Есть такие люди, в которых влюбляешься с первого взгляда, с первого слова. Но боишься, что они полюбят тебя. Потому что они всё равно тебя оставят. Это странно, но они не могут иначе. Этакие адепты любви, дарящие её ненадолго.Это самые удивительные люди на свете, но очень трагичные личности.
Мы слишком их любим...мы с ними слишком счастливы (с)
Говори, Mr.freeman...и пусть тебя все услышат!!!
Очень не обычный десерт, на первый взгляд даже и не поймёшь, что это. Обычный горшок, настоящие цветы, но изюминка находится в середине. Секрет приготовления можно рассмотреть на фотографиях.
[650x431]
Автохромные снимки начала века — это редчайшие фотографические памятники. Способы их копирования, разработанные Люмьерами, не нашли практического применения, сделав «Автохром» своеобразным дагеротипом цветной фотографии — уникальным изображением, существующем в одном-единственном экземпляре.
[показать]
Woman wearing dress and blue hat with feathers and pinecones, ca. 1910
Время не щадило ни хрупкой стеклянной основы пластинок, ни сложной фотоэмульсии, которая под действием влаги и воздуха теряла яркость, жухла или совсем гибла, отслаиваясь от основы. Поэтому очень важно выявить и сберечь эти уникальные памятники, донесшие до нас цвета почти вековой давности. 1907 год — особая дата в истории цветной фотографии, в этот год изобретатели кинематографа братья Огюст и Луи Люмьеры выпустили в продажу свою знаменитую фотопластинку «Автохром», сделав цвет достоянием всех фотолюбителей. Предыстория этого события насчитывала почти полстолетия.
[показать]
Girl with collection of dolls, ca. 1910
В 1906 году почти одновременно братья Люмьер и независимо от них Фенлей запатентовали два варианта нового типа цветного растра, состоявшего из маленьких, тесно прилегающих друг к другу кружочков, окрашенных в три основных цвета. Растр братьев Люмьер лег в основу процесса «Автохром», а усовершенствованный растр Фенлея позже был применен в пластинке «Педжет».
Не было у меня в жизни человека, который бы остался со мной действительно надолго. Все мои "лучшие подруги" становились таковыми за год, и ещё за год переставали быть подругами. Девочка-соседка продержалась дольше всех - мы дружили с сада и до середины средней школы (или до начала, не помню точно).
Каждый Главный Человек В Жизни (тм) обязательно менял мои привычки и характер - мне стоило бы назваться пластилиновым человечком, пожалуй. У них были совершенно разные компании - и это были их компании, а не мои, а моим был Главный Человек, ну и изредка - пара человечков важности поменьше. Тем не менее, на время я становилась частью мира этого человека и начинала жить теми же вещами, которыми жил его мир и он сам.
И каждый Главный Человек рано или поздно исчезал. Одни растворились, я могу сказать им "привет, давно не виделись" при встрече. Просто общение стихло, превратившись во встречи раз в несколько лет. Другие пафосно уходили. Чаще всего те, кого я сильнее всего держалась и кто казался самым близким. Кто-то показушно-обиженно делал вид, что это я ухожу - задолго до этого перейдя на разговоры "приветкакдела" и много раз показав, чего стоит сближение с ними.
Сама по себе я ничего не стою. Сама по себе я не могу ни создавать, ни даже разрушать. Оставленная в одиночестве, я превращаюсь в амебу. Но рано или поздно находится кто-то, кому я зачем-то становлюсь нужна. Может быть - нужна только ради разнообразия. Может быть, нет. Рано или поздно я перестаю быть нужна. Но потом эстафету перенимает кто-нибудь другой.
А когда рядом нет никого - я рано или поздно начинаю все-таки осознавать, кто я есть и зачем живу. Когда начинает получаться и я встаю-таки на ноги, находится кто-то, кто замечает это. Берет меня за руку.
И все начинается по новой.
Это не может быть их вина - они делают свое дело, а мне полагается делать своё.
Но каждый раз я берусь за теплую руку, смотрю в открытую душу и снова таю, как пластилин.
