидя на краю кровати смотрю, как подрагивают твои ресницы
отбрасывая тени на деревья я отчетливо вижу, как далеко ты, как ты по мне скучаешь, как в тот дождь, помнишь, в один из последних дней я стояла, закрыв глаза, закрывшись, через красные прожилки век видя тебя, а ты не знала, и прижималась ко мне лбом, и смотрела, смотрела, и с волос твоих стекали ручейки неба, и серость вся, что вокруг, превращала все в кино, да, в дурацкий черно-белый фильм в котором я – то ли массовка, то ли главный герой
а они в конце умирают, голова в духовке или нож в сердце – не все ли равно, если итог один. одна из миллиона ты, а ведь даже почти не видишь, не дышишь даже, что я хотела бы умереть в твоем сне, чтобы не вернуться больше, не стучать в твое окно по ночам – ты крепко спишь десятки лет, ты ничего не слышишь. ты не чувствуешь сейчас, как бьется мое сердце, давай, давай же, считай вдохи. пока я шлепаю босыми ногами по комнате, оставляя цепи мокрых следов, перепиши заново мои письма – они тлеют и дымятся в нижнем ящике, а какие то под матрасом и половицами, а на стене висит ружье, висит которые годы, я все время боюсь, что оно выстрелит, ведь любое, абсолютно любое, да и чувствую я, как отдает привкус металла, как перекатывается в кармане штанов дробь, как дрожат на стенах тени, висит деревянное ружье и знаешь, ты ведь тоже боишься.

Это цитата сообщения Sem-sama Оригинальное сообщение

Навеянный весной разговор..

:-DбЭлочка-дЭвочка, трется в гайморит
а на елки суслЕг бЭлке говорит;
"Ты мая любимая бэлочка зимой!
я возьму мушкет мой и пайдем домой!"
А бЭлог на это, сусле говорит:
"Да пошел ты,пидр!"
и Дальше трется в гайморит.
.

Сёмик (18:28:16 11/03/2007)
:-Dопята-дружные ребята.танцуют под луной.
семен арет паткреслом,а лана под диваном.
они арут как тесто...и летом и...ПОГАНКА.

Лана (18:29:02 11/03/2007)
и поганно!! под деваном..:-D

Сёмик (18:31:58 11/03/2007)
порошок,уходи!
Лана (18:33:06 11/03/2007)
схоронили бЭлок мы... порошок не уходи
Сёмик (18:34:12 11/03/2007)
порошок,уходи

Сёмик (18:34:21 11/03/2007)
АРУУУУУУУУУУУНИМАГУУУУУУ

Лана (18:34:33 11/03/2007)
он уже не уйдет

Сёмик (18:34:54 11/03/2007)
все. я готофЪ
НОУ КОММЕНТЗ.

Да, малыш. да.
на самом деле, я печальный задрот, который целыми днями сидит дома.
У меня нет личной жизни, кроме той, которую я себе придумал, чтобы казаться крутым.
У меня нет друзей. кроме тех, что никогда не видели меня в реале.

Я буду просто счастлив заполнить твой sanny.net в перерывах между походами в сортир и возможностью сделать пару раз ручкой на "My Chemical Romance"
или подобную поебень.

Моё хобби - это заполнение анкет в 4 часа утра и придумывание новых альтер-эго.

Я знаю наизусть TV-программу.


Занавес.

иду, иду, перехожу перекрестки, по диагонали, по прямой, по крыше, не успеваю смотреть, не успеваю замечать, не оглядываюсь, не слышу, думаю, думаю, дышу, ещё дышу, слишком часто дышу, слишком не хватает слов сказать, что же я делаю, что-же-я-делаю?, почему я снова меняю тебя, как же я так живу, почему меня все это устраивает.
а у нас тоже дождь. и ты это видишь.
ты это слышишь, когда шумными мартовскими ночами просыпаешься, и, шлепая босыми ногами по полу, идешь на кухню. ты хочешь пить. ты хочешь ощущать прохладу, а не духоту непроветриваемых комнат. ты стоишь у окна и наблюдаешь за каплями, проносящимися по ту сторону мимо. ты помнишь, как загадывала желание и смотрела, какая из них, из тысяч долетит первой, ты помнишь, как у тебя болела голова.
нужно подумать, что это не твое, и все пройдет. нужно представить, что она - не часть твоего измученного тела, и время перестанет вбивать гвозди тебе в виски.
дело даже не в этом. дело даже не в тебе. просто я снова выбрала себе объект для наблюдений с потолка.
мне страшно хочется дотянуться до.