Сначала они держат меня за руки и удивляются, какие холодные у меня пальцы. Потом я удивляюсь, отчего мне так тепло, если вокруг холод. Руки склеиваются и не разлепить. Потом я начинаю меняться. Всем нравится что-то лепить из меня - обычно я даже не против. Но рано или поздно я таю до состояния лужи, бесформенной жижи. Тогда меня стряхивают с рук и губ, и оставляют остывать на асфальте. И до очередной весны, пока я не нагреюсь теплым солнцем, я остаюсь такой. А потом, когда пластилин подогреется, начинаю вставать. Чтобы снова быть человеком, способным взяться за чью-то руку.
Когда-то в детстве я забыла на балконе на железном подоконнике кусок пластилина. Он нагрелся и растаял. Да так сильно, что как будто впитался в ржавый металл. Когда я нашла его, он уже остыл и засох. Собрать обратно мне его так и не удалось.
Есть много людей, верящих в то, что наша Земля - ад.
Не меньше тех, кто ждет рая или ада после смерти, и живет лишь этим ожиданием.
Ну а сейчас вы читаете дневник человека, считающего этот мир раем. Без преувеличений. Считающего так уже давно, но только сейчас осознавшего это.
Кто думает так же, как я?
Такие сильные снаружи, такие хрупкие внутри...
А ещё год назад во мне не было этого червячка, останавливающего в таких случаях. Пол года назад он только начинал зарождаться. Вырос червячок, теперь он совсем уже взрослый и больше не даёт мне принимать неправильных решений. Но одновременно с этим он больше не даёт мне доверять, а значит - ничто и никто больше не изменит мою жизнь так сильно, как раньше. В момент осознания этого становится грустно и немного обидно, что в такой короткий период, когда это было возможно, мою жизнь меняли такие люди и такие вещи. Возникает крошечная надежда на то, что ещё не все, просто люди вокруг не те, да дела выбраны неверно, но... червячок во мне не подвержен моим эмоциям, он все знает наверняка.
Такие моменты кажутся глупыми и неважными. Такие посты непонятны и не нужны нкому, кроме того, кто их пишет. Но они открыты - пока, до тех пор, пока не перестанут быть открыты вообще все мысли, все чувства, все желания... И пока не останется уже ничего от всего того, что составляет меня.
Но через полгода я перечитываю последние страницы своего дневника, натыкаюсь на эту запись и думаю, что давно забыла этот момент. Более того, если бы не запись, я бы не заметила его вовсе. Но я читаю и понимаю, что в очередной раз подметила начинающееся изменение личности, пока его ещё можно заметить в себе, пока оно ещё не вступило в полную силу. Если бы не запись, я бы забыла о том, что изменилась. Поэтому такие заметки ценны - они напоминают мне, кем я была и кем стала.
Знаете, я люблю фотографировать людей. В их глазах всегда уникальное выражение, которое, может, и не говорит о человеке все, но уж точно вызывает в тебе волну ассоциаций, заставляющих тебя вспомнить его. Я люблю, когда фотографируют меня - хотя фотогеничностью не отличаюсь. Мне нравится смотреть на то, что было, и чувствовать, что момент сохранен навечно. Или надолго, по крайней мере. Я никогда не стираю и не выбрасываю фотографии - даже самые неудачные. Вот и записи такие - сохраняют меня, пишущую, в своих строках. Скоро меня такой не будет, будет кто-то другой с моим именем и жизнью. А я исчезну, оставшись только в строчках. Я так боюсь исчезнуть. Но не меняться я тоже боюсь. Что есть смерть, как ни отсутствие изменений?
И вот опять, в который раз, все мои слова и мысли легко расшифровываются в короткое "не хочу умирать".
И в который раз в комментариях скажут мне, что смерть далеко. Попробуйте сказать арахнофобу, что местные пауки не способны причинить ему вообще никакого вреда - его страх не уменьшится. Я не планирую умирать ещё много, много лет, но...
С моими эмоциями что-то не так. Очень сильно не так. Я не могу их контролировать, но, что намного хуже - я не могу их объяснить. Пытаюсь, но разумные варианты не подходят, а то, что подходит - очень, очень плохой вариант.
Мне страшно.
страшно.
*