Увы и ах.
Даже желание сжечь на костре поголовье тимати и алекс
не делает меня уникальной

У этих девочек на губах блестки и сахарная пудра, а в волосы вплетена фольга. У них ярко-алые щеки, безупречные по своей выразительности, уже ставшие профессиональными улыбки и ресницы до бровей. Они снимают их на ночь, чтобы те не рассыпались. У них талии толщиной с мою руку и длинные-длинные ноги, у них богатые "папочки", с которыми они спят, и они носят с собой пудру. Они не плачут на улицах и тщательно пилят ногти с интервалом каждые пять минут. Смеются только на публике и демонстративно смотрят в витрины магазинов. Они не курят, не ругаются матом, не болеют и каждый месяц ходят к парикмахеру. Это становится работой.
А мне работать и общаться с ними за руку.
О, боже, пусть никто из меня окружающих даже не пытается предположить, что я завидую. Я с детства боялась стать такой же, как они. Я боялась стать такой же, как эти куклы, у которых настоящие волосы, нежные руки, дорогие духи и одежда с лейблами на груди. Кстати, даже если данный опознавательный знак у них можно только мазать зеленкой по вечерам, они гордо его выпячивают в лицо прохожим. боже, нет. Мне могло только в кошмарах сниться, что я бегу на открытие нового магазина\клуба, марки\канализационного люка. Мне совершенно все равно, сколько у кого чего, сколько кто куда кому и почему она встала так, а не иначе. От меня тоже вкусно пахнет. У меня пушистые волосы, трезвый по утрам взгляд и бело-нежные, все в порезах, руки. Но крашусь я в транспорте по дороге куда-то, и на сборы утром трачу полчаса и ногти крашу черным лаком, просто потому, что не делаю из этого ритуал, просто потому, что не хочу быть. Как они, как миллиарды их заменяющих, как те, кому они нравятся и кто нравится им. Нетнетнет, они меня не раздражают. Не бесят, не выводят. И не срываюсь я на ***** и *****, на ***** только за то, что каждый день они перекрашивают ногти. Что каждое утро тратят на макияж ровно три часа. Что каждые полчаса смотрятся в зеркало. Что разбрасывают по всему дому лифчики и колготки. Не обращаю на это внимание, стараюсь не обращать, держусь. Не потому, что кого-то я да, а кого-то я нет. А потому, что за спиной у этих самых ***** и ***** нет ключиков, потому что они живые, живые и дышащие, с их щек не сыпется побелка, и это не их работа. Они думают не одинаково и не ходят в туалет по пять-шесть человек.
Как пошло. А ведь написать-то я хотела как всегда о любви и наркотиках. Shit.

Знаешь, дорогая, я никогда не верила в вечность Слова. В его понятность и исключительность. Где оно - "то самое"? Уж не завалялось ли под кожей, под нервами - ты выскребаешь последнее и преподносишь на блюде - а кому это нужно? Знаешь, я все время завидовала тем, кто имеет дар отображать жизнь на листе красками, настоящими, а не примесью слез и собственной крови. Кто красит день в "солнечно-бежевый", а в вечера добавляет охру. Гораздо проще и быстрее посмотреть на те же самые мои строчки, только нарисованные умелой рукой - и сказать - да, я понимаю. Да, ты помогла мне. Да, эта история - полная чушь.
Знаешь, я от многих слышу, что читать - трудно. Читать - лень. Сидеть и разбирать буковки, иногда мне кажется даже, что все, кто вокруг меня, живут в каменном веке. Им сложно. Им некогда. Они не любят. Они не умеют. А может, я просто слишком категорична или не туда попала. Просто случайный взгляд, брошенный на картину, может привлечь к ней внимание, а читать... да, "трудно". А я хочу, чтобы читали. Я хочу, чтобы переживали вместе со мной. Я наверное слишком многого хочу. Или хочу слишком не того. Но дело не в том, вообще то, я слишком долго объясняю простые вещи.
Знаешь, дорогая, я боюсь. Потому что ни в чем этом нет смысла. Кому это нужно, кроме меня, да и у меня то в полном достатке в голове, мне хватает, пусть они поверят. Потому что все это превращается в битые стекла, со временем, а иногда и сразу же. А может, я просто не умею так - навылет, навсегда.
по_ка

я стою на пороге
Жду, когда кто-нибудь треснет мне дверью по
морде
Жду, когда кто-нибудь переломает мне руки
Или попросит войти, или выгонит

тихо. тихо и холодно. где-то за пятью стенами недовольно скрипят старые избитые часы. под стеклом, на карнизе, сидят тощие серые птицы - то ли белые вороны, то ли черные чайки, да по сути, какая разница - они спрячутся в небо, как только все закончится.
сломанный мир.
все вокруг ворчат, ноют, жалуются; ругают подруг, молодых и не очень людей, родителей, а всего больше и злее - друг друга. чем они живут, я не могу понять, но кажется, что они высасывают друг из друга остатки жизненных сил и - этим сыты. все - безразличны, и безразличие подчеркнуто тем, что они в своем гуле голосов перекрывают и себя, и рядом сидящего.
пчелиный улей.
муравейник.
я живу в муравейнике.
иногда мне кажется, что моя квартира, улица, весь наш город - это просто большой кукольный дом, за которым наблюдают откуда-то сбоку. или снизу. иногда мне кажется, что я делаю что-то для друзей ради выгоды, но никак не могу понять, для какой. значит, я делаю бескорыстно? если не можешь вспомнить, для чего тебе что-то - значит, это тебе не нужно. мозг обладает избирательной памятью - значит, ты помнишь только то, что тебе нужно.
ты - то, что ты помнишь.
а совсем не то, что помнят о тебе другие. ты живешь в огромном муравейнике.
ты, так же, как и я - часть него.

и это не изменится никогда.

и вот, спустя время я поняла, что на самом деле ничего о тебе не знаю.
я удивилась и подумала, что, верно, так и должно быть, что все эти чувства - они питались не тобой, но мечтой о тебе - в моих руках, в моих глазах, знаешь, дорогая, мне все это время отчаянно хотелось стать воздухом, которым ты дышишь, светом во всех твоих окнах, мне так до-безумия хотелось слышать твой голос, в плечах твоих прятаться, но ты все на шаг впереди, не впереди даже, а просто дальше, дальше и роднее, знаешь, мне так хотелось всю любовь свою отдать тебе разом, все слова свои высказать, рассказать только для тебя, а получилось только вот это "знаешь, знаешь...", ты ничего не знала на самом деле, хоть и думала, что вот она я - по-цельному, вышитому, вырезанному в дереве, шрамами засевшему на его израненном сердце, а мне кроме тебя - никого, ни звука, и я все шепчу, шепчу тебе севшим голосом свои ветхие сказки - они сыпятся в пыль, они сыпятся бисером перед твоими ногами, на глазах твоих рвутся тенями под веки мои лягут все минуты, что я отдала тебе - уставшие тени, звездная россыпь и веснушки на моих щеках - солнечные блики моих бессмертных улыбок - тебе, знаешь, когда ни тебя ни меня уже не станет, когда в мире останется только наука, и ученые признают материальность мысли - они будут по этим ярким, золотым следам искать настоящую мою любовь, но они не прочитают ни слова, не поймут, и не найдут ни капли, потому что её не измерить никакими приборами, и все понятия для нее - фотографии, превращающиеся со временем в серые листы бумаги, а бумага эта рассыпается пеплом, и пепел по ветру развеян давно над океаном, и никто этого не узнает, нет.

бес_сонными ночами.
ищу, ищу слова, ищу и не могу найти. и дело не в том, что их нет, они есть, для тебя у меня всегда есть слова. а в том, что они выцвели, мне бы найти новые, да ведь только мои слова - это мои чувства, а словами моими еще десятки людей говорят, и получается, что моими чувствами тоже, и все это так истирается, затаскивается, и не остается ничего, что можно было бы без стыда показать.
боже, дай мне еще один алфавит, дай. дай мне ноты. дай мне кисти и краски - и придумаю новые цвета, я сыграю новые аккорды. новыми словами выражу любовь к нему, по чистому, белому снегу к нему пройду. ведь тот, что есть, стоптан и песком засыпан.
просто позвольте мне любить. ловить крутящиеся в голове строчки и посылать их с воздушным поцелуем. а не копить в себе это приторно-сладкое. чтобы Всегда. чтобы Бесконечно. чтобы Тепло и солнечные зайчики на коже. чтобы знать, что ты замираешь где-то в эту самую секунду и слушаешь... да, это я звоню. чтобы видеть, как ты улыбаешься, глядя в экран. в мои электронные нервы. почти чувствовать, как ты жмуришься и переходишь на шепот. потому что это я звоню. потому что это я говорю тебе, открой глаза. открой глаза свои, ради меня. а я ради тебя буду щелкать клавишами, танцуя под ритмы электронного вальса.

когда я наконец допишу тебя до конца, я забуду. проснусь от звонка и не смогу узнать смутно-родной голос, трепещущий в трубке, он будет рваться на куски, замирая от моей наглости. я встану, потянусь, попутно думая, что надо бы поснимать со стен эти дурацкие фото, снять с полок, а мягкие игрушки выпотрошить и набить ими подушку, и ворохи исписанной бумаги давно пора уже сжечь. я буду чистить зубы, не глядя в зеркало, потому что не буду искать в отражении тебя, я помню до деталей, у меня сейчас усталые глаза и исколотые пальцы. мне страшно просыпаться ночью.
тени пляшут по стенам, хуже - теней нет больше. птицы замолкли в клетках. в клетках - вода и краска. все поры закрыты, дышать нечем.
ты не снишься больше.

Стоило бы, наверное, сегодня впасть в меланхолию и повспоминать весёленькие деньки, с тех пор, как меня жёстко отморозило год назад.
*grin

Но бля. Мне так охуенно, что ебись оно конём.
У меня есть Вино, шоколад и горячо любимые Самойловы. И вся ночь впереди.

Зажигаем.

Эти зимние ослепительные утра, когда белый солнечный свет проникает во все углы, выжигает сетчатку глаза, я их не переношу. Я в них камерно мучаюсь и жду, пока наступит вечер.
Можно лечь на диван, натянуть непроницаемо черную повязку для сна, повернуться спиной и притвориться, что сейчас лето, и детский смех, гулко летящий вверх и отражающийся от стен, признак того, что за окном тепло и желто-зелено.
Пытаешься уснуть, почти проваливаешься, но не получается спать днем, больше не получается спать днем, что-то внутри ворочается и мешает, мне больше негде прятаться, понимаете, от себя больше негде спрятаться, надо бежать, решать что-то, сворачивать горы и рушить города, мне здесь не нравится, и я хочу что-ибудь изменить уже наконец. Компьютер включается автоматически, выработанным движением, условным рефлексом, гудит пятнадцать минут, показывает мне россыпь окон и пригоршни чужих слов, в колонках бьется звук, отдается в голове, а потом выключается и идет к черту.
Пятнадцать минут тишины как понимание того, что больше то сейчас идти и некуда. пять часов, маршуртка, десять остановок и переулок, а за окном снежно, скользко и слишком, слишком бело, что бы куда-то уйти, и мама названивает через каждые пол часа, что бы долго и медленно, с большими паузами, повторять одно и то же по десять раз,пятнадцатиминутная проверка на то, точно ли я не наркоманка и вдруг у меня что-то случилось, а у меня ничего не случилось, ровным счетом ничего, кроме отвратительной зимы, и я сижу только на кофе и сигаретах. Я снова включаю эту адскую машину и прихожу сюда, где мне нечего, собственно, больше рассказать, печатаю что-то на скорую руку и продумываю план уничтожения мира.
Куда бы мне деться.

Запах лилий и афродезии. Нравится.
Спелый вкус граната на пальцах. Липкий.
Сладкий.
Мне хочется сказать тебе, что "да-да, иди на хуй из моей жизни, моей головы, моих желаний..
но, да, я намеренно ищу с тобой встречи."
Последнее время мне всё чаще и чаще приходится сдерживать порывы спонтанной агрессии.
Заискивать перед здравым смыслом.
Я прячу руки в карманах просто, чтобы не превратить случайно чьё-нибудь лицо в холст сумасшедшего абстракциониста.
Разбить в кровь костяшки пальцев.

Дай мне 7 причин, чтобы ослабить волю, дай мне 7 причин...
Дай мне 7 причин, чтобы ослабить волю, дай...
Дай...
Die in pain, motherfucker!
(с) I.F.K.

Забавное это чувство - обиды с примесью чего-то.
Вспоминаешь - и чувствуешь, как ком в горле пульсирует.
Жестко, с горечью и слезами.
Как оргазм - только наоборот.
Идеальное чувство.

пойду-ка я лучше в горячей ванне с морской солью полежу..
закинусь вином и "Сегодня Ночью",
и буду достигать нирвану.

Настроение сейчас - между роскошью и тоской